Tsitaadid raamatust «На руинах Мальрока»
Не страж я. Я — Дан, диверсант с другой планеты. Меня выбрали из миллиарда, потому что еще там я был круче всех. Я «Тетрис» шесть раз до конца проходил с завязанными глазами. Я спал лежа на гвоздях, в потолок вбитых. Увидев мои бицепсы, Шварценеггер ушел на пенсию; меня в гараже для «КамАЗов» вместо домкрата использовали; мой член сыграл главную роль в фильме «Анаконда». Меня в секретном бункере научили бриться ногтями и плавать брассом вверх по Ниагаре с наковальней в рюкзаке. И ты всерьез решил меня слить?!
А ещё познакомился с местной королевой: красивая, как та штука, что утопила «Титаник», и строгая, как моя первая учительница. Улыбается будто Мона Лиза — так же загадочно: видимо, прячет зубы гнилые. Тебе, Ваня, она бы понравилась.
Под кожей что-то шевелится, потрескивают кости и суставы, ступни на глазах приобретают обычную форму. Боль резко усиливается. Прибегаю к крайнему средству: начинаю неистово мечтать, как в темном переулке успешно подкарауливаю инквизитора. Цавус. Хорек. Внебрачный сын борова. Огрызок кастрированного поросенка. Свиная шлюха. Почетный минетчик нечищеного свинарника. Калолиз в рясе. Я уже рядом, готовься. Ты еще не осознал, на кого руку поднял. За полуденного стража меня принял? Ты очень сильно ошибся: бурундуки линялые, шелухой от семечек на базаре торгующие, – вот кто такие стражи. Не страж я. Я – Дан, диверсант с другой планеты. Меня выбрали из миллиарда, потому что еще там я был круче всех. Я «Тетрис» шесть раз до конца проходил с завязанными глазами. Я спал лежа на гвоздях, в потолок вбитых. Увидев мои бицепсы, Шварценеггер ушел на пенсию; меня в гараже для «КамАЗов» вместо домкрата использовали; мой член сыграл главную роль в фильме «Анаконда». Меня в секретном бункере научили бриться ногтями и плавать брассом вверх по Ниагаре с наковальней в рюкзаке. И ты всерьез решил меня слить?! Ноги сломал – и рад? Так я тебя сейчас немного огорчу: во всем этом вонючем королевстве не найдется столько денег, чтобы выплачивать тому, что от тебя останется, пенсию по состоянию здоровья. Ты, некрофил пассивный, на обломках тазобедренных суставов будешь ползать, умоляя добить, но я жесток – жить оставлю. Точнее, существовать – называть это жизнью язык не поворачивается. А если ты не скажешь, куда подевал Зеленого… Нет, ты скажешь! Ты мне это в стихах с выражением продекламируешь! И еще всем своим коллегам, импотентам однояйцевым, передашь, чтобы готовили максимально большой медный таз: я им буду вас накрывать.
Господи, ну как же больно! Похоже, последние слова кричу уже вслух – на русском языке.
Плевать, в этих казематах хоть на марсианском матерись: всем безразлично.
И вот что здесь возразишь? Землю дали, замков кучу тоже, подданных выделили, коня обещают и портки чистые. Земля, правда, похуже, чем в зоне Чернобыльской: все замки добрые солдаты милостиво сожгли, зато подданные — народ проверенный: с такими куда угодно идти можно, на все наши два возможных направления — хоть топиться, хоть вешаться.
А ещё я исследовал городские подземелья. Точнее — канализацию. Ещё точнее — я там плавал по уши сами знаете в чём.
А теперь о деле. Криптона не смог найти даже в канализации — честное слово, только его там и искал.
Здесь нет прав человека. И правозащитников здесь тоже нет. Здесь можно и нужно по-плохому.
Здесь иначе не понимают.
Еретик начал поспешно молиться, причем я почти ничего не различал из его скороговорки. Что-то про грешные души, тьму, и исчадий ада, грешные тела ворующие с целью последующего изощренного разврата. И про муки адские за такие дела тоже что-то проскакивало.
Вероятно, молился о моем здравии.
— Повторюсь — вы, видимо, и вправду решили, что я всемогущ. А это неверно — я такой же человек, как и все. Мне будет нелегко строить там замки, пахать землю и в одиночку оборонять всю эту территорию. У меня, знаете ли, даже коня не осталось, чтобы обскакать её за пять дней с запада на восток. Без коня скакать, конечно, можно, но мне кажется, это будет существенно медленнее.
Знаете, я начал всерьез скучать по Земле. А в тех книжках, что вы мне давали, никто по ней не скучал. Да оно и понятно: из трех героев там четверо были алкоголиками, а пятеро – ботаниками-неудачниками. Попав в другой мир, они экстренно становились королями, архимагами, аристократами и полководцами. Перед ними распахивались двери спален самых сексуальных, прекрасных и неприступных принцесс; от их рук гибли жуткие злодеи и даже армии злодеев; их сокровищницы ломились от бриллиантов размером с астраханский арбуз; двумя ударами молота они создавали смертоносные булатные клинки, при виде которых завистливо рыдали потомственные кузнецы аборигенов.
О чем такой герой будет тосковать, думая про Землю? О маниакально-агрессивном козле-соседе, отслужившем срочную в стройбате и каждый день устраивающем перед подъездом день десантника, отчего к лифту приходится пробираться по-пластунски и короткими перебежками? О карманах, в которых настолько пусто, что штаны то и дело слезу пускают втихомолку, по причине чего с них пятна подозрительного происхождения не сходят? О щербатой Клавке-давалке из сто сорок шестой квартиры, которая дает всему двору, но герою от этих щедрот и капли не достается? О руках своих кривых, которыми он не то что меч булатный выковать – батарейки в фонарике поменять не может? О пивном животе и дешевом пойле, синтезированном из шламовых отходов системы очистки канализационных стоков? О чем ему вообще тосковать – ведь там он был отрицательной величиной, а здесь стал положительным числом, близким к бесконечности.
сосредотачивается возле ваших ладоней. В этом положении можно парировать удары противника, прикрывать широким
