Loe raamatut: «Город, которого нет на карте»

© Артур Понаехали, 2018

ISBN 978-5-4493-6811-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Баба Катя

Баба Катя на этой лавке на вокзале каждый четверг сидит.

Смотрит, как проходят мимо товарные поезда, как останавливаются пассажирские.

Люди из окон вагонов ей рукой машут. Летом всё чаще. Наверное, летом все немножко счастливее становятся.

Баба Катя за свой век на этом вокзале многое повидала: большие грустные слёзы мам призывников, большие слёзы радости девушек дембелей.

Вахтовиков с чёрными сумками-баулами, курортников в шляпе и сланцах под мценским дождём. Далеко ли до Адлера, это ж тьфу!

Проносятся мимо поезда, секунда, другая – и только хвост торчит.

А товарные бывают длинные-длинные. Кажется, целый век смотришь на него, а он всё бьётся колёсами о рельсы, как метроном. Чучух, чучух.

Когда вернулся Ванюшка, бабкатин сын, было солнечно.

Баба Катя надела своё лучшее платье, сиреневое, в крупный чёрный горох.

Жена Ванюшина его встречать не пошла. Уже как месяц она «решила идти дальше». Бывает такое у женщин, Ваня простил.

Долго стояла баба Катя на перроне, всё ждала, когда заветный поезд из-за поворота покажется.

Поезд показался, сердце оборвалось: «Ну, вот ты, мальчик мой, и дома».

Ваня вернулся домой жарким июлем 1996 года.

Ваня вернулся домой жарким июлем 1996 года в коробке из цинка с пометкой «200».

Баба Катя возвращается на вокзал каждый четверг. Надевает своё лучшее платье, сиреневое, в крупный чёрный горох.

Смотрит, как проходят мимо товарные поезда, как останавливаются пассажирские.

Однажды Ванюша ей даже снился: «Ма, ну не ходи ты. Ну чего ты ходишь. Ну люди смеются, ма, ну они ж не знают».

А баба Катя ждёт, когда вернётся её Ваня.

Всё ждёт, когда он сядет вот тут рядом на лавочку, приобнимет её: «Мам, дождалась, получается».

И вот бы ещё хотя бы раз увидеть, как солнце его лицо разукрасило веснушками.

И баба Катя ждёт.

«Скорый поезд Москва… Белгород… прибывает… на вторую платформу… первого пути».

Убер блеск

Такси во Мценске – дело особое: со своей атмосферой.

Это в Москве уже никакой души в сфере пассажирских перевозок не осталось. Так, вот он я, на улице Долгоруковской. Тык. К вам едет Дилшод с рейтингом 4,9 на беленькой киа рио. Будет через 10 минут. Убер Блеск, как говорит мой товарищ, известный писатель Филипп Мильштейн.

Автоматизм сплошной, где душа осталась только у Дилшода и у меня. И то – Дилшодова душа измотана большой негостеприимной Москвой, а моя похожа уже на тряпочку, которой протирают стол от крошек.

Другое совсем дело во Мценске. Во-первых, никаких приложений для вызова такси там ещё не придумали, а если кто и придумает, то никто не воспользуется – потому что это от лукавого.

Во Мценске, чтобы вызвать такси, нужно набрать пятизначный запоминающийся номер. Три пять пять пять пять, например, такси «Городское». Женщина-диспетчер, кстати, так в трубку и скажет: «Такси «Городское». И ни здрасте, ни до свидания – не потому, что невежлива, а чтобы время сэкономить. «Выезжает машинка, – и, ещё трубку не успела положить, уже в рацию, – пятачок, забирай заказ».

У каждого таксиста рация: «Третий – центр», «Соточка – на БАМе», «Десятый – Коммаш-Центр». Шипит там всё, хрипит, как умирающий демон, и слышно от диспетчера: «Третий, забирай заказ! Улица ПШШШШ второй дом ШШШ подъезд». А он ей: «Понял, забираю!» ПОНЯЛ! Навык, не иначе.

Такси почти в любую точку Мценска стоит 80 рублей. 6 лет подряд стоило 70, недавно ценник подняли. Дают в основном-то по сто – и, чтобы у таксиста всегда была сдача, он десяточек наменивает и складывает на приборную панель.

Вызвал ты, значит, до центра машину. Слышишь, из-за угла гремит что-то, бахает! Твоё! Ваз 2109 с ветерком разрезает пространство двора и со скрипом тормозит у подъезда. Заказывал ли ты, товарищ бородатый, Сами Насери? Заказывал поездочку с ветерком? Так грузись!

Закрывать дверь, не хлопнув дверью, – дело пустое. Потому что если не хлопнешь – ты хер её закроешь. У водителя играет песня о том, что «Золоткой упала с неба звезда. Что, не загадала?». И женщина в песне отвечает «Нет». «Ну, как всегда», – сетует исполнитель. Или про зону играет песня.

Водитель поездку разговорами разбавляет, да не пустыми.

– Ты мценский сам-то? В Москве работаешь? В охране? А племянник мой в охране. Шестой разряд получил, с оружием который. Поболе стал получать. Ты, если охрану надумаешь, звони – соединю вас с племянником. Витька парень хороший, в тот год женился, ждём, когда детки пойдут. У меня их, племянников, аж четыре штуки, но Витька самый толковый.

Водители – люди самые разные. Один даже работает водителем на единственной во Мценске машине реанимации. Частенько рассказывает, как на ней обгоняет смерть.

Шеф окно обязательно своё откроет: не ехать же с закрытым, пока он курит! Тут-то и ты закурить можешь. Едете вы с окнами открытыми, из окон песня о незадачливой женщине, которая не загадала желание на падающую звезду. Высадит тебя водитель у дома 27 по улице Красноармейской. Отдаёшь ему 100 рублей: «Без сдачи, дружище, спасибо!». Широк твой жест! А водитель тебе: «Ну, бывай! Свидимся!».

Вот это – Убер Блеск.

Не свинья

Отчего-то осень я люблю пуще лета и весны даже.

Как все порядочные шизофреники, осенью я чувствую в себе душевные перемены и желание валяться в листьях, как непослушный пёс.

И, если бы не осень, вряд ли бы я вспомнил эту историю.

Потому что если бы всё время мою голову припекало солнце, а из рук я не выпускал бы мороженое «Юбилейное» в вафельном стаканчике, – я был бы беззаботным и немножко бесполезным.

А осень – она всё по своим местам расставила.

Дело было так: Вова Гришичев набрал кредитов в микрозаймах.

И набрал порядочно, тысяч триста.

Вова Гришичев был гедонистом – любил жить, жизнь, вино и женщин.

Вова поехал на такси в Орёл, Вова танцевал в клубе «Часы», хватал за ноги танцовщиц гоу-гоу и пел в караоке «Рюмку водки на столе».

Вова позвал всех своих друзей: Витька Жигуля, Серёгу Мастера, Игоря (просто Игоря).

Вова Гришичев поехал в сауну, а на предложение администратора «позвать подруг» Вова интеллигентно кивнул. Так кивают, когда благодарят официанта за поданных королевских креветок под соусом бешамель.

Триста тысяч достались Владимиру быстро – и так же быстро сгорели, не повидав степенной и размеренной жизни, не встретив ни одного кассира из «Пятёрочки». Сгорели бумажки в считанные часы.

Когда кредиторам стало понятно, что Вова Гришичев – клиент «мёртвый», по доброй традиции и без всякого сожаления все долговые обязательства Вовы перешли к коллекторскому агентству.

Вова человек здравомыслящий – он это предвидел ещё в самом начале.

Посему, будучи стратегом с детства, контактным лицом записал свою бабулю восьмидесяти лет, Тамару Николаевну. Адрес оставил и телефон.

А сам – нужно же возвращаться к земной жизни, хотя и с преодолением – уехал в Москву и устроился на работу, которую принято в народе звать «чёрной». Получал денежку на руки за каждый день. Хватало на еду да на бутылку водки с акцизом – Вова на судьбу не жаловался.

В это время в 350 километров от Вовы Гришичева в дверь квартиры за номером 27 ломились бритоголовые парни с обычным, классическим инструментарием:

– Бабка, ты помрёшь, если не отдашь!

– Сука, верни деньги!

Иногда Тамаре Николаевне звонили на старый телефон с круглым циферблатом.

Туда говорили мягче, но чаще и настойчивее, телефон пришлось выдернуть из розетки.

Тамара Николаевна, воспитанная папой-инженером и мамой-терапевтом, слово «Сука» слышала примерно третий раз в жизни и первый – в её адрес.

Через месяц настойчивых визитов, звонков и двух заявлений в полицию Тамара Николаевна собрала вещи и пошла в больницу: «Положите меня, девочки, на дневной стационар, что-то дурно мне».

И бахнулась. Инсульт.

Вова Гришичев к бабуле приехал – он же не свинья какая.

– Вовушка, твой долг ведь?

– Бабуль, мне на врачей! Я молчал, но я болел! Всё на врачей потратил, до копеечки!

– Вовушка, сними с книжки мои похоронные, отдай долг.

Вовушка снял и долг отдал – не подумали же вы, что он бабулины деньги тоже потратил?

Нет, он же не свинья какая.

О соседях

Звонит мне в дверь как-то мой сосед – дед Лёша. Открываю. Он протягивает мне журнал «7 дней»: «Артура, ты попросил почитать, я вот принёс». И ушёл.

Я живу в съёмной квартире с видом на Преображенское кладбище уже три года. Напротив меня кто-то живёт. Сбоку от меня тоже кто-то живёт. Кажется, какая-то бабуля, которая всё время гасит свет в тамбуре – и я вечно спотыкаюсь о полки с обувью. И ещё четвёртая квартира. Там тоже кто-то живёт.

Дед Лёша живёт в другой части подъезда. Он – не кто-то, а дед Лёша только потому, что у деда Лёша на лестничной клетке есть стул. На нём он гуляет. Когда-то дед Лёша крепко пил. Чтобы он не пил крепко и даже вообще не пил, его «бабка» отнимает у деда Лёши пенсию.

Когда я открыл журнал, увидел в нём смятый полтинник и записку: «Купи бытылочку, поставь за мусоропровод (справа)». В авантюру я влезать труханул, признаюсь: видел пару раз дедлёшину жену – женщина суровая, такая и дверь подожжёт. Деду Лёше я журнал вернул вместе с содержимым. Тот – в слёзы: «Меня, – говорит, – бабка поедом ест. Сходил сегодня в храм. Я ж Алексий, человек божий. Мне батюшка кагору налил. А бабка меня за праведное дело – того!». С тех пор дед Лёша стал тем самым товарищем, который тебе в детстве кричит с улица: «Артурааа, выходи!». Как дома – звонит в дверь. «Э, – говорит, – выходи в домино играть!». Или в шахматы зовёт. Деда Лёша – мой единственный сосед, которого я знаю.

Когда мне было 7, самой страшной просьбой мамы было «Сходи до тёти Люды за морковкой, на суп не хватает». Это значило, что в ближайшие пять минут я должен был прочувствовать всю боль эксплуатации детского труда. Звонишь в звонок – никто не открыл. Так, ну тогда к тёте Тане: «Тёть Тань, у вас не будет морковки? Меня мама послала». Мне, конечно, не нравилось тревожить соседей, только было это за здрасьте раз в неделю.

На новый год мы всем этажом собирались у кого-нибудь дома. Взрослые – в зале, дети – в спальне. Помню, родители купили музыкальный центр с караоке, и весь новый год из зала доносилось гулкое «Я убью тебя, лодочник». В это время вы всей малышнёй осваивали мой первый компьютер, обсуждали, кто в кого «втюрился», запускали поезда по железной дороге и лопали заботливо принесённый взрослыми со стола виноград.

У моей соседки Ленки была злая кошка Сима. Как-то Ленкина мама была в ночную смену, а кошка на Ленку кидаться стала, не давала домой зайти. Помню, как та прибежала к нам в слезах, а мой батя нацепил ватный тулуп и варежки и пошёл нейтрализовать разъярённое животное.

Моя соседка сверху, по совместительству моя детсадовская воспитательница тётя Наташа, мастерила для утренников мой костюм Буратино. Просто так.

На третьем этаже жила семья белорусов с сыном Андрюхой, рыжим-рыжим. И папа рыжий. Веснушки его палили, когда он в дедморозовской бороде приходил с требованием прочесть стих за подарок.

Знаете эту тему, когда при сильных морозах уроки отменяют? Как-то целую неделю стояли холода, и мы с соседом Олегом всю неделю просидели за компом, играя в Мортал Комбат на клавиатуре с двух сторон. Во было дело!

Когда мне было нечего есть, сосед Олег наваливал дома в тарелку кучу еды с горкой – и приносил.

В подъезд всегда выходил курить мужик из 21 квартиры – в одних семейных трусах.

На двери моего подъезда до сих пор нет домофона.

Иногда, когда я слушаю песню «Городок», я на пару минут возвращаюсь туда. Там не закрывают дверь даже ночью, на праздник собираются всем подъездом в крошечной малогабаритке, а моего кота по подвалу с фонарём ищет сосед дядя Миша.

Я живу в съёмной квартире с видом на Преображенское кладбище уже три года. Напротив меня кто-то живёт. Сбоку от меня тоже кто-то живёт. И ещё четвёртая квартира. Там тоже кто-то живёт.

Фиаско

Страхом моего детства было то, что кто-то из родных решит заказать поздравление в программе «Поздравительная открытка» на мценском телеканале.

Во Мценске есть телеканал – и это удивительно. По крайней мере, был – точно.

Самая колоритная программа, которая даёт фору даже местным новостям – поздравительная открытка. Сначала под красивую фортепианную музыку вылезает заставка: кружатся цветы то ли в вальсе, то ли хаотично, всё выезжает, блестит, плывёт, саксофон на фоне – чистый «подарок» в Одноклассниках. Видели ж такие? Мне родня присылает на праздники: потом возле аватарки мигает кот с букетом и глиттерной надписью «Тебе от меня! Самому классному». Вот, примерно такая заставка.

Потом на экране появляется сильно накрашенная женщина в парике. Ну, ладно, не в парике, но на голове у неё зияет ровный-ровный пучок, выверенный по углам, радиусу, периметру. Идеальной геометрической формы. Женщина улыбается. «В эфире «Поздравительная открытка», – говорит женщина.

Потом объявляют первого именинника. Структура отточенная: кого поздравляют (звания и регалии) – кто поздравляет – с чем поздравляют – стихотворение с сайта открытка.ру. Пример (утрированный):

«Любимого отца, деда, прадеда, лучшего слесаря завода МЛЗ, человека с большой буквы, победителя конкурса «Золотые руки-2014», заслуженного филателиста России Виктора Семёновича Огурцова поздравляют мама Света, дядя Боря из Томска, дети Анютка и Витенька, внуки Серёженька, Ванюша и Анютка, коллеги и бригадир, продавец магазина «Продукты» у дома, контролёр маршрутного автобуса номер десять и кума из Пскова Татьяна. Они поздравляют его с Днём рождения и передают ему это поздравление: «С днём рожденья поздравляю, счастья, радости желаю!».

Всё это ведущая говорит голосом примерно таким: представьте каноничную регистраторшу в ЗАГСе. Представьте, что она хряпнула стопочки три анисовой наливочки. Не развезло, не навеселе, а так вот маленечко накрыло: глаз у неё блестит, речь мягкая, как пух гусиный, а льётся чисто, как ручей на Эльбрусе. Вот так она и продолжает: «Для Виктора Семёновича родные заказали эту песню». И то ли у канала совсем засада с фантазией, то ли все родные Мценска сговорились, то ли у Ирины Аллегровой монополия на музыкальные поздравления на местных телеканалах, но с вероятностью в 96% дальше играть будет её песня «С Днём рожденияяя, успехов радости везееенияяяя». В остальных 4% случаев с Днём рождения подруга поздравляет подругу. Тогда только ставят песню Лолиты и ещё какой-то женщины про «Говорят, что дружбы женской не бывает».

И попасть в такую программу, пока ты школяр – это начало конца. У одноклассников появляется новый повод для шуток, а ты, неготовый пока к медийности, робко мямлишь «Да это баба всё, я ей говорил, что не надо».

Однажды накануне моего Дня рождения бабушка отнесла мою фотографию в редакцию газеты «Мценский край». В новом тираже я красовался на обложке в образе моряка дальнего плавания (у вас железно тоже были такие фотографии). Были и стихи, и подпись, всё по канону. Весь класс ещё неделю шутил, что в моё лицо будут заворачивать селёдку, а я неловко отнекивался от своей публичности.

«Ба, ну ты чего меня позоришь, все смеются теперь!». Бабушка сильно переживала, что поздравление мне-барину не понравилось. Постоянно извинялась и говорила: «Артурушка, я как лучше хотела». Видели бы вы противное лицо этого Артурушки, несущего репутационный урон.

Недавно я к бабуле приехал в гости, стали вспоминать мои детские годы. Она тут возьми и вытащи эту газету столетней давности: «Гляди, говорит, я один экземпляр сохранила!».

Смотрю: а на фотографии моей размылась типографская краска круглыми каплями. Плакала, выходит.

Расплата за царские замашки Артура Великого последовала без раздумий: «Ба, получается, это единственный раз, когда про меня в газете писали! Хорошо, что ты меня тогда вот так поздравила».

«Иди-ка чай пить, я тебе твой любимый яблочный испекла». Это по-бабушкиному: «Прощён, зараза такая».

Помнишь, ты был живым?

Мои родители хранят мою комнату такой, какой я её когда-то оставил.

Разве что, освежили обои и убрали со стены ковёр. Помните эти ковры? Перед сном разглядываешь на нём причудливые узоры, придумываешь там себе что-то.

И ты приезжаешь туда, как в музей. Экспозиция «Жизнь юного Артура».

Это, товарищ экскурсант, японский видеомагнитофон Funai. Он стоит аккурат под телевизором, ровненько. В тумбочке под ним – видеокассеты с мультфильмами. Половина кассет – те, которые «Санёк, дай позырить, я верну». Не вернул. Есть ещё две. На одной – все утренники из детского сада. Это вот эти, когда «Дедуска марос балада из ваты». Вот эти, где мама сшила тебе костюм Буратино, а потом оказалось, что всем раздали одинаковые костюмы Буратино в детском саду. Ты потом упёрся, мол, я всё равно в своём буду. И пляшешь один в красной курточке, а все – в жёлтых. Потом ты там налопался ореховых конфет и мандаринов – и впервые узнал, что такое аллергия.

На другой кассете – вся семья в гостях у прабабушки. Её уже нет, а вот дедушка Коля – здоровья тебе, мой золотой, – ещё говорит. До инсульта.

На полке – старая копилка-Башня. Это из неё ты потом ловко научился вытаскивать монетки с помощью ножа. Купил на них 10 пачек кукурузных палочек в сахаре, раздал всем во дворе и потом искренне не понимал, за что получил по жопе: «Я ж поделился!».

Старый телефон с вертушкой. «Артура, выходи гулять!». «Артур, может, сегодня матишу прогуляем?», «Артур, это Татьяна Николаевна, классная руководительница. Позови-ка маму». Чудной он, телефон этот. Если в номере была девятка, считай – без шансов. Пока докрутишь – палец точно сорвётся, и придётся всё заново набирать.

Полка с шахматами. Помнишь, Артур, эти шахматные часы? Тебе их дед подарил, когда ты победил в городском турнире среди школьников. Ты этими часами страх, как гордился. А потом продул парню на год младше – и сдулся. Так всю жизнь и учишься достойно принимать поражения. А часы – как новые, в коробочке.

Полка с фотографиями: вы с пацанами на речке, все грязные, в илу, глине – обещали дружить всю жизнь и давали клятву. Как у Олега фамилия была? На «К» какая-то… Кочетков?

Шкаф со старой одеждой: футболка с Микки Маусом, джинсы с подтяжками. Ругаешь маму – «выброси хлам». Из раза в раз делает вид, что не слышит. И каждый раз, когда снова уезжаешь, видишь – глаза блестят. Ты уже знаешь – как только выйдешь за порог, заплачет.

– Ладно, мам, пошёл я.

– Когда приедешь теперь? Может, пораньше?

– Мам, ну работы много. Бать, давай! – и обнимешь их покрепче.

– Позвони, как доедешь.

Позвонить, конечно, забудешь – мама не выдержит, сама наберёт.

И вроде налегке уедешь – а с чемоданом. И сердце тащит этот чемодан, надрывается: в нём память. Ты этот чемодан носишь-носишь, устанешь – выкинешь его на станции метро Преображенская площадь. В урну прямо. Пусть растащат! А потом кто-то ночью будто в дверь звонит. Открываешь – стоит. Память! Как будто и не выкидывал, вернулась:

«Помнишь, ты был живым?».