Loe raamatut: «Княжна для викинга. Книга 1», lehekülg 32

Князь побагровел от злости. Словно разъяренный бык, он уже в следующее мгновение вынесся за дверь. А Арви наконец выдохнул, поправив воротники. Ясно одно, теперь Рёрик все-таки в нужном настроении. Так что можно отойти в сторону и наблюдать, как он, наконец, разделается с этой, как он сам выразился, «бестолочью». В порыве гнева князь заставит ее замолкнуть навеки. За непрерывные оскорбления, а также произвол и расточительство. Конечно, на глазах у всех, чтоб неповадно было остальным! Не иначе!

****

Дива слушала Бойко, разглагольствующего о походе Гостомысла на Царьград. На празднике присутствовали бояре и дружина Рёрика, которая в большинстве своем состояла из пришлых. Хотя в ней уже стали появляться и новгородцы. А Бойко был как раз тем человеком, который связывал обе стороны – подданных Гостомысла и приспешников Рёрика. Старый дружинник был знаком и тем, и другим. Впрочем, как и Аскриний, сидящий тут же, за столом, но все больше хранящий молчание.

– Мы в то лето могли легко взять Царьград, – рассказывал Бойко. – Но пощадили тогда греков…

– Сейчас легко придумывать благородные резоны, – встрял Оскольд, который не мог не язвить. Рассказы о чьей-то доблести всегда раздражали его. Он верил лишь в осязаемые вещи вроде добычи, а не в громкие слова. – А может, вы испугались возвращения императора с армией?

– Нет-нет. Нам стало жаль прекрасного города, – с улыбкой пояснил Бойко, который совсем не выглядел обиженным. Он не злился на подобные выпады недоверчивых слушателей. А лишь продолжал свой рассказ очевидца, задумчиво глядя вдаль помутневшим стариковским взором. В его глазах была сладкая тоска по былым временам. А что там правда, а что ложь – он теперь и сам уже не уверен.

Дива как раз хотела что-то добавить в поддержку версии Бойко. Но не успела. Кто-то схватил ее под локоть и буквально стащил с лавки. Княгиня еле удержала равновесие, чтоб не упасть. А Рёрик уже волочил ее куда-то. И как это она не заметила его появления?..Впрочем, немудрено. О нем даже не успели объявить, как полагается. Он ворвался в украшенную избу, словно ураган.

Гости смолкли, удивленно наблюдая за действом. Сначала они весело поприветствовали правителя. Но увидев его свирепый взгляд, поспешили на всякий случай отодвинуть свои кубки в стороны. Без него торжества, конечно, не начинали. Но тем не менее все были уже в сборе, готовые к празднованию. Столы ломились от яств и ожидали только появления князя.

Лишь после того, как Дива с Рёриком скрылись за дверьми горницы, послышались первые голоса. Одни гости посмеивались над сценой, другие – недоуменно переглядывались.

На улице было морозно. А Дива, разумеется, не успела надеть меха. И теперь холод пробирал ее до самых костей.

– Что…Что такое, мой князь? – спотыкаясь, молвила Дива сбивающимся голосом.

– Помолчи, девица…– прорычал Рёрик, заталкивая Диву на обледеневшее крыльцо ее терема. Она еле поспевала взбираться по лестнице, увлекаемая князем в горницу.

Князя накрыло неистовство, столь же внезапное, что ливень в солнечный день.

– Как ты посмела…– Рёрик тащил недоумевающую Диву за собой. Движения его были пугающе уверенны. Перед глазами в алеющем тумане ярости расплывалось все вокруг. Кроме одной особы. – Тебе кто разрешил высовываться из теремка?! Тебе кто рот позволил раскрывать!?

– Да я ведь никуда…Я лишь хотела…– оправдывалась растерянная Дива, которая вообще не понимала, что происходит. Еще совсем недавно она ожидала его с надеждами в сердце. Но уже сейчас все совсем не так, как представлялось. Нет, она, разумеется, была готова к некоторому недовольству с его стороны, но, кажется, не к такому. Он ведь даже не дает слова ей сказать! – Здесь какая-то ошибка.

– Ошибка в том, что я был слишком милостив к тебе. Но я исправлю это, – во взгляде князя было столько гнева, что казалось, будто он сейчас прибьет непокорную. Ожидать подобного от кровожадного бандита, держащего в страхе все северное побережье, вполне оправданно.

С подачи князя Дива почти залетела в горницу, где как раз, напевая песенку, прибиралась Рада.

– Пошла вон, – рявкнул князь на служанку.

Вероятно, облик разгневанного правителя внушал опасения. Поскольку Рада не только не посмела задержаться и на миг, но даже запнулась с испугу о порог, бросив напоследок жалостливый взгляд на молодую княгиню.

– Ты будешь сидеть здесь. И больше никогда не выйдешь отсюда…– захлопнув за Радой дверь, Рёрик с грохотом запер последнюю на засов. И было в этом действе что-то настораживающее и неминуемое. И теперь уже Диву охватил по-настоящему немыслимый ужас.

– Князь, прошу выслушать…У меня благие намерения…Я должна сказать нечто важное…– от страха Дива позабыла все разумные слова. Лишь лепетала что-то, дабы охладить раскаленные страсти. Она была готова, что внезапное празднество может не прийтись князю по душе. Но никак не ожидала, что оно разозлит его настолько сильно. И, главное, все гости – бояре и дружина – видели этот позор!..Как ее, дочь Гостомысла за шиворот, вместе с уборами и косами, выволокли из-за стола! – Умоляю разрешить мне все объяснить…

– Хватит с меня слов! – заорал Рёрик, двинувшись на Диву. Казалось, даже стены дрогнули от его воплей. – Ты добром не понимаешь…

– Что? Нет! Умоляю! – Дива была уже в панике. Его злобные реплики не сулили ничего хорошего. К тому же теперь у него в руках был широкий ремень, украшенный тяжелыми металлическими бляшками и массивной пряжкой на конце. – Нет, не надо! Мне страшно, – взвизгнула Дива в тот момент, когда Рёрик замахнулся. Она еле успела отпрянуть в сторону. Пряжка с грохотом опустилась на бревенчатую стену рядом с Дивой. Это было ужасно. Вскрикнув, Дива кинулась на пол, ища спасения там. Хотя это было не самое безопасное место. – Не обижай меня…Я в тягости…– забившись в угол, выпалила Дива, закрываясь руками. Не так она представляла себе обстоятельства, при которых сообщит эту важную весть. Такими ли они должны были быть, по словам Млавы?!

– Я не понял…Что? – рука Рёрика с тяжелым ремнем застыла в воздухе.

– Мой князь, – от страха Дива уже не могла даже говорить. Но все-таки сумела собраться. – У меня ребенок под сердцем. Наш сын…

Опустив руку, Рёрик осмотрелся по сторонам. Его взгляд вернулся к Диве. Теперь она не казалась ему столь уж несносной. Будто что-то поменялось в ней.

Почувствовав, что опасность миновала, Дива разразилась плачем, будучи уже не в силах сдерживать лавину переживаний. Обхватив свой пока маленький животик, она теперь лила слезы столь безутешно, что даже не могла остановиться. Рёрик осторожно поднял ее, замерзшую и испуганную, с пола и обнял. Но она продолжала содрогаться в рыданиях. Она и сама была бы рада успокоиться, но теперь уже не владела собой.

– Ну-ну, я тебя не трону, не бойся, – Рёрик поцеловал Диву и прижал ее к себе.

****

Арви возвращался с пиршества в крайне скверном умонастроении. Он так много возлагал надежд на сегодняшний вечер. Рассчитывал избавиться от этой дуры Дивы раз и навсегда. И вот чем увенчались все чаяния: она теперь любимица князя и носит его дитя! Как говорится, дело бывало – и коза волка съедала. Этой невеже все сошло с рук! Она допустила столько ошибок сразу, и в итоге Рёрик даже не всыпал ей как следует. Вместо бури – ярко светит солнце: князь радуется. Только пожурил слегка, что, мол, раз так, то не следует больше подпускать княгиню к казне и прочему добру. Иначе никаких военных походов им не видать, так как она все имеющееся спустит на кулебяки для народа и вино для дружины. Арви тогда, естественно, поспешно согласился и обещался лично за всем приглядеть. И происшествие вроде бы уже и забыто. Вот досада! Столько усилий! Это если не думать о том, что набег на земли близ Белого озера теперь откладывается на неясный срок. Значит, поступления в казну Дорестадта также отменяются. И это расстроит Умилу. Гадкая Дива! Как одна смазливая бабенка может все попортить! А какой выпал удачный случай вкупе с проявленной ею редчайшей глупостью! Хотя вот глупость ли это? Если разбираться, то это есть рассчитанное коварство, замаскированное под глупость! Ну да, князь вернулся, разозлился, отругал, чуть не прибил…Но в итоге-то – признал ребенка Новгорода своим! Разве не эта цель была первостепенной для хитрой дочери Гостомысла?! А на траты, походы к озерам – ей плевать, разумеется. Ей главное было свои поганые бабские интересы соблюсти! Вот же сволота! Определенно, лучше бы он, Арви, оставался во Фризии! Там, по крайней мере, не было таких бессмысленных разочарований!

Глава 40. Берсерк

В этом году Изборск захватила жестокая малоснежная зима. А последние три недели выдались самыми трудными. Жгучие морозы сменялись продолжительными оттепелями, за которыми опять ударяли холода. Лес просыпался, путая временное потепление с приходом весны. Молодые деревца и росточки вымерзали. То же грозило и маленьким зверушкам, очнувшимся от спячки раньше положенного. Выбегая из своих норок в поисках пищи, ежи не успевали вернуться обратно или простужались, оказываясь застигнутыми заморозками. Просыпались шатуны, обреченные на голодную смерть.

Не все ладно было и в гриднице, где молодой наместник, племянник Рюрика, остался за главного. То и дело здесь шли какие-то споры. Звучали ото дня в день возмущенные речи и неуместные призывы.

Впрочем, в это утро ничто не предвещало сложностей. Кажется, даже погода стала налаживаться. За окном неспеша кружились пушистые снежинки. Годфред расположился в жарко-натопленной гриднице и велел его не беспокоить.

– Никого не впускать ко мне, – приказал наместник охране. – Я буду занят государственными делами…

Годфред затворил дверь. И улыбнулся куда-то в сторону печи. Но не заслонка и не устье вызывали в нем отраду. На лавочке возле стола сидела девушка. По ее худому одеянию было очевидно, что она из простых. А точнее, служанка. И все же на скатерке перед ней стояло несколько плошек с едой. Девушка ела курицу, иногда делая глотки из высокого кубка с голубым самоцветом в центре широкой чаши.

– Ты насытишься когда-нибудь?..– Годфред шутливо обозрел изголодавшуюся гостью. – У меня не так много времени, как бы мне того хотелось, милая…

– У меня тоже, – прыснула девушка. – Еще горницу эту нужно мести. Да паутины снимать.

– Паутины твои подождут, – Годфред примостился на лавке поближе к своей гостье, обняв последнюю у талии. В ответ на это действо раздался кокетливый смешок. Тем не менее девушка продолжала трапезу, не желая отвлекаться. – Ты что, и правда, такая голодная? Не верю тебе, – Годфред подтянул гостью к себе, и она оказалась у него на коленях.

– Попробуй всю зиму одну лишь кашу и репку снедать, сразу уверуешь, – объяснила девушка.

– Ну так приходи почаще ко мне сюда паутину смахивать. Будет тебе курятина вместо репок…– Годфред уже развязывал узелок на вороте рубахи своей гостьи.

– А если войдет кто! – хихикнула девушка, для вида шлепнув Годфреда по руке.

– Не войдет, – уверил Годфред, стягивая сорочку со своей беспечной гостьи.

– Есть один человек. Женитьбу предлагает, – таинственно сообщила девушка, не обделенная хитростью. Она ошиблась только в одном – Годфред не ревновал поголовно всех девушек, с которыми ему доводилось иметь дело. – Дом у него большой…Скотины много…Кожи выделывает он…Вот думаю, соглашаться али нет?..

– Соглашайся, – посоветовал Годфред, уложив горячие ладони на объемные перси своей гостьи. Ему нравилось, когда девушка не только улыбалась, но и обладала более осязаемыми достоинствами.

И тут вдруг раздался стук в дверь. В натопленную гридницу заглянул стражник.

– Просители пожаловали, – доложил страж. – И с ними глава вече. Посадника видеть жаждут.

– О, боги, – вздохнул Годфред раздраженно. Глава вече – это не простой какой-то смерд, его не отошлешь прочь. – Ступай пока, милая, – Годфред оглядел свою обнаженную гостью, поспешившую прикрыться краем скатерки.

– Скажи им, что ты занят, – шепнула шалунья Годфреду.

– Нет, так нельзя…– вздохнул Годфред.

– Я тогда заберу еду, – решила девушка, засовывая в корзинку мясо и хлеб.

– Бери и иди уже…– Годфред на прощание чуть помял бедро своей гостьи, и этим пришлось ограничиться.

Когда дверь растворилась в следующий раз, на пороге возникло сразу несколько человек. Этими людьми были бояре во главе с Бармой. Позади них скромно притихли какие-то скудно одетые незнакомцы, похожие на простых горожан. Но самое главное, что заставило наместника насторожиться, было присутствие среди всей этой разношерстной компании его любимого дружинника – Торольва. Воин был связан и побит. На косматой роже у него красовался свежий кровоподтек. Левый глаз заплыл, а нос смотрел на бок. Воин свирепо скалился на сдерживающих его изборчан, тоже изрядно помятых. Видно, последние пострадали от его рук до того, как сумели одолеть.

Годфред оглядел зрелище недоумевающим взором. Сейчас ему меньше всего хотелось во что-либо вникать. Однако Торольв был его верным другом, много раз спасавшим от беды.

– Что это еще такое? – наместник недовольно скривился. Картина того, что какие-то незнакомцы связали его любимца, Годфреду по сердцу не пришлась.

– Князь, имеется некое затруднение, – проводив взглядом удаляющуюся на улицу смазливую служанку, вежливо начал Барма от лица всех присутствующих.

– Развязать! – сходу приказал Годфред своей страже. А пришедшие тут же обратили красноречивые взгляды на своего вождя, то есть на Барму. Но тот лишь пожал плечами в ответ.

– Наместник, не нужно торопиться, – выйдя вперед, взял речь боярин, известный под именем Вешняк. Зрелый муж, он был серьезен и отнюдь не угодлив. – На первый взгляд, новый правитель Изборска казался уверенным в себе. Трон его обступила грозная стража, вооруженная до зубов. Дорогое платье украшал соболиный воротник, пурпурная луда ниспадала с плеч. Шею массивным обручем обхватила серебряная гривна, на которой затейливым орнаментом расположились, вероятно, охранные символы его богов. Острый нож с рукоятью, отделанной костью, поблескивал из-за пояса. Все это могло внушить трепет. Однако боярин Вешняк знал цену не только вещам. И теперь он явно видел лишь одно: несмотря на величие и блеск княжеских одеяний – перед ним мальчишка. Конечно, в его годы многие княжичи с помощью вече управляют городами, как, на пример, Миронег из Ладоги. Но это не меняет сути вопроса. Молодому правителю следует прислушиваться к опытным боярам и советникам, дабы они оградили его от поспешности и неосмотрительности. Но, судя по всему, Барма не собирается выступить в роли мудрого наставника. Видно, опасается и слова поперек тут высказать. Потому-то этим придется заняться ему, Вешняку. – Сей муж обвиняется в убийстве, – указав на Торольва, строго продолжил Вешняк. – И заслуживает наказания. А так как он относится к дружине наместника, то мы привели его сюда, желая узреть справедливость. И надеемся, она будет нам явлена.

– А ты, вообще, кто сам будешь? – покривился Годфред, оглядев статную фигуру говорящего.

– Мое имя Вешняк. Мы уже встречались на заседании вече. Что до этого дружинника, то…

– И что он сделал? – Годфред покосился на недовольного Торольва. Хотя в принципе уже наперед предугадывал ответ и заранее оправдывал своего громилу. Наверняка кто-то из этих изборских задир сам нарвался!

– Если мне будет позволено, я все объясню, правитель, – проявился наконец Барма, шагнув вперед. – Этот гридь пришел на рынок и убил торговца, который отказался продать ему товар, коим являлась буланая кобыла…– Барма не успел договорить, как был резко прерван.

– Торговцу не следовало обижать отказом незнакомца. Мы любим вас как братьев и хотим видеть ту же любовь в ответ, – отчитал Годфред. – Вашему купцу надлежало помочь гостю с выбором скакуна. А не гнать прочь.

– Это не все, к сожалению, – хрустнул пальцами Барма. – Дело в том, что торговец не отказывал ему ни в чем. Он не мог продать коня этому гридю, поскольку другой человек – Беляй – уже внес задаток за то животное. Узнав об этом, гридь не поверил. Или не захотел принять эту новость. И убил торговца. И самого покупщика.

– И забрал коня, – подчеркнул Вешняк. После этого короткого замечания в гриднице поднялся шум негодующих голосов. Поступок Торольва был достоин разбойника, а не гридя из дружины правителя.

– Наместник, покарай его сурово! – настаивали пришедшие. – Он убил двух изборчан!

Шум нарастал. Молодой правитель вздохнул. Опять от него чего-то требуют. Все время им что-то не так. Что за город? Жители здесь постоянно чем-то недовольны.

– Тихо, всем молчать, – Годфред поднял вверх ладонь. Он не стеснялся и не выглядел смущенным, оказавшись пред большим числом людей. Наверное, оттого присутствующие вняли его властному жесту. – Торольв, – обратился Годфред на сей раз к своему любимому дружиннику. – То, что я услышал, есмь правда?

– Они наговаривают. Эти двое – торговец и покупщик – оскорбили меня. А после напали с оружием в руках. Я защищался, как умел, – сердито сообщил Торольв.

Не успел еще дружинник договорить, как вновь поднявшийся шум в горнице поглотил его последние слова. Бояре возмущенно негодовали.

– Ваш гридь изрекает кривду! – повысил голос Вешняк, дабы его речь была слышна в общей шумихе. – Они не оскорбляли его. И уж тем паче не набрасывались на него с оружием.

– Всех этих выскочек там не было. Они не могут знать того, что произошло на самом деле, – развязно сообщил Торольв, кивая в сторону бояр, отстаивающих интересы потерпевших. – А так как из нас троих в живых остался я один, то только моим словам и остается верить, – заключил Торольв, нахально посмеиваясь.

– Ты заблуждаешься, наглец, – обратился Вешняк к Торольву. Боярин был храбр, но одновременно с тем рассудителен. В данный момент, видя, что Барма не осмеливается в открытую перечить новому правителю, Вешняк решил взять положение в свои руки. Многие подбодряли его кивками, а также всячески поддерживали репликами и поддакиваниями. – Это верно, лично меня там не было. Но вот эти торговцы – соседи убиенного – видели все произошедшее от начала до конца и готовы засвидетельствовать пред богами и под присягой…– Вешняк указал на лавочников, смущенно ломающих шапки в руках. – Эти люди слышали весь спор собственными ушами. Они удостоверят мой рассказ. Да и те, что повязали тебя, тоже кое-что слыхали…

– Их лживые наветы ничего не стоят, такожде как и твои пустые слова, – огрызнулся Торольв. А Годфред бросил на своего любимца мимолетный взгляд, повелевающий замолкнуть и не кусаться.

– Если будет позволено, мы раскроем, как все происходило…– вмешался Барма.

Наместник выслушал повествование внимательно, но без симпатии к сказителям. Ему было плевать на торговцев и покупателей, ведь они чужие. Кого они волнуют? То ли дело судьба Торольва, который значительно ценнее их всех вместе взятых!

– Я обещаю разобраться в этом вопросе. А теперь можете расходиться, – Годфред дал знак, чтобы все убирались прочь, очистив гридницу от своего присутствия.

Однако, как оказалось, его слову никто не поверил. Народ в гриднице только загалдел в ответ.

– Так не пойдет, – опротестовал Вешняк спокойно. – Мы пришли за справедливостью и без нее не уйдем.

– Что за дерзость? Запамятовал, с кем говоришь? – Годфред покинул высокий трон и подошел в упор к отважному боярину.

Наместник был молод, но дело свое знал. Он ощущал себя на порядок выше любого самого знатного мужа этого града, ведь он сам – потомок древнего рода. Никто здесь не сравнится с ним. И не ему тут давать какие-то объяснения или идти на поводу у плебеев.

– Я не выпускаю из головы, кто предо мной. И потому я здесь. Ведь именно ты обязан уладить это затруднение с собственным гридем, – Вешняк говорил смело, но вежливо. Он не отступал и не рвался в бой. Был благоразумен, нетороплив и уверен в себе. Многие восторгались силой его духа, осмеливаясь лишь вопить из-за его спины, как шавки из-под забора. – Ты наш покровитель. И воплощаешь правосудие, – продолжал Вешняк, пока Годфред напыщенно задрал нос. – И мы ждем от тебя справедливого решения. Ведь, признаться, мы на слишком многое закрываем глаза. Но больше терпеть не можем. Нет сил…

– О чем глаголешь? – Годфред враждебно оглядел боярина. – На что у тебя нет сил?

– Нет больше сил молчать. Твои люди ведут себя на нашей земле похабно и мерзко. Они буянят на улицах. Обижают жителей. Забирают себе все, что им понравится. Держат себя не как гости и, уж точно, не как братья, хотя именно так нам их представили.

– А как кто? – Годфред оглядел Вешняка угрожающе.

– Как варяги-разбойники, – не побоялся Вешняк опасной правды. – Уйми своих людей. Или быть беде.

– Если ты еще раз укажешь мне на то, что я должен делать, то беда случится с тобой, – посулил Годфред. А после обратился к присутствующим. – Все, что вы рассказали, изумило меня. Ведь я впервые слышу о подобном. Никто не приходил ко мне с пенями. Если бы все эти злодейства имели место быть, я бы знал. Раз я ни о чем не знаю, значит, ничего и не было. Так ведь? – в реальности Годфред краем уха слышал о происходящих стычках, но не находил нужным вмешиваться. Можно подумать, тут раньше было царство справедливости!

– Никто не приходит к тебе, наместник, потому что не верит в правый суд с твоей стороны, – пояснил Вешняк спокойно. Годфред выпучил глаза, но ничего не ответил. – Однако сегодня, когда подтверждений вины этого лиходея достаточно, мы все-таки решили пожаловать сюда…

– Вы поступили верно, – кое-как справившись с гневом, продолжил Годфред. Он хотел поскорее закрыть вопрос, а не устраивать разбирательств. Однако для вида надо изобразить хоть что-то вроде правосудия. – Приблизьтесь, – наместник перстом подал торговцам знак. – Вы удостоверяете слова, сказанные этим боярином?

– Он поведал все истинно…– подтвердили лавочники. – Мы были рядом и все слышали. Дружинник появился тогда, когда покупка и задаток были уже уговорены. Он потребовал отдать коня ему. А когда получил отказ, то разозлился и взялся за меч, – робко сообщили лавочники, не смея поднять глаз на грозного правителя.

– Хочу обратить твой взор, наместник, на то, что гридь взялся за оружие первым, – подчеркнул Вешняк.

– Это очень важное обстоятельство…– негромко поддакнул Барма для порядка.

– Что скажешь, Торольв? – обратился наместник к гридю, раздумывая между тем, как быть. С одной стороны Рёрик просил никого не третировать во избежание возмущений. Но Годфред и так никого не трогал. Это лишь житейская разборка. И все же нельзя отослать просителей ни с чем, дабы не вызвать недовольства.

– Все враки. Эти торгаши тявкают, потому что им так велели. Или заплатили, – заявил Торольв нагло.

– Кто-то еще может подтвердить произошедшее? – многозначительно уточнил Годфред, обращаясь к посетителям.

– Вероятно, тебя устроит только единственный путь: если убиенные воскреснут и лично покажут на этого человека, – сухо ответил Вешняк. Потерпевшие не были ему знакомы. Но он добивался справедливости из принципа. Дружина Годфреда непрерывно безобразничала, в той или иной степени нанося урон жителям. К вече много раз приходили за помощью, но оно ничего не могло сделать без доказательств. Однако сейчас совсем другое дело. И надо добиться своего: пусть варяг приструнит своих мордоворотов. – Неужели недостаточно дюжины очевидцев? Кого еще мы должны сыскать и привести сюда?

– Ты как речь ведешь? – нахмурился Годфред. – Я твой владыка! Проявляй уважение!

– Я проявляю уважение. И взамен прошу оградить нас от произвола твоих людей, – настаивал Вешняк. Бояре монотонно гудели за его спиной. А Годфред оглядел их всех с досадой: чего пристали с ножом к глотке?!

– Что ж…Раз вы все утверждаете, что мой гридь виноват, то он понесет справедливое наказание. Я лично прослежу за тем, чтобы он получил по заслугам, – пообещал Годфред. – Теперь все можете быть свободны…

Однако бояре не отступались и уходить не думали. По крайней мере, получив лишь сомнительные обещания.

– Наместник, ты, вероятно, не знаешь, как принято поступать в подобных случаях в нашем городе, – продолжил Вешняк. – Испокон веку заведено, что наказание носит публичный характер. Недостаточно одного твоего слова. Требуется возмездие, которому мы все станем свидетелями. Люди обязаны уразуметь, что можно и чего нельзя. Кара должна служить уроком для всех, кто задумал нечто сходственное и столь же злокозненное.

– И какое же вы требуете от меня наказание? – уточнил Годфред, насупившись. По большому счету, ему было все равно, что они ему скажут. Он уже заранее решил, что не станет подвергать своего верного гридя никаким строгим наказаниям.

– Сперва телесное…Удары плетью или палками. А затем он обязан отбыть повинность у родственников убиенных…По нашим правилам, сродники жертв могут сами поквитаться с ним…В этом случае он должен быть передан в руки…

– Я рассмотрю возможность применения подобной кары, – перебил Годфред. – А теперь, вынужден заметить, что множество неотложных дел ждут моего участия. Прошу оставить меня, наконец, одного. Как только я приму решение, то дам вам знать об оном. До свидания, Вешняк, – Годфред сделал решительный жест, повелевающий всем убраться прочь.

Разумеется, приспевшие за справедливостью были недовольны таким неожиданным исходом переговоров. Но на этот раз ни шум, ни возмущение не помогли изборчанам. Наместник больше не вступал с ними в диалог. И даже более того – отдал своей страже приказ выдворить вон разгалдевшихся подданных. Образовалась толчея – бояре поначалу решили отстоять правду силой. Но этого им не удалось, так как хлынувшая в горницу охрана выдавила правдоискателей на улицу.

Недовольные бояре с ворчанием разбрелись в разные стороны. Многие уповали на то, что правитель разберется в вопросе и накажет столь явное злодейство. Но не все питали подобные надежды. Среди них были Вешняк и Барма. Оказавшись на дворах, они пошли в общем направлении, так как были соседями.

– Почему ты безмолвствовал, как истукан? – Вешняк оглядел приятеля неодобрительно.

– Ты говорил. И как? Помогло? – усмехнулся Барма. – Если б мои слова что-то решали…

– Считаешь, что все бесполезно? – спросил Вешняк у опытного Бармы.

– Я с самого начала предварял, что этим все увенчается. Не нужно нам было к нему ходить. Следовало придушить изувера и дело с концом, – пожал плечами Барма. – Если б не потащили убивца к его покровителю, то сейчас оба наших соотечественника были бы уже отмщены. А так еще двое пострадали. И все потому, что вам понадобилось публичное наказание. А в итоге нет никакого, – Барма остановился, поправляя голенище сапога. Произошедшее в гриднице его не расстраивало, поскольку он и не ждал многого от этого похода, к которому его принудили. Все-таки он глава вече, как без него!

– Я мыслю так. Через день нам надобно снова явиться к наместнику и справиться о его решении…

– Предреку тебе, каким будет его решение, – усмехнулся Барма, который ни на миг не сомневался в том, что Торольву все сойдет с рук. – Он ответит, что уже наказал причинника злодейства. Отчет у него просить станешь?

– Глупый мальчишка. Неужели не понимает, что творит? – нахмурился Вешняк. – Мы ведь не будем молча сносить злодейства. Неужто он готов рисковать благополучием из-за какого-то дурака?

– Начнем с того, что Торольв не простой дурак. Как я слышал, он относится к числу берсерков…

– К числу кого?! – Вешняк с любопытством оглядел всезнающего Барму, обязанного своими богатыми познаниями дружбе с пришлыми и общими с ними делами. Он не сторонился чужеземцев. А, напротив, сотрудничал с ними. И к тому же весьма плодотворно. Если раньше он еле-еле сводил концы с концами, то теперь дела его пошли в гору за счет успешных торговых связей варягов.

– Берсерк – это что-то вроде самого сильного дружинника…Из тех, что всегда рядом. Личный страж, готовый, не раздумывая, отдать жизнь за своего господина, – Барма был мастер живописных зарисовок.

– Ясно. Хорош страж. Скрутили его и притащили сюда, как беглую челядь, – усмехнулся Вешняк.

– Ввосьмером, заметь, скрутили, – уточнил Барма, натягивая на руки рукавицы. – И двоих он еще покалечить успел. Повезло вам всем, что он и вас не укокошил…Видно, посчитал, что не будет спорить с толпой на сей раз.

В тот момент, когда Торольва пытались пленить разъяренные изборчане, Барма у себя дома уплетал свежеиспеченные блины с брусникой в меду. Там-то его и отыскало возмущенное вече. Без своего главы бояре не решались отправиться в гридницу. По дороге они поведали ему детали происшествия, и он знал теперь никак не меньше остальных, а, может, и больше.

– Это не нам, а ему повезло, что мы не порешили его на месте. А сюда повели, – настаивал Вешняк.

– Напрасно ты так…Не знаешь, о чем болтаешь. А я знаю. Этих бешеных зверей надо сторониться аки огня, – Барма заговорил тише, понизив голос. – Берсерк – не простой воин. Это медведь, который если не сокрушит оружием, то голыми руками разорвет врага на части. Их таких лихих на всю дружину всего несколько человек. У них нет ни жалости, ни раскаяния. Они нелюди. Младенца придушат в люльке.

– А я тоже кое-что слыхал, – вдруг подсоединился к разговору третий собеседник. Им был помощник Бармы, некий Хотен. Так как он почти постоянно околачивался возле главы вече, то и сам немало знал про пришлых.

– И что ты слыхал? Верно, всякие небылицы? – усмехнулся Вешняк. Хотен казался ему выдумщиком.

– Небылицы или нет, а говорят, они колдуны…Может, не все, конечно, но, по крайней мере, некоторые. Один из них, я слыхал, сделал так, что враги ослепли. Охваченные страхом они бежали прочь с поля боя…– рассказывал Хотен, через плечо Бармы обращающийся к Вешняку.

– С трудом верится, – констатировал Вешняк. – И кто же тебе такие сведения предоставил?

– Кто-кто? Ясно кто. Среди гридей болтают, – объяснил Хотен. – Да и сам посуди, в дружине они уважаемы. Их почитают более всех прочих. Неспроста, должно быть…А за силу их особую.

– Не знаю, насчет колдовства…Но одно верно – ярость в них немыслимая…– поддержал Барма. – Они, как никто, вселяют непреодолимый страх в ворога. Не только невероятной силой, но и чудовищным обликом.

– Да-да, – подхватил Хотен. – Говорят, в бою они одеты в звериные шкуры, словно дикие хищники. Не всякому сие обличье потребно. Коли вдруг вместо лица – морда волчья окажется у супостата.

– Это точно, – усмехнулся Барма. – Увидишь такого пред собой, от неожиданности точно меч выронишь!

– А оружие? Ты хоть видал, на что похожа их секира?! – прошептал Хотен изумленно. – Чудовищнее секиры вообразить нельзя даже в мыслях. На длинном древке тяжелый рваный обух. Я сам зрел – сущее смертоубийство! Есть ли на свете оружие более жестокое, чем это? Токмо изверги могут носить такое!