Глава 50. Распрекрасный день
После долгого путешествия деревья наконец расступаются, открывая взору знакомые просторы. Впереди вырисовывается равнина, а на ней – строгие очертания стен Изборска.
Скор мчал лошадь так истово, что потерял счет времени. Он давно не делал остановок для отдыха, его конь изнемогал от усталости. Еще издали заметила приворотная стража всадника, несущегося во весь опор. Влетев в город горящей стрелой, Скор чуть не свалился с загнанного жеребца, который за неделю домчал его в Новгород и обратно, упав без сил уже на подъезде к дому.
Конь лежал в пене. Дернув копытом, закатил глаза. Из ноздрей вырывалось прерывистое дыхание. Скор лишь чудом успел откинуть стремена и отпрянуть в сторону от тяжелого раскаленного тела животного, которое чуть не придавило его своей массой. Бросив лошадь, гонец дальше понесся бегом.
На счастье Скора, бояре, отправившие его с этим сложным поручением, сегодня были все вместе на сходке в избе Вешняка. Потому гонцу не пришлось бегать за каждым в отдельности или искать главу вече.
На тот момент, когда Скор примчался к избе Вешняка, собрание было уже окончено. Бояре гудящей толпой выходили из горницы, образовывая толчею. Однако узнав гонца, они поспешили вернуться обратно.
– Гонец прибыл! Дайте дорогу! – послышалось в суматохе тесной горенки.
В этот миг в дверь втиснулся замученный посланец. Бояре поспешили рассесться. На их лицах застыло выражение волнительного ожидания. А как тут не тревожиться? Они с большими надеждами ожидали письма от Рюрика.
Несмотря на то, что главой вече был Барма, навстречу гонцу выступил Вешняк. Решительной рукой он забрал у Скора письмо и нетерпеливо пробежал глазами по строкам. Бояре не сводили взора с сурового лица Вешняка. А также с мизинца его правой руки, на котором красовался подарок прежнего князя Изяслава – перстень со сверкающим адамантом. Таким же крепким и твердым, как воля его владельца.
Так и не огласив вслух содержания, Вешняк бросил письмо на стол. И тут же оно было подхвачено нетерпеливыми руками взволнованных бояр. А Вешняк отошел к окну и устремил задумчивый взор сквозь распахнутые ставни в синеющую даль.
Поднялся шум. Многие желали ухватить письмо и прочесть его лично. Лишь сообразительный Барма не лез в эту кучу. Он обратился к Вешняку, призывая всех остальных к спокойствию.
– Каков ответ? Что пишет Рюрик? – вопросил Барма громко. Одни замолкли, иные продолжали галдеть. Кто-то уже читал письмо вслух, но слова тонули в гомоне. Барма еще раз окликнул. – Вешняк! Ну так что же…
– Он пишет, чтобы мы не тревожились. Говорит, что все возможные наши затруднения будут улажены…– Вешняк вновь задумался.
– Ты чем-то недоволен? – на показуху удивился Барма, ликующий в душе. Ответ такой, какой нужен. По нему совершенно ничего не ясно. А главное, он подходит как для первоначально письма, так и для итогового.
– Я ожидал более определенного ответа…– Вешняк нахмурил лоб. А бояре тем временем уже все вместе и каждый поодиночке прочли послание и теперь были готовы к обсуждениям. Вот только обсуждать оказалось нечего.
– Мало ти разве того, что он пообещался все утрясти? – Барма перемигнулся с окружающими. – На кону имя Годфреда. И нет ничего удивительного, что он не стал расписывать нам свои намерения подробно…Но раз слово дано…Значит, нам не следует отныне бередить свою душу сомнениями.
– Мне кажется, тут что-то нечисто…– медленно произнес Вешняк. – Словно мосол собаке бросил. Хоть ешь, хоть гложи, хоть вперед положи…
– Все чисто. Все понятно! – разъяснил Барма обступившим его боярам. – Князь дал слово все разрешить. Главное, что теперь он знает правду. А уж дальше дело за малым. Мы ждем. Ведь так, братцы?
– О, да, так. Именно так…Все будет устроено! – зашумели довольные бояре.
****
Барма бодрой походкой шагал по тропинке. Настроение у него было приподнятое. Кажется, это один из тех редких дней, которых на целый год выпадает всего пара. Зато каковы они!
– Я к наместнику, он вызывал меня, – Барма стоял на крыльце гридницы и ждал, пока стража доложит о нем.
Долго томиться не пришлось. Уже в следующий миг и эти двери распахнулись перед ним. И глава вече проследовал сперва в просторные сени. Оставив шапку на сундуке, Барма прошел в горницу, где Годфред обычно принимал его.
– Наместник, – с порога отвесил поклон Барма в пустоту. Он пока еще не видел, кому кланяется.
– Приветствую тебя. Проходи, – отозвался Годфред.
Барма поначалу даже не понял, откуда доносится голос наместника. На первый взгляд, горница была пуста. Но присмотревшись, он наконец заприметил Годфреда. Тот разместился на полу, зацепившись ногами за какой-то сундук. Ладони его смыкались на затылке. Он то поднимал, то опускал корпус, очевидно, выполняя какое-то упражнение.
– Ты уже знаешь, что произошло? – спросил Годфред, не прерывая занятий.
– Ам…Не совсем…– Барма даже оступился. Что такого уже успело содеяться, о чем он не знает? Неужели этот дивный, этот несравненный день, заготовил ему какую-то подлость?!
– Ратибора…Моя невеста…– Годфред поднял корпус и выдохнул, застыв в таком положении. – Она простудилась. И умерла. Кажется, несколько дней назад.
– Как же…– изумился Барма. Эта новость не столько расстроила его, сколько удивила. – Она ведь еще молода…
– К сожалению, боги забирают к себе не только дряхлых стариков, но и юных дев, – Годфред опустился спиной на пол и оглядел потолок. – Знаешь, я чувствую себя в какой-то мере виноватым в этой трагедии. В душе я уже отказался от этой девушки. И вот что с ней произошло…
– Здесь никто не виноват. Такова воля богов, – заметил Барма успокоительно.
– Возможно. Но я все равно ощущаю свою вину…– несмотря на сделанное признание, Годфред не выглядел сокрушенным. – Но я позвал тебя совсем по иному вопросу…
– Рад служить молодому князю, – как всегда, обходительно заверил Барма.
– Итак…Зятем Ратибора мне не бывать…– размышлял Годфред, по-прежнему отдыхая лежа на спине и любуясь узором соснового потолка. – Однако…Я ведь должен выразить ему каким-то образом свои соболезнования…Скорбеть вместе с ним…Как это принято на земле Изборска…Что скажешь?
– Безусловно, выразить соболезнования необходимо, – Барма был польщен, что наместник советуется с ним. – Я бы предложил составить венок, скажем, из ели и незабудок…
– Венок? – удивился Годфред. – Я думал, что венок – радостный символ девичества…А возможно, и супружества…В конце концов, оберег вашего бога солнца…– Годфред с детства был любознателен. И оказавшись в чужом городе, он живо интересовался его культурой.
– Так и есть, – подтвердил Барма. – Но ведь, как известно, Ратибора никогда и не была замужем. Венок будет уместен как символ ее непорочной души…
– Наверное, ты прав, – передохнув, Годфред вернулся к тренировкам. – Устрой все, как считаешь нужным…От моего имени…
– Слушаюсь, – согласился Барма, хотя в его круг обязанностей подобное не входило. Как никак, он не слуга. А боярин, крупный землевладелец и уважаемый человек.
– Подожди, не уходи…Есть еще нечто, что я желал бы с тобой обсудить…– Годфред наконец поднялся на ноги. – Я тут подумал… Раз уж Ратибора не станет моей женой, то я должен выбрать себе другую невесту.
– Выбрать самолично? – переспросил Барма. – Я думал, что князь Рюрик…
– Да, да, я знаю, что ты мыслишь сказать, – Годфред отхлебнул глоток воды из кувшина. – Ты считаешь, что я должен слушать в этом вопросе дядю…Но ведь я и был покорен его воле. И вот что произошло потом. Я полагаю, это знак богов, – подытожил Годфред, довольный своим заключением. – Я сам должен сделать этот выбор. Дядя любит меня. И если я скажу, что уже нашел себе новую невесту, он, я думаю, разрешит мне жениться. Если это не будет слишком противоречить его личным замыслам… – Годфред подошел к столу и взял с него серебряный медальон. Надел его на свою шею, спрятав под рубахой. Это был оберег его отца. Принца Харальда. – И вот над чем я тут еще размышлял…Жениться на дочери Гостомысла – это, конечно, подвиг, – продолжал Годфред. – Однако, как мне недавно рассказали, она, оказывается, вовсе недурна собой. Добра. Часто улыбается и любит пошутить. Стало быть, жертва дяди не особенно велика, – вывел Годфред, взяв в руки кувшин с водой. – Умила говорит, что все мы должны стараться на благо нашей семьи, даже в ущерб собственным интересам. Но я-то точно знаю, что если б дядя не пожелал княжну, то не женился бы на ней ни за что. Выходит, рассуждения о жертвенности – всего лишь слова, нацеленные на мое простодушие…Верно я говорю?
– Признаться, я не уверен, что могу советовать молодому князю в этом вопросе…– Барма опасался высказываться на подобные темы, чтобы потом не оказаться крайним в случае чего.
– Ты можешь ничего не советовать. Но я уверен, что ты разделяешь мои мысли…– Годфред сделал глоток воды. – Итак, я решил, что хочу сам выбрать себя супругу. А чтобы дядя остался доволен, то я выполняю главное условие. Это будет изборчанка из знатного рода…И в связи с этим я решил, что мне нужно познакомиться с твоими дочерьми. Поскольку твоя семья кажется мне подходящей для подобных намерений.
– С моими дщерями? – не понял Барма.
– О боги, ну разумеется, – кивнул Годфред. – Ты же сам говорил, что воспитываешь их, как положено. И что счастливы окажутся их мужья. Ведь твои дочери сердечны и пригожи…
– Конечно, все так и есть, – Барма даже не поверил своим ушам. Он уже давно отказался от этой затеи. Но, как видно, напрасно. Что за волшебный день. Бесподобный день.
– Я уверен, что все так и есть, как ты говоришь, – кивнул Годфред. – Но хочу сперва сам в этом убедиться. Если ты не возражаешь, конечно.
– Само собой, – от радости у Бармы во рту даже пересохло.
– В таком случае, если мы сговоримся, то моей женой станет одна из твоих дочерей. Которую я выберу сам, – весна настраивала Годфреда на особый возвышенный лад. – Я вижу, что ты растерян. Уверяю, что тебе не о чем волноваться. Я понял, что готов стать защитником и благодетелем для прекрасной девы. Хочу заботиться о ней. И быть ей верным и любящим супругом, – Годфред, и правда, сегодня желал всего этого.
– Отрадно слышать, – Барма не отличался наивностью, потому ставил под сомнение слова Годфреда в своем мозгу. Но зато он не сомневался в выгодности в целом такого союза для его большой семьи.
– Так ты согласен отдать мне одну из твоих прекрасных дочерей? Ты так и не ответил на мое предложение.
– Я согласен, – Барма не стал ломаться. – Поскольку уверен в намерениях молодого князя.
– Намерения у меня самые чистые, уверяю, – вздохнул Годфред, бросив в окно романтичный взгляд. Сегодня ему хотелось истинных чувств. Высоких и прекрасных. А не рядовой интрижки с одной из служанок. – В таком случае, не станем тянуть. Я желаю познакомиться с твоими дочками как можно скорее. Пока мне не пришли новые распоряжения из Хольмгарда…– пошутил Годфред, который со своей точки зрения тоже был не дурак. С Бармой у него множество общих дел, особенно торговых. И они сулят немалые барыши. К тому же глава вече – человек хваткий. И если чего-то у него не достает, то вскоре это будет им наверстано. Что до гнева дяди – то никакого гнева не будет. Ведь Ратибора не была отвергнута.
– Я подумаю, каким образом мы могли бы все устроить…– воодушевился Барма.
– Не нужно долгих размышлений, – кивнул Годфред. – Мы поступим иначе. Я отужинаю сегодня же вместе с тобой и твоими домочадцами, как твой добрый друг.
– Сегодня? – пошатнулся Барма. – Я бы хотел подготовиться более тщательно.
– Не нужно. Я желаю видеть твой дом таким, каков он есть, без прикрас, – Годфред взял с того же стола кинжал и заложил в запоясные ножны. Было очевидно, что он готовится выйти. – И я хочу видеть свою невесту именно в том виде, в котором она предстанет предо мной на следующий день после нашей свадьбы. А не разряженной и украшенной до неузнаваемости.
– Справедливое желание, – согласился Барма.
****
Хоромы главы вече оказались просторными и богатыми. Тут было много скотины, птицы, а также всевозможных помощников и помощниц. Однако в самой избе никаких слуг не имелось. Хозяйство вела супруга Бармы. Дочери помогали ей в этом.
Несмотря на то, что приближался вечер, на улице было все еще светло, как и в избах Бармы. Обстановка дома оказалась разнообразной. На взгляд Годфреда, тут имелось много лишнего. Помимо сундуков, ларцов, ковшей и горшков, тут было множество корзин, сит, метелок, светильников, корыт, рубелей , скалок, а также прялка и дубовая ступа в углу.
– Моя жена, Хлебослава, – представил Барма свою супругу.
Жена главы вече выглядела утомленной и казалась старше своих лет. Она поклонилась молодому наместнику. А затем бросила на Барму укоризненный взгляд, вероятно, связанный с тем, что муж не предупредил ее о важном госте заранее.
– Хлебослава, – поприветствовал Годфред свою предполагаемую в будущем тещу.
– Мои дочери…Старшая…Любора…– Барма указал на девушку, которая оказалась точной копией отца. У нее был широкий лоб и мясистый нос. Иными словами, она не отличалась особой изящностью лица, хотя сложена была ладно. И имела густую русую косу, спускающуюся ниже пояса. – Любора изрядная мастерица. Она умеет все, что должна уметь хозяйка. Толочь зерно в ступе, печь хлеб, прясть шерсть и ткать полотна, шить одежду, нянчить детей…
Годфред кивнул Люборе в знак приветствия и перевел взгляд на следующую соискательницу его руки и сердца. Было видно, что старшая дочь Бармы не произвела на него особого впечатления.
– Путимира…– Барма положил ладонь на плечо своей средней дочери. Основные надежды он возлагал именно на нее. Поскольку заранее предвидел, что старшая дочь Гофдреду не придется по вкусу. – Скромность и ум ее основные достоинства…
В отличии от старшей сестры, Путимира была больше похожа на мать. Высокая и стройная, она отчего-то показалась Годфреду унылой. Наверное, оттого, что постоянно вздыхала. И хоть на вид она была весьма миловидна, наместник отвернулся и от нее, прервав таким образом речь главы вече.
Барма обомлел от сей неприятной неожиданности. Уж если не Путимиру, то кого еще тут можно предложить?! Или Годфред полагал, что здесь три дюжины девиц его дожидается?
Огорченный Барма шагнул в сторону следом за Годфредом. Неужели этот распрекрасный день все же закончится скверно! Ну да, так и есть. Остается лишь отужинать с Годфредом и на том конец. Похоже, тестем наместника станет кто-то другой.
– Это Ясыня…– расстроенный Барма подошел к третьей дочери, на которую не возлагал никаких чаяний. По крайней мере, в ближайшее время. А сегодня, уж точно.
Ясыня была подростком. Называть девушкой ее было пока рановато. Но и ребенком считать уже не получалось. Она была маленького роста. Рыжая. С вздернутым носиком, усыпанным веснушками. Когда она увидела Гофреда, то разулыбалась так радостно, словно он ее самый ближайший друг.
– Ясыня…– Годфред тоже улыбнулся, поскольку не умел оставаться суровым в ответ на улыбку. – А чем же славна Ясыня? – поинтересовался Годфред у удрученного Бармы, который даже и не думал о том, чтоб расписывать Ясыню.
– Она? Ну…– вздохнул Барма. Он не знал, за что можно похвалить бездельницу Ясыню, которая была почти неуправляема и порой даже дерзка.
– Я умею скакать на коне, – выступила Ясыня, чем навлекла на себя исполненные немого упрека взгляды родителей. То ли им не понравилось, что она открыла рот без их позволения, то ли их не порадовало ее откровение. Все-таки девушку следует хвалить за иные добродетели, нежели искусство верховой езды.
– Правда? – удивился Годфред. – А еще что?
– Еще из лука стрелять умею, – вспоминала Ясыня.
Матушка Хлебослава охнула, а Барма оступился. Кого заинтересует такая невеста? Впрочем, она вообще пока не может быть ничьей невестой. Так что можно не переживать. Пусть городит, что хочет.
– Надо же…Еще что? – Годфред растянулся в улыбке. Необычные ответы рыженькой его повеселили.
– Могу песни петь, – Ясыня была не из робкого десятка. – Могу исполнить, если желаешь…
– Я бы послушал, – признался Годфред.
– Теперь? – осторожно поинтересовался Барма. – Может быть, лучше на вечерней заре…
– Ладно, на заре, – согласился Годфред. – Кстати, Ясыня…Что насчет шитья и вышивок? Сумеешь мужу рубаху узорами украсить? – спросил Годфред, разумеется, ради шутки.
– Если потребуется. Хотя лучше без этого обойтись по возможности…– призналась Ясыня простодушно. Чем весьма потешила наместника.
– Действительно…– рассмеялся Годфред.
– О боги, – Барма укоризненно посмотрел на жену. Словно это она отвечала на вопросы наместника.
Вдруг раздался визг. Он доносился из люльки, подвешенной к потолку.
– Это Звенемира, – пояснила Ясыня Годфреду. – Она умеет кричать громче всех. И славится именно этим…
Годфред вновь расхохотался. Барма улыбнулся. А Хлебослава бросилась к проснувшемуся младенцу.
Стол главы вече оказался ненамного скромнее княжеского. Барма жил на широкую ногу. На скатерти имелось все необходимое, чтобы насытиться и даже сверх того. Помимо традиционных яств, тут было оливковое масло, греческое вино, специи и даже заморские фрукты, правда, сушеные.
– Ну и что Рядович? – поинтересовался Годфред у Бармы. Разговор шел об общих торговых делах, а точнее, о купце, друге Бармы, который ими занимался. – Он уже отплыл?
– Давно отплыл, – подтвердил Барма. Он изредка подносил кубок к губам, а к кушаньям даже не притрагивался. Настроение у него было неважное. Оттого и кусок в горло не лез. – Как только реки оттаяли…
– Я хочу, чтобы наш прибыток утраивался после каждого плавания…– Годфред смыслил в торговом деле не понаслышке.
– Издержки слишком велики…– начал Барма.
– Это всегда, – кивнул Годфред, водрузив на стол опустевший кубок. Хлебослава тут же поторопилась наполнить сосуд, дабы гость не заскучал. За все время вечерней трапезы, она присела за стол всего раз и то ненадолго. Успела съесть лишь кусочек хлеба с оливковым маслом и яйцо. Просыпающаяся Звенемира не давала ей покоя и каждый раз призывала к себе. – Тем не менее их можно покрыть за счет итоговой цены. На заморские товары спрос велик…Думаю, их разберут в любом случае.
– Вот какое дело…– начал Барма, вздыхая. – В позапрошлом году корабль Рядовича ограбили. Мы потеряли почти все, что имели…– Барма не договорил. Раздался вопль малютки Звенемиры. И несмотря на то, что почти сразу же к ней подбежала старшая дочь главы вече, сам он уже забыл свою мысль. – Путимира, зажги свечи…
В избе, и правда, потихоньку темнело. Ужин с наместником оказался продолжительным.
– Кто ограбил? – напомнил Годфред тему разговора.
– Разбойник один…Ушкуй…Как говорят, он орудует на Великой и ее притоках…
– Наглец какой, – возмутился Годфред, которому не понравилось, что кто-то может ограбить его самого.
– Помимо Ушкуя есть и другие. Реки небезопасны. Никогда не знаешь, откуда ждать удара, – повествовал Барма. А горница постепенно озарялась светом вспыхивающих свечей. В воздухе разлился аромат воска. – Мы тогда хотели отправить наш корабль вместе с кораблями Изяслава. Бо они были под охраной его дружины и гостей, то есть варягов-наемников. Но он заломил слишком высокую плату за подобное сопровождение. Хотя на самом деле для него это ничего не стоило…Каждый год после полюдья он сбывал значительную часть дани в Царьград. Корабли, груженые бочками меда, кругами воска, льна, мехами, а порой и рабынями выступали целым караваном. И Изяславу было без разницы, если б еще одно судно примкнуло бы к нему…– жаловался Барма.
– Я понял, зачем ты все это рассказал мне про Изяслава, – кивнул Годфред. – Лады. Корабль Рядовича будет ходить вместе с кораблями моего дяди…
– Это будет надежно, и мы избежим самых опасных рисков, – заверил Барма, вздохнув с облегчением.
– Кстати, Барма…– Годфред закинул в рот последний кусок рябчика и продолжил речь. – Я заметил, что здесь ходит множество иноземных монет и даже их осколков…
– Как молодой князь знает, ни мы, ни Новгород не чеканим своей монеты. Но нам это и не требуется, – начал Барма. – Обеспеченным горожанам и знати для сделок с заморскими купцами и мастерами хватает азиатских дирхемов и византийских солидов. Всем прочим для простых расчетов достаточно вевериц и кун. И, конечно, резан, то есть тех самых отрезков дирхемов, которые молодой князь как раз назвал осколками…
– Как раз у меня есть одна резана…– неожиданно раздался голос Ясыни. Она достала из кармашка кусочек серебряной монетки и протянула Годфреду.
– Пойди помоги матери с печью, – кивнул Барма дочери сдержанно. Он не стал немедленно делать ей замечание за то, что она вклинилась в беседу мужчин. Он собирался всыпать ей после ухода гостя. Хотя, это, скорее всего, не поможет. Какими заклепами ни замыкай коня, он все на волю рвется.
– Да да, именно такую резану я и видел, – Годфред уже разговаривал с Ясыней, а не с ее батюшкой.
– Ладно, тогда оставь ее себе, – расщедрилась вдруг Ясыня.
– Ты мне ее даришь? – переспросил Годфред.
– Да, раз она тебе понравилась, – подтвердила дочка главы вече.
– Я ее сохраню, – заверил Годфред, улыбнувшись.
– Ясыня! – раздался голос жены Бармы из соседней горенки. Она призывала дочку к себе, вероятно, чтобы та не мешала отцу вести разговоры о делах.
Барма провожал наместника и его людей до ворот. Настроение у главы вече было невеселое. Он так много возложил надежд на сегодняшний вечер, но в итоге тот закончился ничем. Годфред до конца ужина не обращал внимания на Путимиру и уж тем более позабыл про Любору.
– Мне понравился твой дом, Барма. Ты добрый муж и отец, – похвалил Годфред. Несмотря на то, что он был значительно младше главы вече, он не чувствовал себя стесненным. Вероятно, это связано с тем, что его с малых лет воспитывали как принца, которого должны слушаться все, в том числе и те, кто старше него.
– Благодарю. Молодой князь оказал мне огромную честь своим посещением, – ответил расстроенный Барма.
– Завтра жду тебя в гриднице, – напомнил Годфред. – Обговорим вено и прочее, касающееся свадьбы…
– Свадьбы? – Барма в растерянности оглядел Годфреда. Затем озарился улыбкой. – Путимира будет счастлива слышать…– Барма вздохнул с облегчением.
– Нет, нет, – перебил Годфред. – Ясыня. Я хочу Ясыню.
– Ясыню? – Барма даже подвернул ногу, наступив в кротовую норку.
– Разумеется, – Годфред был уже возле лошади. Ухватившись за ее гриву, он оказался в седле и оглядел Барму сверху.
– Разумный выбор…– опомнился Барма. – Из Ясыни получится умелая хозяйка и…
– Я не знаю, получится ли из нее умелая хозяйка…Но ей и не потребуется много работать, – разъяснил Годфред. – Я понимаю, что мне придется дождаться того момента, когда она созреет для замужества. Но думаю, что я готов к этому…
– О, всенепременно…Совершенно точно, она скоро будет готова, – заверил радостный Барма. Нет, все-таки этот распрекрасный день удался.