Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
Вот арфа золотая:
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в струнах звуки рая.
И если не навек надежды рок унес –
Они в груди моей проснутся,
И если есть в очах застывших капля слез –
Они растают и прольются.
Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,
Мне тягостны веселья звуки!
Я говорю тебе: я слез хочу, певец,
Иль разорвется грудь от муки.
Страданьями была упитана она,
Томилась долго и безмолвно;
И грозный час настал – теперь она полна,
Как кубок смерти, яда полный.
I.
Безмолвие мрачное в царском чертоге,
Как тишь перед бурей, царит.
Лишь тихо и робко порой на пороге
Появится страж одинокий в тревоге
И мигом, завидя царя, убежит.
По мраморным залам, один меж рядами
Потухших курильниц, увядших цветов,
Усталыми мрачно он бродит стопами;
Виденья угрюмых, мучительных снов
Роятся в душе его… Ночь ли немая
Из пальмовых рощ, из Саронских низин
Повеет, усталое сердце лаская
Душистой прохладой цветущего мая;
Румяное ль утро со снежных вершин
Ливана седого лучи золотые
Кругом разольет на луга и поля
И пышных чертогов покои немые
Наполнит сияньем грядущего дня, –
Все те же виденья толпой роковою
Стоят неотступно пред взором царя,
Рыдают, хохочут, кружатся порою,
То вея холодной, могильною тьмою,
То блеском зловещим горя…
Напрасны волшебниц куренья и зелья,
Бессильны елеи и масти врачей,
Ни ласки любви, ни дремота похмелья,
Ни слезы печали, ни звуки веселья –
Ничто не смиряет безумных очей…
САУЛ И ДАВИД. ПЕРВАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 19, СТ. 10. И хотел Саул пригвоздить Давида копьем к стене, но Давид отскочил от Саула, и копье вонзилось в стену.
* * *
А там, на лугах Вифлеема зеленых,
Где светлый ручей меж кустами бежит
В живое раздолье степей благовонных,
Пастух одинокий сидит.
Под пальмой, у вод ручейка безмятежных
Сидит он. В руке его гусли дрожат.
По шири сверкающей пастбищ безбрежных,
Приливы созвучий, то буйных, то нежных,
Бегут и рокочут, кипят и звучат.
И шум кипарисов над светлым потоком,
И гул хоровода вечерней порой,
И пенье жнецов, и в безмолвье глубоком
Народ, преклоненный пред грозным пророком,
И тучи, и громы над дальней горой, –
Все льется, звенит и трепещет, и дышит
В ликующем строе созвучий живых, –
И жизнью и силою брызжет и пышет
Под быстрой рукою со струн золотых.
* * *
И вот на порог золотого портала
Убогий и робкий певец приведен.
Он руку подъемлет… Струна задрожала…
Под мрачными сводами пышного зала
Трепещет и льется серебряный звон…
Все громче, все шире… Струна за струною
Встает, пробудясь под ударом перстов,
И шумным прибоем, кипучей волною
Катятся рулады одна за другою,
Как волны потока в раздолье лугов.
И дивная сила в тех звуках таится!..
На троне высоком сидит властелин…
Умильная кротость во взоре лучится…
Слеза благодатная тихо струится
По мрачным изгибам глубоких морщин…
Напрасны волшебниц куренья и зелья,
Бессильны и тщетны волхвы и врачи:
Ни пыл сладострастья, ни нега похмелья,
Ни крики восторга, ни звуки веселья –
Ничто не смиряло безумной души.
Но дрогнула арфы струна золотая –
И чудо свершилось! И весел, и юн,
Сидит он, чарующим звукам внимая,
И льется на грудь его сила святая
В свободных созвучьях ликующих струн…
II.
Он запел – и лились, и текли без конца
Волны звуков живым перекатом;
Светлой радостью искрились взоры певца,
И, сияя, струились лучи от лица,
Озаренного ярким закатом.
И лились, и текли волны звуков живых
Под перстами со струн золотых.
И внимал властелин этой песне живой,
И в душе его смутной, суровой,
Полной призрачных грез, полной тьмы роковой,
Загорались лучи светозарной чредой,
Тишиной и отрадою новой
Наполнял обессиленный, сумрачный ум
Рой забытых мечтаний и дум.
Что же было в тех звуках, свободных, простых?
В чем была та волшебная сила,
Что рассеяла мрак его дум роковых,
Что развеяла дымом рой призраков злых
И жестокое сердце смирила?
Чем душой властелина певец овладел?
Что в чарующей песне он пел?
С беспредельных полей, с безграничных лугов,
Из пещер и ущелий скалистых,
Из песчаных пустынь и дремучих лесов,
Из гнезда голубиц и притона орлов –
Волны звуков игривых и чистых
Приливали к струнам и со струн золотых
Разливались в созвучьях живых…
И внимал властелин этой песне живой,
И, пока эта песня звучала,
Умолкали исчадия тьмы роковой,
И заря возрожденья над царской главой
Луч любви и добра зажигала.
И горел этот луч, и рождал, и будил
Много свежих, живительных сил.
* * *
Но певец утомился, умолк и, склоня
Молодую главу на колени,
Озаренный лучом угасавшего дня,
Задремал безмятежно… Лаская, маня,
Грезы смутные, бледные тени
Обступили его, и со стоном глухим
Пала кроткая арфа пред ним.
И лишь замер в тиши арфы жалобный звон,
Царь вздрогнул… Трепеща и бледнея,
За копье роковое хватается он…
Снова духи со всех прилетают сторон,
В душу мраком и холодом вея;
Снова ужас и злоба горячим ключом
И кипят, и волнуются в нем…
Вот вскочил он, вот поднял копье над собой,
В грудь певца он удар направляет…
Встань, уснувший певец! Встань и смелой рукой
Вновь ударь по струнам! Пусть польются рекой
Звуки песен, пусть громом взыграют,
Чтоб рассеялась тьма, чтоб блеснула заря
В омраченные очи царя!..
Пой, певец! Непрерывно, без устали пой,
Сон и сумрак души нарушая,
С вещей арфой в руках смело выступи в бой,
Голос духа сомненья и злобы слепой
Громом струн золотых заглушая, –
Чтоб слыхал властелин только песни твои –
Песни мира, свободы, любви…
И когда ты устанешь, другого зови,
Передай ему вещую лиру,
Возложи на чело его лавры свои, –
Пусть поет он великую песню любви,
Пусть поет и поведает миру,
Что меча нет острее, руки нет сильней
Этой лиры свободной твоей!..
Курятся пахучие смолы,
Янтарное пламя дрожит…
В ложнице прекрасной Мелхолы
Уснул псалмопевец Давид.
Злорадно-правдивые грезы
Смущают обманчивый сон:
Он слышит немые угрозы
И арфы глухой перезвон.
Копье золотое сверкнуло…
Звеня, оборвался напев…
Безумные очи Саула!..
Безумно-неистовый гнев!..
Томительна сердцу обида,
Томительны призраки сна…
Печально глядит на Давида
Его молодая жена…
«Пробудись, супруг прекрасный,
Препояшься и беги!
Слышу я во тьме безгласной
Соглядатаев шаги!
Путь к спасенью – в бегстве скором,
Скройся в сумраке ночном…
Вон, стоят они дозором
Под окном!
Мой отец, в пылу жестоком,
Подослал вас, палачи…
Но любовь духовным оком
Прозревает и в ночи.
Бледный холст привязан к нише…
Смерть грозит со всех сторон…
Опускайся!.. Тише!.. тише!..
Ты спасен!»
БЕГСТВО ДАВИДА. ПЕРВАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 19, СТ. 12. И спустила Мелхола Давида из окна, и он пошел, и убежал и спасся.
В ущельях Ен-Гадди скрывался Давид
От грозной погони Саула.
Был пасмурный вечер. Закат догорел,
И горное эхо уснуло.
И вот псалмопевец с отрядом проник
Под своды пещеры туманной:
В ней царь, как дитя беззащитен, уснул
В одежде своей златотканой.
Давид наклонился над спящим врагом
И край его пышной одежды
Отсек дерзновенно… И царь не раскрыл
Дремой отягченные вежды.
«Помазанник Божий! Тебя ли дерзнет
Коснуться слепая измена?
Господь невредимо тебя оградит
От козней, крамолы и плена.
Проснись! Я – слуга верноподданный твой –
Лежу распростерт пред тобою…»
И встал венценосец, и сел на коня,
И горной отъехал тропою.
И снова воззвал псалмопевец к царю:
«Взгляни испытующим взором!
Вот край от одежды пурпурной твоей
С ее златотканым узором;
Он мной отсечен дерзновенным мечом,
Когда ты уснул под скалою.
Ты видишь: печальное сердце мое
Не дышит изменою злою!
За что же, отец, ненавидишь меня,
Преследуешь местью тревожной?..
Господь нас рассудит: Он тяжбе моей
Один Судия непреложный!»
И голос Давида достиг до царя –
И дрогнуло сердце Саула…
На бледном лице, как святая роса,
Слеза умиленья блеснула…
«О сын мой, Давид!.. Ты меня победил,
Воздавши добром за коварство!..
Я верю, я знаю: подвижник любви
Помазан отныне на царство!»
Когда Саул изнемогал в борьбе,
Так велика была его страданий сила,
Что тень пророка Самуила
Из смертной тьмы он мог призвать к себе.
Как некий бог, в волнах дрожащих дыма,
Усопший перед ним предстал…
И царь в тоске затрепетал,
Узнав, что смерть неотвратима…
Дар твоих могучих сила
Может мертвых подымать:
Тень пророка Самуила
Я молю тебя призвать!
«Самуил, восстань из гроба!
Царь, вот он перед тобой!»
И разверзлася утроба
Мрачной пропасти земной;
Под могильной пеленою
Призрак в облаке стоял;
Свет померкнул перед тьмою
И пред саваном бежал.
Неподвижный взор могилы,
Очи – будто из стекла;
Желты руки, сухи жилы,
И нога, как кость, бела:
В темноте она блистала,
Обнаженна и мертва…
Это тело не дышало…
Из недвижных губ слова
Пред трепещущим Саулом
Пронеслись подземным гулом,
Ветра ропотом глухим.
И Саул упал, смущенный,
В прах, как крепкий дуб, сраженный
Вдруг ударом громовым.
«Кто мой сон смутил отрадный,
Вызвал тень из недр земных?
Царь, взгляни: я – призрак хладный,
Крови в жилах нет моих.
Завтра будет то ж с тобою.
Прежде, чем на небесах
День погаснет, под землею
Будет твой гниющий прах.
Завтра этот мир оставишь:
Ты под тучей стрел в бою
Упадешь – и сам направишь
Меч тяжелый в грудь свою.
Близко, близко это время!
Смерть лишит тебя венца –
И Саулово все племя
Истребится до конца!»
ДАВИД ЩАДИТ САУЛА. ПЕРВАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 24, СТ. 12. Отец мой! посмотри на край одежды твоей в руке моей; я отрезал край одежды твоей, а тебя не убил…
САУЛ У ВОЛШЕБНИЦЫ В АЭНДОРЕ. ПЕРВАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 28, СТ. 14. …выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду. Тогда узнал Саул, что это Самуил…
Саул разгневан и суров:
Повсюду видит тайный ков;
Везде врагов подозревая,
Он, в лютой ярости, из края
Изгнал пророков и волхвов.
Ему висонная хламида
И золотой венец – обида
И бремя тяжкое с тех пор,
Как восхвалил евреев хор
Певца и пастыря Давида.
Меж тем напасть со всех сторон:
Народ взволнован и смятен;
Перед Сунемом, в крепком стане,
Опять стоят филистимляне:
Гроза собралась на Сион.
Душа Саула тьмой одета…
Нет Самуила – нет совета…
Склонив молитвенно главу,
Царь вопросил Иегову,
Но не дал Бог ему ответа.
Призвал вельмож: «Хочу сполна
Изведать – что сулит война?
Сыщите мне волхвов…» И вскоре
Ему приносят весть: «В Эндоре
Есть духовидица жена».
Пошел он к ней; в ночную пору,
Как тать, приблизился к Эндору
И двое слуг любимых с ним…
Старуха призраком седым
Предстала царственному взору.
«Я знаю, – царь промолвил ей, –
Тебе, на вызов твой, теней
Являет темная могила:
Внемли же мне и Самуила
Из гроба вызови скорей!»
Ему старуха: «Я не смею;
Могильной чарою владею,
Но гнева царского страшусь…»
И отвечал ей царь: «Клянусь
Душой и жизнию моею –
Саул простит тебя, жена!»
И – тайным ужасом полна
И прорицанья вещим жаром –
Старуха приступила к чарам…
Но вдруг замедлилась она,
Умолкла, вся затрепетала…
«Ты – сам Саул! – она сказала. –
Зачем меня ты обманул?»
И молвил ей в ответ Саул:
«Скажи, пророчица, сначала,
Что видишь?» – «Вижу я вдали
Богов, исшедших из земли». –
«Кого ты увидала прежде?» –
«Кого-то в шелковой одежде,
В покрове белом…» –
«Но внемли
И отвечай! – Саул ей снова: –
Лицо ты видишь сквозь покрова?»
Старуха: «Вижу: он седой,
В кидаре, с длинной бородой…»
И царь Саул не молвил слова
И в прах главу свою склонил…
Тогда Саулу Самуил
Вещал: «Зачем ты потревожил
Мой дух и дерзостно умножил
Грехи пред Господом всех сил?»
Саул: «Вот… ополчившись к бою,
Спросил я Господа с мольбою:
Предаст ли в руки мне врагов?
Но не ответил Саваоф…» –
«Зане прогневан Он тобою!
Зане на смерть обречены –
И ты, и все твои сыны! –
Пророк усопший возглашает. –
Тобой Израиль погибает
И ввержен в ужасы войны.
Не ты ль добра личиной лживой
Прикрыл свой дух властолюбивый
И угнетенья семена
В Израиль высеял сполна?
Любуйся ж, пахарь, спелой нивой
И жни на ней позор и страх…
То царство распадется в прах,
В пучине зол и бед потонет,
Где царь пророков вещих гонит
И тщится мысль сковать в цепях!»
И поднял он покров над ликом…
Саул восстал с безумным криком…
А утром бой был… А потом
Саул пронзил себя мечом –
В урок неистовым владыкам.
СМЕРТЬ САУЛА. ПЕРВАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 31, СТ. 4. Тогда Саул взял меч свой и пал на него.
Взошла заря над Гаваоном…
Сиянью горнему чужда,
Под равнодушным небосклоном
Шумит бесплодная вражда.
Объята злобою слепою,
Взирает буйно рать на рать,
Спеша безумною толпою
И убивать, и умирать.
И вышли слуги Иоава
Решить мечом кровавый спор:
В единоборстве ждет их слава
Иль поражения позор?
Двенадцать воинов отборных
Иевосфей на них послал…
И вот раздался с высей горных
Братоубийственный сигнал…
Кто превозможет: сын Саула
Или помазанник – Давид?
Кого надежда обманула?
Кого она благословит?
Глядят Израиль и Иуда
На битву грозную с высот…
Сраженных тел немая груда
Зловещим призраком растет…
Борцы – под вражеской пятою,
С мечом в груди, с челом в пыли…
И вот двенадцатой четою
На ложе смерти полегли…
Бесплодной ненависти сила,
Где провозвестники твои?
Не ты ли их соединила
Для вечной жизни и любви?..
ПОЛЕ МЕЧЕЙ. ВТОРАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 2, СТ. 16. Они схватили друг друга за голову, вонзили меч один другому в бок и пали вместе.
Давид ликует: царь Аммона
Низвергнут с пурпурного трона,
Лежит во прахе и в слезах.
Охвачен трепетом Саввах;
Суровый враг в его стенах!
Суровый враг жесток и скрытен –
Что ждет заутра аммонитян?
Какую казнь изобретет
Врагу безжалостный народ?..
Заколебался сумрак ночи…
На крае неба голубом
Разверзлись царственные очи
В каком-то ужасе немом.
Сквозь их туманные ресницы
Играют жгучие зарницы
И, точно сказочные птицы,
Сверкают огненным крылом…
И вот могучее светило
Уступы стен позолотило,
И умерла ночная тень…
Помедли, день, прозрачный день!
Одежды хмурые надень,
Закройся тучей непроглядной!
Но он сияет, беспощадный,
Великолепием своим,
Как Божий гнев, неумолим…
И вот на поле лютой казни
Объятых холодом боязни,
Дрожащих пленников ведут.
Как пасть разверзшие могилы,
Их печи пламенные ждут,
Их ждут зазубренные пилы,
Секиры, копья и мечи…
На колесницах палачи
Несутся вскачь…
Уста немеют,
Слова бессильные не смеют
Безумства злобы передать…
Небес святая благодать!
Твоя ль таинственная сила
В душе поэта воскресила
Картину позабытых дней?
Не свой ли грех он видит в ней!
И, постигая заблужденье,
Клянет жестокое виденье
Мечты мучительной своей?..
ИЗБИЕНИЕ АММОНИТЯН. ВТОРАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 12, СТ. 31. А народ, бывший в нем, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи.
I.
Затихло все. Покров сребристой ночи
Одел собой заснувший Иордан,
И ярких звезд сияющие очи
Блеснули вдруг сквозь сумрак и туман.
Как спящего спокойное дыханье,
Вздымалися прозрачные струи,
В ветвях дерев затихло трепетанье,
И лилии, склонив цветы свои
К реке, лучом луны посеребренной,
Покоились под ропот монотонный
Волны… Кругом царила тишина…
О, если бы могла сойти она
В сердца людей, печалью удрученных!
Не спит лишь царь… С толпою приближенных
Покинул он родной Иерусалим
И отдыхал, усталостью томим,
Чтоб освежить пылающие вежды
Прохладою живительной утра,
С зарей Давид явился из шатра.
Он не снимал разодранной одежды,
И бледен был его суровый лик.
Народ, что чтить его всегда привык,
Собрался вкруг печального владыки;
Он слышал их приветственные клики
И утешенья робкие слова.
У ног его пестрела мурава,
А на небе, безоблачно-лазурном,
Светило дня в сиянии пурпурном
Являлося… И царь израильтян
Склонил с мольбой дрожащие колени…
Когда душа истерзана от ран,
Как сладко гнет печали и мучений,
Тоску души, измученной в борьбе,
Излить в слезах и искренней мольбе!
На свой народ небес благословенье
Он с верою глубокой призывал,
На близких всех (тут голос задрожал
Царя, и в нем послышалось волненье).
Когда ж он стал молиться за него,
Надменного любимца своего,
Красу семьи родной – Авессалома,
Бежавшего из отческого дома,
Восставшего преступно на отца, –
Безмерною печалию томимый,
Заплакал царь в тоске неудержимой.
Моля ему прощенье у Творца…
……………………………………………………
СМЕРТЬ АВЕССАЛОМА. ВТОРАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 18, СТ. 9. …Авессалом запутался волосами своими в ветвях дуба и повис между небом и землею…
II.
Свершил свой суд великий Иегова…
Под складками могильного покрова
Лежал в шатре своем Авессалом;
Три воина дежурили при нем.
Бледней цветка прозрачного лилеи
Был цвет его прекрасного чела,
Где смерти тень, казалось, не легла;
И шелк волос, что дщери Иудеи
Ласкали часто нежною рукой,
Вился такой же мягкою волной.
У ног его, в пыли, лежало знамя
И рукоять любимого меча,
Где яхонты сияли, словно пламя,
Когда в бою рубился он сплеча…
В безмолвии, закованные в латы,
Стояли тут угрюмые солдаты
Вокруг его могильного одра,
Минуты шли… Но вот вблизи шатра
Раздался шум оружья заглушенный,
И царь взошел со свитою, согбенный
Под бременем позора и тоски.
Он выслал всех движением руки,
Потом, среди глубокого молчанья,
Он снял покров с холодного лица,
И тут из уст несчастного отца
Вдруг полились невольные рыданья:
«Увы, похищен смертью ты
Во цвете юной красоты!
Печать ее – в твоих чертах,
В твоих сомкнувшихся устах,
И ты заснул могильным сном,
Мой гордый сын, Авессалом!
Как бледен цвет твоих ланит!
Мне ужас сердце леденит…
Под гнетом крышки гробовой
Замолкнет чудный голос твой:
Не назовешь меня отцом,
Мой милый сын, Авессалом!
Смотри: ликует все вокруг…
Я слышу арфы нежный звук,
Я вижу юность и цветы…
Увы, с толпой не выйдешь ты
В наряде праздничном своем
Навстречу мне, Авессалом!
Прости, любимейший из всех!
Твою вину, твой черный грех,
Мой бедный сын, прощаю я,
И наш великий Судия
Пусть в милосердии своем
Тебя простит, Авессалом!»
Давид замолк, и, бросив взор прощальный,
Последний взор на помертвелый лик,
Он поднялся с усилием чрез миг
И, сам покров надвинув погребальный,
Оставил он шатер, где мертвым сном
Заснул навек его Авессалом!
СКОРБЬ ДАВИДА ПО АВЕССАЛОМЕ. ВТОРАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 18, СТ. 33. И смутился царь, и пошел в горницу над воротами, и плакал…
Тишина… Объемлет землю призрачная мгла,
На крестах белеют странно мертвые тела.
Чу! Пронесся тихий ветер, словно чей-то стон…
О, не бойтесь! Ваш последний охраняя сон,
С вами я, сыны родные, – в этот страшный час
Я, как прежде в колыбели, охраняю вас.
Вот шакал подкрался тихо… Прочь отсюда, прочь!
День и ночь – всегда я с ними, с ними день и ночь…
Никому до них коснуться – ни лесным зверям,
Ни стервятникам, ни гадам, – никому не дам.
Пусть они, сыны Саула и мои сыны,
Искупившие безвинно гнет его вины,
Пали жертвой за Израиль, пусть они своей
Страшной смертию спасают тысячи людей, –
Сердцу матери ужасен, непонятен он –
Беспощадного возмездья роковой закон!..
Дождь и ветер… Все темнее призрачная мгла,
Все зловещее белеют на крестах тела, –
И одна здесь сторожу я, у подножья скал,
Чтобы их не тронул ворон и ночной шакал.
Вновь я слышу тот же голос, он зовет меня
И во тьме глубокой ночи, и в сиянье дня…
О, засните! Песнью тихой в этот страшный час
Убаюкаю я снова, укачаю вас.
И сыны под голос бури крепко могут спать,
Если бодрствует над ними любящая мать…
Был жаркий бой; мечи звенели,
Врубался в панцири топор;
Дружины царские успели
Врагу дать бешеный отпор.
Победы клич – не пораженья –
По полю ратному гремит,
Но утомлен в пылу сраженья.
Победоносный царь Давид.
Туманен взор, склонилась выя,
Тяжел блистающий шелом,
Но вдруг взвился меч Иесвия
Над псалмопевцем и царем.
Ужели быть царю попрану
Средь звона копий, свиста стрел?
Но шлет Господь ему охрану –
Авесса верный подоспел…
Врага вмиг с силою чудесной
С коня во прах повергнул он –
Так волей высшею небесной
Был псалмопевец-царь спасен!
РИЦПА ОХРАНЯЕТ ТЕЛА СЫНОВЕЙ. ВТОРАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 21, СТ. 10. …пока не полились воды Божии с неба, и не допускала касаться их птицам небесным днем и зверям полевым ночью.
Давид лежал, дрожа от смертной муки
В кончины час;
Безжизненно его повисли руки,
И взор угас.
Дышала смертью бледность гробовая
Его чела.
Вдруг из Сунама дева молодая
К нему вошла.
Покровы сняв дрожащею рукою,
Она царя
Всего покрыла черною косою,
Огнем горя…
И, вся в жару, обвив его руками,
Нема, бледна,
В его уста горячими устами
Впилась она.
Воспрянул царь, воскресли жизни силы,
Зажглася кровь;
Он встал с одра: его от злой могилы
Спасла любовь!
АВЕССА СПАСАЕТ ДАВИДА. ВТОРАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 21, СТ. 16–17. Тогда Иесвий… хотел поразить Давида. Но ему помог Авесса, сын Саруин, [и спас Давида Авесса] и поразил Филистимлянина, и умертвил его.
Когда Давид ввел перепись в народе,
Велению Господню вопреки,
От Господа пророку было слово:
«Мой приговор Давиду изреки!
Три кары Мной ему за ослушанье
Назначено, пусть выберет одну:
Мучительный ли голод семилетний,
Терзающий окрестную страну?
Три месяца преследований вражьих,
Везде грозящих гибелью ему?
Иль, наконец, – ниспосланную Мною
Трехдневную жестокую чуму?»
И, услыхав Всевышнего решенье,
Сказал Давид: «Повинен я суду,
Так лучше же не в руки человеков,
Но в Божию десницу я впаду!..»
И мор настал, и нити многих жизней
Меч ангела-губителя пресек;
И было всех, тогда умерших, свыше
Семидесяти тысяч человек.
И стал Давид молиться со слезами:
«Я согрешил, во всем виновен я!
Помилуй же страдающих безвинно,
Меня рука да поразит Твоя!»
И в тот же день пророк пришел к Давиду.
Сказав ему: «У Орны на гумне
Ты жертвенник Всевышнему воздвигни,
И прекратится мор во всей стране».
ЧУМА В ИЗРАИЛЕ. ВТОРАЯ КНИГА ЦАРСТВ, ГЛ. 24, СТ. 15. И послал Господь язву на Израильтян от утра до назначенного времени.