Loe raamatut: «И тогда я поняла. 95 честных историй о жизни как она есть»

© Пахтусова Д.А., автор-составитель, 2020

© Старцева А.С., иллюстрации, 2020

© Снегова В.Е., литературная редактура, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Бабушке, маме и сестре, а также моему долгому пути к осознанию того, что быть женщиной – значит быть великой.

Даша Пахтусова

Предисловие

Господи, что тут писать… Так…

Привет, меня зовут Даша. Большую часть своей жизни я провела в путешествиях и самых разных приключениях, о чем я писала в своем блоге. В 2019-м на свет вышел мой роман под названием «Можно все». Это была автобиографическая книга о семи годах жизни в дороге и обо всем, что я за это время поняла. На написание и издание ушло добрых три года.

Короче говоря, вышел огромный талмуд, после издания которого я была в серьезной панике. Мне казалось, что я сказала ВСЁ. Вы представляете, что такое для писателя – сказать ВСЁ? Но потом я подумала: раз мне пока нечего рассказать, может быть, настало время послушать других?

Ведь каждый из нас – кладезь невероятных историй, самого разного, порой волшебного, порой страшного опыта. Мы – набор уроков, провалов и побед. Вся наша жизнь – это путь к совершенству. Возможно, мы достигнем его к финалу, а может, нет. Но мы учимся. Как правило, исключительно на своих любимых и дорогих впоследствии ошибках. Делаем выводы, ставим их «черепахами»¹ на оставшиеся годы и продолжаем жить дальше.

Можно сколько угодно считать свой опыт уникальным. Но правда в том, что никто не круче, нас просто перетасовали и дали каждому изначально разный расклад. Наши декорации могли отличаться, но выводы… Будут ли они разниться? Или все мы в общей сложности скажем об одном? Что, если каждый из нас поделится друг с другом чем-то, что стоило ему потраченных лет, слез, пота, крови? Научимся ли мы чему-то на опыте других?

С такими словами я предложила своим читателям выпустить вместе книгу «И тогда я понял». Оставила свой имейл и указала одно правило: текст должен содержать эти слова. И письма полетели. На удивление, практически только от женщин. Сначала я расстроилась, стала пинать подписчиков-мальчиков. А потом, по мере чтения, меня увлекла та невидимая нить, которая тянется через все эти женские истории. В чем она?

Это мне скажете вы.

Я просила указывать названия городов, где они родились и где живут сейчас. Мне кажется, это интересно. Хронология историй не менялась. Они идут друг за другом по мере поступления на мою почту. Мы не стали перетасовывать их на подтемы или настроение, а предоставили Вселенной самой рисовать свой узор. По мне – жизнь хаотична и не поддается порядку. Целью проекта было в том числе показать это.

Перед вами истории актрис и пианисток, врачей и студенток, балерин и работников колоний, химиков и режиссеров, писательниц и гимнасток, мам и дочек… Это книга о нас. Это наша книга.

Спасибо нашему иллюстратору Ане Старцевой, редактору Маше Кожевниковой, Лере Григорьевой, с которой мы записываем аудиокниги, это она убедила меня подавать проект в издательство. И всем, кто доверил мне свои письма. Они все были прекрасны.

А кто-то уже ведь по-любому написал: «И тогда я поняла, что надо было брать 2/знак бесконечности бутылки?»

Настя Дягилева, автор одного из рассказов

Ночь в невесомости

Вероника Лысенина

Томск – Бали

Писательница

История эта с времен, когда я работала на круизном лайнере посреди Тихого океана. Это был мой первый и последний контракт. Я ничего не знала ни о моряках, ни о качках в океане, ни о суднах. И вообще жизнь меня к такому не готовила. Я оказалась там по воле судьбы.

Работа казалась легкой и сказочной на бумаге: хранительница вин – сомелье с бесконечно свободным временем для исследования новых стран и континентов. «Главное, вечером немного работать для стареньких гостей-миллиардеров, открывать настолько же дорогие и старинные вина», – звучало в моей голове. Наяву все оказалось немного иначе, термин такой есть – «рабство». Работали мы по 18 часов в сутки, а когда судно в океане, то и все 20 вкалывали. Однако вина и гости и вправду были старые и дорогие. Мистеру Тому было 102 года, а самому молодому пассажиру – лет 75… Они-то уже жизнь повидали, а мне было лет 26, и я помирать была не готова.

Но забудем о внешних моментах и спустимся в глубь истории – на нижние палубы, куда гостей не пускают и нет ни окон, ни дневного света, только волны бьют об иллюминаторы. Палубы те находятся ниже water line², то есть под водой, – там-то мы и жили. И среди всех этих извилистых туннелей и переходов есть 15 квадратных метров, где каждый вечер начинает работать «Бар для Трудяг», мечтающих стереть воспоминания о бесконечном рабочем дне.

Музыка гремит до двух ночи, из этого периметра валит клубами дым от сигарет, и с десятка три человек пытаются снять стресс. В руках каждый из нас держит как минимум изысканный односолодовый Macallan³ или Glenmorangie⁴, заблаговременно стащенный из позолочено-дубовых шкафов верхних палуб. В этом сомнительном месте есть своя харизма и шарм, среди толпы офицеров и хостес, метрдотелей и ресепшионистов, здесь пиджаки висят на плечиках стульев, а девушки развязывают галстуки с рубашек.

С минуты на минуту начнется шторм.

Я наблюдала за всем как будто со стороны, и мое тело не знало, к чему готовиться, пока нос корабля не подкинуло вверх. Первая волна – семь метров, она же самая мощная – подкинула нас ввысь. Тот момент невесомости, когда ты привстаешь на цыпочки и все твое тело тянется макушкой вверх, бокал не поспевает за высокоградусным напитком, и вас тут же прижимает вниз. Тело, как пружина, сжимается вновь, и твоя голова уходит в плечи, а легкие – в живот. Ты узнаешь, что такое килевая качка (нос-корма).

Но не тут-то было, бортовая (с боку на бок) качка идет следом. И ты, перебирая ногами под собой, летишь влево, взлетая вверх, и тут же вправо, вжимаясь обратно вниз.

Бывалый коллега кричит: «DJ, ставь джаз!» – и начинается полный рок-н-ролл. 5 метров удар… 7 метров: все летят вверх, 4 метра… удар, волны длиною в 60 метров, в starbord side (правый борт), 5 метров… удар, волны в port side (левый борт).

Полночь. Во тьме бурлит океан, а вместе с ним – еще где-то 12 палуб теплого света, с пятьюстами пассажирами, летающими на своих кроватях в такт с природой. За окном завывает неугомонная стихия, шторм – 6,5 балла, а дым сигарет заполняет все иллюминаторы, под водой грохочет блюз, и три десятка человек выполняют чудеса эквилибристики. Пройти больше двух шагов, не врезавшись в стену или с кем-то не столкнувшись, не получится. И от этого становилось только веселее. Новоорлеанский джаз завел всех, и ноги вдруг научились танцевать твист, и джайв, и хастл, и свинг, и рок-н-ролл, виски льется рекой… Мы буквально живем в ту ночь, веря только в Бога и музыку. Еще удар 65 метров, я лечу вверх, молодой офицер тоже летит, ловит мой взгляд, приземляясь, хватает меня за руку и кружит в такт с бешеным ритмом джаза, ах! Спасибо, Луизиана, за музыку! Мы все летаем вверх и пружиним вниз. Так океан укоренялся в нашем мировоззрении, во мне. И только тогда я поняла, что значит отдаться стихии и просто жить секундами вдоха и выдоха, на полную катушку, ведь, веря в силу капитана, мы знали: нам повезет, и мы пройдем дьявольский Бассов пролив, отделяющий Тасманию от Австралии. А если нет? Тогда у нас останется джаз и драйв с улиц Нового Орлеана…

Качка не стихала 5 дней. Мы работали, пили, ели, смеялись, танцевали и верили в Бога. Наши движения стали плавными, а отношение ко всему – чуть спокойнее и добрее. Когда мы достигли суши, судно отправили в док на починку разбитых палуб.

А мы, сойдя на твердую землю, пошли по ней, но взгляд остался устремленным вдаль, наверное, в ту стихийную ночь в невесомости.

Чего хотят мужчины

ТАНЯ КНЯЗЕВА

Воронеж

Лэшмейкер

Детство, как полагается в отличных книгах, у меня было сложное. Изредка появляющаяся мать, множественные отцы-наркоманы-алкаши-слегка педофилы, бабушка, которая кормила ролтоном на протяжении долгого времени. Отсюда, конечно, все сложности с социальной адаптацией. Работать я начала рано, спать с мужчинами тоже – все лет с тринадцати. Стала взрослеть во всех смыслах. И тогда я поняла, чего хотят мужчины и как я могу ими крутить, получая блага этого мира. В 18 лет пошла в стриптиз. Хотя стриптизом это место называлось условно. Подвал, в котором девки продавались (не задешево… Слава богу?), за 20–25 тысяч рублей.

Началась «веселая» жизнь. Череда приключений, шальных денег, которые уходили быстрее, чем приходили, наркотиков. Как-то зимой мы с подругой убегали по частному сектору без денег и вещей от двух негров, которые очень хотели нас «в два смычка». Однажды меня и еще трех девчонок пьяный фээсбэшник «выкупил» из клуба и повез кататься. Завез в лес, достал из бардачка ствол и начал подробно описывать, как с помощью этого «красавца» может черепа нам раскрошить. И ничего ему за это не будет. И тогда я поняла – второй жизни у меня не будет.

И схоронилась. От всего плохого и хорошего. Нашла обеспеченного парня и стала его любимой «дочуркой». О которой заботятся, которую оберегают, но не трахают, детей ведь трахать нельзя.

Три года жила как в пузыре. Как в лоне у матери. Все тихо, спокойно, комфортно, без особых происшествий. Без плохого и хорошего – нейтрально. А потом я начала болеть. Одно, другое, третье. И вот сейчас я поняла, что получила эту родительскую любовь, которая была мне нужна, и готова наконец вырасти и стать взрослой, стать женщиной.

Пакую чемоданы. Пакую мысли о новой жизни. Я разрешила себе мечтать и осознала, что двигаться можно в любую сторону, можно все.

Землетрясение в Мексике

Юля Клыкова

Москва – Мехико

Искатель музыки и приключений, диджей, муза

Мехико – сейсмоопасная зона. Город расположен на плато, находящемся на высоте 2234 метра над уровнем моря. Его окружают горы вулканического происхождения, а само плато некогда было озером, которое осушили, чтобы построить город. Близкие грунтовые воды сыграли злую шутку, поэтому при возникновении сейсмических волн земля под ногами легко приходит в движение. Всего в истории города два фатальных землетрясения.

Первое случилось 35 лет назад, в 1985-м, и унесло жизни 10 000 человек. Когда я узнала об этом, я поняла, что оно случилось ровно в тот момент, когда я появлялась на свет! Не знаю, верите ли вы в реинкарнацию и прошлые жизни, но у меня побежали мурашки по спине от осознания этого факта. Не просто же так я тут оказалась, да?

Второе землетрясение произошло ровно 32 года спустя в ту же дату, в сентябре 2017 года. Тогда погибло около 200 человек. Пострадало всего два района, но для всех это был огромный психологический шок, особенно для тех, кто застал трагедию в 1985-м. Друзья рассказывают, что землетрясение во многом повлияло на их жизнь. Оно сильно сплотило жителей города: люди сами помогали спасателям разбирать завалы, многие открывали двери своих домов для тех, чьи жилища были разрушены. Для многих людей это стало поворотным моментом, который заставил поменять в жизни что-то важное прямо сейчас, не дожидаясь светлого будущего, которое может никогда не случиться.

Честно сказать, я обо всем этом не знала, когда решила пожить в Мехико. Прошло два месяца после переезда, было 2 февраля 2017 года. Мы сидим в кафе в хипстерском районе Кондеса с моим другом-диджеем Диего. Обаятельный итало-мексиканец, взрывоопасная смесь, сексуальный диджей – мечта девчонок. Ко всему прочему суперинтересный собеседник и талантливый артист. Познакомились мы на какой-то вечеринке в Тулуме: он отыграл сет, я подошла поболтать, заметила у него татуировки над коленями, на одной было написано его диджейское имя – Concret, на другой – Music. Спросила: «О, это для того, чтобы девушка, стоя перед тобой на коленях, не забывала, с кем имеет дело?» Он оценил шутку, мы подружились. В жизни он оказался интеллигентным и скромным парнем, но на сцене его сопровождал звон бьющихся сердец.

Я целый месяц пыталась поймать его между концертами и работой в студии, чтобы сделать интервью для моего блога. В тот день, когда мне это удалось, мы болтали о музыке, творчестве и жизни, я записывала все на диктофон. Я сидела спиной к улице и увидела только, как взгляд Диего поменялся, он резко встал и сказал мне: «Бери все и пойдем». Мы вышли на улицу и увидели настоящий зомби-апокалипсис! Люди выходили из всех дверей, подъездов и кафе, ровным строем шли в одном направлении – к парку, дальше от жилых домов. Монотонная сирена, голос из преисподней вещал: «Алерта сейсмика! Алерта сейсмика!»⁵

Мы присоединились к толпе. Диего взял меня за руку, начал шутить и улыбаться. Моей единственной мыслью в тот момент было: «Если мы сейчас все умрем, то я хотя бы в классной компании!» Мы дошли до небольшого сквера, влились в толпу людей и стали ждать. В воздухе повисли пугающее ожидание и общая паника. Непонятно было: сейчас на нас начнут рушиться дома или это учебная тревога? В какой-то момент раздался грохот, земля под ногами начала двигаться, как будто я ехала по неровной дороге на скейте. Это продолжалось меньше минуты, отовсюду слышался звук обваливающейся штукатурки, бьющихся окон. Я не успела сильно испугаться, потому что Диего был спокоен как удав, держал меня за руку и продолжал шутить. Как будто он так каждую неделю по парку гуляет. Но на самом деле, я уверена, он просто хотел успокоить меня. Все утихло, и мы вернулись в кафе. Второй раунд (называется афтершоком) случился через час, мы снова выбежали на улицу и подождали, пока нас немного качнет. Как выяснилось потом, тряхнуло Мехико на 7,2 балла. К счастью, обошлось без жертв и разрушений, так как эпицентр находился где-то далеко от Мехико-Сити.

Но вот что интересно: в момент землетрясения мысли мои были не о том, как прошла моя жизнь и чего я достигла, не о том, реализовала ли я свои мечты, была ли я хорошей девочкой или выносила кому-то мозги. Я думала: «Где я? С кем? Что делаю здесь и сейчас? Там ли? С тем(и) ли?»

Я на 100 % переживала остроту настоящего момента.

И тогда я поняла, что ответ – да! Прямо сейчас я в своем любимом городе, с одним из самых прекрасных его жителей, мы ведем задушевный разговор про музыку. Я занимаюсь тем, что люблю больше всего на свете, и только это действительно важно. Будьте, пожалуйста, счастливы – в этом самом моменте и с теми, кто в нем.

Восемнадцать мне уже

Даша Ершова

Нерюнгри, Республика Саха – Владивосток

Студентка магистратуры

 
Ночь все перевернет
И оставит боль на потом,
Точно еще повезет
С теплом
 

Animal ДжаZ – Три полоски

Тем летом, которое и летом назвать нельзя – настолько паршивой была погода, – мне только стукнуло восемнадцать. Оглядываясь назад, я думаю, что кто-то там, наверху, ждал момента, когда меня можно скорей забрать на законных основаниях и увезти за сто морей, чтобы перевернуть вверх дном всю мою прежнюю жизнь. И тогда я поняла, что жизнь, в сущности, делится на «до» и «после».

В ту ночь мы с подругой совершенно неслучайным образом попали на закрытие бара «Контрабанда», который был пристанищем музыкантов со всего Дальнего Востока и ближнего зарубежья. Этот бар был про джаз, но в ту ночь там выступали молодые рокеры intouchwithrobots, родом из родного нам с подругой Хабаровска. В принципе, этот факт показался нам веским поводом, чтобы совершенно юных, наглых девчонок пустили в это проклятое, в хорошем смысле, место. Охранник на входе взялся ручаться за нас головой и запретил пить и кадрить мужиков. И вот уже через пару минут мы стояли у сцены с бокалами пина-колады и готовились биться в немыслимом припадке под progressive rock.

Сразу после этого эпического зрелища мы пошли искать свободные диванчики, чтобы унять дрожь во всем теле. Два заботливых старикана предложили нам посидеть у них на коленках. Один даже порывался кормить меня с ложечки и спаивать втихаря протащенной в бар водкой – настолько эти двое были пьяны. На удивление быстро мы с ними разговорились, все время смеясь над одними и теми же шутками и давая друг другу «пять».

И тогда я поняла, что ночь стирает все границы. Социальные в том числе. Ведь, как только эти престарелые рокеры стали переходить границы, мы смешались с толпой и вытекли на веранду. Она, к слову, была фантастическая: обнесенная стенами из кирпича XIX века, скрытая от городского шума деревьями, словно другая Вселенная. На подоконнике сидел мужчина с гитарой и пел песню «Сплин» «Скоро будет солнечно». Мы плохо знали слова, но это было не важно. Все подпевали ему, а его голос напоминал Владимира Высоцкого. После этого другой мужчина (позднее он стал кавалером моей подруги) спросил, что сыграть.

Я и какой-то парень одновременно выпалили: «Давай «Пятницу»!» Я обернулась – и сразу влюбилась. Окончательно и бесповоротно. И тогда я поняла, что любовь с первого взгляда есть. Вот же она, черт возьми! Мы улыбнулись друг другу, обменялись номерами и записали друг друга: «Прекрасная Встреча Посреди Ночи». Он все не верил, что такое бывает, и долго трогал меня руками, проверяя, настоящая ли я. Дошло до того, что он подбросил монетку, желая узнать, стоит ли нам продолжать то, во что нас втянуло. Выпало «нет». Он развернулся и ушел, а я так и продолжала стоять в полном оцепенении. Я уже ушла пить вино с директором бара, когда он вернулся, подошел ко мне и спросил: «Как какая-то монетка может решать мою судьбу?» Клянусь, в тот момент он был прекрасен.

Дальше жизнь закружилась как юла. Я выходила на остановку, откуда он забирал меня на своей огромной дорогой тачке, и мы сбегали к морю слушать музыку и разговаривать обо всем на свете. На пару нам было почти 50 лет. Нам было хорошо вместе. По коже бегали мурашки. Тогда я поняла, что возраста не существует. Когда он поцеловал меня, мне казалось, он вот-вот заплачет. Он был уверен, что это плохо закончится, и всячески пытался оборвать те красные нити, связавшие нас крепче крепкого. Он избегал встреч и старался быть холоден. Мне не хватит пары страниц, чтобы рассказать все важное, поэтому перейду к неизбежному.

Мы расстались в густом тумане, утешительно обнявшем весь город. Сначала я уехала в путешествие, затем он уехал в командировку. «Он уехал, опять не уехал» – так спел Леонид Федоров, и был прав. Он уехал, а моя любовь осталась навсегда.

И тогда я поняла, что любовь – это подарок, а подарки, как известно, возвращают при расставании только конченые кретины. Я поняла, что буду любить его вне времени и обстоятельств, без меры и без толка. Все истории подходят к концу, но заканчиваются они только в нас самих.

Пускай в моей жизни будут еще любовники, близкие люди, я всегда буду знать, что любви хватит на всех. «Oh, and it makes me wonder»⁶.

Мы

НАСТЯ Зинченко

Москва

Студентка филологического факультета

Весна второго курса, и я влюблена в тебя до чертиков, до умопомрачения, до опьянения с одного бокала белого полусухого где-то в переулках Москвы.

Мы шли по Китай-городу. Солнце светило прямо в лицо, приходилось щуриться. Был апрель. Тогда еще нужно было ходить в пальто, но на ногах уже красовались прошлогодние синие кроссовки, те самые, которые я выпросила у мамы на какой-то мелкий праздник. Юбка сочеталась с помадой, и кроссовки казались лишними, но я упорно пыталась совместить «спорт» и «ретро». К груди был прижат старенький томик Вудхауса, который мы откопали в «Ходасевиче». Мы ходили туда-сюда по комнатке в девять квадратных метров, заставленной пыльными томиками, и выискивали что-то. Когда мне попадалось знакомое название, я дергала тебя за рукав куртки и придумывала что-то смешное, морща лоб и делая вид, что это очень серьезно. Ты улыбался, я отворачивалась, потому что было невозможно смотреть на твои ямочки. Люди приходили и уходили, девочки-продавщицы то и дело выходили курить, а мы сидели на стопке книг и окунались в твое и мое детство. К слову, твоего было больше.

«Твоего» было больше всегда. Времени, сил, уверенности. Всего. Много сигарет и еще больше историй – бесконечное количество. Ты их доставал из закоулков своего сознания и укутывал в них меня, как в плед. Я жила ими, а ты состоял из них, как лоскутное одеяло из старых футболок, которым решили дать новую жизнь. Иногда рассказанная тобою история казалась сюжетом неснятого, но продуманного до мелочей фильма. В такие моменты я представляла себя с рупором на съемочной площадке и тебя в смешной режиссерской шапочке и коричневой куртке, с сигаретой в руках. Все, что мы придумывали, все, что ты рассказывал, казалось очень смешным, но никак не глупым. Как будто бы глупости и не было вовсе, как будто бы ты изначально запретил ее существование, а я приняла это как закон Архимеда.

Улица была наполнена прозрачным весенним солнцем, снега уже практически не было, а до экзаменов оставалось еще добрых полтора месяца. Ты жил в общежитии в Одинцове, я – в старой квартире в Москве. Я преподавала в летней школе, ты доделывал свой проект в Центре Сахарова. И ровно в тот момент, когда до «нас» оставалась неделя, ты позвонил и сказал, что вылетел из вышки и возвращаешься домой, во Владивосток.

* * *

Мы стояли в аэропорту, ты вытирал мои слезы руками. Все вокруг замедлялось, таяло, исчезало. Я знала, что через несколько минут ты пойдешь на посадку, улетишь к морю и больше никогда не вернешься. В ту ночь, когда ты позвонил, мы обсуждали Питер и Крым, билеты на октябрь, совместные праздники. На самом-то деле каждый из нас знал уже тогда, что ни Крыма, ни Питера не будет. Не будет совместных праздников. Эти мысли были со мной и в последние минуты перед посадкой, когда ты притянул меня к себе и обнял так крепко, что нечем было дышать.

Я стояла в зале Домодедова и ревела. Мимо ходили люди, ездили тележки с багажом, но этот зал для меня был абсолютно пустым, потому что в тот момент, когда твой самолет взлетел, вокруг не осталось ничего: такси, центральные улицы Москвы, моя квартира. Город был пуст.

Спустя полтора года мне прилетело в день рождения от тебя сообщение в две строчки. Значит, ты все еще помнил.

И тогда я поняла: все мы найдем своих сумасшедших, готовых на подвиги, слезы счастья и горя, километры в погоне за мечтой, часы напряженной работы и сотни дней, потраченных на что-то, по нашему мнению, стоящее. Все мы найдем своих сумасшедших. Будут ли они пойманы с поличным где-то в Москве или Питере, или же жизнь нас сведет в совершенно ином пространстве и времени? Где-нибудь в тропических лесах Перу или на склоне гор, где пахнет козами и лавандой. Столкнемся ли мы в переходе метро, или они нагрянут спустя много лет, не сказав даже «привет», просто запрыгнут в последний вагон уходящих чувств и не отпустят. Все мы найдем своих сумасшедших, готовых нас убаюкивать в страшные ночи и долгие зимы, переживать карантин по Zoom и не стесняться в выражениях, если это действительно нужно, или стесняться, раз уж на то пошло. Все мы найдем, правда, я верю. Потому что это доказывают сотни историй, сотни людей, любящих и любимых, говорящих на разных языках и смотрящих разными глазами на одни и те же вещи.

Потому что однажды я видела садящегося на самолет человека, который сказал, что вернется и, понятное дело, остался там, на другой планете. Я чувствовала на своей коже его запах и слышала голос, ловила похожие образы в метро и, засыпая на его плече, думала, что завтра все может рухнуть, но, главное, сейчас я счастлива. И если есть – а она есть – любовь сильнее той, что я ношу в себе несколько лет, значит, я обязательно встречусь с кем-то таким же сумасшедшим, как я.