Loe raamatut: «Спецвыпуск книжной серии «Современники и классики». Выпуск 4»
© Интернациональный Союз писателей, 2019
Валентина Астапенко
Родилась 6 января 1950 года. Пишет с 1982 года. Член Городского литобъединения им. Ю. Аксаментова, член Интернационального Союза писателей.
Издала сборники стихов: «Подснежник», «Вот такие мы» и книги прозы «Далеко ли до счастья», «Помоги ему, Господи», «Стёпа Буркин» и «Хрустальный лебедь». Участвовала в сборниках «Сказки из Сибири» по программе «Неформаты-2014» и «В мире сказок и легенд – 2014».
Публиковалась в журналах: «Российский колокол» (Москва), «Первоцвет», «Сибирь», «Сибирячок» (Иркутск), «Северо-Муйские огни», «Чешская звезда».
Участвовала в международных литературных конкурсах.
Живи, Снегурочка
Равнодушию – бой!
Девиз пионерского отряда 3 «Б»
…Потемнел снег. Днём стало пригревать, но по утрам и вечерам было ещё морозно. Приближалась весна. Дед Мороз и Снегурочка коротали свои последние деньки у школьного крыльца.
Валерия Викторовна, учительница третьего класса «Б», взявшись за ручку двери, случайно взглянула на снежные фигуры. То, что она увидела, было ужасным… А мимо шли и бежали ученики. Спешили учителя. И никому никакого дела не было до этого…
Учительница по привычке быстро открыла кабинет, разделась и стала готовиться к уроку, а перед глазами всё ещё стояла она, бедная Снегурочка. Прозвенел звонок.
– Одну минутку, ребята. Я шла сейчас на работу…
Дети шумно сели. На подоконник приоткрытого окна уселась любопытная птаха и деловито спросила: «Чечевица есть? Чечевица есть?»
Класс молчал. Молчала и Валерия Викторовна. Она крепко сцепила пальцы рук, а затем нервно потёрла ладони. На её шее выступили красные пятна. Это означало, что она, их любимая учительница, чем-то очень расстроена.
– Вы не заметили, что с нашей Снегурочкой случилась беда? – После этих слов все ребята, как один, повернулись, чтобы посмотреть на Лизу Смолину. Валерия Викторовна знала, что ребята прозвали тоненькую, как балерина, девочку Снегурочкой за белое личико, за косу соломенного цвета и ярко-голубые глаза. Учительница уточнила:
– Со снежной Снегурочкой около школы… И поднялась же рука у кого-то… Это был не человек – это был… зверь! – Её голос дрожал, а грустный вопрошающий взгляд серо-голубых глаз поочерёдно останавливался на каждом, ожидая ответного чувства.
– Нэт, нэ зверь… – донеслось с последней парты. Это глухо отозвался новенький, недавно приехавший с далёкого Кавказа.
– Что-что, Самир? Повтори, пожалуйста.
– Нэт, нэчегО… – замотал он кудрявой головой и, похлопав пушистыми ресницами, сконфуженно опустил глаза.
Тишина была недолгой. Вдруг загалдели все враз, каждый что-то горячо предлагал, но что именно – не разобрать. Шум нарастал.
Неугомонная птаха ещё раз попыталась задать свой единственный вопрос, но, испугавшись, выпорхнула на волю. Класс гудел, а Валерия Викторовна терпеливо ждала, не мешая ребятам. Наконец все затихли, и тогда она заговорила почти металлическим голосом:
– Командир Ивашов, твоё мнение.
– Я думаю… – вышел из-за парты коренастенький светлоголовый мальчишка. Он возбуждённо, но довольно рассудительно, как и подобает настоящему командиру отряда «Непобедимые», провозгласил своё решение: – Я думаю, нужно сегодня же ночью тайно пробраться к школе и исправить положение.
– Отлично, Коля. Допустим, так. Но с некоторой поправкой: не ночью, а часиков примерно в семь вечера. Нас никто и не заметит в это время. Возьмите пару вёдер и лопатки. Да… наденьте, если есть, тёплые перчатки, а я постараюсь найти резиновые. Наш разговор, – учительница приставила указательный палец к губам и перешла на полушёпот, – держать в строжайшем секрете.
… Вечером повалил снег, мягкий, большими хлопьями, словно пух из огромной, во всё небо, вспоротой подушки. Валерия Викторовна, взяв за руку трёхлетнего сынишку Лёвушку, поспешила к условленному месту сбора заговорщиков. Пятилетняя дочка Иринка бежала рядом, попутно изучая все кустики и ямки. В школьном саду, как в сказочном лесу, уже мелькали между деревьями таинственные тени.
– Добрый вечер! Как настроение? – почти шёпотом произнесла учительница.
– Бодрое! – за всех ответила так же тихонько Лиза Смолина.
– Лизавета! – ахнула учительница. – Это что такое?! – И, нахмурив брови, строго взглянула на неё. – С ума сошла, в такую даль прибежала! Давно ли ты болела? Немедленно отправляйся домой. И без разговоров!
– Валерия Викторовна, ну, пожалуйста… я минут десять побуду, не больше.
Eё огромные глаза на круглой мордашке, не мигая, умоляли не отказывать в просьбе и словно выворачивали душу учительницы наизнанку. Почему-то до смешного было жаль это создание, маленькое, хрупкое, но уже способное совершать поступки, достойные уважения.
– Ладно, только десять минут… – сдалась-таки Валерия Викторовна.
Подбежали мальчишки, до этого игравшие в догонялки и напрочь забывшие о конспирации. Увидев её, удивились:
– Ой, какая вы!
– Какая?
– Какая-то не такая… Вы всегда нарядная и красивая, а сейчас – в ва-а-а-ленках…
– В мужской шапке и куртке-е-е… – нараспев описывали её дети.
– Я же не на урок пришла, – рассмеялась Валерия Викторовна. – Кстати, мальчики, а Самира не видели? Жаль, опять его нет…
– Я здесь! Здесь я! – задохнувшись от волнения, торопливо и радостно выпалил новенький где-то рядом. Всегда аккуратненький, прилизанный, приглаженный своей заботливой мамочкой-домохозяйкой, он частенько отлынивал от общих дел класса. Вот отчего учительница сейчас довольно улыбнулась.
Она вынесла из школы два ведра воды, и вся компания дружно двинулась к месту происшествия. Дети плотным кольцом обступили Деда Мороза и Снегурочку. Обезображена была только фигурка девочки из снега: на месте головы торчал острый кусок льда.
– Бедненькая… – пожалела её Маша Петрова, и на глаза девчушки даже навернулись слёзы.
– Ничего, это дело поправимое, – сказала учительница. – Ребята, кто в тёплых перчатках, разбирайте и надевайте поверх них резиновые. Я принесла сколько смогла. Ну а теперь, друзья, вперёд!
И работа закипела.
Валерия Викторовна суетилась больше других, то и дело поправляя сползающую на глаза шапку, и требовала, как хирург на операции:
– Воды! Снега! Лопату!
Ребята наперебой предлагали свою помощь. Самир, который пришёл в рукавицах, вопреки запрету классной руководительницы пытался лепить голыми руками. Валерия Викторовна устала отгонять его от вёдер с мокрым снегом. Ледяная вода обжигала кожу. Стиснув зубы, он отогревал замёрзшие руки горячим дыханием и продолжал трудиться.
У ребят раскраснелись щёки, волосы под шапками взмокли. Каждому хотелось быть участником общего, очень важного дела.
И надо же – чудо произошло! Вот она, Снегурочка, стоит, как и прежде, чуть наклонив головку и приветливо подняв ручку. Теперь она казалась ещё красивее, ещё роднее, что ли…
Поправили и чуть подтаявший бок Деда Мороза. А снег падал и падал, ласково укутывая тёплым пледом и снежного деда, и его внучку.
Вроде бы всё уже сделали, даже взяли в руки каждый свою лопатку или ведро, но расходиться по домам не было сил: как зачарованные любовались они своей работой. А на счастливых лицах ребят Валерия Викторовна читала: «Живи, Снегурочка!»
– Ребята, сегодня мы потрудились на славу. Молодцы! Особенно отличился Самир. Давайте завтра напишем о нём в школьную стенгазету… как о лучшем бойце нашего отряда! Согласны?
– Да! – не раздумывая отозвались дети.
Но отчего-то герой дня, сдерживая слёзы и путаясь в словах, произнёс:
– Нэ надо в газету… – и, громко всхлипнув, добавил: – Это… я… я Снэгурочку… палкой…
Все, словно онемев, застыли на месте и только изумлённо глядели на новенького.
– За… за что-о-о? – поперхнувшись, осипшим голосом едва вымолвила Валерия Викторовна.
И тут Самира будто взорвало: в истерике он закричал, никого не стесняясь:
– Лиза… Лиза Смолина нэ захотела сидеть со мной за одной партой… Она дружит с Ивашовым… Она же Снэгурочка… И я как дал ей по голове…
Захлёбываясь от рыданий, он попытался мёрзлыми рукавицами вытереть слёзы, но, поняв, что это бесполезно, стряхнул их с рук.
Мальчик замолчал. Но вдруг опустил голову и глухим голосом заговорил снова:
– Я плохо сделал: девочек бить нэльзя. Дома я сам расскажу об этом. И пусть папа меня накажет.
Валерия Викторовна подошла к нему, по-матерински ласково прижала к себе и, успокаивая, сказала:
– Всё будет хорошо, не плачь… Только больше так не делай.
К ним несмело подошла Лиза, сняла свои пуховые перчатки, тёплыми ладошками обхватила его непослушные пальцы и прошептала чуть слышно:
– Я знаю, ты хороший… Хочешь, я не буду больше дружить с Колей Ивашовым? Хочешь?
Самир посмотрел на девочку заблестевшими глазами, облегчённо вздохнул и прошептал:
– Да, Снэгурочка!
Хрустальный лебедь
Катюшкины родители купили квартиру в новом районе.
Однажды мама, придя из больницы, прямо с порога сообщила:
– Представляешь, Катюха, врач, у которой я только что была на приёме, наша соседка по площадке. Её дочка Надя, кстати, тоже пятиклассница. Сходи, познакомься. Но… но она – слепая. Слепая от рождения.
– Что? Слепа-а-я?! Как, и совсем даже ничегошеньки не видит? А как же она в школу-то ходит?
– Вот и узнаешь – как. Надя приедет из интерната в субботу.
Катюшке просто не терпелось встретиться с необычной девочкой. И вот наконец-то она несмело позвонила в соседнюю квартиру.
– Кто там? – послышался детский приятный голосок.
– Это я, Катя, соседка. Можно к тебе?
Дверь приоткрылась. У порога стояла светловолосая девочка с аккуратно заплетёнными косичками, в красивом розовом халатике и тапочках такого же цвета. Глаза её были полузакрыты и смотрели куда-то в сторону.
Подошла Надина мама, молодая и очень симпатичная, поздоровалась и, улыбнувшись, пригласила:
– Проходи, пожалуйста, в детскую.
Катя удивилась, что слепая девочка шла быстро, свободно и нигде не наткнулась на мебель. Всё было интересным здесь, в Надиной комнате.
– Это что на столе, какие-то карточки в пупырышках?
– Это мои задания на дом. Я пальцами провожу по точкам и читаю, а потом пишу.
– Как это? – растерялась Катюшка.
– Вот смотри, это – прибор металлический. В нём – клеточки. А в клеточках я пишу буквы точками.
– Чем? – опять не поняла гостья.
– Вот этим грифелем, толстой иглой с ручкой, и ставлю точки. В прибор вставляю толстую бумагу и пишу. У каждой буквы есть свой значок. Легко и просто.
– Фантастика! Ты меня научишь потом? Девчонки в нашем классе от зависти лопнут!.. – Катины глаза всё больше разгорались. – Ой, а книг-то у тебя сколько, жуть! Да какие толстенные все! Можешь прочитать что-нибудь по этим пупырышкам?
– Конечно могу. – Надя на ощупь нашла нужную ей книгу, не торопясь раскрыла её и подушечками пальцев провела по строчке: – «Унылая пора, очей очарованье!» – бойко отчеканила она, гордая тем, что смогла удивить девочку.
– О, у тебя и мобильник? Он твой?
– Да. Это особый мобильный телефон. Я уже научилась и номера телефонов набирать, и эсэмэски отправлять.
– Классно! А в школе чем занимаетесь, кроме уроков?
– У нас много кружков: труда, изо, физо, хор, вокал. Да полно всяких разных…
– А ты?… – не договорила Катюшка. – Ой, на полке у тебя игрушка красивая…
– Это приз за лучшее исполнение песни. Хрустальный лебедь.
Надя бережно взяла его, и он уместился в её ладонях, как в гнёздышке. Девочка ласково огладила фигурку птицы со всех сторон и аккуратно поставила на место.
С этого момента гостья не сводила зачарованных глаз с хрустального лебедя. Он весь переливался и как будто купался в солнечных лучах. Катюшка очень любила редких птиц и собирала о них всё: картинки, книжки, диски. Даже статуэтки есть… Среди подаренных – и лебедь, но чуть больше Надиного, из белого фарфора.
– Ну, ладно, девчата, давайте чай пить, – пригласила хозяйка дома.
А Надя ловкими движениями достала посуду из серванта и накрыла на стол. Мама помогла ей разлить чай, поставила блюдо с печеньем и конфетами и с улыбкой сказала:
– Не стану вам мешать, общайтесь, а я буду на кухне.
Девочки ели молча, не зная, о чём ещё поговорить.
– А у тебя есть подруга? – спросила осторожно Надя.
– Нет, подруги нет. Есть, правда, дружок Алешка Игнатов. Мы с ним на «камчатке» сидим, на последней парте. Он вообще-то классный мальчишка, только вот курит.
– Ку-у-рит?! Он разве не знает, что это очень опасно? Если каждый день выкуривать двадцать сигарет, то за двадцать лет в лёгких отложится до шести килограммов сажи! Да ещё получишь радиационное облучение. Представляешь, каким станет человек: зубы жёлтые, гнилые, всегда кашляет, изо рта – вонища.
– А ты откуда знаешь? – изумилась Катя.
– Я по радио слышала. У нас дома радио никогда не выключается.
– Ну а телевизор как же?
– И по телевизору слушаю интересные передачи.
– ЗдОрово!
Чай допили, убрали со стола. Пора и домой. Гостья бросила прощальный взгляд на хрустального лебедя. И в этот момент ей показалось, что он стал ещё прекраснее. Нет, это не просто лебедь, а царевна Лебедь! Она, как магнитом, всё больше и больше притягивает к себе… Рука потянулась навстречу…
– А ты… – несмело вдруг начала Надя. От неожиданности её новая подружка отдёрнула руку, словно обожглась. Катюшке даже показалось, что незрячая девочка увидела её жест. Но та как ни в чём не бывало договорила: – … а ты ещё придёшь ко мне?
У Кати перехватило дыхание, и она почти прошептала:
– Ну конечно же приду, – сказала, а влажная от волнения ладошка уже ощутила приятную прохладу хрустальной фигурки и ни за что не захотела с нею расставаться…
Катя долго не могла втолкнуть ключ в замочную скважину: руки тряслись, сердце громко стучало. Наконец дверь открылась: значит, мамы нет дома. Она влетела в детскую, дрожащей рукой осторожно поставила хрустального лебедя рядом с белым фарфоровым и залюбовалась ими: они были словно сказочные – царевна и царевич!
Вдруг – звонок в дверь! Девочка по привычке поспешила в коридор, но сделав несколько шагов, остановилась и словно оцепенела. Постояла немного… Звонок не повторился. И только сейчас до неё дошло, что совершилось страшное: она украла. «У-кра-ла! Так, значит, я воровка?!» Сердце заколотилось так часто, что казалось, вот-вот захлебнётся. От нахлынувшего стыда запылало лицо. Схватив чужую вещицу, заметалась по комнате, не зная, что теперь с ней делать. «Надя, наверное, уже ищет… вместе с мамой… Вернуть! Обязательно вернуть! Сию же минуту поставить на место… незаметно! Никогда, никогда больше… А Наде подарю… подарю… да вот хотя бы этого…»
Катя схватила своего любимого лопоухого зайца Степашку, затолкала его в сумочку вместе с хрустальной статуэткой, выскочила на площадку и потянулась к кнопке звонка, но тут же попятилась назад, на мгновение замерла, потом резко подалась вперёд и, зажмурясь, позвонила…
Малыш
Как-то летним вечером я возвращался домой от приятеля. Неожиданно за углом пятиэтажки раздался ужасающий визг. Внутри у меня всё оборвалось. Не помня себя, кинулся на этот зов.
Во дворе около кустов акации двое мальчишек натравливали взрослую собаку на щенка:
– Барон, фас его, фас!
– Санька, да не так же: голос должен быть жёстким, уверенным, а ты мямлишь, как слюнтяй!
У «дрессировщика» Саньки тряслись руки и дрожал голос. Его дружок обозлился и выхватил поводок:
– Смотри сюда и учись! Барон, кому сказал, фас его! Фас! Р-р-р! – и подтолкнул кобеля к жертве.
А малышок уже не визжал, а только жалобно поскуливал, сжавшись в комочек. Меня точно захлестнуло горячей волной:
– Эй, пацаны, вы что творите, а?!
– Не твоё дело, проваливай!
– Ах, не моё дело?! – взорвался я и пулей отскочил от них в надежде отыскать что-нибудь подходящее для атаки.
Недалеко валялась сломанная ветром тополиная ветка внушительных размеров. Я ураганом набросился на пса и мальчишек. Компания молниеносно испарилась.
А собачонок, оценив мою поддержку, вдруг осмелел и, смешно оскалив зубки и даже зарычав, помчался вдогонку за обидчиками. Впрочем, он очень быстро вернулся. Колени у меня подкашивались, и, пытаясь успокоиться, я присел на скамейку. Пёсик прижался к моим ногам и взглянул снизу вверх умными глазками. Осторожно взяв его на руки, прижал к себе и почувствовал, как бьётся маленькое сердечко. И тут я с горечью осознал, что не смогу взять найдёныша с собой: родители ни за что бы не согласились: живём в тесноте, прыгаем друг через друга.
– Ну, шагай, глупышка, беги домой. Тебя, наверно, уже заждались.
Он замер на месте и не отводил от меня тревожного взгляда.
– Ладно, пошли, что-нибудь придумаем. Малыш, рядом!
Тот послушно выполнил команду.
– Ого, да тебя уже учили… Ах, ты мой хороший! Вперёд, Малыш!
У дверей подъезда я остановился. Придумать ничего так и не удалось, и щенок остался на улице. Было невероятно стыдно перед ним.
Дома я застал родителей перед экраном телевизора, прошёл в кухню, добыл кое-что съедобное для моего подопечного и вышел на улицу. Малыш терпеливо ждал меня на прежнем месте. Махом проглотив сосиску и кусок хлеба, лизнул мне руку. Я понял, что мы теперь друзья навсегда.
Вскоре домашние узнали о моей тайне.
Поздней осенью я сильно простудился и попал в больницу. Принимал процедуры, ел, спал, но мои мысли всегда возвращались к Малышу. Попросил ребят во дворе подкармливать его.
Однажды вечером в палате появились мои родители, и я в первую очередь нетерпеливо спросил:
– Как там Малыш?
– Ничего… бегает, – уклончиво ответила мама и переглянулась с отцом.
Я перехватил их взгляды и заподозрил что-то неладное:
– Что с ним?
– Да всё нормально, Серёга! – поспешил успокоить отец.
На следующий день меня пришёл навестить дружок и прямо в дверях, сделав большущие глаза, сообщил паническим голосом:
– Малыш исчез! Мы уже всё обыскали – нет его!
Я готов был тотчас же сбежать из больницы, но вовремя одумался: ведь уже завтра я буду дома!
Утром другого дня вошли в палату мои сияющие родители:
– Серёжа, у нас для тебя… – начала мама с загадочной улыбкой, и они хитренько переглянулись, – сюрприз! Мы наконец-то получили двухкомнатную квартиру! Сейчас поедем прямо туда.
Меня словно ударили по голове. Я всю дорогу уныло смотрел в окно автобуса и молчал.
Но главный сюрприз ожидал меня уже на пороге нового дома: за дверью с радостным лаем рвался в мои объятия… Малыш!
* * *
Прошло несколько лет. Я уже поступил в институт и стал подрабатывать сторожем в одной конторе. Моим неизменным спутником всегда был Малыш. За это время он превратился просто в красавца. Мощная широкая грудь. Крупные лапы. Превосходная осанка. Умные глаза, ревниво следившие за каждым моим движением. Мы с ним частенько захаживали в наш офис и днём по разным делам. Приятно было ловить восхищённые взгляды сотрудников, откровенно любовавшихся статной воспитанной овчаркой.
Мой питомец с первых же дней знакомства быстро нашёл с ними общий язык. Особенно ему приглянулся директор, у которого Малыш брал еду с ладони. Правда, вопреки строгим правилам дрессировки, пёс угощался втихую за моей спиной.
Случилось нам однажды мимоходом заглянуть в фирму. Там что-то бурно обсуждалось. Нас тотчас же обступили и подняли невразумительный галдёж.
– Слушай, – обратился ко мне мой сменщик, – я сегодня не смогу выйти на дежурство. Будь другом, подмени…
Но его уже перебили:
– Да кроме тебя, больше и некому! Ты же днём сегодня отдыхаешь…
– У тебя – собака! С таким сторожем всю ночь дрыхнуть можно…
Я согласился. Под вечер мы с Малышом заступили в «ночное». Как только стемнело, я погасил свет и задремал на диванчике, доверившись своему помощнику. Разбудило меня непонятное чувство тревоги. Всё было тихо, но я ощутил какое-то движение за окном. Мой четвероногий охранник никаких звуков не подавал, но я всё же направился к чуть светлеющему проёму. В комнате был густой мрак, однако за окном при слабом лунном свете кое-что можно было разглядеть. Я вплотную приблизился к раме и вдруг отпрянул, увидев приплюснутый к стеклу чей-то нос и чьи-то глаза. По моей спине пробежал неприятный холодок. Нос и глаза отлипли, и еле различаемая человеческая фигура двинулась к другому окну. А я всё стоял, не в силах шевельнуться. Наконец вспомнил о Малыше: «Где же он? Куда девался? Не мог же он так беззвучно…» Не соображая толком, что делаю, я метнулся к выключателю.
Первое, что увидел при свете, – это проплывающий мимо меня хвост моей собаки. Она совершенно спокойно, следом за злоумышленником по ту сторону стены передвигалась к соседнему окну. Я никак не мог объяснить себе это дружелюбное помахивание хвоста и растерянно смотрел на своего друга, который всегда казался таким верным…
Из оцепенения меня вывел стук в окно и громкий голос:
– Серёга, ты спишь, что ли? Давай ключ от гаража – мне выезжать надо!
Всё ещё на ватных ногах, я с трудом пришёл в себя. Впустил шефа и пошёл за ключом. Когда вернулся, тот непонятно чему улыбался, а Малыш вкусно облизывался и смотрел на меня невинными и, как всегда, преданными глазами. Как же я мог усомниться в своём друге!
* * *
Однако ещё не один раз мне довелось убедиться в верности Малыша, но при этом и крепко поволноваться. Обычно после работы мы любили погулять на природе. Однажды, забравшись в самый дальний уголок парка, я присел на скамейку в тенёк, заслуженно предоставив своему псу полную свободу действий. Он, по обыкновению уткнув нос в траву, с увлечением принялся вынюхивать и исследовать что-то известное всему собачьему миру.
Внезапно Малыш прекратил свою следопытскую работу и настороженно стал к чему-то прислушиваться, устремив взгляд в особенно густые заросли.
Там его что-то заинтересовало. Вдруг он встрепенулся и как-то весь подобрался, не по-доброму напрягся, шерсть на загривке начала дыбиться. Я сначала не мог понять, в чём дело, затем уловил непонятный шум. Сквозь густые ветви блеснули затемнённые стёкла очков на носу худощавого подростка. Тот за кем-то гнался. Слышно было только собачье повизгивание. Малыш напружинился, присел на передние лапы и стал ими нервно перебирать. И тут он ринулся по направлению к шоссе. Я еле-еле поспевал за ним и вскоре увидел малюсенького щеночка, который беззаботно семенил к дороге. Машины мчались сплошным потоком. Мой пёс выразительно посмотрел мне в глаза, словно ожидая разрешения, и ринулся к собачке, но та уже была почти на обочине. Какой-то лихач гнал свой автомобиль и, видимо, только что заметил щенка. Я просто остолбенел. Отвратительно завизжали тормоза, резанув тем самым меня, кажется, не столько по ушам, сколько по самому сердцу. Я непроизвольно зажмурился и затаил дыхание, представив жуткую картину… Но уже через мгновенье вытер пот со лба влажной ладонью и попытался сообразить, как прийти на выручку щенку. Проезд для транспорта немедленно застопорился, и вразнобой раздались нетерпеливые гудки. Однако животные всё ещё продолжали мельтешить между колёсами. Наконец, изловчившись, Малыш схватил незадачливого хвостатого пешехода за шкирку и поспешил ко мне. Я обнял «спасателя» и от избытка чувств, не сдержавшись, поцеловал его.
А в это время подбежала молодая женщина, таща за руку плачущую девочку лет примерно двух. Мамаша, оставив её, быстро подняла на руки скулящий комочек и крепко прижала к груди.
– Какая прекрасная у вас овчарка… – едва отдышавшись, обратилась ко мне мамочка, но, обернувшись туда, где только что стояла дочка, вдруг потеряла дар речи. Воспользовавшись моментом, девчушка подошла к Малышу с явным желанием погладить по голове «добрую собачку». У меня по спине пробежали мурашки: ручонка малышки была в его раскрытой пасти. Ещё до того, как я собрался оттолкнуть девочку от пса, он уже лизнул её пухленькую ручку, а она ласково обняла его за шею.
Но то, что произошло дальше, просто повергло меня в шок, какого я не испытывал ещё никогда. Мой умнейший и добрейший Малыш вдруг пустился догонять преследователя, затем, опередив его, развернулся волчком и в стремительном прыжке бросился на юношу. От неожиданности тот опрокинулся навзничь, а пёс, опустившись рядом на задние лапы, передними упёрся в грудь поверженного и грозно зарычал. Охваченный ужасом, я помчался к ним. Парень лежал неподвижно, но был в полном сознании. Очки отлетели далеко в сторону. К моему удивлению, его взгляд выражал не страх, не злость и не возмущение. Пострадавший смотрел… виновато. И мне показалось, что я уже где-то видел этого молодого человека раньше. О, вспомнил! Он ведь тот самый «собаковод», из рук которого мне пришлось года три назад вызволить Малыша. Парень не мигая смотрел на могучего мстителя, потом заикаясь проговорил:
– Нну, ввсё… ххорош… ххорош!
