Loe raamatut: «Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси (сборник)»

Autorite rühm

Font:

Издание осуществлено при поддержке Гуансийского университета национальностей

Ответственный редактор и составитель А. А. Родионов

* * *

Меланхоличный юг

Область Гуанси находится на юге Китая, еще ближе к экватору от нее расположены Вьетнам и море. Длина прибрежной полосы достигает тысячи четырехсот километров. Площадь Гуанси составляет двести тридцать тысяч квадратных километров, что больше Белоруссии, а население приближается к пятидесяти миллионам человек, что сравнимо с населением Украины. Здесь издавна проживают двенадцать народов, это самый сложный в языковом плане район Китая. Впрочем, здешние писатели обычно пишут на китайском языке. Люди поселились тут в древности. Еще во времена империи Цинь (221–206 гг. до н. э.) центральное правительство учредило в нынешних пределах Гуанси отдельный округ и напрямую подчинило себе эту территорию. Из-за того, что Китай здесь граничит со странами Юго-Восточной Азии и морем, у местных жителей хорошо развит дух соперничества, они отличаются открытостью, миролюбием и терпимостью. Опять же под влиянием субтропиков, теплого и влажного климата, изумрудной растительности, относительно благоприятной обстановки люди здесь несколько расслабленные, в идейном отношении не жесткие, зачастую немного меланхоличные. Произведения писателей как будто тоже окрашены в лазурный и зеленый цвета, подобно морю и флоре.

Нынешние творчески активные прозаики из Гуанси в основном родились в шестидесятые – семидесятые годы. Их детские воспоминания содержат мало приятного, особенно у тех, кто родом из деревни. В те годы китайские крестьяне зачастую недоедали, не имели теплой одежды, переживали тяготы из-за неблагоприятной природной и социальной среды. Память об этом глубоко повлияла на литературное творчество писателей. Самый типичный пример – повесть Дун Си «Жизнь без слов». Это произведение в свое время получило одну из высших литературных наград Китая – премию имени Лу Синя, заслужило много положительных отзывов, на его основе был снят фильм, телесериал, поставлена пьеса и так далее. Повесть по задумке просто удивительна: автор сводит вместе, в одну семью, немого, глухого и слепого и проводит их через разнообразные испытания. Некоторые из трудностей, требующих от них мудрости и способности к выживанию, возникают из-за физических особенностей героев, другие же становятся следствием злого умысла окружающего мира. Если говорить о первых обстоятельствах, то в повести через тонкие сюжетные ходы описываются проблемы в общении между людьми. Что же касается вторых, то в произведении автор показывает, что маргинальные, уязвимые группы населения часто подвергаются социальному давлению. Примером тому служат сцены третирования инвалидов так называемыми нормальными людьми. Изменить такое положение вещей в обществе очень трудно. Так, в повести члены одной семьи, чтобы спастись от людей со злым сердцем, переезжают на другой берег реки, но это, в принципе, не помогает, поскольку их обидчики, словно проникшие в плоть личинки, следуют за ними. В этой семье родился слышащий и способный говорить мальчик с хорошо видящими глазами. После первого же дня учебы в школе он принес оттуда частушку, высмеивающую глухоту и немоту его отца и матери, и затем сам перестал разговаривать. Холод от этой истории пробирает до костей, но все же повесть смягчает и согревает души читателей, растапливает лед в сердцах. Дун Си в своей прозе всегда помещает героев в экстремальные обстоятельства, проверяет условия выживания человечества, и тем самым в исчерпывающей полноте показывает судьбу человека и сущность так называемой человеческой природы.

Схожее внимание к социально незащищенным слоям сельского населения демонстрирует Ли Юэжэ в рассказе «Черный буйволенок». Население Китая огромно, что в определенном смысле полезно для экономического развития страны. Но из-за этого возникает острое противостояние между людьми за землю и ресурсы. Из-за этого длительное время правительство принудительно проводило политику планирования рождаемости, чиновники на всех уровнях получали соответствующие задания, что приводило к конфликтам между представителями власти и народом. В «Черном буйволенке» в форме увлекательного рассказа мелкого сельского чиновника, занимавшегося регулированием рождаемости, изложены перипетии жизни главной героини Лань Юэцзяо. Она уже родила четверых детишек и, похоже, не намеревалась на этом останавливаться. Дома у нее не было ничего, кроме голых стен, из имущества – только две ободранных кровати. Таким образом, приводится распространенное мнение о темноте крестьян: «Чем они беднее, тем больше рожают; чем больше рожают, тем они беднее». У Лань Юэцзяо возникли особые отношения с единственным ценным имуществом в ее доме – черным буйволенком. Благодаря тонкому обыгрыванию многозначности слова «черный» Ли Юэжэ поместил рассказчика в число пострадавших. Старые хитрецы и пройдохи Лао Лань, Лао Лю и Лао Чжан вынудили его, неопытного дурачка, стать злодеем, опустившимся ниже норм традиционной морали. Сами они, не шевельнув и пальцем, воспользовались выгодами от перевыполнения плана по регулированию численности населения и избежали дурной славы за неправедные поступки. Таким образом, в «Черном буйволенке» произошел удивительный поворот: рассказчик сквозь призму самоуничижения достиг цели – самооправдания. Вот только Лань Юэцзяо, как и ее буйволенок, способный лишь охнуть от боли, оказывается принесенной в жертву. Буйволенок стал жертвой выполнения рассказчиком служебного задания, а Лань Юэцзяо становится жертвой самого изложения. Она ведь сама не произнесла ни слова, и нам неоткуда узнать, что она на самом деле чувствовала и думала, даже в передаче ненадежного повествователя. Это произведение показывает безмолвных представителей низов китайского общества: подобно Ван Лаобину из повести Дун Си «Жизнь без слов», эти люди просто не могут ничего высказать.

В схожем ключе написан и рассказ Тао Лицюнь «Материн остров». В произведениях писательницы всегда уделяется внимание радостям и горестям низших социальных слоев, особенно сельских женщин, описываются их терзания и борьба, упорство и жертвенность. При этом автор не превращает своих персонажей из народа в совершенно отчаявшихся горемык, напротив, в трудностях они ищут лучшего, в испытаниях защищают чувство собственного достоинства. Хотя в «Материном острове» мы можем заметить отзвуки романа «Третий берег реки» Жуана Гимарайнса Розы, этот рассказ ближе к китайским сельским реалиям, особенно в освещении женских судеб и переживаний. Мать семейства, привезенная из чужих мест, всю жизнь молчаливо терпела придирки и требования мужа и детей, но однажды сбежала на необитаемый островок, где стала возделывать огород и разводить птиц. В рассказе не проясняются мотивы ее поведения и не описана развязка истории, но при чтении становится очевидным, что героиня стремится обрести личное пространство и больше не желает быть просто придатком к мужу и детям. Рассказчица, от чьего лица ведется повествование, не понимает, почему мать так поступила, и это усиливает одиночество и упрямство молчаливой беглянки.

«Записки о реке Тонянхэ» Хуан Пэйхуа – это цикл миниатюр, связанных с исторической памятью. В трагических и комических сюжетах этих текстов отражены переживания народа, живущего на берегу реки. В основе историй лежат народные легенды о подлинных и вымышленных событиях, под умелым пером писателя прошедшие обработку и превратившиеся в его собственное творчество. Здесь собраны миф о том, как любовь матери и сына тронула Небо, легенда о ратных доблестях правителей прошлого, история о глупости чиновников и сообразительности простонародья, комические эпизоды из деревенской жизни.

На этом фоне повесть Ян Шифана «Взирая на реку» тоже отталкивается от воспоминаний о происходившем на реке, но конфликт ее построен на желании позабыть о прошлом и невозможности это сделать. По мнению главного героя, раз кровные родители бросили его, это означало прекращение взаимных обязательств, полный разрыв связей. Именно поэтому повествование строится вокруг приемных родителей – это среда, в которой рос главный герой, его единственная опора. Конечно, когда к концу повествования в их мир проникают посторонние шумы, герой стремится выяснить их происхождение. При столкновении с настоящими родителями в его цельном внутреннем мире возникает трещина, но одновременно встают на свои места все детали повествования. Главным для него становится тот факт, что когда-то решившиеся бросить младенца родители жили совсем рядом.

Мысль о неразрывности связи города и деревни отражает суть рассказа Чэнь Чжи «Спуститься с гор к светофорам». Друзья детства – юноша Цю Шэн и девушка Чунья – хоть и отдалились друг от друга, но сохранили дружбу и получили то, к чему стремились, – он, поступив в университет, уехал в город, а она осталась в горах любоваться цветами, собирать плоды и дышать свежим воздухом. Однако горы Линшань на их родине благодаря прекрасным видам и чистоте воздуха неожиданно привлекли внимание горожан и привели их к решению развивать местный туризм. И тогда спокойные горы наполнились шумом, через них стали прокладывать дорогу, валить деревья, спугнули птиц, в них принесли чуждые запахи. А горячо любимая Цю Шэном Чунья после поездки в город так изменилась, что юноша перестал ее понимать.

В рассказе Чжу Шаньпо «Последний бой кавалериста» сюжет более значительный: отец рассказчика до девятнадцати лет работал в деревне на поле, затем влился в революцию и участвовал в боях, командовал «отрядом красных казаков» (уже само употребление этого словосочетания показывает, как глубоко влияние советской и российской литературы на современных китайских писателей), потом руководил двумя городами и наконец, лишившись статуса и доброго имени, оказался на двенадцать лет за решеткой. Пораженный раком, он перебирается из городской больницы в родную деревню, чтобы там встретить смерть. Рядом с деревней проложили железную дорогу, шум поездов вынудил односельчан разъехаться, там осталась только его семья. Мать держала старую больную лошадь. Отец стал учить животное, как не бояться поездов. И когда он осознал, что конец близок, ему захотелось проскакать наперегонки с составом. Однако сам он забраться на лошадь не мог, а когда подсаживали, плохо держался в седле, пришлось по его указанию примотать его к спине лошади. И вот таким образом «оседлав» лошадь, он вслед за поездом по скакал в тоннель. В этой символичной сцене проявилась сила духа отца, осознававшего «невозможность желания и все же стремившегося к нему», несмотря на утраченную славу и несбывшиеся мечты. Конечно, с другой стороны, можно сказать, что перед нами бессмысленная и бесплодная предсмертная агония.

Еще одну агонию мы видим в образе Вань Игуана, созданном писателем Фань Ипином, однако в нем нет такого трагизма, скорее, в рассказе воплощен комизм абсурда. Повесть «Необычный допрос» в творчестве этого автора стоит особняком: здесь отсутствуют мужчины и женщины, тонущие в пучине желаний, разгул и разврат. Поскольку начальник управления по контролю за безопасностью на производстве Вань Игуан долгое время брал взятки, узнав, что комиссия по проверке дисциплины допрашивает отдельных чиновников, испугался, что сам он в трудный момент не выдержит давления и на допросе выдаст себя с потрохами. Тогда ему пришла в голову мысль подготовиться к допросу, и он попросил свою жену выступить в роли сотрудника комиссии по проверке дисциплины из прокуратуры и задавать ему разнообразные вопросы. Однако чем дальше шло это представление, тем больший страх испытывал Вань Игуан. Дошло до того, что он инсценировал обстановку допроса… Когда же его действительно арестовали, он обнаружил, что настоящий допрос совсем не такой, каким он его представлял. Разумеется, подобная развязка стала результатом его собственных прегрешений.

В повести Гуан Паня «Исчезновение Дада» также имеется сцена суда, где так называемые судьи из Общества собаководов разбирают дело собаки, обвиняемой в изнасиловании. Хотя обвинение было надуманным, судьи сначала «объели» истицу, затем подзащитных, а под конец съели и саму собаку, тем самым получив от этого дела практическую пользу. На первый взгляд эта история воспринимается как абсурд, но возможны два ее прочтения. Во-первых, повествование можно рассматривать как плод воображения главной героини, которая из-за несчастной любви заболела шизофренией и, как персонаж из рассказа Лу Синя «Записки сумасшедшего», стала параноиком. Конечно, в такой трактовке повесть становится мельче. Другая же интерпретация заключается в том, что доктор Чэнь действительно столкнулась с немыслимым судом над своей собакой, но в ее рассказы никто не верил, и, сочувствуя ее несчастью, окружающие отправили ее на лечение как душевнобольную.

Повесть Ин Чуаня «Нельзя оборачиваться» начинается со сцены ночного кошмара, а в переплетении сна и реальности проявляется подлинный облик человеческой жизни. Хуан Ян рос вместе с Ху Цзиньшуем и постоянно подвергался унижению и насмешкам с его стороны, что не позволяло ему стать настоящим мужчиной. Когда чаша терпения Хуан Яна переполнилась, он стал убийцей, заколов обидчика, и пустился в бега. Скитаясь он постепенно взрослел и наконец превратился в решительного мужчину. Пройдя испытание смертельной опасностью, он осознал, что постоянное стремление убежать от правосудия не станет для него избавлением, он должен посмотреть правде в глаза, вернуться в родные места и избавиться от кошмара, мучившего его всю жизнь. И в этот момент в сюжете происходит крутой перелом: оказывается, что убийство произошло только во сне главного героя, из-за химеры он пятнадцать лет скрывался. При этом реальность была прямо противоположной воображаемому: после бегства Хуан Яна Ху Цзиньшуй женился, родил сына и жил счастливо. Конечно, бегство выковало характер Хуан Яна, ускорило его взросление. И хотя повесть заканчивается несколько обыденным счастливым воссоединением, тонкий сюжетный замысел все же производит на читателей впечатление своей новизной.

Трудности реальной жизни в обществе, а также разочарования персонажей, возникающие из-за невозможности обрести материальные блага и другие объекты желания, также можно назвать важными темами в произведениях писателей из Гуанси. В этом отношении обращает на себя внимание творчество двух авторов, переехавших в Гуанси из других мест. Так, в повести Цзинь Лу «Постель на двоих» девушка Лу Сяобин перебралась на работу в Пекин из маленького городка. По природе она порядочный человек, который столкнулся с жизненным кризисом и даже прокормить сам себя не способен. Она сблизилась с юношей Ван Чэнем, земляком, также приехавшим в Пекин на заработки. В нем девушку привлекают в первую очередь постоянные доходы. Однако накануне свадьбы она отказывает Ван Чэню в близости, чтобы напоследок побыть в одиночестве. Тем самым, идя на компромисс с реальностью, она пытается сохранить хотя бы каплю самоуважения. Другая девушка, Су Цзе, росла вместе с Ван Чэнем в городке Бочэн в одном дворе, где жили семьи шахтеров. Когда шанхайский бизнесмен Сунь Вэйцзин открыл перед ней перспективы сказочной жизни, она сразу же отдала ему свое сердце. Кто же знал, что после свадьбы супруг к ней охладеет, из-за чего она сорвется и решит отомстить? Оборотной стороной роскоши оказывается мелочность.

Повесть Тянь Эра «Новый год в одиночестве» исполнена дерзкой энергии, присущей низшим слоям общества, и при этом автор ярко описывает их безысходность и опустошенность. Произведение получило премию имени Лу Синя и построено на излюбленном сюжете Тянь Эра – полицейский против преступника. Первый из них – пожилой следователь, обладающий большим опытом, настолько зоркий, что мог найти иголку в стоге сена, он защищает справедливость. Второй – грабитель и убийца, живущий на дне общества. По иронии судьбы их жизни удивительным образом переплетаются из-за симпатии к глухонемой парикмахерше Сяо Юй, которая вызывает у них необъяснимые чувства. Жизнь жестоко обошлась с Сяо Юй, ее мечты растаяли как дым, но из-за инвалидности она обрела особую устойчивость: в кромешной тьме она всегда могла увидеть свет. Поэтому в этой наполненной насилием, предательством и борьбой истории читатель увидит протест и узнает о чувствах проигравшего, поймет, как он находит утешение и теплоту в окружающем мраке и холоде.

Великая душа России Ф. М. Достоевский писал о своем выдающемся предшественнике А. С. Пушкине: «Став вполне народным поэтом, Пушкин тотчас же, как только прикоснулся к силе народной, так уже и предчувствует великое грядущее назначение этой силы». Можно сказать, что и живущие далеко на юге Китая гуансийские прозаики, особенно самые талантливые из них, в своем творчестве ничуть не предаются пустым романтическим мечтаниям и бессмысленным стенаниям из-за личных переживаний. Каждая история, выходящая из-под их пера, описывает мысли и чувства китайского народа, особенно его низших слоев, показывает боль и страдания, отражает надежды и неудачи. Таким образом, меланхолия китайского юга превращается в источник и движущую силу жизни, зовет к борьбе и сопротивлению. Произведения писателей из Гуанси, как и шедевры Пушкина и Достоевского, насыщены национальным колоритом, но при этом обладают универсальностью, поднимающей их над местом и временем действия, воплощают судьбу и дух всего человечества.

Чжан Чжулинь

Дун Си
Жизнь без слов

Ван Лаобин и его глухой сын Ван Цзякуань пропалывали кукурузу на горном склоне. Стебли кукурузы вымахали выше человеческого роста, поэтому, наклоняясь и воюя с сорняками, они теряли друг друга из вида. Когда Ван Лаобин устраивал перекур, он мог лишь слышать, как работает Ван Цзякуань. По звонким и ритмичным ударам тяпки Ван Лаобин понимал, что сын вкалывает как надо.

Заполонившие всё и вся сорняки под натиском острой тяпки Ван Лаобина падали как подкошенные, мыши и другая живность только успевали разбегаться из своих нор на все четыре стороны. Вдруг Ван Лаобин заметил, что к нему ринулось нечто черное. Пока он сообразил, что разворошил осиное гнездо, его голову, лицо и шею уже облепили осы. От боли он повалился на землю, принялся кричать и кататься по кукурузному полю. Переместившись метров на двадцать, он увидел, что осиный рой по-прежнему кружится над его головой, осы преследовали его словно темная туча. Тогда Ван Лаобин принялся звать Ван Цзякуаня. Но тот был глухим, поэтому имени своего не услышал.

Ван Лаобин зачерпнул горсть земли, чтобы предпринять последнюю атаку на ос, но это дало ему передышку лишь на секунду, пока комья земли оказались в воздухе. Едва они шлепнулись вниз, осы опустились следом. Они покрыли глаза, нос и рот Ван Лаобина. Ван Лаобин чувствовал, что еще чуть-чуть и он ослепнет от их укусов. «Цзякуань, скорее на помощь! Цзякуань, твою мать, я сейчас помру!» – кричал Ван Лаобин.

После того как крики Ван Лаобина, подобно волнам, затихли, удары Ван Цзякуаня стали раздаваться все звонче. Прошло достаточно много времени, прежде чем Ван Цзякуань захотел пить. Он отбросил тяпку и пошел в ту сторону, где должен был работать отец. И тут Ван Цзякуань увидел целую прогалину, устланную сломанными стеблями кукурузы, а поверх стеблей лицом к небу лежал его отец Ван Лаобин. Его голову раздуло, словно тыкву, поверхность которой блестела словно зеркало, отражая солнце.

Ван Цзякуань обхватил голову отца и закричал в сторону гор: «Гоуцзы, Шаньян, Лао Хэй!.. Скорее на помощь!» Его крик еще долго витал между двух гор. Некоторые односельчане слышали пронзительный крик Ван Цзякуаня, но, решив, что тот просто подзывает к себе скотину, оставили его безо всякого внимания. Но когда к его крику присоединились рыдания, Лао Хэй почуял неладное и закричал в сторону кукурузного поля: «Цзякуань!.. Что там случилось?» Лао Хэй трижды повторил свой вопрос, но, так и не услышав ответа, продолжил работать. Вдруг Лао Хэй вспомнил, что Цзякуань глухой, и, замерев, прислушался к звукам со стороны поля Ван Цзякуаня. Он уловил смешанные с ветром причитания Ван Цзякуаня: «Мой отец помирает, отец проткнул осиное гнездо, его до смерти искусали осы…»

Ван Цзякуань и Лао Хэй притащили Ван Лаобина домой и позвали к нему лекаря Лю Шуньчана, который занимался традиционной медициной. Лю Шуньчан приказал Ван Цзякуаню стянуть с Ван Лаобина всю одежду. Лежащий на кровати Ван Лаобин напоминал жирного облысевшего хряка. Любопытные со всех сторон обступили его, наблюдая за действиями Лю Шуньчана. Пока Лю Шуньчан наносил лекарство на голову, шею, руки, грудь, пупок, ляжки и другие места на теле Ван Лаобина, зрители неотступно следили за его пальцами. Тут Ван Цзякуань заметил, что когда взгляды собравшихся достигли того места, откуда ноги растут, они стали о чем-то шушукаться, вроде как обсуждая то, что обычно хранят в тайне от чужих глаз. Ван Цзякуаню стало не по себе, словно на кровати лежал не его отец, а он сам. Тогда он взял с изголовья кровати полотенце и накрыл им причинное место отца.

Этот жест Ван Цзякуаня глубоко тронул Лю Шуньчана. Положив руки на тело пострадавшего, он замер и, глядя на собравшихся, захохотал: «Цзякуань смышленый малый, пусть он и не слышит, зато прекрасно понял, что мы говорили про его отца. Ему достаточно ваших глаз и выражений лиц, чтобы догадаться, о чем речь».

Лю Шуньчан протянул Ван Цзякуаню плоскогубцы и дал ему знак развести челюсти Ван Лаобина. Ван Цзякуань сначала взял кусок материи, как следует обмотал инструмент и только после этого осторожно засунул его отцу в рот, разомкнув зубы. Заливая в рот лекарство, Лю Шуньчан нахваливал Цзякуаня за деликатность: «Я вот не догадался обмотать плоскогубцы тряпкой, а он догадался, чтобы не причинить отцу боль. Не будь он глухим, я бы точно взял его к себе в ученики».

Когда лекарь залил целебный отвар, Ван Цзякуань убрал изо рта отца плоскогубцы и громко назвал Лю Шуньчана учителем. Лю Шуньчан на секунду даже оторопел. «Цзякуань, у тебя никак слух прорезался? Оказывается, ты все слышал. Ты правда глухой или притворяешься?» – спросил он. На эти вопросы Ван Цзякуань никак не отреагировал, по-прежнему оставаясь глухим. Тем не менее окружающие покрылись мурашками: им вдруг стало страшно, что Ван Цзякуань слышал все их насмешки.

Спустя десять дней Ван Лаобин почти поправился, однако его глаза совершенно перестали видеть, он стал слепым. Люди со стороны спрашивали его, как же так, имея нормальное зрение, он мог взять и ослепнуть. А он не уставал повторять: «Осы покусали». Поскольку слепым он был не от рождения, его органы слуха и обоняния не были сильно развиты, так что теперь Ван Лаобин оказался ограничен в передвижении, и если бы не его сын Ван Цзякуань, ему и шаг было бы трудно сделать.

У Лао Хэя одна за другой подохли все куры. Сначала Лао Хэй додумался ощипать павшую птицу, он старался так, что перья летали по всему двору. Однако после того как три дня подряд он ел мясо сдохших кур, у него возникло к нему отвращение. Тогда Лао Хэй захоронил оставшуюся падаль на склоне горы. Когда Ван Цзякуань заметил в руках Лао Хэя мертвые тушки, он смекнул, что именно его куры стали распространять чуму. Ван Цзякуань преградил ему дорогу и заявил: «Ах ты бесстыжий, почему никому не рассказал, что у твоих кур чума?» Губы Лао Хэя зашевелились, похоже, он оправдывался, но Ван Цзякуань ничего не слышал.

На следующий день Ван Цзякуань подготовил короб, чтобы нести на продажу своих куриц. Перед тем как он шагнул за порог, Ван Лаобин ухватил его и сказал: «Цзякуань, когда продашь кур, купи мне мыла». Ван Цзякуань догадался, что отец просит его что-то купить, но что именно, он не понял. «Папа, чего тебе купить?» – спросил он. Тогда Ван Лаобин изобразил на своей груди квадратик. «Сигарет?» – спросил Ван Цзякуань. Ван Лаобин замотал головой. «Кухонный тесак?» Ван Лаобин снова замотал головой. Тут он стал водить руками по голове, ушам, лицу, одежде, делая вид, что вроде как натирается, пытаясь подвести Ван Цзякуаня к догадке. Тот на несколько секунд задумался и наконец вскрикнул: «Папа, я понял! Ты хочешь, чтобы я купил тебе полотенце». Ван Лаобин изо всех сил замотал головой и громко сказал: «Да не полотенце, а мыло».

Но Ван Цзякуань, уверенный, что все уразумел, развернулся и направился на выход, и тщетный крик Ван Лаобина повис в воздухе.

Ван Лаобин на ощупь вышел из дома и присел на солнышке. Вскоре он почуял, как от его нагревшейся одежды исходит запах пота, а воздух вокруг был пропитан ароматом свежей травы и вонью коровьих лепешек. Ван Лаобин весь покрылся испариной, казалось, его кожа вот-вот обгорит, по его ощущениям, солнце можно было достать рукой, и этот день тянулся утомительно долго. До ушей Ван Лаобина долетал ярмарочный галдеж, в нем он хотел распознать голос Ван Цзякуаня, но, как он ни напрягался, это ему не удавалось. Тут он услышал, как кто-то из ребятишек распевает народную песенку, причем явно на бегу, поскольку очень скоро эти звуки умолкли.

Мало-помалу ощущение жара отступило, это подсказало Ван Лаобину, что день подходит к концу. Тут он услышал, как к нему приближаются звуки радиоприемника. Они заглушили шаги Ван Цзякуаня, поэтому Ван Лаобин не понял, что Ван Цзякуань вернулся домой.

Ван Цзякуань положил в руки Ван Лаобина полотенце и сто юаней. «Папа, вот полотенце, которое ты просил, и остаток, сто юаней, держи», – сказал он. «А что ты там еще прикупил?» – спросил Ван Лаобин. Ван Цзякуань вынул из-за пазухи радиоприемник, поднес его к уху Ван Лаобина и сказал: «Папа, я тут еще купил маленький приемник, чтобы ты не скучал». – «Ведь ты все равно ничего не слышишь, зачем было его покупать?» – откликнулся Ван Лаобин.

Радиоприемник в руках Ван Лаобина завывал на все лады, нагоняя на него печаль. Он держал в руках полотенце, деньги и приемник, отсутствовало лишь мыло, которое он просил купить. Он подумал: «Я, конечно, проживу и без мыла, но как мог Цзякуань перепутать мыло с полотенцем? Если он не понимает моих жестов, как нам жить дальше? Если бы мать Цзякуаня не умерла, было бы гораздо легче».

Спустя несколько дней Ван Цзякуань присвоил радиоприемник. Он повесил его на шею, включил на всю катушку и пошел по гостям. Куда бы он ни приходил, всюду собаки встречали его неистовым лаем. И даже глубокой ночью односельчане просыпались от того, что слышали голос неутомимого приемника. Раздающиеся из его нутра шутки-прибаутки сопровождались бранью Ван Лаобина: «Ведь ты глухой, даже половины слова не в силах разобрать, зачем включать его на всю громкость? Только впустую батарейки тратишь да отцовские деньги!»

После ужина Ван Цзякуаню больше всего нравилось ходить к Се Сичжу, там он наблюдал за игрой в мацзян. Заметив, что Ван Цзякуань, словно сокровище, прижимает к себе приемник и при этом поглаживает его обеими руками, Се Сичжу спросил: «Ты можешь услышать, что там говорят?» Ван Цзякуань на это ответил: «Слышать не слышу, но на ощупь чувствую». Тогда Се Сичжу удивился: «Странно, ты не слышишь радио, зато разобрал все, что я сказал». Ван Цзякуань вместо ответа лишь захохотал. Хохотнув несколько раз, он сказал: «Меня всегда спрашивают, могу ли я услышать, что там говорят. Ха-ха!»

Постепенно Ван Цзякуань превратился в своего рода магнит. Едва народ переступал порог дома Се Сичжу, как тут же усаживался вокруг Ван Цзякуаня. Однажды по радио передавали юмористический диалог, и Ван Цзякуань, глядя, как все вокруг, широко раскрыв рты, покатываются со смеху, стал смеяться за компанию. Се Сичжу спросил его: «Ты чего смеешься?» Ван Цзякуань непонимающе замотал головой. Тогда Се Сичжу приблизился к нему и изо всех сил заорал ему прямо в ухо: «Ты чего смеешься?» Ван Цзякуань, словно его оглушили, ошарашенно посмотрел на Се Сичжу. Выдержав долгую паузу, он сказал: «Вы смеетесь, я тоже смеюсь». Се Сичжу на это ответил: «Будь я на твоем месте, так вместо того, чтобы просиживать здесь штаны, лучше бы занялся кое-чем поинтереснее». С этими словами Се Сичжу сложил и красноречиво подвигал пальцы в непристойном жесте.

Заметив, что Ван Цзякуань покраснел, Се Сичжу подумал: «Вроде и глухой, а понимает, что такое стыд». Ван Цзякуань сердито поднялся, вышел в непроглядную ночь и с тех пор больше не переступал порога этого дома.

Покинув дом Се Сичжу, Ван Цзякуань почувствовал, что на душе у него стало так противно, словно в ней завелся какой-то червь. Погрузившись в себя, он сделал десяток шагов и вдруг натолкнулся на кого-то. Он почувствовал насыщенный аромат. Хотя удар был не таким уж сильным, человек повалился на землю, словно сноп рисовой соломы. Ван Цзякуань протянул руку, чтобы поднять упавшего, и вдруг разглядел, что это была дочь дядюшки Чжу – Чжу Лин. Ван Цзякуань хотел было пойти дальше, но Чжу Лин преградила ему дорогу.

Ван Цзякуань положил руки на плечи Чжу Лин, она его не оттолкнула. Тогда его руки медленно поползли вверх, пока не коснулись ее теплой гладкой шеи. «Чжу Лин, – произнес Ван Цзякуань, – твоя шея словно шелк». Сказав это, он приник к ее шее и поцеловал. Чжу Лин услышала причмокивания Ван Цзякуаня, который, словно отведав вкуснейшего лакомства, смаковал послевкусие. Чжу Лин про себя подумала: «Никогда еще не слышала таких приятных звуков страсти». Это настолько ее ошеломило, что она почувствовала, как земля уходит из-под ног. Казалось, еще чуть-чуть, и она упадет. Ван Цзякуань крепко сжал Чжу Лин в объятиях, ощутив на своем лице ее горячее дыхание.

Они напоминали двух упавших в воду людей, которые отчаянно цеплялись друг за друга, погружаясь с головой в омут ночи. В эту темную пору, которая их сблизила, любые звуки казались избыточными. Чжу Лин протянула руку и выключила приемник Ван Цзякуаня, но тот его снова включил. Чжу Лин считала, что приемник был для Ван Цзякуаня не больше чем обычным ящичком, он мог лишь ощутить его вес на шее, но не более. Чжу Лин снова отняла у него приемник, приложила к уху и медленно убавила громкость, и тут же все вокруг погрузилось в невозмутимую тишину. Ван Цзякуаня переполняла неудержимая радость, он расстегивал пуговицы на груди Чжу Лин и говорил: «Ты будешь включать мой приемник, а я – твой».