Музы светлого Дома изящной словесности

– Кто тут у нас? – обращаясь явно к ней, спросил он.

Вместо Лёли вдруг замерцал небольшой красный дракончик.

– Я Лёля, – пискнуло это существо.

– Красная дракониха, – с уважением произнёс Лулу. – Не волнуйся, автор, теперь я буду служить тебе. Что самое главное при полёте на драконе?

Лёля вернулась в нормальный вид.

– Не упасть? – предположила она.

– Ночью, – важно сказал афроМуз, – нужно стараться не сбить звёзды или луну, а днём – облака или солнце.

Лёля расхохоталась. Вид у Муза, когда он это говорил, в самом деле, был очень-очень серьёзный.

– Ну что, – продолжал говорить Лулу, – пойдём придумывать «Королеву драконов»?

Лёля застыла.

– Откуда ты знаешь? Я никому не говорила название своей книги.

– Привыкай, девочка, – почти прошептала Серафима. – Музы знают о своём авторе всё, даже мысли.

– Что нам теперь делать? – обратилась к Серафиме Лёля.

– Всё очень просто, – прогудел чёрный Муз. – Сейчас мы пойдём кататься на аттракционах, смотреть на драконов, выпьем амброзии в рифмобаре, будем обсуждать твой замысел. Если не передумаешь, придём с предписанием творца к Овечкиной и она устроит нам церемонию заключения союза. Потом заберёшь меня с собой, и будем писать твою книгу.

– А если передумаю? – задумчиво спросила Лёля.

– Творец очень не любит, когда его решения не выполняются, – заметила Аделаида.

– Мне будет грустно, – печально сказал огромный негр. – Ты мне понравилась.

– Хорошо, – согласилась Лёля. – Пойдём.

– А ты не будешь меня бить? – уже спустившись с крыльца, спросила Лёля.

– А надо? – прогудел гигант.

– Вообще-то, – честно сказала Лёля, – я иногда очень ленивая…

Они пошли по аллее, удаляясь от Приёмной творца. Их голоса становились тише.

– Кто следующий? – в никуда спросила Серафима, глядя вслед уходящей парочке.

Через секунду откуда-то сбоку послышался торопливый шёпот:

– Серафима Андреевна…

– Валентина Ивановна, – узнала она популярную детскую писательницу. – Закончили очередное произведение? Пришли союз с Бабой Машей продлить?

– Не совсем. То есть я не совсем к вам.

Пожилая молодящаяся женщина имела немного смущённый, но одновременно и таинственный вид.

– Мне бы с Ухрюп-ягой пошептаться, – просительно сказала она.

– Зачем? – поразилась Серафима. – Вы злодейство написать задумали?

Внезапно оттуда, куда ушли Лёля и Лулу, раздался пронзительный девичий визг. И пожилая писательница, и Серафима вздрогнули, посмотрели в ту сторону. Увидели, что гигант негр, упав на колени, мнёт или ворочает что-то продолговатое и светло-коричневое, которое постепенно краснеет, меняя цвет. Слышалось пыхтение и сочные звуки оплеух. На крыльцо выскочил Ухрюп-яга. Он, видимо, молниеносно разобравшись в ситуации, кинулся к дерущимся. Серафима подумала, что она первый раз видит Ухрюп-ягу, как говорится, в действии. Спустя совсем непродолжительное время Лулу и Ухрюп-яга вернулись, волоча связанного по рукам и ногам юношу в ярко-малиновой рубашке. За ними, перепуганная, шла Лёля.

Глава IV. Опять этот чёрт!

Пойманный парень был брошен на землю перед крыльцом. Он извивался и тряс головой, пытаясь что-то сказать, но рот его был заткнут куском его же рубашки.

– Кто это? – спросила Серафима. – Что случилось?

– Мы шли, никого не трогали, – плаксивым голосом пожаловалась Лёля, прячась за спину негра. – А тут выскакивает эта редька и ка-а-ак заорёт!

– Какая редька? – удивилась Серафима.

– Он в образе Злого Овоща был, – пояснил Лулу. – Я не понял, что он хотел. Я ему сразу в лоб дал.

– Ага, – Серафиме ничего ясно не было, но она кивнула Ухрюп-яге. – Вынь кляп, послушаем, что этот злоумышленник сам скажет.

Парнишка, едва получив возможность говорить, немедленно закричал:

– Вы чего, мужики, охренели?! Зачем дерётесь?

– А ты сам не охренел? – вспылил негр. – Зачем девочку испугал?

И он замахнулся, как будто желая ещё раз ударить парня. Тот вжал голову в плечи, но ответил достаточно нагло:

– Кто кого пугал? Я пошутить хотел. Прикольно же – выскакивает вдруг на тебя Злой Овощ…

– Пошутить! – возмутилась Лёля. – Да я от страха чуть не описалась! Ой… Извините.

– Вот, – сказал негр и ещё раз замахнулся.

– Так, – строго сказала Серафима. – Ты кто? Автор? Новенький?

– Конечно, – ответил парень. – Джером К. Джером. Писатель.

– Кто это там Джером?! – громыхнул сзади голос Аделаиды. – Ты-ы?! Ты себя в зеркале видел, чучело малиновое?

Парень бросил на Аделаиду затравленный взгляд снизу вверх, впечатлился, видимо, и, изменив голос с мальчишеского на взрослый бархатный баритон, сказал рассудительно и солидно:

– Ваша правда, мадам. Я хотел сказать, что свой псевдоним я придумал по аналогии с известным писателем. Он – Джером К. Джером. Я – Чувак К. Чувак. Не более.

– Хороший псевдоним, – тихо-тихо оценила Валентина Ивановна.

– Новенький? – настойчиво повторила свой вопрос Серафима.

– Да, – подтвердил парень. – Ничего в вашем Доме ещё не знаю.

– Понятно, – задумалась Серафима. – Здесь у нас так себя не ведут. Извините, Лёля. Извини, Лулу. Это недоразумение. Он будет наказан.

– Всё понятно, – сказала Лёля. – Мы пойдём?

– За что? – с недоумением опять мальчишеским голосом завопил парнишка. – Напали, избили, наказать хотят…

– Прокрастинация на недельку? – с надеждой злорадно спросила Аделаида.

Серафима хотела уже согласиться с ней, но вдруг заметила Вита. Он шёл к Приёмной творца. Вид у него был решительный и серьёзный.

– Конечно, идите, Лёля, – мягко сказала она. – Вам надо о многом поговорить. Извините ещё раз. Подобного больше не повторится.

– Ага, – согласилась Лёля.

Она уже успокоилась, взяла огромного негра за руку, и они пошли прочь.

– Ты всегда будешь меня защищать? – слышался её голос…

– Как наказывать будем? – поинтересовалась Аделаида.

А Серафима, наблюдая за Витом и одновременно делая вид, что не заметила его, вдруг подумала, что ей надоело быть жёсткой. «Я поступаю неправильно», – осудила она себя и сказала, обращаясь к связанному юноше:

– Ты понял, что нельзя так себя вести? Пообещай, что больше не будешь.

– Обещаю, – с готовностью сказал парень, – что больше не буду наряжаться Злым Овощем и напрыгивать на людей.

– Хорошо. Ухрюп-яга, развяжи его. Тебя тут спрашивали, кстати.

– Да, – выступила вперёд Валентина Ивановна. – Это опять я, Ухрюп-яга. Вы обещали помочь. Посоветовать.

– Помогу, доча, помогу, раз обещал, – произнёс Муз, распутывая верёвки.

– Я свободен? – Чувак К. Чувак встряхнулся.

Вит остановился недалеко от их компании и чего-то ждал. Серафима по-прежнему делала вид, что она его не заметила.

– Абсолютно, – процедила она.

– Жаль! – высказалась Аделаида, уходя в дом.

Серафима тоже начала подниматься по ступенькам.

– Так вы, Валентина Ивановна, – спросила она у пожилой писательницы, – злодейство вместе с Ухрюп-ягой задумали?

– Никакого злодейства, доча, – заверил её Ухрюп-яга.

– Да, – подтвердила и писательница. – Мне просто нужна творческая консультация.

Они, тихо переговариваясь, пошли по направлению к Авторской площади, рифмобару, Доброму скверу, другим развлечениям для авторов и их Муз.

– А тут прикольно, – заявил освобождённый парень. – Избили, связали, а ничего не болит. И рубашку порвали, а она уже целая.

И он аккуратно заправил в штаны свою ярко-малиновую рубашку.

– Зато душевная боль у нас настоящая, – заметила Серафима, уходя в дом вслед за Аделаидой.

Вит остался стоять на месте.

Зайдя в помещение, Серафима спросила у Аделаиды:

– Чего они задумали, как ты считаешь? Ухрюп-яга и Валентина. Заинтриговали. Что может их объединять? Зачем он ей нужен?

– Ну а что, если ей надоело писать сказки, – предположила Аделаида. – Задумала она совсем другую историю. Про то, например, как влюбился злой волк в бабу Ягу и захотел угостить её шашлыком из трёх поросят. С чесноком, ежевикой и специями. И нужна ему для этого одолень-трава, чтобы папашу поросят, здоровенного кабана-людоеда победить. Взял он доброго коня, три мешка овса, старину Кощея и пошёл к Хохочущему болоту, где эту траву жаба-царевна-змея охраняет. А Кощей-то наш был не только любитель кофе и пиццы, но и из арбалета пострелять мастак. Вот и выпало ему целовать царевну…

– Ты серьёзно? – озадачилась Серафима. – И ради создания этого шедевра она решила вместо Бабы Маши объединиться с Ухрюп-ягой?

– Да не знаю я, – созналась Аделаида. – Выдумываю. Тоскливо просто. Вдохновить хочу кого-нибудь.

– Согласна, – печально подтвердила Серафима и начала движение в сторону кабинета с творец-машиной.

– Кто следующий? – громко спросила Аделаида.

– Я.

Голос ожидаемо показался Серафиме очень-очень знакомым. Она обернулась.

– Опять? Ты?!

– Я, – виновато подтвердил Вит Волков, нарисовавшись в дверном проёме. – Я позже должен был подойти, но со мной очередью поменялись.

– Хотите подать заявку? – глядя прямо ему в глаза, спросила Серафима.

Она отчаянно вслушивалась в себя – что он задумал, зачем пришёл? Неужели Серафима поверила словам, что она его Муза? Творец против, но этот автор ей так отчаянно симпатичен… И он – чёрт…

Вит сопел, но молчал.

– Проходите в кабинет, – пригласила Серафима.

Развернулась сама и пошла, громко стуча каблуками по деревянному полу. Вот точно таким же был звук её шагов и тогда…

…тогда, когда она давным-давно, устав от ожидания, сама пришла на приём к творцу. Музы обычно приходили к нему вместе с авторами. Очень редко Муза приходит одна.

Она устала ждать. Один писатель умер, другой – спился, третий оказался обманщиком. А Серафима честно ждала своего автора… Единственного. Которому нужна она и только она. Но такого автора, наверное, нет на свете. Но кому это знать, как не творцу? Она много времени провела в келье, но ей надоело ждать. Устала! Она – Муза! Её призвание – вдохновлять. Пусть ей назначат автора. Любого…

«Прошу устроить мою жизнь!» – именно таким был текст её просьбы.

Творец откликнулся немедленно: «Личную или творческую?»

Серафима даже задохнулась от негодования. Это было хамство. Всем известно, что у светлых Муз творческая жизнь является также и личной. Об этом никто никогда не говорит, это подразумевается, как само собой разумеющееся. Или творец намекает, что она нарушила табу, запятнала себя, смешала личную жизнь с творческой? Да, она виновата! Она пожалела этого дурака, который оказался даже не автором, а, скорее, скульптором. Да, она уступила, сжалилась, поверила красивым словам и красивым, вроде бы как, поступкам… Но она ни о чём не жалеет! Теперь она знает, что с появлением личной жизни у Муз вырастают крылья. Конечно, их никто не видит. Но они чувствуются. Потому что вдохновение, которое отныне может подарить Серафима, стало качественно иным… Это не может быть никому не нужно!

Она хотела так и написать: «Я не отделяю личную жизнь от творческой!», но творец опередил её следующим вопросом:

«С кем вам хотелось бы устроить личную и творческую жизнь?»

«Да хоть с чёртом!» – поспешила ответить Серафима.

Потом она десять тысяч раз пожалела, что поспешила. Вердикт творца обескуражил:

«Предписываю Музе Серафиме наладить личную и творческую жизнь с автором, душа которого является чёртом. В написании имён автора должен присутствовать огонь. Всё».

Это было жестоко. Авторы с душой чёрта забредали в их светлый Дом очень редко, у них обычно не было склонности к высокой литературе, у них был свой собственный литературный ширпотреб, свой тёмный Дом изящной словесности с местными тёмными Музами. Именно там такие авторы обычно и тусовались.

«Где же я возьму подходящего чёрта?» – написала растерянная Серафима.

«Жди! – ответ творца был категоричен. – А пока ты его не встретила, поработай моим заместителем по распределению Муз, Серафима Андреевна».

«Опять ждать, – подумала Серафима. – Поменяла шило на мыло. Только теперь и надежды никакой нет… Но кто я такая, чтобы отвергать волю творца? Теперь я стала не просто Серафимой, а ещё и Андреевной. Это типа Старшая Муза, изменение в статусе, признание заслуг…».

А ещё она оглянулась и поняла, что теперь этот кабинет станет местом её вечной работы.

– Проходите, присаживайтесь, – пригласила Серафима.

– Спасибо, – ответил Вит.

Повисла пауза.

– Ну? – Серафима нарушила затянувшееся молчание. – Кого вы на самом деле хотите себе в Музы?

– Вас, – непреклонным голосом заявил Вит.

– Но творец будет против, – мягко произнесла Серафима. – Даже если у вас будет моё согласие…

Но заявление Вита, его упорство ей очень понравились, а тот вдруг всем телом подался к ней.

– Я не понимаю – почему, Серафима? – сказал он. – Объясните. Знаете, там, в жизни, вне нашего мира, вне Муз и литературы, с людьми происходят самые разные вещи. Приятные или отвратительные. Но всегда всё можно объяснить. Я же нормальный. Я постараюсь понять. И если это действительно невозможно, то я попытаюсь принять, смириться…

У Серафимы опять, уже который раз за этот день, на глаза навернулись слёзы.

– Творец, – прошептала она, – ну как я могу ему всё объяснить?..

Творец-машина внезапно ожила, загудела. Из неё вылезла очередная бумага. Взгляды Серафимы и Вита перекрестились на напечатанном тексте.

«Не надо никому ничего объяснять!

Вениамину Волкову рекомендуется не спешить с выбором Музы.

Музе Серафиме рекомендуется присмотреться к Вениамину Волкову».

– Что-о-о?!! – голос Серафимы задрожал. – Это как? Это почему?..

Внезапно она поняла, что не знает – куда деть свои руки. И ноги…

– Что значит – присмотреться? – спросил Вит.

– Этого не может быть, – обречённо сказала Серафима. – Это ошибка. Глюк!

Правая рука Серафимы машинально потянулась поправить причёску.

– Разве творец может глюкнуть? – удивился Вит.

– Да. Нет. Я не знаю. Теперь я уже ничего не знаю…

Опять повисла пауза. В голове Серафимы закрутился хаотический калейдоскоп мыслей.

– Серафима! – настойчиво повторил Вит. – Что значит: присмотреться ко мне?

– Это…

Серафима вскочила с удобного кресла и забегала по маленькому кабинету.

– Это значит…

Вит терпеливо ждал.

«Но ведь раньше, – метались мысли Серафимы, – когда был другой чёрт… У него даже огонь в имени был, Огнерубов у него был псевдоним… С ним было нельзя… А теперь, когда даже огня нет…».

– Это значит, – растерянно улыбнулась Серафима, – что ты ждёшь меня вечером около рифмобара…

– Хорошо! – обрадовался Вит и встал, собираясь уходить.

– Нет! – воскликнула Серафима.

«Его нельзя отпускать! Исчезнет! Я должна стать красивой! Мне нужно новое платье!» – в мыслях у Серафимы по-прежнему был полый хаос.

– Что – нет? – переспросил Вит.

– Ты никуда не пойдёшь! – заявила Серафима. – Сядь вон туда, к окну. Там, где твои цветы.

– Хорошо, – согласился Вит.

Около окна был устроен уютный оазис для уединения. Там, рядом с цветочной вазой и неизбежной геранью, располагался маленький журнальный столик и небольшой стульчик. Именно туда Серафима усадила Вита.

– Сиди здесь! Пиши! – она вручила ему несколько листов бумаги.

– Что писать? – удивился Вит.

– Роман! План нашего произведения! Что хочешь! – говорила Серафима, мечась по комнате.

– Но ведь это сон, – сказал Вит. – Я же не смогу унести записи с собой.

– Очень даже сможешь, – Серафима ухватилась за возможность говорить о чём-то конкретном. – Просто положи их в карман, и, когда проснёшься, ты будешь всё помнить. Откуда, ты думаешь, взялись легенды о том, что сюжет романа приснился ночью? Что встала она утром, и осталось ей только записать слова, рождённые во сне? Всё так и есть. У многих авторов основные эпизоды их романов рождаются здесь, в светлом Доме. А в своём мире они просто воспроизводят уже придуманное.

– Хорошо, – согласился Вит. – Дай, пожалуйста, ручку.

– Что? – переспросила Серафима.

– Ручку, – повторил мужчина.

Серафима смотрела на него, широко открыв глаза. «Какая она красивая!» – ещё раз поразился Вит.

– Мне нужно переодеться, – сказала Серафима. – Сиди здесь!

И она ушла.

– Сижу, – растерянно проговорил ей вслед Волков.

Глава V. Приём посетителей. Гуагурова.

Мысль по поводу новой одежды возникла мгновенно, едва лишь Серафима опять увидела себя в зеркале. «Я должна быть одета по моде его времени! – решила она. – Так у меня будет больше шансов понравиться».

Современной одежды в шкафу было полным-полно. Пара платьев с голой спиной были отвергнуты сразу же. «Может быть, брючный костюм? – сомневалась Серафима. – Вот, например, очень симпатичный. Или джинсовый, как у Юлии? Или лучше обычное платье? Или – зауженное, чтобы, идя с ним под руку, у него не было возможности никуда спешить? А сумочка? Мне обязательно нужна сумочка!..».

Бардак в гардеробной был наведён быстро. Различные наряды были развешаны всюду, где только можно. Едва Серафима доставала новый, из стены, если там было свободное место, услужливо выскакивал гвоздик для того, чтобы можно было повесить обновку. Бельё, туфли, джинсы, чулки, колготки, домашние тапочки, какие-то нижние юбки, шляпки, ленты для бантов, различные сумочки и всякие другие очаровательные вещицы были разбросаны по всей комнате. Серафима суетилась, терялась, перебирая это богатство. Когда неожиданно постучались в дверь, она почему-то подумала, что это Волков. Схватила первую попавшуюся в руки тряпку, закуталась в неё, прокричала:

– Не входите, я почти голая. Кто там?

– Это я, – в гардеробную заглянула Аделаида.

Она посмотрела на беспорядок, устроенный Серафимой, и моментально стала пунцовой.

– Вы чего это? – спросила она.

– Я не могу выбрать платье, – пожаловалась Серафима.

– А там вот… пришла… – начала объяснять Аделаида, но вдруг осеклась, уставившись на Серафиму округлившимися глазами.

Учитывая то, что глаза Аделаиды и так были достаточно большие и круглые, эффект получился…

– Ты чего? – испугалась Серафима. – Со мной что-то не так?

– Вы… ты… – бормотала Аделаида. – Вы надели колготы? На самом деле? Не жмут?!

И она почти обвиняюще ткнула указательным пальцем в Серафиму.

– Нормально, – пробормотала Серафима. – А что?

– Девочки говорили, – прошептала Аделаида, – что колготы везде жмут! Что их невозможно носить! Что чулки удобней!

– Девочкам, может быть, и жмут! – рассердилась Серафима. – А мне удобно. Кто там пришёл?

– А-а-а, – Аделаида переключилась на деловой тон. – Там Гуагурова со своими диорамами. Закончила очередную. Пришла союз продлять. С ней Музико-сан. Что им сказать? Вы скоро?

– Аделаида, – укорила её Серафима, – она пишет литдорамы! Между прочим, очень популярные. Когда ты это запомнишь?

– Да знаю я, – отмахнулась Аделаида, – дорамы, панорамы… Что ей сказать?

– Позови-ка её сюда, – попросила Серафима. – Она женщина современная. Подскажет: какое мне платье выбрать.

– Легко! – сказала Аделаида и, уже уходя, недоверчиво прошептала. – Значит, нигде не жмут…

Маленькая и шустрая, как обезьянка, Гуагурова материализовалась в гардеробной, окинула любопытным взглядом бардак, устроенный Серафимой, и завистливо присвистнула:

– Кучеряво живёте, Серафима Андреевна!

– Не жалуемся, – подтвердила Серафима. – Помогите мне, пожалуйста, выбрать платье из вашего времени для важного мероприятия. Такое, чтобы я была в нём привлекательной.

– Да вас во что ни наряди… – задумчиво проговорила писательница, разглядывая то Серафиму, то развешенные наряды. – Причёску менять не надо… Многое бы я отдала за такие же кудряшки.

Серафима посмотрела на писательницу. Её короткие жидкие волосы, действительно, выглядели жалко и тускло.

– Цель мероприятия? – уточнила Гуагурова.

– Свидание с мужчиной, – смутилась Серафима.

– Ага! – торжествующе воскликнула литдорамщица и моментально ткнула пальцем в тёмное платье с умеренно яркими крупными цветами (поясок, бант-воротник, рукав одна четверть, длина юбки ровно до середины колена). – Вот это будет смотреться на вас идеально.

– Не слишком простенькое? – засомневалась Серафима.

– Не-е, – авторитетно заявила Гуагурова, – изящная простота, высший шик, про лейбл вообще молчу.

– Ну ладно, – согласилась Серафима. – Пусть будет оно.

– Только лифчик чёрный надень, – посоветовала писательница. – И бельё я бы тебе рекомендовала сменить. Или ты собираешься его демонстрировать?

– Нет! – испугалась Серафима. – Это невозможно.

– Я тоже всегда на это надеюсь, – серьёзно сказала Гуагурова. – Но каждый раз всё происходит наоборот. Мужики… они не обращают внимание на красоту, они норовят всё с тебя снять. И это правильно. Я тебе честно скажу, Серафима, если найдёшь мужика, который в состоянии оценить красоту женских трусов, – беги от такого чёртового эстета со всех ног…

Серафима вздрогнула на словах «чёртов эстет».

– В мужиках, – продолжала поучать Гуагурова, – в них другое главное. А бельё лучше натуральное носить. Бельё должно быть удобным. Уж у тебя-то, как вижу, есть из чего выбрать!

Серафима суетливо начала перебирать указанные предметы гардероба.

– Вот это! – уверено тыкала Гуагурова. – И вот это ещё… Вот эти туфельки. Ещё обязательно нужна сумочка… Цепочка, лучше золото. Серёжки неброские…

«Про сумочку я и без тебя догадалась!» – почему-то с возмущением подумала Серафима.

Переодеваться она ушла за ширму, которая то ли всегда была здесь, то ли незаметно возникла специально для Серафимы.

– Какая прелесть! – воскликнула Гуагурова, заметив этот предмет интерьера. – Роспись по шёлку, да? Подлинная? Я посмотрю, ладно?

И она чуть ли не носом уткнулась в одну из панелей ширмы.

Переодевшись, Серафима почувствовала себя как-то иначе. Уверенней. Современней. «Словно я стала маленьким тропическим ураганом…» – вспомнились ей слова Вита. И потом, уже перед зеркалом, наводя последние штрихи на губы, брови, ресницы, она вспомнила эти слова ещё раз, подумала: «Да, это про меня. Хочу быть такой!».

В главной комнате Приёмной творца маленькая, ещё ниже своей авторши, Муза Гуагуровой педантично-аккуратная Музико-сан, с выбеленным лицом, одетая в традиционную японскую одежду, что-то оживлённо обсуждала с Аделаидой. Увидев Серафиму, она радостно улыбнулась и почтительно наклонила голову.

– Рада тебя видеть, Музико! – помахала ей Серафима.

Гуагурова, выходя из гардеробной последней, стала невольной свидетельницей того, как разбросанные вещи сами собой убираются в свои ящички или исчезают, как, например, платья со стен. Едва женщины покинули гардеробную, в неё вернулся идеальный порядок. Эффект от увиденного произвёл на писательницу сильное впечатление. Она с большим интересом уставилась на платье Серафимы и, показывая то на него, то на дверь гардеробной, запинаясь, спросила:

– Серьёзно тут у вас всё! А-а-а вот если мужика так нарядить, а потом – фи-и-ить! – это возможно?

Серафима поняла её мысль, улыбнулась.

– Конфуз! – мечтательно прошептала Гуагурова.

– Пойдёмте! – распорядилась Серафима. – Извините, что заставила ждать.

Когда Вит увидел вернувшуюся Серафиму, он вздрогнул, улыбнулся, хотел что-то сказать, но, заметив входящих следом Гуагурову и Музико-сан, тут же с деловым видом уставился в свои записи. Но Серафима уже прочитала в его глазах всё, на что надеялась.

– Вы подготовили заявление на продление союза? – торжественно спросила она.

– Нет, – небрежно ответила писательница. – Музико-сан сейчас напишет…

Гуагурова, войдя в комнату, взглянула на Волкова с любопытством, но, видя, что он занят бумагами, отвернулась, задумалась, вспомнила что-то, повернулась, сделала шаг в его направлении.

– Я вас где-то видела, – сказала она, привлекая его внимание. – У вас запоминающееся лицо. Мужественное. Серьёзное.

Вит неопределённо пожал плечами.

– Точно-точно. Видела, – бормотала Гуагурова.

Серафиме не понравилось, что она заговорила с Волковым.

– Вы уже придумали сюжет для новой книги? – спросила она.

– Да? Что?.. Конечно, примерный план у нас есть. Будем продолжать приключения нашей героини, муж которой теперь…

Гуагурова осеклась.

– Точно! – воскликнула она, опять обращаясь к Виту. – Вы были в друзьях у вашей жены! Там я и видела ваше лицо. У вас на аватарке в социальных сетях фотография?

– Да, – растерялся Вит. – Но с женой я давно развёлся.

Он посмотрел на Серафиму виновато.

– Я вот тоже сразу подумала, что эта стервоза такого мужика не достойна! – заявила Гуагурова. – Правильно сделали. Нет, профессионал она отменный, но претензий у неё по жизни…

– Моя жена раскручивает книги, – пояснил Вит. – Раскручивала. Вас она, наверное, тоже раскручивала?

– Инга! – Гуагурова протянула руку. – Инга Гуагурова, автор сетевой прозы. Литдорамы, сериалы, современная проза, восточная философия.

– Вениамин. Можно просто Вит.

А далее он задумался.

– Хвостом заметая следы?.. – нерешительно спросил он.

– Что? – удивилась писательница, но потом сообразила. – А-а-а, да. Было у меня такое название. Оказалось неудачным, я его заменила. Ого, вы меня даже вспомнили…

Серафиме их разговор надоел.

– Вы будете подавать заявление? – не слишком любезно спросила она.

– Конечно, – обстановку разрядил тихий голос Музико-сан, – всё готово, Серафима-сан. Пожалуйста.

Творец-машина с заявлением литдорамциц тянуть не стала. Практически сразу же появился вердикт: «Молодцы! Союз продлить разрешаю».

Миниатюрная Муза встала, улыбнулась, церемонно поклонилась.

– Поздравляю, Инга-сан, – сказала она. – Я очень рада.

Гуагурова бросила взгляд в сторону Вита. Чувствовалось, что ей хотелось бы продолжить разговор. Но Серафима настойчиво взяла её под локоток, повела к выходу, говоря:

– Это замечательно! Творец написал, что вы молодцы. Он редко кого-то хвалит. Надеюсь, что и ваше новое произведение…

– Это с ним у тебя свидание? – прямо спросила Гуагурова.

Они уже шли мимо стола Аделаиды. Серафима ничего не ответила.

– Классный мужик, – продолжила говорить Гуагурова. – Я его по общению в чате вспомнила. Я не знала, что он развёлся. Если в другой город не переехал, то мы совсем рядом живём. Пожалуй, я ему напишу.

Серафиме тут же захотелось сказать ей что-нибудь едкое и противное.

– Возможно, у него уже кто-то есть! – нашлась она.

– Это реально, – согласилась Гуагурова. – Такие мужики на помойках не валяются. Но я ему всё равно напишу.

Серафима была против того, чтобы Вит общался с этой писательницей, но она не знала, как это сказать. Но ему… ему она всё выскажет.

– А вот интересно, – задумалась Гуагурова, – когда писатель – мужик, а его Муза – женщина, то она будет против его личной жизни? Или она и в ней его вдохновляет? Меня, например, моя Музико много в чём просветила…

– Я – против! – решительно сказала Серафима. – Нельзя путать дар творца и яичницу!

– Но он же мужик, – почти с жалостью прошептала Гуагурова. – Ему баба нужна. Что ему твои сны?..

Серафима решила уйти со скользкой темы.

– А о чём пишет Вениамин? – спросила она.

– Кто? Что? – не сразу поняла её Гуагурова. – А-а-а, ну да. Раз он здесь, то он тоже пишущий. Я думаю, что какую-нибудь фантастику, что ещё мужики писать могут? Скафандры, агукающие зеркала, сплошная заумь… Но не знаю, не читала, врать не буду.

Серафима её уже не слушала. Она вдруг поняла, что все её действия совершенно неразумны. Она даже не знает – сумеет ли помочь Виту в его творениях. Конечно, в отличие от многих Муз, она – универсал, она не специализировалась на чём-то конкретном. Но… фантастика?!

– Не надо бояться! Не надо стесняться! – звонкий знакомый голосок Юлии невольно ворвался в мысли Серафимы. – Пусть автор и Муза объединятся! Чтоб текст был логичным, эпичным, красивым. Муза в союзе – великая сила!..

«Во как стихами чешет! – невольно восхитилась Серафима. – Как по писаному. Может быть, она – поэтическая Муза? Давно у нас такие не рождались…».

Серафима посмотрела на зашевелившиеся кусты. Оттуда послышался ещё и мужской голос:

– Где тут этот ваш домик творца?

– Нам вот сюда.

На тропинку выбрался паренёк, знакомый по утренней встрече. Потом – Муза Юлия. Рука девушки была в руке парня. Он не стал возвращать себе свой реальный внешний вид, так и шёл в образе полуголого красавца-атлета. Гуагурова и Музико-сан посторонились, пропуская их.

– Коннитива, – поклонилась Музико.

– Чего? – ошалело спросил парнишка.

Чувствовалось, что он ещё не привык к обстановке светлого Дома, что всё его удивляет.

– Это означает: здравствуйте, – шепнула ему Юлия. – Это Муза. Музико-сан. Она так здоровается.

Гуагурова понимающе усмехнулась. А серые глаза Юлии сияли торжеством. «Добилась своего, значит, – подумала Серафима. – Даже не знаю: радоваться мне за тебя, девочка, или огорчаться? Но раз уж привлекла внимание автора, то уже – молодец. Музы должны быть настойчивыми».

Она слегка кивнула головой и махнула рукой, приглашая их зайти в дом.