Loe raamatut: «Пока не иссякнет любовь»

I

Маятник влево, маятник вправо. Тик-так, тик- так…

На чердаке сквозь небольшое окно с подтёками от непрошенных дождей и прилипшими по бокам ошмётками наглой грязи, пробивался свет. Пыль золотом искрилась в тёплых косых лучах и Изуми на секунду отвлеклась от маячивших перед глазами карманных часов, так напоминающих ей полную луну, протянула правую руку к струящемуся потоку света и попыталась захватить золотые пылинки. Разжав ладонь, она не увидела ничего, кроме линий на коже и розоватой царапинки. Мелкие частицы всё так же танцевали, купаясь в тёплом свете, правда, её движение немного привнесло хаос в их размеренный ритм.

– Не отвлекайся, Изуми, – тут же раздался голос над головой и она виновато вернула руку на колено, ссутулила плечи и, поболтав ногами сидя в пыльном, исполинских размеров кресле, вернула взгляд на старые часы. Серебряный диск на тонкой цепочке снова замаячил перед глазами, нос зачесался, и она громко чихнула.

– Ой, – мягко улыбнувшись, девочка утёрла сопли рукавом рубашки, – извини, – тихо проворковала она, когда услышала слегка разочарованный вздох, – тут немного пыльно, – почесав крылья носа, Изуми бросила взгляд на перетянутые скотчем коробки, покрытые серой пылью, затем на поцарапанный комод с резными ножками и оловянными ручками, и рядом с трюмо, с тусклым круглым зеркалом заметила чёрную холщовую сумку, из которой торчала плюшевая голова потрёпанного медведя. «Неужели это игрушка Итачи», – подумала она с неким восторгом. Сама мысль, что она обнаружила что-то настолько детское когда-то принадлежавшее её другу, который, по её мнению, с рождения был серьёзным, казалась невероятной. А ведь он был такой же, как она, толстым карапузом в подгузниках, ползающий по полу и засыпающий в обнимку с игрушкой. Ей так захотелось порыться в сумке и найти что-то ещё, но посмотрев на Итачи, девчушка пристыженно сглотнула, его тонкие брови немного подёргивались, а красивое лицо, обычно всегда невозмутимое, скривилось от досады. Ей совсем не хотелось его расстраивать или разочаровывать, поэтому, поелозив немного в неудобном кресле, расправила плечи и откашлявшись, сказала: – начнём сначала, – он кивнул.

Ей не очень нравилась затея друга, но она не смогла ему отказать, когда он попросил побыть подопытным кроликом. А всё потому, что была давно и бесповоротно влюблена в Итачи, в мальчишку из дома напротив. На каждой строчке в её дневнике в розовой мягкой обложке, красовалось его имя, выведенное аккуратно цветной ручкой. Стоило ей увидеть его за окном, как щёки покрывались румянцем, сердце стучало как ненормальное и на лице появлялась немного мечтательная, глуповатая улыбка. Изуми было всего семь, когда она осознала – Итачи любовь всей её жизни. Сейчас ей стукнуло восемь, и её любовь к соседскому мальчишке только крепла. Она боялась признаться в своих чувствах, потому что считала себя не ровней. Он ведь старше на два года, необыкновенно красив, умён и изо дня в день обнаруживает в шкафчике любовные письма, шоколад или печенье под партой. Однажды, думает она, она догонит его, станет идеальной спутницей и признается в своих чувствах. Однажды, когда станет достойной его, а пока запасётся терпением, будет следовать за ним и поддерживать в любых начинаниях, ведь именно так советовали в одном из маминых новомодных журналов, что приходили каждый месяц в их почтовый ящик.

– Ты погружаешься в сон, – голос его звучал нарочито монотонно, отчего Изуми захотелось засмеяться, но она сжала губы в тонкую полоску и продолжила следить за часами. В гипноз она не верила, но сказать, что её любимый занимается глупостью, язык не поворачивался. Серебро замельтешило перед глазами, девочка зевнула, пытаясь отогнать дрёму, – всё глубже и глубже. Твои глаза закрыты, тело в полном покое. С каждым моим словом ты засыпаешь всё крепче и крепче. Всё затихло, звуки исчезли, остался только мой голос, а ты дрейфуешь в океане, волна нежно подхватывает тебя. Ты слышишь мой голос?

– Да, – тихо и расслабленно произнесла Изуми, голова её безвольно наклонилась вбок.

Итачи улыбнулся, прикоснулся к её руке и приподняв, опустил. Она спала. Гордость, что ему удалось, переполняла его. Он ещё раз взглянул на подругу, её веки слегка подрагивали, робко дрожали тёмные ресницы, припухлые розоватые губы были слегка приоткрыты и в уголках блестела слюна. Он протянул пальцы к сетке зелёных вен на шее, которые никогда не замечал, и тут же отдёрнул руку, почувствовав слабый пульс. Она была так беззащитна, что сердце у него ёкнуло, от того, насколько она ему доверяла. Нет, он бы никогда не причинил бы ей вреда, но всё же не каждый на такое решится.

Как-то, родители сказав, что он достаточно взрослый, чтобы приготовить себе яичницу или заварить лапшу, уехали на два дня к родственникам, оставили его одного дома. Слоняясь без дела по комнатам, он поднялся на чердак и роясь в старых семейных вещах, нашёл потрёпанную книжку: «Как овладеть гипнозом». Пожелтевшие листы тут же приворожили его и, вдыхая запах сырости и пыли, он поглощал страницу за страницей. Когда закончил, стояла глубокая ночь. Зайдя в отцовский кабинет, он достал из выдвижного ящика часы, доставшиеся тому от прадеда и, положив их под подушку, уснул с мыслью, что непременно опробует завтра на кошке или собаке. Первым подопытным был золотистый ретривер по имени Динго – дружелюбный пёс с красным ошейником, его хозяином был старик, еле передвигающий ноги. Пёс частенько бродил по округе в одиночестве и обнюхивал прохожих. Они с Изуми иногда подкармливали его бутербродами, тот всегда съедал колбасу и сыр, оставляя хлеб на радость птицам. Завидев Итачи в конце улицы, собака, виляя хвостом, подбежала к нему, уткнувшись мокрым носом в ладонь. Почесав за ухом, мальчик завёл псину к себе во двор и приказав сесть, достал часы из кармана чёрных шорт. Высунув язык животное смотрело на человека и непонимающе водила носом, вскоре всё это наскучило Динго, и громко гавкнув, он убежал. Бродячая кошка по прозвищу Морковка, из-за ярко-рыжего окраса, была второй. Она несколько раз цапнула его за руку и поняв, что ей ничего сегодня больше не перепадёт, сорвалась с места и скрылась в кустах. Животные – это животные, сказал он себе и решил опробовать гипноз на человеке, только кто согласиться на такую авантюру, не подняв его на смех. И именно в этот момент, Изуми вышла из дома и окликнув, помахала рукой.

Изуми было шесть, когда она вместе с семьёй переехала в дом напротив с покатой серой крышей и гравийной дорожкой. Его мама тогда быстро испекла шарлотку и, захватив его с собой, наведалась к соседям. Пока взрослые разговаривали, они с новой девочкой играли в классики, точнее, играла она, а он смотрел, как та бросает камешек и прыгает по расчерченным квадратикам в белых туфельках. Он особо не дружил с девочками, не находя с ними общий язык, но с Изуми было всё как-то легко, по-другому. Она не надоедала и если он молчал большую часть времени, думая о своём, не обижалась, а продолжала находиться рядом с ним, мягко улыбаясь. В ней было что-то тёплое, чистое – бескорыстное.

Итачи хотел было уже её разбудить, но помедлил. Вспомнив, что в последнее время она ведёт себя довольно странно: мнётся, краснеет, иногда убегает ничего не говоря и решив, что это его шанс разузнать, что её беспокоит, подошёл чуть поближе.

– Тебя что-то тревожит, Изуми?

– Нет, – ответила она всё так же тихо, слегка разомкнув губы.

– Итачи тебя обидел чем-то?

– Нет, – в голос прокрались нотки возмущения, – он очень добрый, он бы никогда меня не обидел, – улыбка расползлась по его лицу.

– Тогда почему ты в последнее время его избегаешь?

– Я, – протянула она и зрачки под тонкой кожей век забегали, – люблю его, но боюсь признаться.

– Любишь? – чуть не обронив часы, шёпотом переспросил Итачи. Он не ожидал это услышать. «Лучше бы она злилась на что-то», – раздражённо подумал про себя мальчишка, сжав кулаки. Изуми была его единственной подругой, и ему совсем не хотелось, чтобы она уподоблялась всем тем влюблённым девчонкам, что оставляют письма в его шкафчике и поджидают где-то за углом, признаваясь в своих чувствах, перекладывая ответственность на его плечи. После каждого отказа он чувствовал себя паршиво, видя слёзы на красивых лицах и слыша тихий всхлип, прорезающий тишину. Ему не нравилось быть причиной чей-то боли. Изуми была ему дорога и он ни за что на свете не хотел бы ранить её, однако любовью бы это не назвал, по одной простой причине, считая, что влюблённость или любовь может возникнуть только у взрослых. – А за что ты его любишь, Изуми?

– Не знаю, – её голос был таким нежным и обволакивающем, что тут же прогнал непонятное смятение в нём, – когда он рядом, мне хорошо – когда его нет мне немного грустно.

– А почему ты думаешь, что это любовь?

– Я не знаю, – губы тронула мягкая улыбка, которая ему так нравилась. – Я чувствую.

– Ты не признаешься Итачи, пока он сам тебя не спросит. Когда я щёлкну пальцами, ты откроешь глаза и забудешь всё, что я говорил. Но твой глубинный разум сделает так, как я сказал, – проговорил он.

Щелчок.

Изуми открыв глаза, сморгнула пару раз, устало зевнула. Внезапный воющий звук газонокосилки, заставил вздрогнуть и, соскочив с кресла, она поправила свою юбку и заправила прядь каштановых волос за ухо.

– Ну как? Получилось?

– Нет, не получилось, – пробурчал он, быстро отвернувшись.

– Странно, мне показалось, что я уснула.

– Ничего подобного.

– Ты злишься? Мы можем попробовать ещё раз, я обещаю, что на этот раз буду сидеть смирно, – сказала Изуми, пытаясь поддержать друга.

– Глупость всё это. Зря потратил время.

– А где ты достал эти часы? – спросила подруга, пытаясь отвлечь его от удручённых мыслей.

– У отца в кабинете.

– Можно посмотреть?– он вложил их в её ладонь и она прошлась по гравировке Ad infinitum, старой и поцарапанной. – Что это значит?

– Не знаю…надо спросить у отца, что-то на латыни.

– Эд инфинитум, – прочла она, как заклинание, и улыбнувшись вернула, – звучит красиво.

II

Итачи порой задавался вопросом, имел ли он какое-либо право, запрещать Изуми говорить о своих чувствах к нему. Но несмотря на все сомнения, ни разу с тех пор не спросил её, любит ли она его, пока остро не стал нуждаться в подтверждении. Это произошло зимой, он учился тогда на втором курсе и приехал на рождественские каникулы домой. Когда такси остановилось, проскользив пару метров по гололёду, Итачи посмотрел на соседний коттедж через дорогу. Свет не горел и погасшие гирлянды сиротливо оплетали кусты и крыльцо. Его родители, услышав шум подъезжающей машины, тут же выбежали на улицу, и расцеловав, под руку затащили в дом. Как выяснилось, отцу Изуми дали путёвку с работы, и они всей семьёй уехали праздновать Рождество на горнолыжный курорт. Было странно, что подруга ему ничего не сообщила, ведь они поддерживали связь, и он знал абсолютно всё, что происходило в её жизни, или почти всё. Покопавшись в сообщениях, обнаружил, что последняя переписка была три месяца назад. Они пожелали друг другу удачи в учёбе и отправили пару забавных гифок. Ему предстоял трудный семестр, а она была в выпускном, видимо, каждый погрузившись в учёбу, напрочь забыл на время друг о друге.

Её семья вернулась за два дня до его отъезда. Лёжа в своей кровати Итачи услышал за окном хлопок дверью машины и знакомый смех, отдёрнув штору, заметил Изуми. Она стояла к нему спиной в зелёной вязаной шапке и короткой болоньевой курточке с меховым капюшоном, пыталась вытащить ёлку из багажника автомобиля. Когда подошёл её отец и похлопав по спине, что-то сказал, девушка обняла его и, чмокнув в щёчку, побежала в припрыжку по дорожке, догнав мать, выхватила дорожную сумку из её рук, покрутилась и запрыгнула на крыльцо пританцовывая. Её шапка слетела, и блестящие каштановые волосы рассыпались по плечам, отчего она громко и звонко засмеялась. Он и забыл, как ему нравилась её беззаботность, умение наслаждаться каждой секундой и находить радость в обычных вещах.

После обеда, когда зимнее солнце уже тускнело в серой дымке, Итачи оказался возле двери её дома с красным свёртком в руках. Осторожно позвонив, прочистив горло, он потёр нос и натянул на лицо лёгкую улыбку. Дверь открыла её мать, широко улыбнувшись, обняла его и, пропуская в дом, сказала, что он как раз к ужину и они всей семьёй ужасно расстроятся, если он не останется. Отец Изуми, рослый мужчина с редеющей бородой, крепко пожал ему руку и похлопав по плечу, позвал дочь. Спустя некоторое время послышался топот и сбежав по лестнице Изуми замерла, а затем воскликнула:– Ааа, Итачи!

Подруга бросилась на шею так, что он еле удержался на ногах. Она прижалась так сильно, что он почувствовал её грудь, и краска тут же прилила к его лицу.

– Ты меня задушишь, – прохрипел он, проводя рукой по спине, задев застёжку от бюстгальтера.

– Ой, прости… я так рада тебя видеть, – отпрянула она, её глаза сияли и с лица не сползала неподдельная улыбка. Лямка майки в голубой цветочек съехала, соблазнительно обнажая бретельку лифчика. Откашлявшись, Изуми поправила волосы, которые теперь были по пояс, взгляд Итачи упал чуть ниже, на короткие клетчатые шорты, которые оголяли стройные красивые ноги. – Я быстро, – выпалила девушка, почувствовав себя не в своей тарелке от дикого взгляда, и развернувшись, быстро направилась наверх.

Чувства радости и восторга от долгожданной встречи переполняли её и, вернувшись в свою комнату, Изуми облокотилась о дверь и прижав руку к груди, попыталась унять бешено бьющееся сердце. Мари, новая подруга, узнав о её влюблённости в друга, который не видит в ней девушку, сказала ей, что интерес у мужчины можно вызвать безразличием к его личности, отстранённостью и полным пренебрежением. Запретила общаться с ним и посоветовала набраться терпения. Она тысячу раз пожалела, что поделилась с подругой секретом, потому что не писать Итачи, было настоящей пыткой. А сейчас, как она могла сдержать свои чувства, когда увидела там внизу его – свою мечту. «Плевать на Мари. Плевать на все эти глупые советы. Ну и пусть не любит. Друга терять я не намерена», – сказала она про себя, натянув спортивные штаны с толстовкой. Изуми описала несколько кругов по комнате, поправила на кровати постель, взбила подушку, убрала со стола тетрадки, бросила кожурки от мандаринок в мусорную корзинку и посмотрев в зеркало, слегка похлопала по розовеющим щекам, и выпорхнула, буквально слетев с лестницы.

Сидя на мягком диване Итачи размышлял над странным возбуждением, которое возникло при виде подруги. Он никогда не видел в ней девушку – только бесполого друга. Было ли это связано с тем, что совсем недавно, он вкусил сладостный порочный плод. Неужели теперь он будет смотреть на всех женщин, как на физический объект с которыми можно получить удовольствие. Перебирая в уме всех знакомых девушек с которыми он общался и, сравнивая ощущения, Итачи не заметил, как Изуми плюхалась на диван рядом с ним. От неё пахло мандаринами, и он подумал, когда она успела их съесть.

– Когда ты приехал? – спросила она, положив голову на его плечо.

– На Рождество, – ответил он, погладив по макушке. Изуми ухмыльнулась. Кончики его пальцев приятно закололо.

– Это тебе, – спохватившись, произнёс парень, протянув небольшой красный свёрток, – с Рождеством!

Она немного отодвинулась от него и закусила губу. Ей стало так стыдно, что захотелось плакать, поскольку, послушав Мари, она ему ничего не купила, и как же теперь смотреть ему в глаза. Изуми помедлив, разорвала обёрточную бумагу и с минуты таращилась на пушистые сиреневые варежки из ангоры, ничего не говоря, ведь это был её любимый цвет.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросил Итачи, внимательно следивший за её реакцией. Не понимая её смятения, он прикоснулся к подарку, – Ты всегда их теряешь…ну раньше теряла. Я подумал…что… ты уже где-то обронила и ходишь сейчас с голыми руками…неважно, – совсем растерявшись, он схватил варежки, – мы пойдём в торговый центр, и я куплю то, что ты хочешь.

– Что… нет, – выхватила она рукавицы из его рук, потрогав на ощупь, надела и прислонив к своим щекам, мечтательно произнесла, – такие мягонькие, – а затем развернувшись, обхватила его лицо, – скажи же? – Итачи ошарашенно смотрел в её огромные тёмно-карие глаза и казалось, что он тонет в их тягучей неге, – Спасибо, – произнесла Изуми, её ресницы дрогнули и она отвела взгляд, ему захотелось взять её за подбородок, приподнять и продолжать смотреть в глаза – глубокие, пленительные. – Извини меня, пожалуйста, – соединив ладони словно в молитве, подруга опустила голову, – я думала, ты не приедешь и ничего не приготовила. Но если ты дашь мне немного времени, то я быстро съезжу в центр, или, – она подняла лицо и, сделав бровки домиком, жалостливо на него посмотрела, – могу испечь имбирное печенье, – на последней ноте добавила, – или приготовить шоколад.