Глава седьмая
Приближался час рассвета. Окно оставалось закрытым ставнями, но Робину не нужно было открывать его, чтобы убедиться в наступлении утра. И все же он поднялся с постели и приоткрыл ставни. В комнате сразу стало светлее и прохладнее, повеяло свежестью утренней росы. Марианна, по обнаженной спине которой пробежало дуновение легкого ветерка, пошевелилась, провела рукой по постели и, не найдя рядом Робина, тут же села и широко распахнула еще застланные сном, но уже встревоженные глаза.
– Спи, родная! – с улыбкой прошептал Робин, ложась рядом и привлекая ее к себе.
Она сразу успокоилась, сонно улыбнулась в ответ и вытянулась рядом, положив голову Робину на плечо.
– Я испугалась! – прошептала Марианна и, не договорив, уснула.
Покрывало, которым она была укрыта, с мягким шелестом сползло на пол, когда Марианна повернулась во сне на бок. Но, согретая теплом тела Робина, она не проснулась. Взгляд Робина заскользил по плавным изгибам ее тонкого смуглого тела. Как же она хороша! Он долго не мог отвести от нее глаз. Потом перевел взгляд на ее лицо. Тени от полукружий длинных ресниц покойно лежали на скулах. Истомленные бесчисленными поцелуями губы сонно приоткрылись, прядь светлых волос упала на щеку, и Робин ревниво отвел ее в сторону, чтобы волосы не заслоняли от него нежное лицо любимой.
Первые солнечные лучи заглянули в окно, и Робин с сожалением вздохнул: пора подниматься и приступать к обычным заботам. Он осторожно провел кончиками пальцев по плечу Марианны и склонился над ней. Она уже не спала, разбуженная его взглядом, но лежала, словно спящая крепким сном, чтобы он подольше оставался возле нее. Пальцы Робина медленно обвели шероховатые контуры клейма, и Марианна невольно сжалась под его рукой. Она подумала, что он вспоминает об оскорбительных словах епископа, может быть, размышляет, как часто в будущем ему придется сталкиваться с подобными оскорблениями. Но Робин внезапно прикоснулся губами к заклейменной спине Марианны, и она вздрогнула от нежданного поцелуя.
– Почему ты целуешь меня именно там? – сами собой прошептали ее губы.
– Потому что ночью я, пожалуй, не целовал тебя только сюда и сейчас решил исправить это упущение! – рассмеялся Робин и, бережно укрыв Марианну покрывалом, встал с постели.
Сонно жмурясь, Марианна смотрела, как он одевается, любуясь каждым его движением. Когда он собрался бриться, Марианна набросила на себя рубашку и, соскочив с постели, подошла к нему:
– Хочешь, я помогу тебе?
Робин, улыбнувшись, передал ей остро отточенный нож, сел на стул и, откинув голову на высокую спинку, закрыл глаза.
– Изволь!
Намылив его лицо, Марианна стала осторожно снимать острым лезвием пену вместе со щетиной. Лицо Робина оставалось таким спокойным, словно он спал, не чувствуя прикосновения стали. Марианна, привыкшая к оружию и уже постигшая многие воинские обычаи, понимала, что спокойствие Робина обусловлено безоговорочным доверием к ней.
– На нож смотри, а не на меня! – вдруг шепнул Робин, не открывая глаз, и в его голосе явственно прозвучала улыбка.
Марианна рассмеялась и вытерла его лицо влажным полотенцем.
– Беги в купальню, пока там никого нет, и сразу обратно, – приказал Робин, поднимаясь на ноги. – Сегодня очень много дел.
Когда она вернулась – свежая, источавшая запах родниковой воды, – Робин оглядел ее с головы до ног и сказал:
– Раздевайся! – и, встретив ее удивленный взгляд, уточнил: – Снимай с себя все.
Она сделала то, что он велел, и гордо выпрямилась перед ним, встретив взгляд Робина веселым взглядом ясных глаз.
– Значит ли это, что ты передумал заниматься делами и решил вернуться в постель, мой лорд? – с лукавой улыбкой спросила Марианна.
– Это значит, что я хочу тебя одеть, как подобает моей леди, – усмехнулся Робин, невольно задержав взгляд на высокой груди Марианны. – И перестань так на меня смотреть, а то весь Шервуд взбунтуется, если я и сегодня пренебрегу своими обязанностями!
Открыв сундук с одеждой, Робин достал из него длинное льняное платье без рукавов, тонкий, украшенный золотыми пластинками пояс и туфельки из светлой замши.
– Платье? – удивилась Марианна. – Откуда ты его взял?
– Кэтрин сшила для тебя еще в июле, а пояс и туфли я купил в Рэтфорде. Одевайся, сердце мое!
Когда Марианна оделась и обернулась к Робину, то увидела, что он прислонил к стене большое зеркало, в котором можно было видеть себя во весь рост.
– У меня было много времени, чтобы успеть приготовиться к твоему возвращению, – улыбнулся Робин в ответ на вопросительный взгляд, который она переводила с зеркала на Робина. – Посмотри в него, родная, пока я расчешу твои волосы.
Широкий гребень заскользил по ее волосам, лаская их и приглаживая. Марианна не сводила глаз с лица Робина, отражавшегося в зеркале, и ее сердце млело и купалось в нежном взгляде глубоко-синих глаз.
– Не смотри так на меня! – взмолился Робин, встретившись в зеркале глазами с Марианной. – А то мы действительно отправимся обратно в постель!
Марианна рассмеялась и послушно опустила глаза. Всю ночь они провели в разговорах, которые на полуслове прерывались любовной близостью. Они сами не заметили, как к ним подкрался сон. И вот ее тело снова трепещет в томлении от малейшего, самого легкого прикосновения его пальцев, словно забыв, что она ночь, день и еще одну ночь не покидала объятий Робина.
Когда ее волосы стали послушны гребню и улеглись мягкими волнами, Робин прижал их тонким золотым обручем, а потом надел на шею Марианны длинную золотую цепочку с подвеской из большого прозрачного аквамарина.
– Какой он красивый, Робин! – воскликнула Марианна, опустив глаза на кристалл и залюбовавшись игрой голубых всполохов в его глубине.
– Эту подвеску отец подарил моей матери, когда я родился. Она перед смертью отдала ее мне, сказав, чтобы я берег ее для той, которую полюблю и выберу в жены. Теперь она твоя. Я придал ей силу оберега, так что она будет не только украшать тебя, но и защищать, – сказал Робин, любуясь отражением Марианны в зеркале. – Это первый подарок, который я наконец тебе сделал за все время с тех пор, как мы вместе.
– Совсем не первый! – возразила Марианна. – Ты мне уже подарил коня, оружие.
– О да! – рассмеялся Робин, оборвав ее перечисление. – Это были замечательные подарки для любимой женщины! Подними глаза, радость моя, и посмотри на себя.
Марианна внимательно посмотрела в зеркало и не поверила своему отражению. Оказывается, она изменилась за лето, повзрослела. Исчезла девичья округлость лица, черты стали тоньше и изящнее. Из зеркала на нее смотрела юная прекрасная женщина с нежной улыбкой на губах, и большие серебристые глаза этой женщины были ясными, как летний день, и сияли любовью и счастьем.
Руки Робина обвили плечи Марианны и сомкнулись у нее на груди. Он прижался губами к ее затылку, не сводя глаз с отражения в зеркале.
– Как ты прекрасна, любовь моя! – вырвался у него тихий вздох восхищения.
Марианна порывисто обернулась к нему и, не сводя сияющих глаз с лица Робина, поднесла его руки к губам.
– Я люблю тебя, мой лорд! – прошептала она, целуя его сильные пальцы.
– И я люблю тебя, моя леди! – ответил он, прикасаясь губами к лбу Марианны.
Взявшись за руки, они пошли в трапезную. Несмотря на ранний час, возле очага уже копошилась Кэтрин. Увидев Робина и Марианну, она радостно улыбнулась и хотела подать им завтрак, но Марианна остановила ее. Она сама поставила перед Робином блюдо с теплым хлебом, маслом и сыром, наполнила его кубок молоком и принялась помогать Кэтрин готовить завтрак для остальных стрелков.
В трапезную вышел совсем еще сонный Вилл, который от силы час назад вернулся в лагерь. Отчаянно зевая, он сел возле Робина. Когда перед ним поставили блюдо с таким же завтраком, он, привычный к заботам Кэтрин, шутливо поцеловал тонкую руку в знак благодарности и только потом понял, что это была рука не Кэтрин. Запрокинув голову, Вилл увидел Марианну, которая ответила ему выразительным движением брови и, высвободив руку, вернулась к Кэтрин.
– Вот это да! – негромко сказал Вилл, глядя вслед Марианне, и обернулся к Робину: – Роза раскрыла все лепестки или нет?
– Нет, – улыбнулся Робин, наливая Виллу молока. – Это пока только бутон. Настоящий цветок во всей своей красе предстанет вечером на празднике, где я хочу представить ее стрелкам.
– Впервые не знаю, что сказать, – признался Вилл, поглядывая на Марианну. – Если вечером она будет краше, чем сейчас, ты рискуешь всех ослепить ею!
– Я же не ослеп! – возразил Робин.
– Ты в этом уверен? – поддел его Вилл.
Рассмеявшись в ответ, Робин подошел к Марианне, нарезавшей сыр, и, поцеловав ее в затылок, легонько подтолкнул к столу:
– Позавтракай сама, моя родная!
Марианна села напротив Вилла. Тот молча поприветствовал Марианну кивком головы, мельком скользнув безразличным взглядом по ее лицу. В трапезной появилась Мартина, которую Вилл встретил насмешливым возгласом:
– Как, наша красавица еще здесь? А я думал, что ты уже покинула наш гостеприимный лес!
Не ответив, Мартина села рядом с Виллом и принялась намазывать масло на ломоть теплого хлеба. Ее взгляд упал на подвеску, сиявшую аквамарином на груди Марианны, и Мартина замерла. С трудом оторвав взгляд от подвески, она посмотрела на саму Марианну, и ее глаза сузились в ревнивом прищуре. Вилл, пригубив кубок с молоком, повернулся к Мартине и окинул ее ироничным взглядом:
– По тебе не скажешь, что ты сладко спала этой ночью! Бессонница одолела?
Мартина бросила возмущенный взгляд в сторону Робина, который разговаривал с Кэтрин, и вновь посмотрела на беспечно улыбавшуюся Марианну, чьи глаза выражали умиротворение и сияли радостью. Вид счастливой соперницы больно уколол сердце Мартины, и, забыв о сдержанности, она резко сказала, не сводя глаз с Марианны:
– Я всю ночь не могла уснуть. Меня постоянно будили чьи-то вопли. Должно быть, лесная кошка орала неподалеку.
Вилл перестал улыбаться и собрался осадить Мартину резким словом, но промолчал, когда Марианна приподняла ладонь в запрещающем жесте. Устремив на Мартину безмятежный взгляд, она рассмеялась над ее грубыми словами, как над безобидной шуткой.
– Наверное, той кошкой была я, – весело сказала она. – Извини, что помешала тебе спать. К счастью, у остальных не такой чуткий сон, как у тебя.
Мартина поперхнулась хлебом, услышав ответ Марианны, которую она надеялась смутить. Но Марианна была слишком счастлива и достаточно закалена, чтобы ее могли ранить колкости Мартины.
– Вы, леди? – недоверчиво переспросила Мартина. – Я думала, что ваша благовоспитанность не может быть подвергнута даже малейшему сомнению!
Марианна почти с нежностью посмотрела в язвительные глаза Мартины и снова рассмеялась:
– О какой благовоспитанности можно помнить в объятиях Робина? – и окончательно добила Мартину: – Ты была права: он великолепный любовник!
– О, как приятно подслушать подобный отзыв о себе! – услышали они обе веселый голос Робина.
Поставив кувшин с молоком на стол, Робин сел возле Марианны и посмотрел на нее с нежной усмешкой.
– Благодарю за похвалу, моя леди! – сказал он и поднес к губам ее руку. – Вы тоже подарили мне восхитительную ночь!
Мартина резко поднялась из-за стола и подошла к Кэтрин, которая снимала с горячих углей очередной противень с только что испеченным хлебом.
– Ты видела? Он подарил ей подвеску своей матери! – тихо сказала Мартина, с трудом сдерживая обиду и негодование. – Он показывал мне ее в Локсли и говорил, что отдаст только той, на которой женится. А сам подарил ей, словно плату за одну ночь!
Кэтрин с сожалением посмотрела на огорченную Мартину, перевела взгляд на Робина и Марианну и пожала плечами в знак того, что Мартина бессильна что-либо изменить.
– Никогда так больше не говори, Марти, – шепотом посоветовала подруге Кэтрин. – Если Робин услышит, тебе не поздоровится. Да и Марианна себя в обиду не даст: ты уже только что получила от нее. Я знаю, что в Локсли ты надеялась украсить себя этой подвеской. Но он не захотел жениться на тебе, и ты выскочила замуж за Мартина. А сегодня он сделал то, о чем и говорил, – подарил подвеску графини Луизы той, которую выбрал в жены.
– Не захотел жениться на мне? Не болтай о том, чего не знаешь! – с яростью ответила Мартина и тоже посмотрела в сторону Робина и Марианны. – Это ненадолго! Он просто прельстился новизной. А она с такой готовностью отвечает на его страсть, что сама не заметит, как надоест ему. Мне надо только подождать.
– Тебе не надо ничего ждать и тем более затевать войну с ней! – уже сердито прошептала Кэтрин. – Только попробуй, и Робин вышвырнет тебя из Шервуда как котенка!
Услышав тихие всхлипывания, Кэтрин тут же смягчилась. Обняв Мартину, она погладила ее по черным косам, пытаясь утешить.
– Марти, глупенькая, ты же сама ничего не знаешь! Это надолго. Навсегда. Не сегодня началось и никогда не закончится, поверь мне! Они ведь уже были вместе и сейчас просто вернулись друг к другу, – ласково сказала она и, снова бросив взгляд в сторону Робина и Марианны, вздохнула и поежилась. – Ох, я бы побоялась любить с такой силой, как они! Словно в омут с головой, без оглядки! Так можно любить, только если точно знаешь, что судьба подарит одновременную смерть с любимым.
– Ты кого хоронишь с утра пораньше, жена? – раздалось над их головами сонное ворчание Джона.
Он открыл Кэтрин объятия и, прижав ее к груди, ласково поцеловал жену в раскрасневшуюся от огня щеку.
– Поскольку мне доподлинно известно, что любишь ты меня, в чем я неоднократно убеждался не только с твоих слов, но и… – Джон не договорил потому, что Кэтрин сердито нахмурилась и закрыла ему рот ладонью, и он одобрительно проворчал: – Вот и правильно! Сегодня вечером праздник, а вы тут слезы льете и о смерти толкуете. Ступай, принеси мне завтрак!
Он выпустил жену из объятий и несильно хлопнул ее ниже спины. Заметив, какой глубокой грустью полны глаза Мартины, наблюдавшей за ним и Кэтрин, Джон с сочувствием потрепал Мартину по плечу.
– У тебя ведь все это было, Марти! – сказал он, и в его серых глазах отразились едва заметное осуждение. – Почему ты не дорожила тем, что имела, а все время гонялась за миражом? Тебе следовало вовремя понять, что Робин не из тех, кто входит в одну реку дважды. Понять и не огорчать Мартина, который всем сердцем любил тебя.
– Не входит в одну реку дважды? Ты сам себе противоречишь! – вывернулась из-под его руки Мартина и кивнула в сторону Марианны: – А как же с ней?
– А ее он не оставлял ни на одно мгновение, – спокойно ответил Джон и присоединился к друзьям.
– Девочка! – раздался на всю трапезную его бас, когда Джон, оглядев Марианну, восхищенно покрутил головой. – Какая же ты красавица! Еще краше, чем была весной. Счастье Робина, что я верный муж!
Ему немедленно досталось по затылку от Кэтрин, которая с негодованием нахмурилась, но уже через мгновение заулыбалась, расставляя перед мужем блюда с завтраком.
– Какие новости, Вилл? – спросил Робин, еще с улыбкой скользнув взглядом по лицу Марианны, но уже став серьезным.
– Из Мэнсфилда в Ноттингем сегодня поедет сборщик налогов. Его должны сопровождать три десятка ратников. Они поедут окружной дорогой через Клю, – ответил Вилл.
– Окружной дорогой? – переспросил Робин. – В чем причина подобной осторожности?
– Догадайся! – усмехнулся Вилл и, когда Робин посмотрел на брата и выразительно поднял бровь, кивнул: – Да, поэтому!
– Три десятка ратников, – повторил Робин, задумчиво прищурив глаза, и обернулся к Джону: – Сколько стрелков в лагере сейчас?
– Не больше десятка, считая нас с вами. Остальные в дозорах, патрулях, Бранду и Джеку я разрешил навестить родных. Так что их тоже нет.
– Вполне достаточно десятка! – отмахнулся Вилл. – Когда мы выходили на встречу с ратниками шерифа с равным числом людей?
– Раньше никогда, а теперь будем, – спокойно ответил Джон и, поймав удивленный взгляд Вилла, добавил: – Посмотрим, как пойдут дела. Если понадобится, то не кто-нибудь, а прежде всего ты и Робин будете покидать лагерь в сопровождении, которое втрое превзойдет число ратников шерифа.
Теперь Вилл поднял бровь, безмолвно предлагая другу изложить причины подобной осторожности, которая даже для Джона была чрезмерной, но встретил предостерегающий от вопросов взгляд Робина.
– Ладно, как скажете, – согласно склонил голову Вилл. – Тогда надо кого-нибудь послать к Статли.
– Никого не надо посылать, я съезжу сам, – отозвался Джон и поднялся из-за стола. Бросив взгляд на Робина, он спросил многозначительным тоном: – Ты успел за это время подумать о том, что мы с тобой обсуждали позавчера?
– Успел, – ответил Робин. – Пока ничего не понятно. Как ты сам сказал, посмотрим, как пойдут дела дальше.
– Ну-ну! – недовольно хмыкнул Джон. – На досуге поделись соображениями с Виллом и со мной.
– О чем вы? – спросила Марианна, прислушавшись к разговору, смысл которого оставался непонятным для нее и Вилла, но, как она заметила, Робин и Джон отлично понимали друг друга.
– О тех записях, милая, – не вдаваясь в подробности, ответил Робин и кивнул Джону: – Поезжай, а мы разбудим остальных и начнем собираться.
Услышав про начало сборов, Марианна немедленно поднялась из-за стола.
– Постой, ты куда заторопилась? – спросил Робин, поймав ее за руку.
– Переодеться и взять оружие. Принести и твое вместе с курткой?
Не сводя с нее взгляда, Робин удивленно сдвинул брови. Джон покрутил головой и зафыркал, пытаясь сдержать смех, а Вилл, не заботясь о сдержанности, оглушительно расхохотался.
– Девочка! – передразнил он бас Джона. – Какая же ты глупая! Еще глупее, чем была два дня назад!
Не понимая причины подобного веселья, Марианна недовольно нахмурилась.
– Да, братец! – ухмыльнулся Вилл. – Я тебе завидую! Ты с ней не заскучаешь!
– Джон, поезжай уже! А ты, Вилли, поднимай с постели тех, кто в лагере. Пусть скорее завтракают и седлают лошадей, – сказал Робин, пропустив мимо ушей иронию брата, и, не отпуская руку Марианны, поднялся: – Идем, Мэриан.
Вернувшись вместе с Марианной к себе, Робин надел куртку, расправил капюшон и застегнул пояс. Взяв в руки меч, он сдвинул ножны и медленно провел ладонью по обоюдоострому клинку, проверяя, хорошо ли заточены лезвия.
– Твое оружие тебе больше не понадобится, – сказал он, обернувшись к Марианне. – Ты останешься дома, и с этого дня твоя ратная служба завершилась.
– Но Робин! – протестующе воскликнула Марианна и невольно смолкла, едва он изломил бровь.
Убрав Элбион в ножны, Робин подошел к Марианне и, приподняв ладонью ее подбородок, внимательно посмотрел в ее удивленные глаза, которые выражали явное несогласие с его решением. Увидев, как брови Марианны, словно крылья ласточки, сдвинулись к переносице, Робин неожиданно рассмеялся:
– Тебе действительно нравится быть стрелком! Я полагал, что твой выбор был обусловлен отчаянием, а оказывается, ты всерьез нашла то, что тебе по душе! Но мне, Мэри, твои ратные забавы все это время были лишней заботой. Поэтому хватит тебе искушать судьбу и испытывать мое терпение.
Марианна не выдержала его взгляда и опустила глаза.
– О, как строго! – грустно усмехнулась она.
Робин улыбнулся и поспешил привлечь ее к себе.
– Я говорю тебе это не как своему стрелку, а как жене, – прошептал он, целуя Марианну в склоненную голову. – И ты обязана мне повиноваться.
– Я всегда тебе повиновалась без оговорок, – ответила Марианна, прильнув к Робину.
Услышав ее ответ, Робин с иронией поднял брови и, отстранив от себя Марианну, заглянул ей в глаза.
– Всегда повиновалась, да еще без оговорок?! Это для меня новость! – рассмеялся он и, вновь став серьезным, сказал: – Все, любимая, все! Забудь об оружии, дозорах, патрулях, ратниках шерифа, даже о мужской одежде!
Марианна хотела возразить, но увидела в глазах Робина такую волю и непреклонность в только что объявленном решении, что почувствовала себя так, словно она собралась спорить с гранитной скалой – твердой, глухой и безмолвной. Сдавшись, она с тихим вздохом положила голову ему на плечо, и тогда Робин с обычной ласковостью обвил руками ее тонкий стан.
– Чем же мне теперь заниматься? – прошептала Марианна. – Ведь я умру от скуки!
– И это говоришь мне ты, которая была хозяйкой огромных владений и не знала отдыха в управлении ими! – усмехнулся Робин и, выпустив Марианну из объятий, вернулся к сборам.
Пересчитав стрелы и заполнив ими колчан, он убрал туда же длинный лук и перекинул ремень колчана через плечо. Подойдя к Марианне, которая наблюдала за ним с нескрываемой печалью, Робин сел на стул и усадил ее к себе на колени.
– Ты теперь госпожа Шервуда, Мэриан, – ласково сказал он, глядя в грустные глаза Марианны. – Кэтрин с радостью передаст тебе бразды правления. Заодно снимешь и с меня часть обязанностей – потом решу, каких. Аптека по-прежнему за тобой. Поверь, у тебя хватит забот, ты будешь занята с утра до позднего вечера! Эта комната отныне не только моя, но и твоя. Обустраивайся в ней так, как тебе захочется, чтобы порадовать меня, когда я вернусь и найду тебя здесь. И сегодня вечером будет праздник, так что приготовления к нему тем более не оставят тебе свободной минуты!
– Какой праздник? – удивилась Марианна.
– Тот самый, на который я приглашал тебя год назад, – ответил с улыбкой Робин. – Сегодня последний день августа, когда мы отмечаем окончание лета и провожаем его, встречая осень. Так что вечером здесь будет полным-полно гостей! Но у меня есть пожелание.
– Какое пожелание, милый? Говори, я исполню его в точности!
– Когда вы закончите приготовления и после них сходите в купальню, я прошу тебя ждать меня здесь и не выходить к гостям в трапезную, пока я не вернусь. Я хочу сам проследить за твоим нарядом.
– Ты меня балуешь, Робин! – рассмеялась Марианна, забыв о грусти.
Он бережно провел кончиками пальцев по ее лицу и прикоснулся губами к нежным улыбающимся губам Марианны.
– Я хочу баловать тебя! – тихо сказал он, не сводя потемневших, полных тепла глаз с ее лица. – Ты стоишь того, моя Моруэнн!
Он отпустил ее и поднялся. Марианна обвила руками его шею и прильнула губами к его губам. Робин ласково, но решительно снял с себя ее руки.
– Мне пора, родная.
Задержавшись на пороге, он оглянулся и, утонув в огромных любимых глазах, тихо сказал:
– Я научил тебя воевать, Саксонка. Теперь ты должна научиться ждать меня. Учиться терпению всегда тяжелее, поверь мне!
Бесшумно закрыв за собой дверь, Робин вышел в коридор. Пройдя трапезную, где Кэтрин убирала со столов остатки завтрака, Робин вышел на поляну перед лагерем. Там его ждали четыре десятка стрелков, которые невольно держались двумя отрядами. Не найдя среди них Статли, Робин увидел Джона и, прежде чем успел спросить его, где же Статли, встретился взглядом с улыбчивым ясноглазым стрелком, чьи волосы были темнее воронова крыла.
– Привет тебе, лорд Робин! – крикнул черноволосый стрелок, сидя в седле, и помахал рукой. – Получить твой призыв – честь для всех нас!
– И тебе привет, Гил! – улыбнулся в ответ Робин командиру одного из отрядов вольных стрелков. – Рад тебя видеть!
Он быстро оседлал вороного Воина, который прибежал на свист, словно верный пес, и, сев на коня, спросил подъехавшего к нему Джона:
– Что, Вилла не оказалось в лагере?
– Нет, он был там, – с ухмылкой сообщил Джон, – но с наглостью ответил мне, что у него свои планы, узнав о которых, ты не будешь гневаться. После чего он предложил мне позвать Гилберта с его парнями.
– Ох, и получит он от меня вечером! – только и сказал в ответ Робин.
– Гони Статли в шею, Робин! – рассмеялся Гилберт, подъезжая к лорду Шервуда. – Я давно тебе говорил, что он не стоит твоих приглашений!
Украдкой окинув взглядом собравшихся стрелков, Гилберт шепнул Робину:
– Мой лорд, а где же ваша знаменитая Саксонка? Я столько слышал о ней и так надеялся наконец-то увидеть ее собственными глазами!
– Робин, дисциплина в Шервуде начинает желать лучшего! – рассмеялся молчавший до сих пор Вилл. – Один не откликнулся на призыв потому, что у него своих дел хватает, второй явился, но только чтобы поглазеть на девчонку! Либо надо заново всех учить уму-разуму, либо делать общую вылазку и брать штурмом Ноттингем!
– Что ты сразу цепляешься, Вилл! – огорченно воскликнул Гилберт. – Спросить, что ли, нельзя?
– А в самом деле, куда подевалась Саксонка? – встревожился Дикон. – Ее не видно уже два дня! Где она?
– Дома, – ответил Робин, – и там останется.
– А! – понимающе кивнул головой Дикон и покраснел. – У нее эти… женские дни?
Вилл в ответ только закрыл лицо ладонью, отчего его смех стал похож на совиное уханье.
Робин поднял руку, призывая стрелков следовать за ним, и широкой рысью направил Воина по тропинке вглубь леса. Когда стрелки выехали к окружной дороге, которая, огибая Шервудский лес, вела в Ноттингем, Вилл поравнялся с Робином и Джоном.
– А теперь, друзья, найдите время объяснить мне смысл ваших недомолвок за завтраком, – предложил он.
Джон вполголоса – так, чтобы его не услышали остальные стрелки, – пересказал Виллу их общие с Робином подозрения. Вилл тихо присвистнул, когда Джон замолчал.
– Ну, я как-то так и думал, – кивнул он. – Меня тоже встревожили наши участившиеся неудачи.
– И ты так думал? – неожиданно рассвирепел Джон. – До чего вы похожи с Робином! Оба втихомолку размышляете над тем, что следовало сразу обсудить сообща!
– Мы тоже тебя любим, Джон, – с усмешкой ответил Вилл и посмотрел на Робина: – Значит, ты не просто подумал, а сопоставил даты, события и имена? И что у тебя получилось?
– Ничего толкового, – ответил Робин. – Слишком много тех, кто принимал участие, кто мог о чем-то слышать. Список имен получился очень большим, но в нем не было совпадений, которые однозначно указали бы если не на одно имя, то хотя бы на несколько. И в этот список не попали те, кто мог что-нибудь услышать от тех, кого я вписал. В результате под подозрение попадает каждый. Но, если предположить самое худшее – что предатель у нас, то круг станет значительно уже.
– Я бы не стал так решительно ограничиваться только нашими стрелками, – подумав, возразил Вилл. – Неудачи участились не только у нас, но и в других отрядах. Надо, действительно, понаблюдать, как дальше пойдут дела.
– А если вам с Виллом проверить с помощью ваших сил, что на самом деле таится в душе хотя бы у тех, кто оказался в твоем списке, Робин? – предложил Джон.
– Невозможно! – ответил за Робина Вилл. – Это нельзя сделать так, чтобы тот, в чью память заглядываешь, ничего не заметил: все происходит при его же участии. Проще собрать всех, рассказать о подозрениях…
– И предложить предателю сознаться! – усмехнулся Робин.
– Этого делать нельзя, – решительно сказал Джон. – Он не сознается, а мы только посеем смуту в умах.
– Джон, не криви душой! – вздохнул Вилл. – Никакой смуты мы не посеем. Все до последнего, и предатель в том числе, укажут на единственно подходящего человека. И ты сам знаешь, кто это. Так ведь, брат? – он внимательно посмотрел на Робина.
– Да, – спокойно ответил Робин, – все сложилось наихудшим образом для нее. Она у нас с мая, ее отец ладил с шерифом, к ней был неравнодушен Гай. Немного воображения, и можно предположить, что она согласилась отправиться в Шервуд, например, ради того, чтобы ей в награду вернули владения Невиллов.
– Есть один довод против, – поспешил сказать Джон, понимая, что Робину нелегко говорить о Марианне как если бы их ничего не связывало. – Она могла убить тебя и не задерживаться в Шервуде надолго, но она этого не сделала.
– Пока не сделала, – уточнил Вилл, отметая слова Джона. – И до сих пор ей было не так-то просто убить Робина и тем более покинуть Шервуд целой и невредимой. А сейчас она подобралась к Робину так близко, что вполне может убить его. Но уйти ей все равно не удастся.
– Вилл, ты что, с ума сошел, рассуждая так? – возмутился Джон, удивляясь, что Робин оставался невозмутимым, внимательно слушая брата.
– Я объясняю тебе, как будут думать и говорить другие стрелки, если им сейчас объявить, что в Шервуде предатель, – ответил Вилл. – Мы ничего не добьемся, только поставим ее под удар.
– Пока не будем ничего говорить. А вот изменением системы постов, охраняющих лес, займемся, – сказал Робин и взмахом руки остановил следовавших за ним стрелков: – Приехали!
Всадники свернули с дороги в небольшую рощу и остановились на ее окраине. Робин отвел от лица ветку, заслонившую вид на дома, которые темнели за лугом, отделявшим селение от рощи.
Рядом с ближайшим к лесу домом вокруг конной повозки собралась толпа. Повозку окружали ноттингемские ратники, на ней стоял невысокий толстый человек в богатой одежде, держа в руках развернутый свиток, с которого свешивалась печать, и пытался перекричать шумящую толпу.
– Это Клю, – сказал Гилберт, пристроив коня рядом с вороным Воином.
Теперь он не улыбался, а стал серьезным, лишь глаза возбужденно блестели в предвкушении предстоящей стычки с ратниками шерифа.
– Сделаем вот что, – сказал Робин. – Растягивайтесь цепью и обступайте жителей Клю и ратников, раз они так удачно собрались в одном месте. А я…
Не договорив, Робин спрыгнул с коня и бросил поводья Джону.
– А ты снова не можешь удержаться от ненужного риска? – проворчал Джон, ловко поймав поводья и привязывая их к своему седлу.
– Я хочу узнать, что происходит, – ответил Робин. – Когда нас увидят, ни сборщику, ни жителям Клю будет уже не до разговоров.
Стрелки мгновенно разъехались по роще, а Робин пошел прямо через луг к селению.
Жители Клю с жаром обсуждали то, что зачитывал с повозки сборщик, и появление лорда Шервуда в селении осталось незамеченным. Он стал пробираться через толпу ближе к повозке, и только тогда кому-то бросилась в глаза зеленая куртка Робина, кто-то заглянул ему в лицо и узнал. Среди людей раздались приглушенные возгласы. Робин сделал знак, призывая к молчанию, и, провожаемый негромкими приветствиями и взглядами, в которых читались и восторг, и тревога, вышел к повозке из расступившейся перед ним толпы.
– Тем самым Тереза из Клю обвиняется в колдовстве! По приказу всемилостивейшего епископа Гесберта мне приказано доставить упомянутую Терезу в Ноттингем, где она предстанет перед судом!
Зачитав приказ, сборщик с важным видом принялся сворачивать пергамент.
– О ком он говорит? – тихо спросил Робин у стоявшей рядом с ним женщины.
Но прежде чем та успела ответить, молоденькая девушка рухнула на колени перед повозкой и заломила руки в отчаянной мольбе.
– Но ведь это ложь! Я не колдунья! – крикнула она и беспомощно оглянулась на жителей селения. – Люди, почему же вы молчите? Вы же знаете меня с рождения! Джек, Милдред! Как я могла погубить ваш урожай? Разве моя вина в том, что на ваше поле забрели олени? А ты, Грисселл? Не ты ли умоляла меня зимой спасти сына, когда он заболел? И теперь ты свидетельствуешь против меня и клянешься Божьим именем, что я заколдовала твоего малыша?