– Зря мы отпустили остальных стрелков возле собора! – сказал Статли, чертыхнувшись про себя.
– Ты сегодня особенно крепок задним умом! – огрызнулся на него Вилл, отдавая повод своего коня Алану. – Что толку сожалеть о том, что уже сделано?!
Не дав Статли времени для достойного ответа, Вилл, выхватив из колчана лук и несколько стрел, положил одну стрелу на тетиву, остальные зажал в зубах и скрылся в кустах возле тропинки. Робин жестами указал стрелкам, кому и где укрыться в засаде, и через несколько минут на лугу не осталось ни души, а вся тропинка была взята под прицел шервудских луков. Сам Робин встал за деревом, воткнул в землю перед собой десяток стрел, а одну положил на тетиву и замер в ожидании цели.
Из леса показались конные ратники. Когда последний из них миновал естественное укрытие обступивших тропинку деревьев, Робин прицелился в ратника, которого он определил как старшего, и выстрелил. Ратник схватился рукой за стрелу, пронзившую ему грудь, и медленно сполз с седла. Выстрел Робина послужил сигналом для остальных стрелков, и на ратников обрушился шквал стрел. Луг огласило ржание лошадей, которые вскидывались на дыбы, падали, сбрасывали всадников. Ратники ответили беспорядочной стрельбой, не понимая, куда целиться, чтобы поразить невидимых противников.
Робин делал выстрел за выстрелом, и ни одна его стрела не была истрачена впустую. Заметив, что часть отряда ноттингемской стражи пытается вернуться в лес, чтобы укрыться в чаще, Робин, Вилл и Хьюберт отрезали ратникам путь, обрушив на них новый шквал стрел и выгоняя обратно на луг под прицел оставшихся в засаде стрелков.
Робин достал из колчана очередную стрелу и выбранился сквозь зубы: она оказалась последней. Отогнав ею одного из ратников от тропинки, ведущей в лес, он опустил лук, чтобы заменить его мечом, но в это мгновение ему в руку легла новая стрела. Обернувшись, он увидел позади себя Марианну, которая держала наготове следующую стрелу.
– У меня лопнула тетива, – сказала она, – а стрел достаточно!
Мгновенно сделав выстрел, Робин отпрянул в сторону, увлекая за собой Марианну, и вовремя: едва они, пробежав несколько шагов, укрылись за пригорком, как там, где они только что были, в землю вонзилось пять стрел. Скатившись в неглубокий овраг, Робин втянул туда Марианну так, чтобы она была у него за спиной.
– Положи колчан рядом со мной, а сама не вздумай даже поднять голову! – приказал он, снова вскинув лук.
Когда и стрелы Марианны были на исходе, на лугу не осталось ни одного конного ратника. Все они лежали на траве, кого и где настигла стрела. Уцелевшие кони бродили между убитыми.
Робин убрал лук в колчан, устало прислонился спиной к откосу оврага и с такой же усталостью посмотрел на Марианну:
– Саксонка, я же велел женщинам остаться в укрытии вместе с лошадьми!
– Так женщины там и остались – в укрытии вместе с лошадьми, – ответила Марианна, не понимая, за что он опять сердится на нее.
Заметив в ее глазах искреннее недоумение, Робин рассмеялся и встрепал ее волосы:
– А то, что из женщин с нами, кроме Элис, была только ты, тебе ничего не подсказало?
– Я стрелок, а не женщина или лошадь, – пожала плечами Марианна и улыбнулась в ответ на его улыбку. – В другой раз отдавай более четкие приказы, мой лорд!
Ее серебристые глаза встретились с его синими глазами, и Марианна замерла, не в силах отвести взгляд. Ласково усмехнувшись, Робин провел ладонью по ее щеке, и Марианне даже показалось, что он сейчас ее поцелует. Но Робин отнял ладонь от ее лица и решительно подтолкнул Марианну вверх по склону:
– Выбирайся из оврага, мой верный соратник. Бой окончен!
Из зарослей, окружавших тропинку, стали появляться остальные стрелки. Алан и Дикон выводили из леса лошадей. Элис, восседавшая на лошади словно королева, с ликованием махала рукой.
– Это было здорово! – воскликнула она, обводя всех возбужденными, сияющими от восторга глазами.
Робин переглянулся с Аланом, и оба рассмеялись.
– Элис, детка, ты не слишком испугалась? – добродушно спросил Джон.
– Испугалась! – фыркнул Алан. – Это я боялся, что она испугается и выдаст нас своим визгом, да напрасно! Она только отталкивала меня, когда я пытался пригнуть ее голову пониже, и шипела, что я мешаю ей смотреть! А ты спрашиваешь, не слишком ли она испугалась!
Стрелки расхохотались, одобрительно глядя на смутившуюся Элис.
– Значит, твоя жена приживется в Шервуде! – улыбнулся Робин и свистом позвал вороного.
Марианна, у которой на губах еще играла улыбка, оглянулась, отыскивая взглядом гнедого иноходца, как вдруг заметила, что один из ратников, которого они приняли за убитого, поднялся на одно колено и нацелил стрелу прямо в грудь лорда Шервуда.
– Робин!!! – отчаянно закричала она и повисла на плечах Робина, закрыв его всем телом.
Он мгновенно упал вместе с ней и успел перекатиться и закрыть Марианну собой, когда стрела ратника вонзилась в землю, пригвоздив рукав рубашки Марианны. Тут же выпущенная из лука Вилла стрела пробила ратнику горло, и тот уже непритворно повалился на траву.
– Ты в своем уме?! – с яростью воскликнул Робин, поднимаясь на ноги, и рывком поднял Марианну, которая пыталась освободить рукав от стрелы, но не успела. Дрогнувшими ладонями он быстро провел вдоль тела Марианны, встав перед ней на одно колено.
– Ты цела? Не ранена? – севшим от волнения голосом спрашивал Робин, заглядывая в лицо Марианны. – Да отвечай же!
– Цела, – с трудом выговорила Марианна, чувствуя, как у нее подгибаются колени от внезапно нахлынувшей слабости.
Не сдержав вздоха облегчения, Робин вскочил на ноги и так резко оттолкнул от себя Марианну, что она упала бы, если бы Джон не успел ее поймать.
– Сделай так еще раз, и ты будешь сидеть дома взаперти до конца своих дней! – пообещал Робин с несдерживаемым гневом.
Стрелки сели на лошадей и галопом помчались вглубь Шервуда. Прикусив губу от обиды, Марианна пыталась стянуть разорванный рукав, но в сердцах бросила эти попытки, и края белой ткани стягом взвились вокруг ее тонкой руки. Посмотрев в спину Робина, который ехал далеко впереди нее, она провела ладонью по глазам и услышала негромкий голос Вилла:
– Плакать собираешься?
– Нет, – буркнула Марианна, украдкой вытирая о куртку влажную от слез ладонь.
– Правильно, потерпи до дома, – неожиданно мягко сказал Вилл. – Такая бесстрашная воительница не может разреветься прилюдно.
Он улыбнулся ей, и она ответила ему недоверчивым взглядом: не так уж часто суровый ратный наставник удостаивал ее добрым словом! Вилл кивнул в сторону Робина и сказал:
– Не обижайся, что вместо благодарности получила выговор. Он никогда бы себе не простил, если бы ты погибла от стрелы, предназначенной ему. Почему ты закрыла его? – вдруг спросил Вилл.
– Он мой командир, – ответила она.
Вилл пытливо посмотрел на нее.
– И только?
– Да, – замкнувшись в себе, глухо проронила Марианна.
– В следующий раз, если подобное случится, делай подсечку тому, в кого целятся, и падай вместе с ним, а не жертвуй собой, – сказал Вилл и, хлестнув коня, умчался вперед к Робину.
Когда они добрались до лагеря, Джон подошел к Робину, расседлывавшему усталого Воина.
– Тебе не показалось, что сегодняшняя встреча с ратниками была не случайной? – вполголоса спросил он, привалившись спиной к коновязи.
Рука Робина, расстегивавшая подпругу, на миг замерла.
– Я сам всю дорогу об этом думаю! – признался он и слабо пристукнул кулаком по седлу. – И именно там, где нас было уже немного, после того как мы отпустили остальных стрелков. А до того засада на стрелков Статли, потом тебя едва не схватили в Рэтфорде, после – ярмарка в Ноттингеме, и вот сегодня… Ратники шерифа слишком часто стали нападать на наш след, словно им известны наши планы. После ярмарки я поделился сомнениями со Статли, но Вилл лишь отмахнулся, сказав, что нас с ним мог узнать и выдать кто угодно. Может быть… Но с мая словно все задались целью отдать нас в руки шерифа! Нет, Джон, это не может быть ни случайностью, ни совпадением. Кто-то предает нас, доносит о наших планах и делах. И предателя надо искать здесь, в Шервуде. Но кто, Джон?
– Кто-то из тех, кто уже давно в Шервуде, – ответил Джон и посмотрел в безоблачное небо, сощурив ясные глаза. – Кто не боится, что его могут заподозрить. Может быть, даже кто-то из тех, кто близок к тебе.
– Вот как? – невесело усмехнулся Робин и, сняв седло, принялся растирать потную спину вороного. – Я ведь тех, кому доверяю безоговорочно, могу по пальцам перечесть.
– Так пересчитай на досуге! – посоветовал Джон и с досадой воскликнул: – Тем более что это не займет много времени! Мне кажется, что ты кроме себя уже никому не веришь! Почему ты все это время молчал, если тоже заподозрил предательство? Это ведь не шутки, Робин! Если мы с тобой правы, опасность грозит каждому, при этом никто не знает, когда и откуда ее ждать. А ты молчишь, обдумываешь один и никому ни слова не говоришь!
– Почему я молчал? – Робин шлепком по крупу отправил вороного пастись и повернулся лицом к Джону. – Представь себе, что бы началось, если бы я сказал! Мы бы все начали подозревать друг друга.
– Друг друга? – усмехнулся Джон, глядя на Робина пристальным взглядом.
Робин, сдавшись, отвел глаза от всевидящих глаз Джона.
– Хорошо, – вздохнул он. – Все началось с мая. И я и ты – мы оба знаем, что никто не поверит, что предатель давно в Шервуде. Ты сможешь объяснить, почему думаешь так?
Помедлив, Джон пожал плечами.
– Так, чтобы и другие в это поверили, пока еще нет.
– То-то и оно! И если я объявлю, что в Шервуде предатель, ты знаешь сам, кого обвинят в измене, даже не дав себе труда подумать, так ли это.
Джон посмотрел на Марианну. Она расседлала иноходца и, смеясь, пыталась увернуться от его мягких губ, которыми Колчан водил по лицу хозяйки, словно целовал ее на прощание. Статли любезно взял оружие Марианны, и она вместе с ним отправилась к широко распахнутым дверям трапезной.
– Да, ты прав, – вздохнул Джон.
– Ведь она у нас с мая! – отозвался Робин, тоже не сводивший глаз с Марианны. – Те, кто пришел в Шервуд после нее, в лесу совсем недавно, куда позже, чем нас начали преследовать неудачи! На них думать не станут.
– А тот шорник из Ноттингема? – напомнил Джон. – Он с сестрой объявился в Шервуде раньше Марианны.
– Бернард? Пару недель назад я осведомлялся о нем у Эдгара. У парня настолько не ладится дело с мечом, что Эдгар до сих пор не отправил его к Виллу. Стрельбу из лука он одолел, но и только. Зато шорничает с нескрываемым удовольствием. А Эннис, его сестра, не покладая рук трудится по лагерю. Ни он ни она ни разу не покидали не то что Шервуд, но и сам лагерь. Ведь у них и нет никого, кроме друг друга. Нет, Джон. Случись что, Эдгар горой встанет за них обоих. И сомневаться в его ручательстве у меня нет оснований. За девушкой он приглядывал исходя из собственных интересов, за Бернардом – по моему указанию, но и в том и в другом случае его глаза одинаково зоркие.
– Вот как? Он не удивился твоему приказу особенно пристально наблюдать за новичком?
– А когда Эдгар чему-нибудь удивлялся? – усмехнулся Робин.
– Это верно, – согласился Джон и снова вздохнул, шумно, словно ветер пронесся. – Конечно, Марианна не предательница! – сказал он и примирительно поднял руку, заметив, как в глазах Робина вспыхнул гнев. – Не злись, я не хотел сказать ничего обидного для нее. Лишь то, что если ее заподозрят другие, ее не спасет даже твое покровительство! Тот же Вилл немедленно забудет о своей склонности к ней и расправится с Марианной, воспользовавшись твоим отсутствием.
****
Робин и Джон вошли в трапезную и, забыв о тревогах, остановились, изумленно оглядываясь. Длинные столы были накрыты льняными скатертями, уставлены блюдами с разнообразными кушаньями, кубками, украшены кувшинами с букетами цветов.
– Дамы! – протянул Джон, оглядывая довольно улыбавшихся Кэтрин, Мартину и Клэренс. – Вы просто волшебницы!
– Мы и спальню для молодых приготовили, – сказала Кэтрин, обнимая Джона и целуя его в щеку. – Фу, как ты пропылился!
Щелкнув ее по капризно наморщенному носу, Джон ласково улыбнулся и вернул жене поцелуй.
– Идите мойтесь! Я уже всем приготовила чистую одежду в купальне и воду согрела! У вас не больше двух часов – Элис пока отдохнет, а у нас жаркое подоспеет!
– Хочешь, я помогу тебе вымыться? – шепотом спросила Мартина, взяв Робина под руку и робко заглядывая ему в глаза.
Робин насмешливо улыбнулся и высвободил руку.
– В купальне, где полно мужчин? Ты среди них будешь выглядеть совсем неуместно.
Найдя взглядом Марианну, он подозвал ее и, приобняв, быстрым шагом повел к купальне, опережая остальных.
– Пропустим вперед Саксонку! – сказал Робин. – Она одна, а нас много, и я ей сегодня обязан.
И он посмотрел на Марианну теперь уже не гневным, а теплым и признательным взглядом, под которым она залилась румянцем. Под одобрительные голоса стрелков она первая зашла в купальню, забралась в одну из больших деревянных ванн и стала быстро мыться, благо все еще короткие волосы не требовали особых хлопот. Слыша за дверью нетерпеливые голоса, она так же быстро вытерлась, нашла среди стопок одежды свою и, переодевшись, вышла к стрелкам, которые поспешили занять купальню. За дверью, закрывшейся за ними, раздались смех, веселые голоса и плеск воды, проливавшейся на каменный пол.
– Дайте помыться! Меня вполне устроит ванна, в которой мылась Саксонка. Она у нас чистюля, вода после нее наверняка осталась чистой, да еще и лавандой пахнет! – услышала Марианна голос Робина. – Хочу хотя бы час поспать, чтобы не уснуть прямо за свадебным столом.
– Смотри не усни прямо в ванне, а то утонешь, – раздался в ответ смех Вилла. – Одна радость будет тебя вытаскивать – вдыхать благоухание лаванды!
Марианна улыбнулась и пошла к себе в комнату. Там она расчесала влажные, завивавшиеся в кольца волосы и надела куртку поверх рубашки, впервые пожалев, что у нее нет платья. Ей вдруг захотелось быть красивой, и она знала, кто тому причиной. Месть епископу, ласковый жест, которым он встрепал ей волосы, назвав верным соратником, даже то, что он потребовал себе ванну, в которой осталась вода после ее купания, – как мало надо было для того, чтобы отчаянно захотеть понравиться ему! Лишь бы вновь увидеть в его глазах восхищение, с которым он любовался ею раньше!
Охваченная этими мыслями, Марианна пришла в трапезную, и первая, кого она увидела, была Мартина – очень нарядная, в шелковом платье нежно-зеленого цвета и с такой же лентой в волосах.
– Леди, поможете нам? – весело спросила Мартина и оттопырила губу, заметив обычный мужской наряд Марианны. – С вашей помощью мы быстрее управимся! И за мясом вам сподручнее смотреть, а то мы уже нарядились и боимся испачкаться.
– За себя говори, кто и чего боится. Мы справимся сами, а Марианна пусть отдохнет: она второй день на ногах! – ответила Клэренс и, обняв Марианну, шепнула ей на ухо: – Спасибо тебе за то, что спасла сегодня Робина! И, Мэриан, прости мне упреки! Помнишь, в день смерти Мартина?.. И напыщенные слова, которые я по недомыслию сказала, когда навещала тебя у Эллен, прости тоже!
Они посмотрели друг другу в глаза, улыбнулись и впервые за все это время обменялись поцелуем. Когда Марианна вышла из трапезной, Клэренс обернулась к Мартине и очень выразительно, надменно вскинула тонкие брови. Мартина предпочла этого не заметить.
Сев на траву возле стены, Марианна пригрелась на солнце и задремала. Тяжелая ладонь, легшая на плечо, заставила ее очнуться. Она открыла глаза и увидела Вилла.
– Почему ты не принарядилась? – спросил Вилл, окинув Марианну взглядом. – Для такой знатной леди, как ты, не слишком много почета присутствовать на свадьбе менее родовитой девушки и уж совсем безродного стрелка?
Марианна пожала плечами: не признаваться же ему, что у нее попросту нет платья – ни простого, ни нарядного. Не дождавшись ответа, Вилл опустился рядом с ней на траву и накрыл сильной загорелой рукой ладонь Марианны.
– Ты красивая, Саксонка, – в его голосе снова прозвучала едва заметная мягкость, которая тут же исчезла. – Красивая и злая, как волчица. Посмотри на меня! Почему ты все время отводишь взгляд?
Марианна, устало вздохнув, высвободила руку из-под его руки:
– Вилл, отстань от меня!
– Снова забыла слова Робина? – осведомился Вилл. – Свою гордость, Марианна, следовало оставить во Фледстане. А здесь имеют право говорить он, я и Джон.
С недобрым блеском в янтарных глазах он смотрел на Марианну, ожидая обычной враждебной вспышки. Но Марианна повернула к нему голову, и в ее серебристых глазах были только печаль и усталость.
– Вилл, за что ты меня не терпишь? Чем я тебя так сильно раздражаю?
– Почему же не терплю? Именно терплю! – усмехнулся Вилл. – Не доверяю тебе – так будет правильно.
– И что же во мне вызывает твое недоверие?
– Суди сама. Девушка с твоим именем и состоянием вдруг оказывается среди тех, кто отвержен законом и преследуем властями. И не просто оказывается, а хочет стать и становится одной из них! Разве это не вызывает удивление и непонимание?
– А как же вы сами – ты и Робин?
Понимая, что она хотела сказать этим вопросом, Вилл пожал плечами:
– Между нами и тобой есть одно различие: мы с Робином несколько лет жили среди незнатных людей, занимаясь теми же трудами, что и они. Нам понятны их заботы, беды и радости, а ты попала сюда из другой жизни, словно королевская дочь, сбежавшая из дворца в лес.
– И в этом вся причина твоего недоверия?
– Нет. Даже не в том, почему ты предпочла Шервуд какой-нибудь женской обители, что было бы более естественным для знатной девицы, нуждающейся в покровительстве и защите. Я достаточно хорошо изучил тебя, Марианна, и прекрасно понимаю, что жизнь в монастыре не для тебя. У тебя слишком независимый и гордый нрав, а сила твоего духа скорее подходит мужчине, чем женщине. Именно эти качества и толкают тебя к оружию. При твоей внешности это довольно забавно, но и только. Дело не в этом. Я часто задумываюсь, что с тобой произойдет, если ты вдруг окажешься в руках шерифа или сэра Гая.
– То же, что и со всеми, – резко ответила Марианна.
Вилл с сомнением покачал головой:
– Не уверен! Даже Кэтрин, которая не брала в руки ничего острее кухонного ножа, не получит от них пощады. А вот ты, наверное, окажешься желанной гостьей, которую слегка пожурят и простят. Это соображение и не позволяет мне доверять тебе полностью.
– Это всего лишь соображение, как ты сам справедливо заметил, – прохладно сказала Марианна, – для которого нет никаких оснований.
– Никаких? – Вилл иронично выгнул бровь, с усмешкой посмотрев на Марианну. – А дружба шерифа с твоим отцом?
– Да, очень крепкая дружба! – невесело рассмеялась Марианна. – Которая закончилась так же, как и вражда сэра Рейнолда с вашим отцом.
Вилл склонил голову, признавая некоторую справедливость ее слов, но после недолгого раздумья решительно отмел довод Марианны:
– Нет, Саксонка! Наши отцы сильно отличались друг от друга, и отношение сэра Рейнолда к ним было далеко не одинаковым. Граф Альрик властью и волей связывал его по рукам и ногам, стоял ему поперек дороги, а сэр Гилберт оставался в стороне и ничем не мешал. Сэр Рейнолд сам организовал заговор против графа Альрика, но, я уверен, что против сэра Гилберта он ничего не затевал. А если бы что-нибудь прознал, то даже вмешался бы, чтобы спасти твоего отца.
– Какой смысл говорить о том, что могло быть, но не случилось? И какое отношение это имеет ко мне?
– Самое прямое! Вместо графа Альрика сэр Рейнолд получил Робина. От такой перемены шерифу не стало легче. Напротив! Ведь Робин не связан законами – только собственными принципами, при этом он обладает не меньшей властью и уважением, которыми обладал отец. Поэтому сэр Рейнолд ненавидит его столь же сильно, как ненавидел графа Альрика. Иное дело – ты. Не питая неприязни к сэру Гилберту, он и к тебе не испытывает злых чувств даже сейчас. Ну что поделать – заблудшая овечка, которую надо пожалеть и простить!
– Может быть, ты и прав, но только в отношении сэра Рейнолда, а не Гая Гисборна! – сказала Марианна, сузив глаза при этом имени.
– Не прав в части Гая Гисборна, который был готов целовать следы твоих ног? – и Вилл недобро рассмеялся. – Ты кого сейчас хочешь обмануть?
– Я не обманываю, – спокойно ответила Марианна, – просто знаю, о чем говорю, а ты только строишь догадки, исходя из обстоятельств, которые, наверное, имели место. Но эти обстоятельства давно изменились, а вот об этом ты не знаешь.
– Готов послушать, как они изменились, – тут же отозвался Вилл, внимательно посмотрев на Марианну, но она отрицательно покачала головой.
– Не готова рассказывать, – и, усмехнувшись Виллу в лицо, она предложила: – попробуй поверить мне на слово.
– Поверить на слово? – Вилл усмехнулся в ответ. – Это как раз то, что никогда не входило в мои привычки. Жаль, Мэриан! Я хотел бы полностью доверять тебе, ведь ты мне нравишься.
Ошеломленная неожиданным признанием, Марианна пристально посмотрела в глаза Вилла, но в них вернулась привычная ирония: недобрая и подчас откровенно жестокая.
– Вилл, – тихо сказала Марианна, тщетно пытаясь проникнуть сквозь непроницаемую завесу в его глазах, – когда у тебя такой взгляд, как сейчас, я начинаю теряться в догадках: что отличает тебя от наемников того же шерифа, которых ты так ненавидишь!
– Ничего, – спокойно ответил Вилл и, заметив удивление Марианны, рассмеялся: – А! Ты во Фледстане успела наслушаться сказок о добрых и благородных стрелках вольного леса, а теперь удивляешься? Нет, Марианна, мы вовсе не добрые! Даже отец Тук прощает далеко не все и не всегда, что же говорить о нас? Наемники шерифа или Гисборна пытаются убить нас, получая за это деньги от своих хозяев. Мы ответно стремимся убить их, чтобы защитить свою жизнь, ну и заодно отобрать те деньги, которыми им платят за нашу кровь. Это закон нашей жизни здесь. Впрочем, не только здесь, и не только нашей. Да, – вдруг вспомнил Вилл, – еще остается честный люд, который топчется между нами и теми, кто подобен Гисборну! Эти, конечно, готовы благословлять нас, как та Элизабет из Руффорда, когда иной раз никто, кроме нас, не может помочь их бедам. В нас эти честные люди, – Вилл так презрительно произнес эти слова, что они прозвучали ругательством в его устах, – видят ту старую добрую Англию, по которой еще привычно тоскуют. Но на самом деле они уже притерпелись к новым порядкам и им проще подчиниться, чем продолжать сопротивляться. Ты ведь знаешь, что любой из них может убить любого из нас совершенно безнаказанно, потому что мы вне закона. И не только убить, но и получить награду за нашу смерть! Так как же им верить, Саксонка, и как их любить, если они не верят нам и боятся нас? Ведь мы вносим так много беспокойства в их мирную жизнь – тихую, жалкую, беспросветную жизнь!
Вилл еле слышно выругался и несильно пристукнул сжавшейся в кулак рукой по колену, обжигая Марианну невидящим, устремленным вглубь себя взглядом.
– Вот мы и щелкаем зубами на всех, словно волки. А где ты встречала добрых волков?
– Робин… – хотела возразить Марианна, но Вилл, не дослушав, расхохотался:
– Робин?! Девочка! Чем отличается вожак волчьей стаи от прочих волков? Тем, что он умнее, сильнее, но и только. Робин точно такой же, как все мы. Ты же знаешь, кто он. Значит, понимаешь, как многого он лишился в свое время! А после смерти отца он ни одного дня не жил в полной безопасности. Все время настороже, все время наготове отразить нападение – только это его и спасало от смерти. Ты пробовала годы каждый день и каждую ночь жить так, словно они последние?
Насмешливо посмотрев на Марианну, Вилл еле слышно вздохнул:
– И ты теперь такая же, Саксонка! Не приукрашивай себя.
Он замолчал, отвернувшись от нее, и, закрыв глаза, подставил лицо ласковым солнечным лучам. Марианна искоса посмотрела на его гордый профиль и, повинуясь неожиданному порыву, спросила:
– Вилл, ты до сих пор тоскуешь по жене?
Глаза Вилла тут же открылись. Он долго смотрел вдаль, потом повернулся к Марианне и, глядя в ее полные сочувствия глаза, негромко спросил:
– А что ты знаешь о ней?
– То, что она погибла в огне вместе с маленькой дочерью.
Вилл снова отвернулся и долго молчал. Его янтарные, обычно жесткие глаза смягчились, в них проступила горечь. На красивом мужественном лице Вилла появилась печать внезапной усталости, и оно вдруг показалось Марианне совсем молодым и не защищенным обычной броней хладнокровной уверенности.
– Я не видел ее смерти, – тихо сказал Вилл. – Ей удалось спасти Дэниса – нашего сына, а выбраться сама она не успела: провалилась крыша. Мне до сих пор снится, как она мечется по охваченному огнем дому и зовет меня на помощь. Но я не слышал ее, не видел, что мой дом горит. Я был уверен, что она с детьми в лесу, в безопасности.
– Где же был ты?
– Сражался с ратниками шерифа, отгоняя их от Робина. Его к тому времени ранили, он лежал за моей спиной, и я думал, что он убит. Но даже к его телу подпустить этих псов было для меня невозможно, недопустимо!
По его горлу прокатился еле слышный сдавленный рык. Отрешенный взгляд Вилла целиком погрузился в тот далекий день.
– У меня сломался клинок, и я решил, что настал конец. Но по приказу сэра Гая меня не зарубили мечом, а начали избивать, пока не сочли мертвым, бросив, словно падаль. Я очнулся через несколько дней в Шервуде у Статли и только потом узнал от Джона, что моя жена погибла и как она умерла. Элизабет!..
Вилл произнес имя погибшей жены очень тихо, но с такой нежностью и глубоко затаенной тоской, что у Марианны невольно пресеклось дыхание. Вилл вздохнул и, низко склонив голову, прилег лбом на сомкнутые руки. Марианна пожалела, что неосторожным вопросом растревожила его душевные раны, о глубине которых она и не подозревала. Мягким касанием она сочувственно дотронулась до его руки. Вилл поднял голову, посмотрел на Марианну и, ответив ей легким пожатием, с усмешкой сказал:
– Жалеешь меня, Саксонка? Не надо! Моя печаль не стоит и сотой доли страданий Лиз. Пока я был в беспамятстве, друзья похоронили и ее, и малютку дочь. И знаешь, я был им в душе благодарен, хотя они исполнили мой, а не свой долг.
– Они исполнили свой долг перед тобой, Вилл, – ответила Марианна, сопереживая его страданиям, которые были так же свежи, как в тот день, когда он узнал о смерти жены и дочери, и сжала его пальцы.
Вилл посмотрел на Марианну с грустной усмешкой и в ответ на ее пожатие благодарно поднес ее руку к губам.
– Спасибо тебе за эти слова. Наверное, ты права. Не знаю, что бы со мной сталось, если бы я увидел Элизабет мертвой! И все же это был мой долг, – весь облик Вилла выразил непреклонность, – а я не исполнил его.
– Ты любил ее? – спросила Марианна и по взгляду его прищуренных глаз, устремленных к ее лицу, подумала, что он не захочет отвечать на этот вопрос.
Но Вилл ответил:
– Любил. Но понял это, только потеряв Элизабет. Когда мы жили с ней, любила она, а я принимал ее любовь как нечто должное, не подлежавшее сомнению. Я встречался с ней, потом спал, но даже не думал жениться, пока она не забеременела, – Вилл печально улыбнулся. – Я просто не мог бросить Лиз, оставив ее одну с моим ребенком. Как сейчас вижу ее глаза, когда она призналась мне в беременности: робкие, ожидающие, заранее покорные любому моему решению… Я сказал ей, чтобы она ничего не боялась, что мы обвенчаемся, и как же она была счастлива! Но тогда мне казалось, что я всего лишь исполнил свой долг, и не более. А когда ее не стало, я понял, что любил ее, как любят воздух: дышат, не замечая его, а когда его нет – умирают. Потом я постоянно думал о том, как бы я мог любить мою Элизабет, если бы раньше открыл свое сердце себе и ей! Но ничего уже нельзя было исправить, ничего! Лиззи была неизменно весела и ласкова, никогда и ничем не показывая, что моя сдержанность огорчала ее. После ее гибели, перебирая каждый день жизни с ней, я осознал, как огорчал ее, не сказав ни единого слова любви. Но Элизабет слишком сильно любила меня и ни разу не то что не упрекнула, а даже не дала понять, что ей были нужны эти слова, что без них она все время сомневалась, любил ли ее я. Вот так я все понял, Марианна, но уже ничего не смог исправить. Нет ничего больнее, чем опоздать, Саксонка, поверь мне!
После минутного размышления Марианна сказала, глядя в глаза Вилла:
– Ты ведь был обвенчан с ней. Значит, при венчании обещал Элизабет любить и беречь ее. Если ты потом и не говорил о любви, то в церкви ты все равно признался в ней.
По губам Вилла пробежала грустная усмешка:
– Брачные обеты! Слова, сложившиеся в ритуальные фразы за много веков. Их говорят все брачующиеся, едва ли задумываясь о смысле этих слов.
– Но не ты! – с глубокой убежденностью возразила Марианна. – Я уверена, что ты говорил то, что чувствовал, и Элизабет не могла не заметить этого!
– Ты уверена! – повторил Вилл, не сводя с Марианны задумчивого взгляда. – Уверена, хотя знаешь меня от силы четыре месяца. Любопытно, Саксонка! Ты сейчас, сама того не подозревая, очень многое в себе открыла для меня.
– Что например? – не поняла Марианна.
– То, что ты веришь в эти слова и не считаешь их обычным условием обряда венчания, – усмехнулся Вилл.
Стремясь избежать продолжения разговора о себе самой – а взгляд Вилла из задумчивого стал острым и испытующим, как тогда, когда он пожелал узнать, почему она закрыла Робина от стрелы, – Марианна спросила:
– Как Элизабет оказалась дома, если ты отправил ее из Локсли и был уверен в том, что она в безопасности?
Взгляд Вилла утратил опасную остроту. Он болезненно поморщился и глубоко вздохнул:
– Она всегда слушалась меня, никогда не шла против моей воли. Но в тот день подруга уговорила ее не уезжать далеко от селения, остаться на окраине леса: вдруг кого-то из нас ранят и понадобится помощь. Безрассудная затея! Даже если бы так и случилось, они ничем не смогли бы помочь, не сунувшись в самое пекло сражения. Но Лиз поддалась на уговоры и впервые в жизни ослушалась меня. Они остались, и для них это плохо закончилось: они нарвались на ратников, которые брали селение в кольцо.
Марианна поняла, кто был подругой Элизабет, – она хорошо помнила рассказ Джона.
– Увидев двух молодых и совершенно беззащитных женщин, ратники решили помедлить с выполнением приказа сэра Гая и немного развлечься. Элизабет удалось вырваться от них, и она погнала повозку обратно, куда возвращаться было нельзя. Но там был я, наш дом, а Лиззи, увидев, что ратники делают с подругой, наверное, пришла в полное отчаяние, – тихо говорил Вилл. – Трое ратников бросились за ней в погоню. Она успела вместе с детьми вернуться домой, закрыла дверь и даже заставила ее изнутри сундуком, чтобы ратники не смогли ворваться внутрь. Конечно, они без труда справились бы с дверью, но им пришла в голову другая затея. Они заперли дверь снаружи и подожгли дом. Элизабет оказалась в ловушке. Ох, как же часто я думал о том, что лучше бы она осталась с подругой в лесу!