Loe raamatut: «Оружие холода»
Глазомер
Никогда не бахвалься внешней силой, не зная, кто перед
тобой. Может, он в обличье скромности скрыл суть истинного
монстра отважным духом воина.
Электричка. Мир электрички. Свой особый мир электрички. Люди разных судеб и профессий, характеров и темпераментов, уровней ума и знаний, наклонностей к чему-либо и устремлений, интересов и мечтаний оказываются в едином пространстве и в едином направлении. Их связывает теперь одно – они едут. Кто на работу, кто на учёбу, кто по своим делам, а кто и просто так. Но они все едут, и электричка доставит их к месту назначения, устремления, а кого-то и просто так прокатит.
Чаще всего мир электрички обыден и, наверное, скучен. В большинстве случаев молчаливые, сосредоточенные, задумчивые лица. Конечно, кое-где оживлённые разговоры, и даже спор, шумная компания, игра в карты, потягивание пивка, а иногда и более крепкого. Всё это вместе и есть обыденный мир электрички и, наверное, скучный мир электрички. Хотя, кому как. С возрастом хочется именно этого в этом замкнутом пространстве электрички. Но всегда ли бывает так?
О, нет! Мир электрички порой украшали яркие события, и даже очень. Временное хрональное поле пространства электрички помнит многое, очень многое, хранит информацию прошлого. И есть что помнить, и есть что хранить.
Однажды в одном вагоне в рукопашную сошлись ребята из двух посёлков. Примерно двадцать на двадцать, если не больше. В основном все допризывного возраста. И это в тесном пространстве вагона. И такое бывает. Деревянные сиденья так и трещали. Дискомфорт для остальной части пассажиров был огромен. Но всё это уже история, переросшая в легенду.
А вот другой случай. Пьяные мужики громко и эмоционально дискутировали в тамбуре на какую-то им понятную тему. Сколько их было? Несколько – это точно. Дискуссия протекала очень оживлённо, порой напоминая жаркие дебаты в Государственной Думе, с применением не только умных доводов, но и первобытных средств общения. Только пьяные мужики не понимали одного, что эта интересная дискуссия почему-то не интересна всей остальной части, скучно и задумчиво сидящей в вагоне. И вот на какой-то станции электричка сделала пятиминутную остановку, а может и больше. Такое бывает. Двери открылись и продолжали оставаться такими же до отхода. И вот тут-то произошло очередное неординарное событие во временном хрональном поле. В тамбур вошёл здоровенный милиционер. Он брал каждого, в отдельности, в охапку и бросал наружу. Они вылетали и приземлялись на асфальтированную платформу. Чувствовали ли они боль? Те, кто всё-таки вставал, почему-то обратно в вагон, в тамбур не стремились. Тем временем электричка, закрыв свои двери, устремилась дальше по расписанию. А стоило ли так поступать служителю закона? Или это была проверка своих физических и функциональных возможностей, которую иногда так любят продемонстрировать они, люди в форме? По крайней мере, эти пьяные мужики, в общем-то, людям зла не несли. Просто была интересная для них дискуссия, понятная только им.
Бывало, по вагонам ходили инвалиды, полуинвалиды и мастера, ловко прикидывающиеся ими. И тогда пространство заполняли лирические песни о весне, о любви, о несбыточных мечтах, сирени, набирающей цвет, дожде, в отблесках сияющей радуги, о цветах полевых, тянущихся к солнцу и радующих глаз. Но бывало, весь этот лирический букет порой разбавляли патриотическими песнями. Они должны были разбудить людей. Мол, помните, какие события предшествовали этому спокойному, мерному течению времени мира электрички. И кто-то подавал им, а кто-то просто читал газету, не замечая их, или тем самым делая такой вид. У каждого своё отношение к такому событию. Говорили, что они, таким образом, зарабатывают, если можно так выразиться, намного больше простого инженера.
И цыгане, особенно летом, также вносили свою лепту для разнообразия скучного мира электрички. Кто-то смеясь, а кто-то с серьёзным, озабоченным видом ретировался в соседний вагон, ибо шум и веселье от них исходили неимоверные. Кому как.
И я в годы буйной молодости также не раз вносил свою лепту для "украшения" истории мира электрички. Групповая драка пять на пять, которая перекидывалась из тамбура в вагон и обратно, надолго запомнилась временным обитателям этого мира. Так вот я и был одним из участников того запоминающегося события. А драка, где я был один против двоих, тоже, наверное, запомнилась. Я вышел тогда победителем, защитив одного парня. Конечно, со временем и она забылась, но временное хрональное поле хранит и её.
А когда электричка, чуть не дотянув до конечной остановки, до вокзала нашего города (а это тоже бывает иногда), вдруг останавливалась на неизвестное время, мы, студенты, выходили в тамбур и ногой открывали дверь. Один всегда придерживал её, а тем временем мы покидали этот мир электрички.
Однажды, на моих глазах, один мужик обеими руками раздвинул двери и быстро, сноровисто, вышел, успев, пока двери не захлопнулись обратно. Видать, силачей везде хватает.
А был и ещё случай. Электричка также остановилась, не доехав до конечной остановки. Двери, понятно, не открываются. Стояло лето. Жара. Многие верхние окна вагонов открыты. Тут встал один мужик, далеко не юноша, в зрелом возрасте, в футболке, в спортивных брюках, стройный, атлетичный. Подошёл к окну. Дальше случилось то, чего я никогда прежде и позже не видел. Этот человек схватился за верхний край окна, подтянулся, немыслимо сложился и выпрыгнул наружу. Аккуратно приземлился, хотя высота больше двух метров, и не спеша направился в направлении только известном ему. Вагон в тот день был полупустой. Кто-то читал, кто-то дремал. Само же действие произошло так быстро, что никто толком и не понял. Только я долго и восхищённо смотрел этому человеку вслед. Что это? Просто владение телом на высшем уровне. Возможно, в прошлом он был хорошим гимнастом или акробатом. И ещё по прошествии стольких лет, может быть, я немного горжусь, что этот, по-своему, уникальный случай произошёл именно в электричке, в котором я ездил, езжу и буду ездить, а не в какой-нибудь другой электричке на всей территории огромной страны.
Конечно, такой случай врежется в память, но произошёл он внезапно и завершился мгновенно. И всё же я думаю, что любой мастер спортивной гимнастики и акробатики, а то и видов борьбы и единоборств совершит то же самое.
Но также врезался в мою память и другой случай. По сравнению с этим он не возник внезапно. И всё же по порядку, с самого начала.
Март. Вечерняя электричка, хотя это относительно. Для ближних станций от города может и не так, но для дальних точно. А электричка тогда шла от города. Будничный день. Середина недели. Вагоны не переполнены. Обычный, мерный, будничный мир электрички. И я окунулся в этот мир. А с собой ни газеты, ни МР3 Digitel audio player. Так я и сидел в ожидании того момента, когда покину этот мир на своей станции.
Напротив, через проход, сидела девушка у окна. Рядом с ней расположилась полная пожилая женщина. И также напротив неё сидели два здоровых молодца. Юноша, сидящий у окна, с азартом флиртовал с этой девушкой напротив. Другой юноша рядом, по большей части, молчал, изредка обмениваясь двумя, тремя фразами с товарищем. Тот же был увлечён новым знакомством и, быстро ответив, продолжал дальше. Невольно я обратил внимание на них и прислушался. А что поделаешь, ведь разговаривали они не так сильно громко, но слышно. Электричка тем временем несётся и несётся, доставляя каждого из нас к месту назначения, а мир её так обычен и скучен.
Молчаливый был не таким уж интересным и запоминаемым для какого-нибудь стороннего наблюдателя. Зато тот у окна… О-о! Красавчик, да и только. Короткая подстрижка. Чёрная кожаная кепка набекрень. Весёлые, озорные глаза. Одна улыбка чего стоит, а он улыбался всё время. Оригинальность, да и только. По одежде и манерам он явно входил в авангард молодёжной моды своей эпохи. В руке у него брелок так и играл на лету. Признак высоты полёта души. Как и есть. Ну, в общем, парень хоть куда, только уж сильно много косил под блатного. Так ли было на самом деле? Откуда знать.
А девушка напротив эффектностью внешнего оформления ни в чём не уступала своему визави. Красотой она всё-таки блистала. На это-то обратил бы внимание, думаю, любой представитель противоположного пола. Тогда что уж говорить об этом «красавчике», сияющем в ореоле своей неповторимой улыбки и красноречия. Волосы её были не столь длинны, но и не коротки, и распущены, что придавали ещё больший колорит и так кричащей эффектности. И улыбка её, и глаза с лукавыми огоньками озорства просто таки обогащали чарующий образ. А «красавчик» и вовсе пожирал своими глазами этот, словно упавший с неба, объект вожделения. Достойная пара в этом скучном мире электрички.
Разговор между ними шёл, в общем-то, ни о чём. Да и о чём им было говорить. Какая там политика, спорт, искусство и так далее. Их и близко не было, и не могло быть на этом игровом поле заливистого разговора.
– Мне нравятся такие девушки,– нараспев произносил он этот комплимент тоном такой слащавости, что придавало этим словам и значению особый шик.
При этом сидел он, вальяжно развалившись, искусно играя пальцами этим же брелком. Ого. Какая игра! Так и было. От вида его исходила крепкая уверенность в себе, и даже самоуверенность в тесном переплетении с наглостью. Он испытывал явную симпатию к самому себе и, конечно, эти же чувства должна была полностью разделить вот эта девушка напротив.
– Я сама себе нравлюсь, – красивым по тональности, но полным кокетства, голосом отвечала девушка.
Возможно, в этом плане она была под стать своему визави, но, всё же, в плане нравственной чистоты она превосходила своего, то ли оппонента, то ли наоборот. А красавчик ежеминутно менял позу; то сидел весь развалившись, то наклонялся вперёд к ней, умудряясь при этом ладонью удостоить чести её колено, то и вовсе извивался непонятно как, а красноречие журчанием лилось, как шумно широкая проточная канава. Пожилой, полной женщине, судя по лицу её, не нравилось всё это, но что поделаешь, все мы – временные посетители этого мира электрички.
– А может, снимем номер. Администратор там – мой кент. – продолжал тем временем красавчик, называя один из самых фешенебельных отелей города и, конечно, стараясь упоминанием его произвести, как можно больший эффект на собеседницу.
– И какую программу предложишь? – с такой же озорной улыбкой отвечала она.
– Вечером казино, ночной клуб, ресторан, а дальше сама понимаешь. Программка будет о-кей! – подмигивая и прищуриваясь, пояснял ей красавчик, особенно делая певучую, невероятно выразительную интонацию на последнем слове.
А полная женщина хмурилась про себя, терпела. Уж своему внуку или внучке задала бы за такое. Но терпеть пришлось недолго. Электричка плавно подкатила к какой-то станции, где она, кряхтя, но всё, же, с удовлетворением покинула это надоевшее ей пространство.
Вместо неё её место занял какой-то мужичок. Такой невзрачный, что я и не уделил ему какого-то внимания. Полно таких. А мужичку этому, похоже, было наплевать, о чём разговаривает молодёжь, да и всё остальное в этом временном мире. Уткнулся себе под нос и задумался о чём-то.
А разговор молодёжи набирал высоту. Красавчик был весь в упоении, переходящем в экстаз. На вершину блаженства в этом мире электрички на данный момент никто не взбирался. Ему захотелось сесть рядом с ней, обнять её и поднять игровое поле заливистого разговора ещё на уровень выше. Все карты в руки и сама фортуна, улыбаясь, распахивает двери и, подобно угодливому швейцару, низко кланяясь, приглашает войти в ослепительный дворец утех и грёз. Да, она ведь тоже вошла во вкус этого игрового поля. Что помешает ему? А, а, а… Разве что, этот оборванный мужичок, недавно вошедший на станции, сидит рядом с ней, весь съёжившийся. Наверное, согреться ещё не может. Март. Лета надо ещё ждать. Ну, ничего. Это не проблема. Махом выставит мужичка с этого места. Улетит напропалую.
– Эй, линяй-ка с этого места, – обратился красавчик брезгливо к невзрачному мужичку, при этом его упоительно блаженная морда в данный миг приобрела угрожающий вид. Какая быстрая метаморфоза?!
Вот тут-то я, наконец, обратил внимание на этого мужичка. Мужичок, как мужичок. Даже какой-то щупленький что ли. Одет скромно, но чисто, опрятно. Тёмная куртка по сезону, чёрные ботинки, чёрные брюки, чёрная шапочка спортивная. Ничего выделяющегося. Пройдёт в толпе, и никто не заметит человечка.
– Глухой что ли? Повторить тебе? – уже приказным тоном вопрошал красавчик, преобразившийся в грозу всего пространства.
Ну, конечно же, об этом я должен был сразу догадаться. Древняя, как мир, привычка мужчины прихвастнуть перед женщиной своей мужской статностью физической. И доблестью тоже. Конечно, и ещё раз конечно. А тут ещё такой случай удобно подвернулся. Уж на этом-то заморыше можно оторваться. Ещё как! К тому же не молодой. А что возраст? Плевал он на это.
Я посмотрел на обоих сразу. Красавчик, вдвое мощнее габаритом этого неказистого мужичка, теперь коршуном смотрит на него, как на воробья.
"Ну и попал мужичок. Если что, придётся как-то увести его подальше от греха, от этого места. Красавчика как-нибудь уговорю. Мол, не дело старых трогать. А, вообще-то, кто его знает. Но если против меня погонит пургу, то, пожалуй, и…» – мигом пронеслись такие мысли в моей голове.
Внезапно по спине пробежался холодок. Но усилием воли подмял его. И вот тогда и стала накатывать волна за волной вот это самое чувство, предшествующее событию экстремальности, где на высоту будет поставлен весь арсенал боевых навыков, виртуозной подвижности тела, но, прежде всего, высоты оптимального боевого состояния, идущее от духа. Воинственное чувство. А то, что товарищ этого красавчика – здоровенный бугай, плевать. Приходилось одному против двоих, когда защитил одного совсем зелёного парнишку. Поможет опыт улицы, в данном случае опыт тамбура электрички. Потому что это тоже из истории, из этого хронального поля.
А событие набирало оборот. «Красавчик» придавал ему ускорение.
А мужичок как сидел, уткнувшись под нос, так и сидел. Как съёжился с самого начала, так и не ушёл от такого невзрачного состояния. Совсем не товарный вид. Никак не преподнесёт себя в надлежащем виде. Был бы он более солидным и видом, и одеждой, то, вероятно, «красавчик» не повёл бы так себя, не расходился бы за пределы допустимого. А одежда на мужичке – не лохмотья, но уж больно скромна на обозрение. Как, видать, и сам обладатель. Может, он и впрямь глухой. И бровью не поведёт, и мускулы не шелохнутся.
– С тобой по-другому базарить, – «красавчик», весь преисполненный злобы и кипевшей энергии, в нетерпении пнул его в колено.
Тогда мужичок, как будто бы, отошёл от своих дум и взглянул на этого парня в зените расцвета сил. И, кажется, какая-то просьба, мольба слабой надеждой засветились в его невзрачных глазах.
– Я ведь никому не мешаю, и вам не мешаю, – ответил он, как показалось, голосом заискивающим и умоляющим.
Такое у любого может вызвать брезгливость. «Да встал бы и ушёл бы отсюда от глаз подальше, чем так…» – уже с негодованием подумал я и так же посмотрел на этого съёжившегося мужичка.
Один ли я так посмотрел? Если свидетелями игрового поля вот такого разговора молодых могли быть несколько человек, то за разыгрывающейся в данный момент сценой, готовую перерасти в какую-нибудь драму, трагедию, наблюдали теперь, примерно полвагона. И, возможно, многие из них разделяли со мной чувства и негодования, и брезгливости, и жалости к этому незадачливому, тихому мужичку. А тогда какие же чувства полыхали вот у этого парня на взлёте молодых возможностей, дарованных от природы, вот такого затейника игривистого поля? Он так и показывал силу в этом замкнутом пространстве вагона электрички. А что можно испытывать к сильному?
Ненароком я взглянул на девушку. Всё-таки моё мнение о чистоте нравственной её души подтверждалось. В глазах её открыто читались жалость и сострадание к этому человечку, её готовность хоть как-то помочь ему. А что делал полвагона, не считая меня, принявшего стартовое состояние вулканом воинственных устремлений? Безучастно, прикрывшись непробиваемым панцирем равнодушия, остальные сидели и молчали. Просыпалась ли совесть в них или она стыдливо пряталась в самых далёких закоулках души. Я видел и это, и потому брезгливость перекинулась и к ним.
А «красавчик» находился на вершине. По крайней мере, в этом замкнутом пространстве он чувствовал себя королём. Он может всё и будет всё по его велению. Он так хочет. Но знает ли он, что через секунды я сдвину его с трона. Хотя, как знать. Их двое. На этого мужика захудалого я и не рассчитывал.
Где-то что-то щёлкнуло. Я сидел поблизости и услышал это, потому что я был взвинчен духом и потому внимателен, что слух и мог уловить всякий звук. Вряд ли остальные слышали это. Но вот что за звук, так и не разумел.
Мужичок, странное дело, выпрямился. "О-о, не всё человеческое утерял этот человечек. Хоть есть какая-то капля", – мгновенно посетила меня вот эта мысль, дающая надежду, что, возможно, не один я буду против двоих. Все ли заметили эту едва уловимую метаморфозу? Но кто сидел рядом, наверное. Тень, возможно, любопытства пала и на «красавчика». На миг прервался.
А, может, сцена действия предполагает…
В данном течении времени невзрачный мужичок держал правую руку в кармане. Я заметил это, но мысль ещё не сформировалась. А дальше…
Одномоментное движение, как молния! Взметнулась рука из кармана. Словно камень, выпущенный из пращи. И также молнией отразился свет клинка от вечерних ламп. Одномоментное движение, как молния! И застыло остриё клинка в миллиметре от глаза. От зрачка глаза. «Красавчик» невольно, инстинктивно подался назад, к спинке сидения, клинок последовал за ним и застыл на том же расстоянии. Затем сократил и это расстояние. Холодный, острый клинок коснулся зрачка. Вздрогнули невольно веки. Вздох изумления прокатился по вагону. Изумлению имело место быть.
А сцена действия в этот момент застыла. Онемевший от неожиданности «красавчик». Да и его товарищ тоже. И девушка тоже, и все остальные тоже. Главный виновник такого состояния – мужик, про которого теперь не скажешь, что невзрачный мужичок, с вытянутой вперёд рукой, которую довершал нож, острый клинок.
А про нож можно сказать особо. Он представлял собой настоящее произведение искусства. Ручной отделки – это точно. Узор, несущий смысл неизвестно чего. Остриё чуть выгнуто. На верхней, тупой стороне крюк. Само лезвие, как бритва. Ну, точно нож диверсанта, десантника, морского пехотинца или ещё кого-то из этой плеяды. А может, из мест не столь отдалённых. Кто знает, кто знает. Скорее нож откидной, про это я догадался. Где-то что-то щёлкнуло. В кармане. Вот откуда был тот странный звук. Но и это не всё.
Выпад руки, как выпад фехтовальщика, был стремителен. Как молния! Но как остановить клинок у глаза?
Товарищ «красавчика» шевельнулся.
– Сидеть, – не тихо, но не громко, раздался голос, преисполненный холодом металла, заставивший содрогнуться не только того, к кому он обращался, но и многих остальных.
Монстр звука! И установилась в вагоне полная тишина. Никто не читал газету, не гадал кроссворд, и даже музыка на МР3 Digitel audio player была оставлена в сторону. Не каждый день бывает такое состояние ауры пространства.
Как всё относительно в мире этом! Радость и тоска, богатство и нищета, счастье и несчастье, благополучие и мыкание судьбы, верх положения и дно забвения. Как всё переменилось в этом замкнутом пространстве! Власть вмиг перешла от одного короля к другому. Теперь он, недавний невзрачный мужичок, отдавал приказ:
– Вспоминай свою жизнь, вспоминай до этого дня, до этого часа, до этой минуты. Мне хватит одной секунды – ослепить тебя на оба глаза. Вот эта секунда – самая важная, самая главная в твоей жизни. С ней ничто не сравнится. Она разделит твою жизнь пополам. Запоминай, думай, не забывай. Каждый человек достоин своего места под солнцем. Не мешай никому. Держись своего места. Будешь в эту секунду противиться моей воле, и будешь всю жизнь проклинать эту секунду, – холодный металл, вот этот монстр звука, режущий слух и бьющий по сердцу, пронизывал всё пространство, что некоторых да охватит паралич.
«Красавчик» сидел, кажется, неподвижно. Но это кажется. Дрожал каждый мускул, дрожала каждая клетка. Вот этот мужик, которого он хотел унизить всего лишь ради того, чтобы сидеть рядом с незнакомкой, чтобы выглядеть в её глазах таким орлом, в данный момент практически решал его судьбу. И он старался, обезумев от страха, благополучно пережить этот миг, эту секунду.
Не было ветра во всём пространстве вагона. А жаль. А то ветер справедливости загулял бы во всю, и многим освежил бы головы, и заставил бы по-иному посмотреть на этот мир. А может, так и было. Но для «красавчика» и не надо было ветра. Даже тихая рябь на ровной глади спокойной воды, тихий штиль, и этого хватит.
Не дрожала вытянутая рука, не дрожал клинок. А ведь прошла минута. Признак высшего мастерства! И два больших сухожилия у запястья кисти. Признак неимоверной физической силы! И ровный металл голоса, не тихий, но и не громкий. Признак "внутренней" тренированности духа бойца! Достоинство совершенства и гармонии!
А затем пальцы сотворили с ножом нечто акробатическое, но филигранное, ювелирное по точности движение. Брелок, когда-то игравший в руке «красавчика», в этом плане отдыхает. Нож вращался, как вращается револьвер у ковбоя в лихом вестерне. А затем также филигранно исчез в кармане. Как не бывало.
Никогда не забудет «красавчик», обладатель «куриных мозгов» да поганой души заодно вот этот короткий миг времени. Исторический миг в биографии. Обошлось. Теперь какое там игровое поле заливистого разговора. Скорей бы своя остановка. И подальше, как можно, подальше от этого места.
И дальше ехала электричка, и дальше катил по рельсам вагон. Мужик уткнулся себе под нос и задумался о чём-то. Никто и мысли не допустит, что он съёжился, что он щупленький. Достоинство совершенства и гармонии!
А всеобщая парализация только, только отпускала остальных. Ох, что за миг пережитый!
Но какую радость испытывал я за этого мужика?! Победило то, к чему и стремилась душа.
Улеглось событие, оставив лишь воспоминание. Кому как.
Какое там игровое поле заливистого разговора. Девушка смотрела на него, на скромного сейчас соседа. Удивление присутствовало. Может, для неё открылась новая страница познания жизни? Как знать.
А мужик так и пребывал в прежней скромности, как и появился, уткнувшись себе под нос и задумавшись о чём-то. Он никуда не вторгнется. Он никому не мешает. Так и будет. Достоинство полное совершенства и гармонии! Вот она – суть истинного монстра бойцовского духа!
Плавно подкатила электричка к какой-то станции. Спокойно и тихо вышел мужик из этого мира, унося с собой свою тайну.
Громко и весело болтали только, что вошедшие пассажиры. Откуда им знать. Мир пространства электрички возвращался в обыденное русло.
А девушка встала и ушла в соседний вагон. Красавчик и не сожалел об этом.
И тронулась электричка, и покатил вагон.
* * *
Меч, зажатый в руке и выставленный вперёд, вибрирует. Так оно и должно быть. Закон природы. Закон физиологии. Но тогда самурай не готов к бою. Меч, зажатый в руке и выставленный вперёд, застыл, как гладкий лёд спокойного озера. Но закон природы, закон физиологии нарушен. Самурай готов к бою! Медитация. Психология «дзэн». Мобилизация организма. Сосредоточенность и раскованность. Оптимальное боевое состояние. Сверхъестественность. Психотроника. Достоинство совершенства и гармонии!
В школах Ба-гуа внутреннего направления ушу исполняют упражнения с чашками чая в обеих руках. Не прольётся ни капли. Таково правило. Утончённость и точность, идущие от округлого мозжечка головного мозга. Но не только. Дух и тело как тихая вода застывшего озера. Высшая тренировка. Естественность, порождающая сверхъестественность.
Руки ювелира феноменально обработали алмаз. Бриллиант – особая искусственная огранка, играющая всеми цветами радуги. Предметная ловкость.
Мастер часовых дел. Мастер хирургии. Точность движения. Тренировка мастерства. Мастерство тренировки.
«Суждение» в фехтовании – «yugement». Быстрота движения – быстрота результата. На вершине верный взгляд. Глазомер.
И сказала, и наставила Кришна искусного воина Арджуну : «Кто дела не начал, тот чужд совершенства».
Июнь 2008 г.
Весенняя ночь
Сумерки теснила чернота наступающей ночи. Пурга всё крепчала и крепчала. Пара лошадей, запряжённая в сани медленно, но верно продвигалась навстречу неистовому ветру. Их хозяева, два мужика, примостившись на санях, то и дело отворачивались от снега, гонимого ветром и залепляющего глаза, лицо. Пурга выла, и от этого холод старательно напоминал о себе.
– Скоро заезжка, – проговорил один из них, как бы стараясь придать уверенности другому, то и дело озирающемуся на бескрайнюю степь.
– Жамбал, а мы на верном пути? – с сомнением спросил другой.
– На верном.
На верном ли, точно он не мог предположить. Был в этих местах всего один раз. Больше доверялся своим лошадям. Всегда в пути они научились не сбиваться с неё. Пурга закружила и хлестала не только в лицо, но и в бок. И вот лошади, словно почуяв что-то, сами прибавили ход. «Значит скоро заезжка, ишь, как погнали», – подумал он и от этого душа стала наполняться радостью. Всегда так. Дорожные лошади всегда что-то чуют, и если заезжка, тогда без всякого кнута устремляются туда, ибо там всегда подадут сена, а в лучшем случае и овса. Так и на этот раз. В степи расположилась та самая заезжка. Издали они заметили огни. Когда-то сюда завезли много леса и построили большой дом. В безлесной степи такое редко увидишь. Две собаки дружным лаем встретили их. Пока распрягали лошадей, вышел невысокого роста человек, оказавшийся подростком. Видать, помогает хозяину. Он отвёл лошадей в стойло и пошёл за сеном. За заезжкой спрятался маленький домик хозяев, который не сразу заметишь в темноте.
После неистовой пурги в бескрайней степи окунуться в уютное тепло четырёх стен и крыши над головой, дело приятное для странника. Треск поленьев в печи только подкрепляло это чувство. Широкий деревянный стол без скатерти, керосиновая лампа посередине, длинные нары от стены до стены. За стойкой сам услужливый и приветливый хозяин.
Они оказались не первыми постояльцами этой гостеприимной заезжки. За столом скромно заняли свои места старичок (и в таком возрасте куда-то его понесло), женщина с двумя детьми-подростками и мужик, лет около сорока. Мужик этот, дородный, слегка полноватый, одетый как-то не по-дорожному, быстро вскинул на них взгляд, а затем неспешно рассмотрел их немного надменным видом, и отвернулся продолжать своё начатое дело. А дело было приятным – ужин. Скоро и перед ними стояли миски с жирным супом и кружкой чая. Что ещё надо дорожному человеку? Их огромные тени на стене, падавшие от керосиновой лампы, в точности повторяли их движения за ужином. Хозяин подбросил ещё дров, отчего треск поленьев в печи усилился, этим и без того добавив тепло. Приятно. Удобно. Уютно. Поужинать, прилечь и крепко уснуть на широких нарах до самого утра. Утром снова в путь. А суп оказался отменным. Зелёный чай с молоком только добавлял это. Никто ни с кем не разговаривал. Все наслаждались теплом и тишиной уютной заезжки, в преддверии наступающей безмятежной ночи.
В тишине долгожданного уюта Жамбалу послышался какой-то звук. Он шёл сквозь завывание пурги и был тихим, и походил на цокот копыт. Может, послышалось. Но, нет. Звук повторился. Отдалённый, от коней взявших галоп. Он стал понемногу нарастать. Слух уловил это. Цокот копыт как тихая дробь барабана. Что-то невероятно завораживающее было в этом звуке, как тихая, монотонная музыка, очаровывающая душу. На время, отложив столь приятное дело, все прислушались к нему. Завывание пурги и этот цокот копыт вместе создавали магическую музыку ночи в бескрайней степи. Но вот она стала нарастать и приближаться. Закружила вокруг, обдавая ароматом волшебства. Ржание коней внесло в эту магию музыки вполне земное очертание. Ужин продолжался. Ещё кого-то застала пурга в дороге.
Они вошли тихо, без единого звука. Их тени громадным ростом отразились в стене. Пятеро мужиков, проворных в движении и всегда в седле, застыли, переступив порог. Выделялся среди них одноглазый. Правый глаз отсутствовал, и вместо него зияла пустота, которую он не закрывал повязкой, что придавало безобразность и к тому же страшный, грозный облик.
Глаза у дородного мужика забегали. Он перестал есть, тогда как остальные продолжали. «Хунхузы». – подумал Жамбал, не сомневаясь в этом. Ему доводилось слышать об одноглазом. Он никогда не бывал в этих краях. Одноглазый и его ребята орудовали далеко от этих мест. Тот ли?
Они молча уселись за стол. Подавал им один из них, молодой, совсем юноша. Видать, он находился на заре постижения этого ремесла, если назвать это ремеслом. За столом они не обронили ни слова. Тишина из уютной переходила в тишину угнетающую.
– Жамбал, куда путь держишь? – тихо, полушёпотом спросил один из них.
Он внутренне вздрогнул от неожиданности. Внимание этих пятерых, да и остальных мирных путников дороги, и даже хозяина заезжки обратилось на него. Взгляды их не почувствовать нельзя.
– Дела сделал, домой еду, – ответил он также тихо.
– А-а-а, – протянул спросивший и продолжил ужин.
Сказал он правду. А что ещё? Как обратилось на него внимание, так и отвернулось. Кому какое дело, когда у всех свои дела. А парня этого он вспомнил. Никогда общих дел не вели. Так, просто, знали друг друга и всё. Не друзья, но и не враги. Таких знакомств у каждого полно.
После ужина стали укладываться спать. Пожилая женщина-мать с двумя детьми-подростками, старичок, мужик дородный, он и его напарник. Мужик этот дородный как-то стал не похож на себя самого. Немного трясся, непонятно отчего. Хотя чего тут понимать. Присутствие таких неожиданных гостей любого собьёт с толку и приведёт не в столь желанное душевное состояние. Перед тем как укладываться спать, он невольно встретился взглядом с этим одноглазым. Бездонный колодец чёрной воды в воплощении неистовой ярости и холодного зла отблеском отразился от тусклого света керосиновой лампы. Взгляд такой изгонял из души состояние равновесия и устроенности.
В углу, возле самой стены прилёг его напарник, он рядом, далее, ближе к свету и печи, старичок, мать посреди сыновей, и дородный мужик. Он успел заметить, как одноглазый, едва заметным кивком головы, указал ему, дородному мужику, его место, и тот послушно поплёлся туда, при этом ноги его, да и тело, казалось, слегка тряслись, как тихая рябь спокойной воды. А может, и показалось.
