Глава 17
Аяз
Для многих война это страх, грязь, смешанная с запахом крови и господство смерти. Для жителей Альбиониума и земель Ярчая, смерть представлялась в страшном обличии, в рванье и обязательно с оружием, которым она забирает жизни. Для тремсов смерть была прекрасна, ее образ был как прекрасная женщина, облаченная в длинную белую рубаху с красными узорами, у нее нет мечей или кинжалов, только красивые, словно выточенные из лунного камня руки, нежностью которых она прекращает твои мученья. Тремсы не боятся смерти, и они всегда с почестями провожают своих погибших собратьев, но сейчас я вдруг понял, они не боятся смерти, потому что не привязаны к жизни, не привязаны к людям, пожив в поселении темсущи, я не заметно привязался к Айдарии, девушке, которую я должен был отправить в объятия смерти, я привязался к Вагии, немного причудливой соседке с необычным членом семьи. Я привязался к жизни из-за этих людей, не родных мне по крови, но родных по душе, по мыслям и чувствам. Не хочу умирать, боюсь оставить их и не хочу, чтобы смерть забрала их у меня.
На обучение тремсы попадают маленькими никому не нужными детьми, и с каждой прожитой зимой их сердце становиться черствее, чтобы к концу обучения они не знали ни пощады, ни жалости, чтобы могли вонзить клинок в сердце даже собственной кровной матери некогда их оставившей. Моя черствость стала рушиться от света, что приносили в мою темную жизнь важные мне люди. Я все еще был сильно подозрителен, всегда напряжен, наблюдателен, но теперь я чувствовал в себе изменения, светлые, теплые. В душе моей понемногу наступала весна.
От господства смерти меня отделяла лишь эта ночь, конечно, я мог не идти на эту странную войну темсущи во главе с наследницей Кагана Альбиониума, но я не мог оставаться в стороне, тем более мое присутствие на поле боя может сохранить кому-то жизнь. Перед боем для меня всегда было важно освободиться от тревожных мыслей, подготовить разум к холодным и взвешенным решениям и самое главное для тремса призвать смерть на свою службу. Оставив на теле лишь штаны, я сел на пол и положил меч, обложив его по кругу еловыми ветвями, на лезвие меча я положил алый цветок анемоны, олицетворяющие в моем обряде кровь врагов.
– Как этот меч служит мне, служи и ты смерть-дарительница покоя, пусть капли крови окропят мой меч, так же как эти цветы. – В завершении я взял меч в свои руки и, поднявшись на ноги, сделал небольшой надрез на руке и капли алой крови с легким характерным звуком упали на цветы и пол.
Раздался приглушенный стук в дверь, скорее даже скрежет и я, держа в руках меч, подкрался к двери и, широко распахнув ее, замахнулся мечом. На пороге стояла растерянная Вагия, облаченная в меховую накидку.
– Слишком поздно для гостей? – Своим нежным голосом спокойно пролепетала Вагия.
– Нет… Что ты… Входи… Что-то случилось? – Она вошла внутрь моей мазанки и остановилась, я прикрыл дверь впускающую холод и легкие хлопья снега.
– И да и нет. – Взгляд темсущи упал на все еще застывший в воздухе меч.
– Прости… Жизнь тремса сделала меня слегка нервным. – Я опустил меч около дверного проема.
– И не гостеприимным, – проговорила Вагия, блуждающим взглядом осматривающая отсутствие рубахи на теле. Я неловко прикрыл оголенную грудь. Вагия усмехнулась, но продолжала стоять около входа, не решаясь войти дальше.
– Еще Або заглянет к нам на сияние тусклых свечей? – Я двинулся к кровати, на которой помимо спальных принадлежностей лежали вещи и доспехи. Я как истинный человек, настигнутый неожидаемым гостем, накинул рубаху и стал наводить порядок на своем спальном ложе. Мне не хотелось, чтобы Вагия посчитала меня неряхой.
– Нет… он спит в моей мазанке около печи… В это время года мишки предпочитают сон любому движению.
– А ты пришла ко мне потому что… – поинтересовался я, перекладывая и с наигранной заинтересованностью разглядывая доспехи.
– Потому что хочу любви… – На этих словах у меня перехватило дыхание, и прежде чем мой растерянный мозг успел что-то сказать, Вагия добавила. – Плотской.
Не то что бы последнее слово меня зачаровало, оно скорее немного огорчило меня, потому что я мог предложить Вагии не только свою плоть, но и сердце.
– Плотской любви… Я не знаю, что и думать…
– Ты был прав, ведуньи не живут и тридцать зим… Они умирают в сражениях, я не хочу умирать, не познав любви и ласки, хочу получить перед смертью яркие чувственные ощущения… – голос ведуньи звучал волнующе, кажется, каждая нотка звука из ее уст манила и соблазняла меня.
– Я… Да… Я самый чувственный на всех нами изведанных землях… – Я сделал несколько не ловких шагов к Вагии. – Могла бы сразу сказать я бы и рубаху не надевал. – Неуместно добавил я, желая разбавить эту ситуацию юмором. От каждого своего слова я ощущал дубоватость, я не умелец обольщать женщин за плотские утехи, обычно платил серебром.
– Хорошо, – еле слышно вырвалось из уст Вагии, и она скинула с себя меховую накидку, престав передо мной абсолютно нагой.
Я стянул с себя рубаху и подошел вплотную к девушке. Нежно проведя ладонью по ее лицу, я в не терпении накрыл своими губами ее, Вагия прервав поцелуй, отшагнула от меня. Если бы у моего народа была традиция записывать или же передавать из уст уста не былины, божественные послания или подвиги, а неловкие моменты, то момент, который я переживаю сейчас был бы весьма популярен. Люди бы перечитывали или же пересказывали о моей несуразности.
– Более чувственно, – проговорила Вагия, а я же не понимая, что она имеет ввиду добавил к несуразности еще и глупость.
– Я поцеловал тебя, думал это очень чувственно… Я буквально почти все свои чувства вложил в этот поцелуй, потому что для меня ты не просто плоть Вагия, у меня есть к тебе и чувства и желание разумеется.
– Поцелуй более чувственный, чем я предполагала… Прости, я волнуюсь.
Я сделал несколько более уверенных шагов к Вагии и накрыл ее своими объятиями, позволяя ей привыкнуть быть в моих объятьях, дать ей почувствовать меня кожей. Легким касанием руки, поглаживая ее спину, мне казалось, что от такой близости момента я пальцами ощущаю мурашки, выступающие на ее нежной коже. Ее дыхание будоражило и обжигало мою кожу. Чувственность момента была и в том, что она мне доверилась, открылась и сейчас я познаю другую Вагию, не знакомую никому прежде, слабую и нежную, жаждущую тепла.
Мы не торопясь подошли к кровати, Вагия посмотрела на меня открытым томным взглядом полным доверия. Уложив ее на кровать, я стал покрывать ее тело быстрыми и легкими поцелуями. Целовал грудь, живот, ноги, мне нравилось чувство, что она полностью в моей власти, она доверяет и принимает каждое мое прикосновение, каждый поцелуй, она чувствует сердцем, что в данный момент я так же открыт перед ней и так же полностью в ее власти. Я поцеловал ее в губы, долгим страстным поцелуем, хотя мне и не хотелось торопиться, не хотелось, чтобы эта ночь подошла к концу, я все же скинул с себя штаны и вопрошающим взглядом посмотрел на Вагию. Я не хотел быть инициатором продолжения, боялся, может она не готова, может она не хочет этого продолжения.
Мягкий стон вырвался из уст моей соблазнительницы, ее глаза были полны желания, тело слегка подрагивало в нетерпении.
– Продолжай, – застенчиво проговорила Вагия.
Наши тела соединились, прежде не знакомые чувства взбудоражили меня, опьянили. Я и прежде знал сладость плотских утех, но именно сейчас в ветхой и не убранной мазанке с девушкой, которая скорее могла стать моим врагом, я ощутил блаженство. Я не мог остановить своих поцелуев, мои руки жаждали касаться податливое тело, пробуждающее внутри меня стихию бушующих чувств. Из уст Вагии слышались сдавленные полные наслаждения стоны. На пике чувств и истомного дрожания тела я ощутил, накрывшую меня волну удовольствия, жизненная энергия медленной пульсацией покинула меня, я медленно перевалился на бок рядом с Вагией. Ее волна пика наслаждения видимо не успела ее настигнуть. Из-за переизбытка чувств видимо я был слишком скор.
Темсущи тяжело выдохнула, я же этот выдох трактовал скорее как легкое разочарование развязкой наших с ней плотских утех.
– Тебе не понравилось? – Спросил я, мы все так же лежали на ложе рядом друг с другом, не шевелясь.
– Было хорошо… Приятно, просто сейчас странные смешанные чувства.
Я перевалился на бок и коснулся пальцами лба и аккуратно убрал выбившуюся прядь волос.
– Ты не получила должного наслаждения? – Спросил я, вспомнив с какой скоростью я настиг пика наслаждения. – Мы можем повторить, если ты хочешь.
Вагия легла на бок она всмотрелась в мое лицо, словно что-то обдумывая, мне казалось, что она ищет способ сообщить мне, что это было ее разовое желание. К моему удивлению она коснулась губами щеки и, плавно перейдя на губы, оставила поцелуй, теплый, чувственный.
– Повторим, но… – девушка поднялась с кровати. – В другой раз… Если выживем…
Она подняла с пола свою накидку и, облачившись в нее, оставила меня в одиночества со смешанными чувствами, и основным впечатлением, что меня использовали. Для полного моего ощущения не хватало, чтобы она еще оставила пару серебряных монет.
Когда рассвет лениво постучал в мое окно я, нарядившись в свой воинственный наряд, а точнее в доспехи, вышел на улицу желая поговорить с моей ночной гостьей до начала сражения. Дома ведуньи не оказалась, и потому я отправился искать ее в поселении. Атмосфера была гнетущей, ненужные рыдания звучали отовсюду, люди еще не познав смерть, оплакивали того, кого она может забрать. Меня это раздражало, возможно, от части, потому что меня так никто не провожал. В этой тянущей в бездну тоски толпе людей было сложно услышать свои мысли и разглядеть хоть что-то кроме падающего снега, не говоря уже найти ведунью, которая оставила своего медведя дома греться около печки.
Я увидел юного темсущи, который в силу своего любопытства часто знал ответы на интересующие меня вопросы.
– Асмат, – крикнул я, но мне казалось, я не услышал собственного голоса. Я стал пропихиваться среди людей, при этом стараясь задеть их плечом. – Асмат, – повторил я, приближавшись к юнцу.
– Аяз пришел разделить народные рыдания?
– Нет, я ищу Вагию, не знаешь где она?
– Она в лесной чаще, за поселением, там еще огромная старая и сухая ель. Знаешь где это?
– Да знаю, хорошо, что тебя встретил.
– Тебе повезло, – проговорил весело юнец. – Кстати мог бы сказать и спасибо.
– Действительно мог… – Подтвердил я.
– Ты б туда не ходил, они там… – Я не дослушал юнца, точнее отдалившись, я не расслышал его последние слова.
Пробравшись к тропе ведущей в ту самую лесную чащу, я остановился. Меня переполняло сомнение, и я все время в голове повторял наше скомканное прощание, боялся, что буду слишком навязчив. Но иногда люди ведомые сердцем, не считаются со своим сомнением, и потому я уверенно зашагал к месту, где должна быть Вагия.
Лесная чаща встретила меня умиротворяющей тишиной, она дарила душе спокойствие, а снег стал падать реже, не знаю уж это погодное явление или же из-за крон высоких и густых деревьев. Около старого и сухого дерева была не большая полянка, так вот там я и увидел «свою» Вагию в кругу других. Восемь женщин сидели, образуя круг, рядом с каждой лежало тело принесенного в жертву волка, сами ведуньи омывали кости кровью жертвенного животного. Они что-то напевали, слова было сложно разобрать, словно они поют на незнакомом мне языке. После, окровавленную кость, точнее как мне удалось разглядеть – это была пасть хищного животного, скорее всего волка, они приложили к нижней части своего лица, после женщины стали плакать, рисуя у себя на лице узоры своими черными слезами. Выглядел этот обряд жутко, темные как бездна глаза с разрисованным узором, который прерывала кровавая пасть жертвенного животного. Закрепив челюсть вокруг головы, женщины взялись за руки и, покачиваясь, стали напевать странную, но пробуждающие некие первобытные, дикие чувства песню. Я как завороженный стоял и смотрел на этих покачивающихся в кругу женщин. После окончания песни они по очереди подходили к глиняному сосуду, напоминавший мне небольшую копию корытца, каждая омыла в нем жертвенную пасть. О чем-то еще переговорив, женщины стали расходиться.
Вагия почти сразу заметила меня. На ее лице был тот же раскрас, что и при нашей встречи, но нижняя часть лица была изрисована кровью, узором самой смерти. На Вагии была лишь рубаха без пояса и штаны, не высокие сапоги, волосы не собранные, небрежно разбросанные.
– Что ты тут делаешь? – Проговорила темсущи.
– Хотел тебя увидеть.
– Я молюсь Темресу послать мне инстинкты хищника, а он посылает мне тебя, может это знак.
– Я вчера призывал во свое служение смерть, а явилась ты…
– Вот почему у тебя были разбросаны на полу ели и сушенные цветы…– ответила сама себе девушка.
Протянув свою руку, я аккуратно взял ее ладонь, она было очень холодная. Тогда я сбросил свою серую меховую накидку и накрыл ей Вагию. Она еле заметно улыбнулась, казалось бы, такой простой жест был ей приятен. Я снова взял ее ладонь в свою руку.
– Немного пугающий обряд.
– Раз ты не убежал, значит недостаточно пугающий.
Сейчас передо мной стояла прежняя Вагия, уверенная и спокойная, но в голове возникал ее ночной образ нежной и чувственной, в какой-то мере даже робкой и хрупкой.
Я усмехнулся, чтобы показать, что я оценил ее комичное замечание.
– На самом деле я хотел поговорить про сегодняшнюю ночь… После твоего ухода, я почувствовал себя странно… не ловко что ли… Если ты думаешь, что для меня все что было между нами ночью просто плотские утехи, то ты ошибаешься… Мы стали ближе как мне казалась..
– Аяз… Нам нельзя привязываться ты же знаешь, но ведь именно плотские утехи я у тебя просила.
– Почему именно у меня? – Спросил я, а Вагия немного растерялась, казалось, она не ожидала такого вопроса. – Потому что я живу рядом, ты выбирала тех, кто ближе находится? Чтобы далеко не ходить.
– Потому что ты мне приятен, как человек и как мужчина. – Смущаясь, проговорила ведунья.
– Тебя тянет ко мне так же, как и меня к тебе. – Опустив ее ладонь, я коснулся ее щеки, после чего, наклонившись, я поцеловал ее, теплый страстный поцелуй с привкусом крови.
Вагия положила свою голову мне на грудь, а я ощутил еле уловимый аромат ее волос, ромашка вперемешку с характерным запахом мокрой медвежьей шерсти.
– Давай не будем сейчас не о чем говорить, – проговорила Вагия.
Я был с ней согласен, слова излишни. Я ей приятен как мужчина, это для меня было важно узнать.
– Мы могли бы простоять так целую вечность, но мне нужно идти подготовить лошадь для Айдарии.
– Асмат приготовит. Тем более уже всем сказали, что она поедет на Луне.
– Хочу убедиться, что лошадь здорова, а седло надежно закреплено.
– Да чего же тремсы подозрительные, ты бы лучше позаботился о своем коне, а то, как многие, отправишься пешком.
– Я попрошу Або меня подвести.
Вагия рассмеялась и нехотя отстранилась от меня. Сняв мою накидку, она одела ее на мои плечи и набросила капюшон мне на голову.
– Або скорее тебя съест, чем повезет… Мне тоже нужно подготовиться, проверишь и мою лошадь?
– Разумеется.
– Тогда спросишь у Асмата какая моя.
– Я работал в конюшне и полагаю твоя эта та, которую ты подкармливаешь яблоками.
Вагия согласно кивнула, за тем она потянулась и поцеловала меня в щеку. Она направилась в поселение, я последовал за ней.
Лошадь Айдарии уже была готова к поездке, но я все снял и повторно ее запряг для собственного успокоения и в хорошем ли самочувствии лошадь, второе самое важное. Когда я почти закончил, появилась Айдария. Она выглядела довольно спокойно, со странным и не понятным мне раскрасом на лице и знаком Темреса, хотя после ее чудесного спасения во время жертвоприношения не удивительно, что она хочет поклоняться своему спасителю. Она была удивленна, что выбор для ее лошади пал на Луну, так как она некогда скинула ее. Но я был согласен с Данисом, который настаивал на Луне. Айдария во время тренировки нанесла ей порез, и она лишь скинула ее и умчалась, любой другой конь из-за причиненной боли мог и затопать. Убедившись, что лошадь готова я это сообщил Айдарии и подошедшему Саяру. Но видимо, ни я, ни лошадь их не интересовала. Потому я отправился на поиски лошади Вагии. Черная лошадь с длинной густой гривой, строптиво переминалась с ноги на ноги. Я знал эту красавицу со странным именем Луша.
– Это лошадь Вагии, – откуда не возьмись появился Асмат. – Она будет недовольна, не любит, когда ее коня трогают и тем более запрягают.
Я, игнорируя слова юнца, накинул на Лушу седло. Юноша обиженно цокнул.
– Тебе помочь? На бой меня не берут, чувствую себя бесполезным.
– Зачем тебе на войну? Окроплять чужие земли своей кровью? – На мои последние слова юноша вдруг стал разочарованным.
– Все так говорят, юн и не опытен, умрешь от первого клинка… А я тренировался и чувствую, что готов.
– Ну, раз готов, то поучаствуешь в войне с ясноокими, эти ребята покрепче будут.
– Думаешь и с ними, будет война? – Заинтересованно проговорил юноша.
– Конечно, когда заблудших путников для пропитания им будет не достаточно, они придут в ближайшие поселения в поисках пищи.
– А пища это мы… Удручающее будущее, как думаешь, если мы установим мир с Альбиониумом, они будут нас защищать?
Я бросил взгляд на Айдарию, которая стояла рядом с Саяром, около них стоял Данис, видимо они, как и обычно спорили. Я задумался, привязалась ли она к местным, захочет ли она рисковать своим народом для защиты чужих земель? По моим соображениям она может гарантировать им мир, но не защиту. Говорить о своих мыслях я юнцу не стал.
– Думаю такое возможно…
– Я тоже так думаю, Айдария сказала, что после того как она установит мир я смогу побывать на землях Альбиониума, побываю в столице, думаю даже к ней в терем загляну, уверен там красиво… – Проговорил мечтательно юный темсущи.
– Аяз, как раз ты мне и нужен! – Раздался крик, и мы заметили, что в нашу сторону движется Данис.
– Ладно, пойду я, – проговорил Асмат, – у меня от этого вашего ратника голова начинает болеть, от него шума как от целого поселения.
– Согласен. Но я убегать не буду.
– Я сказал Айдарии, что ты уступил мне свое место в ее сопровождении.
– Я этого не помню!
– Правильно, потому что я тебе это прямо сейчас и говорю. Я, конечно, мог бы поехать как еще один сопровождающий, рядом с тобой или Саяром, но тогда буду плохо слышать причитания нашей пегой курочки.
Я не желал связываться с Данисом, как уже заметил Асмат, он слишком шумный и приставучий, спор это его конек.
– Хорошо, я поеду в другом месте, главное чтобы не было слишком далеко от наследницы.
– Волнуешься за нее? – Подразнивая, проговорил Данис.
– Не больше твоего. – От моих слов ехидная уверенная усмешка на его лице слегка померкла.
– Чувствую за нее ответственность, видимо служить Кагану у нас в крови.
– Только ты подыскивал себе правильного Кагана, со схожими интересами.
– Пора выступать. – Сказала, идущая к нам, Вагия, – Саяр крикнул, но его никто не услышал.
Бросив взгляд на Вагию, которая была необычайно, по сказочному красива в своем облачении воительницы, конечно пока не накрыла нижнюю часть лица волчьей пастью, я направился к своему коню.
Мы выдвинулись медленно, я ехал позади ведуний, наследницу я почти не видел, как выяснилось, мне нужно было шагать вместе с Або, который шагал впереди своей хозяйки, изредка возвращаясь к ней и обходя всю свиту ведуний.
Война в скором времени начнется, и думаю, смерть уже приглядывается к воинам, решая, кого заберет и подарит вечный покой.
Глава 18
Хаким
После обряда погребения отца и безлунной ночи минуло немало дней. Все дни я посвящал Богам, учению, читал много книг, гулял по окрестностям столицы, и конечно же, навещал посаженное деревце на прахе не родного отца. Я готовил свой разум и сердце к принятию наследия. Обряд был не сложный, нужен был Волхв для его проведение и свидетели, обычно это пять семей старейшин, свидетельствовать могли лишь те семьи, чьи наследники приносили клятву с первым Каганом, и конечно же, истинный наследник. В моем обряде не хватало лишь последнего звена. Главной и первоочередной задачей для меня было незаметно для всех капнуть на священный камень кровью отца. Задача была не из легких.
Сегодня с самого утра шел густой снег, он плотно укрывал в белое полотно нашу землю, а это означало, что зима вступала в свои права, наступало новое время. Зима всегда была для моего народа как вступление в новую жизнь, как очищение, будто морозящая прохлада, обновляла душу. Среди моего народа было принято исчислять возраст людей в зимах, ведь зиму переживал отнюдь не каждый и потому и наследник всегда вступал в свои права зимой. Бытовало поверье, если новый Каган пережил первую зиму, значит Боги ему благоволят, и правление его будет светлым и принесет процветание. Я шел по узкому каменному коридору в главные палаты, где в ближайшие дни должно пройти обряд моего посвящения. Войдя в палату, я огляделся, словно впервые сюда вошел, мне хотелось увидеть это измененным взглядом. Я действительно изменился, теперь на те вещи, что я имел с детства и воспринимал как должное и вечно присущее, я старался посмотреть не глазами наследника, а глазами сына простой служанки.
Каменные стены, обмазанные вязкой белой субстанцией называемой сипг, из нее же формировали разные узоры. Чаще всего это были веточки деревьев с распускающимися почками в цветы, это как символ жизни и процветания, формировали луну и звездное небо и все это раскрашивали афильными красками. Место Кагана всегда было в центре приемной палаты напротив вылепленной на стене луны. Место представляло собой круглое обвитое белым шелком сидение с мягкой спинкой, кромки спинки были украшены белыми драгоценными камнями. Когда Каган сидел на своем месте, было похоже, словно за его затылком сияет сама луна. В детстве, когда я навещал отца после обучения, мне всегда казалась главная палата блеклой. Казалась, ей не хватает драгоценных камней, более изящных и красивых узоров, я всегда думал, что после своего принятия наследия, я сделаю это место более роскошным, сейчас же это место выглядело чистым, довольно светлым и возвышенным, с присущей ему некой магией уюта. А если воплотить в жизнь мои детские фантазии, то это место бы превратилось в яркое бессмысленное драгоценное пятно. И отчасти я рад, что правда настигла меня, и сейчас я могу посмотреть на то, что я имею с другой стороны.
Я прошелся по палате, коснулся лепнины на стене и подошел к месту Кагана. С момента как отец занемог, никто почти не бывал в главной палате, а я хоть и желал занять место отца ни разу не садился на его кресло. Сегодня спустя столько минувших дней я решился сесть на место, которое скоро и так станет моим. По ощущениям кресло было весьма не удобным, если с виду оно напоминало белое воздушное облачко, на которое так и хотелось сесть и ощутить нежность его мягкости, но на самом деле оказалось оно жестким, и по моим ощущением очень широким для меня.
– Выглядишь как истинный Каган. – Севара стояла в дверях и с гордостью смотрела на меня.
В последнее время я избегал Севару, после открытой правды не смотря на всю мою безграничную любовь к ней, часть моей души считала ее чужой. Она все чаще говорила о наследии, все время волновалась о заговорах, бунтах, но мне казалось, что все ее волнения сводятся лишь к тревоге за собственную жизнь и благополучие. Я стал замечать в ее взгляде все больше ненависти к людям, больше алчности и зла, мне казалось, что она желает моей власти лишь потому, что может ее со мной разделить. И это действительно так, одним своим признанием Севара может изменить мою жизнь в худшую сторону, а свою и вовсе закончить.
– Я хотел побыть один.
Проигнорировав мое заявление, Севара прошла в палату и практично все осмотрела.
– Нужно сказать прислуге, чтобы навели здесь порядок, можно даже будет немного внести изменения, добавить больше яркости и роскоши.
– Я хочу, чтобы здесь все осталось как при отце…
– Действительно хочешь? – Рассерженно спросила мать, я кивнул. – Хм… Надеюсь, ты передумаешь.
– Ты меня искала, чтобы сообщить об обновлении главной палаты или просто хотела увидеть.
– Я искала тебя, чтобы узнать: почему ты тянешь с обрядом!? – Голос матери звучал строго, она злилась на то, что я вместе с ней денно и нощно не продумываю план обмана.
– Снег не так давно выпал, обычно обряд проводят, когда снег ложится достаточно плотно.
Мать манерно закатила глаза.
– Иногда я поражаюсь твоей бестолковостью…
– Ваше высокородие, Ваше высокородие… – С криком в палату вбежала молодая девушка, вид у нее был взволнованный.
– Что ты носишься как оголтелая? Ты раньше что, в курятнике служила? Ты обращаешься к наследнику, а не кур на корм зазываешь! – От грозного вида и весьма не добрых слов служанка поникла и опустила голову.
– Прошу простить меня, меня послал воевода, просит наследника срочно придти в палаты старейшин.
– Воевода просит! – Возмутилась мать… – А что сам не явился к наследнику… Он почти Каган, а не мальчик на побегушках! Скажи воеводе, пусть сам явится в главные палаты.
Служанка склонила голову, потом невнятно прошептала
– Простите. – Я не видел ее лица, но по голосу казалось, что она плачет от натиска моей матушки.
– Стой. – Проговорил я, когда служанка собралась уходить. – Мать бросила на меня недовольный и разочарованный взгляд. – Что там случилось?
– Я не знаю ваше высокородие, но воевода сказал это срочно… А еще я слышала, как он велел собрать ратников и послать голубя до ближайших поселений…
Я резко встал с кресла и уставился на служанку, сердце взволнованно заколотилось. Переведя взгляд, я заметил, что и Севара переменилась в лице после слов служанки, она выглядела напуганной, надменность, которая лилась через края ее сознания, в один миг исчезла. Торопясь, я зашагал по коридору, направляясь в палаты старейшин, которые находились в самом конце терема и имели вход с улицы, это было практично. Каган мог вести свои дела со старейшинами и уходя они не шатались по терему заглядывая в палаты и покои. Когда я вошел в средоточие старейшин, все пять глав семей уже были на месте. Они сидели за круглым столом и о чем-то спорили. Палата старейшин была просторная с круглым столом в центре, у стен стояли дубовые шкафы, на полках которых покоились книги, а точнее наши былины, которые были записаны хранителями памяти о истоках нашего народа.
– Что случилось? – Вскрикнул я, входя в палату.
– Бунт? – Вскрикнула Севара, вошедшая следом за мной.
Старейшины не обрадовались появившейся Севаре, но возражать ее присутствию не стали.
Когда сын Анул ступил на землю с другими творениями своей матери, он избрал пять самых статных и сильных мужчин, верных соратников и сподвижников, которые принесли ему клятву верности в служении народу Альбиониума. Из поколения в поколение наши семьи шли плечом к плечу для процветания наших земель. Севара всегда видела в старейшинах соперников, предателей. А отец, веря традициям своих предков, видел в них соратников. Пять семей и пять главенствующих отраслей для нашего процветания. Камран был хранителям памяти нашего народа, он записывал былины, он записывал истории минувших дней, он был что-то вроде наблюдателя, который запечатлял важные события в книги для передачи их следующему поколению.
Орхан был воевода, как и до него его отец. Как и наследие Кагана наследие Воеводы передавалось по наследству, вот только печаль была в том, что наследие это мог получить лишь мальчик и потому для поколения первого воеводы Арефа было важно для продолжение передачи наследия рождение мальчика. До минувших дней все было хорошо у воеводы был сын, которого он готовил к передачи своего наследия, но случилось то, что могут объяснить только Боги его сын предал семью Кагана. Его отец Орхан, после того как узнал о предательстве сына семьи Кагана, сразу же отрекся от него перед Богами и народом Альбиониума и смоет позор с рода своего кровью собственного сына.
Ленар был служителем продовольствия, он следил за запасами Альбиониума, за то чтобы плата за хлеб не превышала денежных вознаграждений за службу.
Рабах был главный казначей Альбиониума, все драгоценности, что имели наши земли находились под личным его счетом, все траты и отчеканенные монеты он записывал в специальную книгу счета.
Саад был в своем роде лекарь. Он мог сам лечить больных, но в основном был вовлечен в процесс подготовки будущих лекарей, он записывал свои открытия лекарственных трав, изучал строение людей и даже животных. Именно его предок Герей открыл обучающие терема для лекарей во многих крупных поселениях Альбиониума. Саад, как наследник, был ответственен и за обучающие избы.
Не смотря на то, что каждый имел свою область ответственности, благодаря их пытливым умам на совете старейшин решались многие значимые вопросы.
– На нас надвигается войско темсущи, наши дозорные увидели их у лесного массива.
– Нужно выдвинуться им навстречу и не позволить им приблизится к нашим землям. – Сказал я неуверенным голосом, и разозлился сам на себя за свою трусость и мягкость.
– Вы правы ваше высокородие, я уже приказал ратникам готовиться выступать… Когда вы будите готовы? – Проговорил Орхан.
Его слова вызвали во мне еще больше волнения, чем было прежде, но я не мог показать им свой страх и слабость. Приложив все силы, чтобы сохранить видимое спокойствие, я оглядел присутствующих. Севара смотрела на меня с интересом, что для других старейших, то они выглядели весьма спокойными и не заинтересованными, лишь воевода выжидающе смотрел на меня.
– Почему я должен быть готов? – Спросил я, сам не понимая своего вопроса. Но, кажется, что Воевода не просто ожидал от меня такого вопроса, он знал, что я буду спрашивать, почему должен ехать с ратниками.
– Каган всегда был во главе своего войска… Ваших предков, как и вас, будут охранять Боги.
– Но… Но… Я – все мое видимое спокойствие рассыпалось в прах, когда воевода вдруг напомнил мне, что как глава народа я должен быть первым защитником. – Но я еще не принял наследие… Я все еще не Каган, я не успел стать Каганом, понимаете? – От волнения мне не хватало воздуха.
– Значит, вы не встанете во главе ратников? – Все не унимался воевода.
– Значит, так…
– Ваше право, но вы может хотя бы выйти к ним, скажете как будущий Каган несколько напутствующих слов?
– Да, наверное, скажу…
Моя трусость раздражала не только меня самого, но и моего воеводу, я видел в его глазах некую раздраженность моим ответам, мне кажется, если бы я мог заглянуть в его мысли, я услышал бы что-то типа « этот мальчишка трус, как он может стать Каганом», но когда ты наследник, тебе мало кто может или даже хочет говорить правду в лицо.