Глава 10
Хаким
Смерть – это конечная точка перед началом нового пути. Впервые я столкнулся близко со смертью, когда умер мой любимый дед Камал, отец моей матери. Он умер внезапно без каких-либо страданий на склоне семидесяти пережитых зим, он заснул в своей постели и больше не проснулся. Вот так просто ушел в мир сна, а оттуда в мир мертвых. Отец же долго и сильно болел, иногда разум его затмевала болезнь, и он не мог узнать ни меня ни Айдарию, он будто уже прибывал в новом мире, но его душа никак не могла покинуть полуотмершее тело. Отец заболел внезапно, его с ног свалил жар, забрав так ему нужные жизненные силы. Когда отец заболел, я почувствовал разочарование, потому что болезнь забирала его у меня, забирала время, что мы могли провести вместе. Но в тоже время ощутил свободу от его строгих выговоров и нравоучений, я вдруг понял, что наступает мое время становиться во главе своего народа. Сейчас, когда болезнь передала его в руки смерти, я почувствовал опустошенность и тоску. Отца снесли в покойную комнату, это каменная комната в земле, в простонародье принято называть ее землянка. В яме, вырытой под уклоном, выкладывают стены и пол из камня, ставят твердое выточенное из камня ложе, а сверху землянку закидывают землей. Такое простое подземное сооружение сохраняет холод в теплую погоду. Землянка помогает привыкнуть умершему к погребению. Умерший человек становится ближе к земле, прежде чем быть погребенным. В покойной комнате проводят обряд омовения, очищения. Волхвы – служители наших Богов, должны смыть с умершего мирскую жизнь и очистить от грехов, чтобы в мир мертвых умерший пришел с чистой душой и без тоски по миру живых. Для омовения готовят отвар из лапчанки и мяты.
Я стоял около покойной комнаты в ожидании, когда Волхв закончит омовение. После омовения умершего накрывают тканью, в которую впоследствии его обернут для сжигания. Сгорая от собственного нетерпения и не понятной мне самому спешке, я постучал в толстую дубовую дверь.
– Ну, кто там еще! – Раздался еле уловимый голос за дверью.
Я еще раз сильно постучал.
Я услышал как волхв ворча тяжелыми шагами приближается к двери.
– Ну, и кто-то тут такой… – оборвавшись на полуслове, Волхв замер в не решительности в дверях. После не большой растерянности, кою можно было наблюдать на его выражении лица, он склонил голову в почтении ко мне. Раскормленный служитель шагнул из покойной комнаты. Он был облачен в серебряный кафтан, обшитый с узорами из серебра до колен, темно синие длинные сапоги, поверх кафтана была накинута шкура серебряного зверя, на голове белый венец, обшитыми красными узорами. Из-за густой и весьма не опрятной бороды не было заметно шеи, на выпирающем животе виднелся символ наших Богов – это небольшое изображение солнца по бокам с полумесяцами. Солнце было из золота, а полумесяцы, как и полагается, были выточены из серебра.
– Каган Хаким… Прошу простить, но вы слишком рано, я еще не закончил омовение вашего отца.
– Велено было провести обряд еще утром… А сейчас уже солнце клонится к закату.
– Простите ваше Высокородие! – Он снова почтительно наклонил голову. Я вдруг ощутил иное отношение ко мне, более величественное, он уже обращался ко мне ни как к мальчишке, рожденному в семье кагана, а как к истинному предводителю. Такое почтительно отношение немного меня опьянило, и я стал желать посвящения с еще более яростной силой. Я вдруг почувствовал, что рожден для власти, рожден, чтобы со мной считались и возможно Боги сделали Айдарию именно такой лишь потому, что я должен был занять место отца.
– Поторопись с обрядом, я желаю побыть с отцом.
Он, не оборачиваясь ко мне спиной, стал медленно возвращаться в покойную комнату. Когда дверь захлопнулась, я обернулся к небу и задумался о том, как там моя Айдария, вдруг и ей предстоит умереть, чтобы я стал истинным наследником в глазах людей. Я слышал что многие из нижних слоев населения Альбиониума не довольны, что наследие обошло перворожденного ребенка. Они все так же считали, что первым Боги посылают лидера, того кто принесет лучшие перемены и процветание землям Альбиониума. Потому с самого начала, когда узнал, что эта святая обязанность достанется мне, я думал об изменениях в жизни нашего народа в лучшую сторону, я хотел превзойти моих предшественников, и даже те возможные свершения кое могла подарить Айдария нашему народу. Я любил сестру, но желание доказать, что я достоин быть Каганом, что я ничем не хуже перворожденного ребенка, и желание быть главным среди своего народа пробуждала во мне действия и мысли коих я не хотел знать.
– Ваше высокородие, – заговорил еле слышно Волхв, видимо боясь потревожить меня. Вы можете побыть с отцом.
Я кивнул ему в знак того, что он услышан.
– Можешь идти. – Проговорил строго я. Волхв почтительно кивнул и поспешил удалиться.
Когда служитель оставил меня один на один с дверью, отделяющую меня от мертвого отца я вдруг пал в смятение… нужно ли мне заходить? Я не мог войти в эту самую дверь, не потому что боялся встретить пустой безжизненный взгляд отца, а потому что боялся отыскать в мертвых потухших глаза осуждение, что я не выполнил его последнею волю. Под стуки моего напуганного сердца я отворил дверь, которая с тихим скрежетом закрылась, отправляя меня на перепутье между миром живых и миром мертвых. В покойной комнате был спертый запах земли с примесями сладковатого запаха щелочи и резкого не знакомого мне прежде запаха, так же я чувствовал запах воска. Тихо, боясь нарушить вечный сон покойного, я стал спускаться по каменным лесенкам, которые глухо отдавали в пустоту стук моих сапог. Преодолев лестницу, я попал в просторную комнату, в стене было углубление похожее на каменную широкую полку, на которой стояли белые подтаявшие свечи, они давали тусклый свет, и потому по обе стороны от лестницы стояли два пламенника. В центре стояло ложе, на нем лежало тело моего отца, покрытое серебряной шелковой тканью, на голове поверх шелка лежал цветок белокрыльника. Я понял, что не принес отцу ни одного цветка белокрыльника и почувствовал угрызения совести. Аккуратно сняв с головы белокрыльник, я покрутил его в руках и положил рядом с отцом на ложе так, чтобы цветок не касался шелка. После я потянулся к концу ткани, желая открыть лицо, но тут же моя рука повисла в воздухе, когда я осознал, что не снял перстень подаренный отцом. У нашего народа много поверий и много обычаев, которые нужно соблюдать. Одно из них не касаться предметов, которые соприкасались с умершим руками на коих одеты украшения. Мы считаем, что смерть не выносит драгоценности, и если коснуться мертвенной вещи (предмета, который касался мертвого) смерть может посчитать, что ты пытаешься выкупить для него жизнь, и за такую наглость она заберет твое здоровье. Я с трудом стянул с безымянного пальца перстень и убрал его в свой черный кафтан, подложил под пояс. Кафтан еще до смерти отца я приказал пошить именно для этого траурного события. Черные одеяния у нас принято надевать, чтобы душа умершего нас не увидела и не могла, зацепившись за нас остаться в мире живых. Нервно сглотнув, потянул дрожащей рукой за ткань и увидел изнеможенное болезнью тело отца серо синего оттенка. Я аккуратно сложил шелк у него на груди и стал всматриваться в такое родное, но такое безжизненное лицо.
– Прости отец… Прости меня, что не позволил тебе попрощаться с дочерью, отправив ее в терем предков. Прости, что не выполнил и не выполню твою просьбу о передачи наследия Айдарии… Но я обещаю тебе, что с небес ты увидишь я тоже достоин быть лидером, быть во главе нашего народа. Я не просто буду оберегать и править нашим народом, я его вознесу, я укреплю веру его в наших Богов, я отмою весь род наш от невинной крови, и изменю этот мир к лучшему… Ты будешь мной гордиться, а земли Альбиониума будут процветать.
Я еще раз всмотрелся в лицо отца, круглое лицо с впалыми глазами. Отец всегда был крепкий широкоплечий плотный мужчина, если бы здоровье имело человеческий образ – это был бы мой отец. Его лицо всегда пылало красным пламенем жизни. У него был круглый, но не крупный нос, который он почетно передал Айдарии, массивные скулы и широкий лоб, с широкими и серыми, как осеннее пасмурное небо глазами. Сейчас же пред мной лежал не мой отец, а пустое тело некогда похожее на него. Его глаза были закрыты, белесые ресницы осыпались еще при жизни, брови тоже стали скудны. На лице было много новых морщин, именно они и делали из моего отца незнакомца. Боги видимо были прогневаны на отца, раз болезнь его так измотала.
Выправив шелковую ткань, я снова накрыл лицо отца и вернул цветок белокрыльника ему на голову. Я не чувствовал боль потери внутри, но слезы почему то сами выступали на глаза. Я не понимал почему плачу, толи от потери отца, толи из-за своего жестокого сердца, которое так противится его оплакивать.
Я и долго и задумчиво сидел около его ложа, хотя мысли мои были пусты. Когда твое горе, почему-то не касается твоих чувств, словно ты некая восковая фигура, а не человек, ты своим умом коришь себя за черствость. Но виноваты ли мы в том, что отпускаем умершего? Что считаем, что смерть не забрала его у нас, а прекратила его мучения? Да, в каком-то смысле смерть больного избавляет и нас от мучений. Я тоже мучился, когда смотрел как мой отец превращается то в беспомощного прикованного жаром к пастели , мучился когда видел в его глазах безумства и забвение. Иногда смерть это лучший исход и не только для больного. Смотрел, как свечи таят от пламени, и запах, который так бил в нос, когда я вошел, стал притупляться и практически не чувствоваться. Я медленно поднялся на ватных и не послушных ногах, снова открыл лицо отца, в этот раз забыв о цветке, я уронил его на пол.
– Прощай, – сказал я сухим дрожащим голосом. Без слез в глазах.
Накинув на лицо ткань, я поспешил удалиться. Выскочив из покойной комнаты, я почувствовал головокружение от чистого воздуха.
Ночь вошла уже в свои права и встречала меня своим холодом, блеклой луной и зябкостью. Небо было ясное, звезд было мало. Я сразу вспомнил, как в детстве мне отец рассказывал о нашей прародительнице Анул. Лунная Богиня создала людей и отправила их во главе со своим сыном на землю. Когда ноги ее созданий коснулась земли, в небе засияли сотни огоньков, тогда сказала Богиня, что небесные огоньки именуемые звездами это их земные души и когда придет их час покинуть мир жизни, огонек на небе потухнет. Мне всегда казалась эта история глупой, ведь небо не всегда сияет звездами, но мы при этом не умираем, да и странно измерять нашу жизнь в звездах. Ведь было бы намного логичнее, если бы звезды загорались после наших смертей, чтобы мы могли убедиться, что душа наших близких действительно на небесах, и тогда наши близкие могли бы наблюдать за нами по ночам в период, когда ясность небо позволяет им это делать.
Пройдя несколько теремов, я вышел на главную площадь, где теснился теперь уже мой высокий терем, с покатой крышей, резные наличники и ставни, высокое ступенчатое крыльцо, белокаменные стены и вислое крыльцо в самой середине с виду бесконечного строения с большими красными окнами. Сейчас, в тени ночной луны терем выглядел мрачно, но в лучах яркого солнца терем был богат и величественен. Двор пред теремом был пуст, лишь четверо ратников несли свою службу. Я прошел мимо их и поднялся по ступенькам в терем, вошел в горницу, здесь было мало света и присутствовала ночная прохлада. Я сел на скамейку, коя стояла у входа, и понял, что мне не хватает сестры, я задумался, что же она сейчас чувствует от потери отца, вдруг от этого известия и ее сердце затвердело словно камень. Чувство стыда пульсацией закололо внутри меня, матушка отправила ответ на ее письмо, а я даже ничего не передал ей, да и вовсе не прочитал, о чем писала ей матушка. И самое главное я не проявил должного интереса на план ее спасения из лап врагов. Если с ней что-то случится, должен ли я выжечь земли Ярчая дотла? Должен ли я снова развязать войну, но на этот раз уже на уничтожение? Ответов на этот вопрос у меня не было, но сами вопросы, всплывшие в моей голове, пошатнули мою веру в то, что смогу очистить наш род от невинной крови. В силах ли я прекратить кровопролитие соседнего народа. Я поднялся на ноги и уверенным шагом направился в покои моей матери. Я хотел сейчас же справится о судьбе моей сестры.
Полутемные и пустые коридоры давили на меня мрачностью и тоской, в узком темном коридоре я ощущал себя таким крупным, заметным и в тоже время достаточно одиноким. Я громко забарабанил в дверь матери, за дверью послышались удивленные и растерянные возгласы, суета. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем дверь отварилась. Передо мной стояла растерянная и слегка напуганная мать. Волосы ее были взлохмачены, глаза округленные, она была облачена в свободную рубаху для сна, поверх которой навыворот накинут халат.
– Что случилось? Бунт? – Выкрикнула тревожно мать.
– Нет.. Что ж вы так боитесь бунта маменька?
Она прошла вглубь комнаты, оставив дверь отворенной. Я, приняв это действие за приглашение, вошел в ее покои.
– Хаким, ты слишком наивен, если считаешь, что можно здесь кому-то доверять кроме меня!
– Я доверяю… И только сейчас понял, что настолько я в тебе уверен, что доверил тебе жизнь своей сестры и даже не поинтересовался, что ты написала, чтобы ее вытащить из лап врагов.
Она подошла ко мне с вымученным жалостью лицом и нежно ладонью прикоснулась к моему лицу, она всегда так делала, когда хотела меня утешить.
– Мой дорогой мальчик… Мы не можем поддаться на манипуляции темсущи … Твоя сестра эта цена, которую ты заплатишь за свое величие…
Во мне вскипела ярость, она обжигала меня изнутри и причиняла мне боль… Я отдернул руку матери и заметался по комнате.
– Что ты наделала! Что ты сделала! – Закричал я, ослепленный злостью разрушающей меня изнутри.
– Я показала темсущи, что она не имеет для нас ценности… Когда их бдительность упадет, Аяз вытащит ее оттуда.
Я истерически засмеялся, мне казалось, что моя любимая и с виду такая мудрая мама потеряла разум.
– Ты доверяешь жизнь дорогого нам человека глупому извозчику, который даже колымажкой управлять не может. Я был разъярен, но в тоже время я понимал, что кроме ярости я ничего не могу сделать. Я устал, ослаб и без сил рухнул на пол, поджав колени, зарыдал… Я рыдал как младенец, всхлипывая и единственное, что я хотел, чтобы вошел в покои матери бодрый и живой отец и строго проговорил «ну что ты нюни распустил? Плакать можно только по умершему, а тем, кого еще можно спасти, твои слезы ни к чему». Но его не было, и я вдруг понял, что в самые сложные для меня моменты, его не будет рядом. Не будет его поддержки и насмешливых шуток, когда я делаю очередную нелепость. Мысль что возможно я еще слишком слаб душой, чтобы возглавить наш народ стала медленно разъедать мою уверенность в своих силах.
– Да, не может справиться с колымажкой, потому что он не извозчик, он тремс! – Я, всхлипывая, поднял потерянный взгляд на мать, ее слова шумом застряли у меня в ушах, и я не мог понять, что именно она проговорила, после одного мгновения я все же понял, что мать имела в виду.
– Наемник смерти? – Переспросил я.
Мать кивнула, но это меня не утешило, моя сестра в лапах врагов, а единственный защитник это тремс – воин, который честь может продать за золотые монеты.
– На краю Альбиониума есть глухое поселение под названием Слобода, там тренируют детей служить смерти… Они лучшие воины во всем Альбиониуме, тремсы не подчиняются никому, но мои предки считали, что им подчиняется сама смерть. Когда я стала вникать во все движения старейшин… и когда поняла, что их возмущения о не правильности наследия заключается в том, что Айдарию будет легко свергнуть, я стала искать человека, скрытного и не приметного, того кто будет защищать тебя. Я боялась, что старейшины захотят убрать тебя, а потом и Айдарию, чтобы вся власть осталась у старейших семей. Потом среди ратников я увидела, что они действительно видят в тебе вождя и что они по данной им клятве будут тебя защищать. Я отправила Аяза защищать Айдарию… Он тремс, но я верю ему как себе. Он искал некую цель, и я дала ее ему, я подарила ему цель защищать моих детей.
– Отец пред смертью сказал, чтобы Айдария заняла место Кагана, она наследница и завтра я отправлюсь в земли Ярчая и заберу ее оттуда, даже если мне придется выжечь их землю дотла.
Мать напугано охнула и села на пол рядом со мной, шепотом заговорив.
– Кто еще знает о предсмертном желании отца?
– Только я…
– Ты не передашь наследие Айдарии, она не сможет занять это место.. Она приведет наши земли к краху. Только твое правление принесет нашим землям покой.
Я разозлился и вскрикнул.
– Она главная наследница… Это ее тяготы и ей нужно их нести… Она первый ребенок… и отец пред смертью хотел, чтобы она заняла его место. Кто я такой, чтобы идти против этих обстоятельств… Кто я такой.
– Ты будущий Каган!
– Я смогу остаться при сестре и помогать ей править. Айдария никогда от меня не откажется мы же с ней родные, близкие души.
Глаза матери наполнились слезами, она с трудом поднялась и отвернулась от меня, я ощутил, что она разочаровалась во мне из-за моего желания быть честным перед собой, умершим отцом и Богами, которые слышали последнее желание умирающего.
– Ты не сможешь остаться при Айдарии, потому что она тебе не родная… – проговорила мать. Я не видел ее лицо и не мог даже предположить лжет она мне сейчас или нет. Но я видел, как ее плечи напряжены, как они вздымаются к верху от тяжелых прерывистых вздохов. От сказанных ей слов у меня лишь все смешалось и возникло много вопросов. Айдария не дочь моего отца, тогда почему он столько времени прятал ее от всех, почему не отдал ее жизнь на волю Богов? И самый главный вопрос: почему он решил передать именно ей свое наследие? Вопросы в моей голове не умещались, я не мог найти простой и логичный ответ на них и потому решил, что мать пытается меня обмануть. Следом за смешанными вопросами в мою душу последовало недоверие.
– Это не возможно… – вымолвил, безжизненным от усталости голосом, я. – Если бы Айдария не была дочерью отца, то он бы не захотел передать ей наследие пред смертью.
– Она его дочь Хаким.. Мне жаль но … – мать сглотнула и в комнате повисла давящая тишина, напряжение росло, а мать не хотела говорить свою страшную тайну – это тебе Анвар не отец…
После этих слов матери я умер, умер душой и сердцем. Вся моя жизнь обман и мать с самого моего рождения окутывала меня в него, создавая мне несуществующий, ложный мир.
– После смерти жены Кагана по истечению должного времени устроил смотрины для новой жены… Это было странно ведь наследник у него уже был. Моя семья хоть и достаточно богата, но она не входила в семьи старейшин. Наш род не служил никогда на благо Альбиониума. Но все же, я поехала на смотрины… Было много красивых женщин, но он выбрал меня, выбрал и все тут… Когда выпал первый снег мы сыграли свадьбу, и после свадьбы… на следующий день он пригласил меня в покои своей дочери. «Отныне ты жена моя и нести тебе не только радость и богатство вместе со мной, но и тяготы мои, мое горе». Он подозвал дочь и стал распутывать ленты с ее кос, а после снял маску, и я увидела маленького, отличного от нас и запуганного ребенка… Она смотрела на меня с такой ненавистью, ну а я ее пожалела… Я поняла, почему он выбрал меня, не родовитую девушку с простого поселения «Солонце», чтобы я никому не рассказала, он не хотел пускать старейшин в свою семью… – Мать замолчала она прошла к креслу и устало свалилась туда, я увидел ее лицо… Она была погружена в прошлое… Мне казалась, что она не вспоминает, что случилось тогда, а изново все это переживает.
– Я хранила их тайну, а по истечению одной зимы я забеременела. Беременность моя проходила тяжело, я не могла ходить да и есть в общем то не могла, но я уже любила дитя, что носила в животе, когда начались роды был приглашен дозволенный лекарь. Он принимал Айдарию в этот свет. Анвар боялся, что наш с ним ребенок родиться таким же как Айдария, но этого не произошло, он родился как и мы серебряным человеком. Я была счастлива, я родила мальчика, здорового и красивого наследника всего Альбиониума… Лекарь ухаживал за мной всю ночь, а утром, когда мне стало на много легче, он ушел. Я проснулась в комнате одна служанка еще не пришла ко мне. Она тоже носила ребенка, была неуклюжа и не поворотлива. Я подошла к своему лунному мальчику, а он весь синий и не дышит. – Рыданья вырвались из груди матери. Ей было до сих пор больно от потери того мальчика, эта рана в ее душе кровоточила и возможно даже сильнее чем в тот день. – Я схватила его на руки, стала трясти и целовать, растирать ручки, чтобы согреть, но все было без толку… На мои крики прибежала Айдария, я кричала… «лекаря, лекаря сюда». В тот день я не умерла. С того дня я чувствую себя живой и из-за этого ненавижу себя. Говорят, что когда умирает наш любимый человек, мы умираем вместе с ним, это не так. Мы остаемся живы, и каждый наш болезненный вздох напоминает нам, что мы живы и будем жить без этого самого человека. Я стала задыхаться, положила ребенка в люльку и села рядом на пол… Я даже не понимала, что Айдария стоит и наблюдает за мной.. Она подошла к люльке и посмотрела на ребенка и потянула к нему свои ручки, я по ее глазам увидела, что она поняла, когда коснулась его. Она застыла напротив люльки и смотрела на него, а потом повернется на меня и говорит « как мама холодный». Тогда я и провалилась в рыдания… Я не помнила когда ушла Айдария, а когда стала приходить в себя, пошла посмотреть, где служанка моя. Она рожала, я услышала ее крики, и застала ее в комнате с тканями, она лежала на полу и корчилась от боли, она просила помочь… А я не стала никого звать, вышла из комнаты и велела никому не ходить в мою половину терема. Я укутала мертвого ребенка в скатерть со стола и пошла к служанке, будто ей помочь… Она родила мальчика… – немного с безумием мать посмотрела на меня, я испугался, я никогда не видел в ее глазах поволоку исступленности. – Я забрала ее мальчика, а ей мертвого оставила… – Она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.
А я понял, что я не имею никакого отношения к семье Кагана, я просто тот самый украденный мальчик у служанки.
– Почему Айдария ничего не говорила? – Спросил я, все еще где-то в глубине души надеясь, что мать все же сама запуталась, а я все же ее сын.
– Она забыла, не знаю, как так вышло, но я все время ждала, когда она расскажет Анвару, что видела братика мертвым. Но она не говорила… И вот уже шестнадцать зим я живу в страхе, что она вдруг вспомнит этот ужасный день… Если она вспомнит … Если она поймет, что ее все это время обманывали, она отнимет наши жизни… Меня казнят, а тебя отправят к простолюдинам, ты будешь никем… Не отвергай то величие, кое тебе подарила я.
Я подскочил на ноги, они меня не слушались и покалывающей болью мешали каждому шагу, но я все равно шел к комнате с жертвенным камнем. Когда я вошел туда, там было тусклое освящение свечей, я взял одну из них и подошел к дверям, где было заготовлено несколько пламенников. Я зажег три из них и комната осветилась. Я подошел к священному камню, достал подаренный моим отцом нож, и легким движением поранил руку. Кровь закапала на камень, но ничего не произошло, она медленно расползалась по камню в маленькую лужицу.
– Я знала, что ты пошел именно сюда. – Грустный, но уже более здравомыслящий голос раздался за моей спиной.
Я смотрел на лужу собственной крови, все еще надеясь на чудо. Мать подошла к камню, и покрутив у себя в руках небольшой стеклянный бутылек, открыла его, капнув содержимым на камень она сказала
– Это кровь Анвара.
Рядом с моей лужицей крови образовалась вторая, она была на много меньше, но она вспенивалась и становилась голубоватой с крупной синего оттенка пеной.
– Я сын служанки, – с горечью проговорил я и снова глаза заполнили слезы. Я не мог с этим смериться, мне хотелось кричать раскидывать свечи, а после бежать сначала из терема, а после из столицы.
– Перед смертью отец сказал, что поменял свое решение из-за сна, ему приснилась Айдария, она была в крови и в военном снаряжении и держала мертвого младенца… Я думал, что это просто очередной бред больного, но он видел правду, смерть ему показала, что его кровный сын умер.
– Ты просто под впечатлением мальчик мой.
– Айдария придет войной, вот что значил его сон, и она узнает или вспомнит, что ее родной брат умер в младенчестве. – Я всхлипнул и вытер слезы с глаз. Боль, я чувствовал ее не переставая, она разъедала меня изнутри, она путала мои мысли и делала их пугающими. Я боялся, что сон отца вещий, я любил Айдарию, но я не мог стать никем, не мог быть выброшенным на улицу, в пустую бедную жизнь.
– Она не посмеет придти войной, а даже если и так никто из жителей Альбиониума за ней не пойдет, она оскорбление природы.. Она не такая как мы.. Как только первый снег укроет нашу землю, ты пройдешь посвящение в Каганы с помощью крови своего отца, и никто не сможет повлиять на твою власть. Даже если она вспомнит, что истинный ее брат мертв, ее слова ничего не будут значить для народа, так как все увидят бурление голубой крови.
– Я не хочу с ней воевать…
– Я знаю милый, но так часто бывает, что нужно выбирать между тем, кого мы любим и нашей собственной жизнью…