Граната жахнула почти под стенкой, со звоном и свистом осколков. На входе в спальный СПС откинулось одеяло, наружу выскочил Хайретдинов с автоматом:
– Что случилось?
– Я гранату кинул. Наверное, в мину попал. – Соврал я. Не говорить же, что я метнул сам в себя «эргэдэшку».
– В мину? Хм. А я подумал, что духи по нам из миномёта врезали. Очень уж громкий взрыв был.
Какое, нахрен, в мину! Дым и пылища от гранаты висели облаком прямо под моей башней. Хорошо, что было темно и Хайретдинов этого не увидел. Он немного поинтересовался, с какой радости я швырял гранату в мину, но, в конце концов, ушёл, почти не обзываясь на меня, и забрался обратно в СПС. После этого из темноты появился Шабанов.
– Фр-р-р-р-р-р-р! – Прозвучало над нами в воздухе, полетело в сторону Третьей точки, и зацокало там по камням. Через несколько секунд в тех камнях разорвалась граната.
– Блин, у тебя происходит то же самое. – Шабанов стоял и прислушивался. – Что это за хрень?
Я вышел из башенки, поднял в темноте стрелянную гильзу, размахнулся, зашвырнул её вдоль поста.
– Звук слышишь? Похож?
– Когда по скалам цокает, то – один в один. – Андрюха снял с головы каску, чтобы не мешала слушать. – А пока летит, то чего-то не хватает. Как будто, скорости и оборотов.
– Может быть, это душманы овладели искусством ниндзюцу? Теперь швыряются по посту сюрикенами?
– Что это за искусство, если они раскидали килограмм сюрикенов, и хрен в кого попали? Уважающий себя ниндзя должен с километра попадать мышке в глаз. Бесшумно, беззвучно, в кромешной темноте и с завязанными глазами. А тут ни в кого не попали, и при этом устроили шухер. Это не искусство, это раздолбайство.