Loe raamatut: «Кира и шейх»
1
– Кира… Кира… – слышу я сквозь сон липкий хриплый голос.
Который я ненавижу. И чувствую, как грязные потные пальцы ощупывают меня. Продираются сквозь тонкие простыни, как щупальца омерзительного спрута, пытаются дотянуться до моей голой кожи.
Я тонкая раковина. Я под водой. И сейчас мне надо проснуться, чтобы сбросить с себя эти сети. Делаю усилие. Пытаюсь вынырнуть, выплыть на поверхность, пока голос всё продолжает бормотать в своём ритме:
– Кира, Кира, Кира…
Разлепляю веки и первое, что я вижу, это небритое гнилое лицо моего отчима, который лежит совсем рядом на моей кровати, и всё его тело дёргается и стонет.
– Пшёл вон! – кричу я неокрепшим после сна голосом, и это больше похоже на шёпот.
Пинаю его коленом куда-то в область паха, и с отвращением чувствую что-то мягкое, липкое и плотное.
– Сейчас, сейчас, – ноет он, подвывая, и по гримасе на его небритой роже я понимаю, что он сейчас кончит. Испустит свой дух.
Окончательно просыпаюсь и вскакиваю на ноги. Пока этот ушлёпок, кусок мяса, лежит на моей постели и дрочит.
Мне хочется взять нож и зарезать его, искромсать эту рожу на кусочки, отрезать его отросток и выбросить на помойку, но я лишь с омерзением смотрю на этот уже ставший обычным утренний ритуал и выхожу из комнаты.
И слышу плаксивый голос Гены за спиной:
– Кира, не уходи… Ещё совсем чуть-чуть… Ну что тебе, жалко что ли полежать рядом, я же тебя даже пальцем не трогаю!
Ещё бы он тронул! Я даже не знаю, что останавливает этого урода: наверное то, что ему пообещал мой брат однажды, ещё в детстве, когда мой отчим Гена в первый раз подступился ко мне. Я точно не уверена, что он сказал, но его слова были настолько убедительны, что я живу словно в стеклянном колпаке, прозрачной банке, окружённой монстрами: они наблюдают за мной, но не могут сожрать.
Тонкая невидимая стена, как старинный заговор, оберег, охраняет меня.
А всего-то заклятий было: «Если ты тронешь хоть пальцем Киру, ты ушлёпок, то ты пожалеешь вообще о том, что твоя мама вырыгнула тебя. Не сделала аборт, гнида. Я сначала отрежу твои яйца и скормлю тебе же каждое по одному, ты меня понял? И заставлю их сначала очень тщательно прожевать и только потом проглотить.
А потом буду кромсать твой сраный хер по миллиметру, как колбасу, и разложу на тарелке ромашкой. Жалко только, что он у тебя быстро закончится.
Затем привяжу к батарее и заставлю смотреть, как куски его медленно гниют и тухнут у тебя на глазах. Пока ты истекаешь кровью и дерьмом.
Смотри мне в глаза, тварь, ты мне веришь?!
Веришь, что именно так я и сделаю?!»
Не знаю, то ли такие убедительные слова моего старшего брата Ивана, то ли то, что он работал на одного из самых известных криминальных авторитетов города и, возможно, делал вещи и пострашнее, но мой отчим действительно боялся тронуть меня пальцем.
Но это не могло остановить его от вечного вожделения, дикого зуда у него в паху, и когда Ивана не было рядом, он не упускал возможности подобраться поближе ко мне. Я стала для Гены его версией порножурнала, только живого: можно смотреть и дрочить, и я уже привыкла к этому, но я знаю, что мне осталось совсем недолго это терпеть.
Как я уже привыкла к этой жизни, к этой сраной тесной квартирке, в которой невозможно жить, и к которой точно нельзя привыкать.
Я уже почти накопила достаточно денег, чтобы съехать из этой гнилой халупы, этого гнилого района и выкинуть своё прошлое в помойку. Чтобы больше никогда не вспоминать о нём. Начать писать всё заново. С чистого листа.
Иду в уборную комнату: тесную и грязную, в которой никогда не было ремонта с тех самых пор, как эту хрущёвку построили. Залезаю в крошечную, всю в ржавых подтёках, ванную и встаю под горячий, почти обжигающий меня душ.
Пусть вода смоет с меня всю ту слизь липких взглядов и прикосновений, чтобы я вышла отсюда другим человеком. Из другого района и теста. Как миллионы девчонок – моих ровесниц с нормальными семьями и нормальными отцами.
Никто никогда не догадается, из какого дерьма и навоза я выросла: я это очень тщательно скрывала, скрою и сейчас. Буду для всех девочкой-отличницей. С папой-мамой и старшим братиком. Сколько себя помню, помню только эти жалкие обои в цветочек, эту старую, еще оставшуюся от Гениной бабки югославскую мебель, этот шаткий стол на кухне с липкой клеёнкой в клетку, этот вид из окна на грязный, загаженный собаками и кошками двор.
Я жду, когда этот двор, этот дом снесут, сотрут с лица Земли, с лица моей Москвы, похоронят под обломками моё странное уродливое детство, чтобы оно больше не терзало и не мучало меня во снах по ночам, чтобы не просыпалось по утрам мутным взглядом моего отчима, который мне достался после смерти матери.
Как можно ненавидеть себя и своих детей, чтобы связаться с таким ублюдком? Жаль, что я не могу задать этот вопрос своей маме, сгинувшей много лет назад в этом котле нечистот от пьянки и передоза.
А Гене надо сказать спасибо, что не сдал нас с Иваном в детский дом, хотя иногда мне кажется, что там нам было бы не хуже. Хотя нет, и только эта слабая прозрачная благодарность удерживает меня от того, чтобы убить моего отчима. Я думаю, и Ваню тоже.
А ещё твёрдое знание, что мне осталось совсем недолго здесь жить. Я селфмейд вумен, настоящая чудо-девочка, которая смогла. Смогла сначала закончить на пятёрки школу, а потом и поступить в институт, и выпуститься с красным дипломом. Мама бы могла гордиться мной, если бы вообще умела гордиться и любить своих детей.
Но её образ давно стёрся и истончился в моей памяти, и остался только потный отчим, но и его я надеюсь очень скоро забыть навсегда.
Выскакиваю из своего обшарпанного подъезда, даже не позавтракав: лучше перехвачу что-нибудь по дороге, и мчусь на автобусную остановку, чтобы добраться до метро. Мой тесный рай для мигрантов: лоскутные кварталы, забитые лимитой и приезжими, несколько автобусных остановок до Бибирево, и вот я уже спускаюсь по эскалатору.
Каждый день я уезжаю в сверкающий центр столицы, в надежде не вернуться сюда никогда, но каждый вечер всё равно вынуждена возвращаться, потому что это единственный дом, который у меня есть. Пока. Я это знаю наверняка.
«Уважаемые пассажиры, поезда прибывают с более длительным интервалом. Рассчитывайте своё время заранее» – ярко-алой мигающей линией сверкает надпись на мониторе в метро.
Как приговор. Приговор всей моей будущей карьере.
Наверняка очередной бедолага кинулся под поезд метро, не выдержав всей тяжести бытия. И его можно понять: я бы тоже бросилась на рельсы, не будь я так твёрдо убеждена, что я свалю из своего родного Бибирево.
Я же рассчитала всё до секунды: прийти на работу заранее, как минимум за полчаса. Накраситься, надеть эти чёртовы каблуки, чтобы выглядеть выше и серьёзнее. И тот самый чёрный пиджак с накладными плечами, который делают мою фигуру солиднее. Внушительнее. И, наверное, профессиональнее. Иначе как ещё мне с моими жалкими метром шестьдесят пять вообще выглядеть внушительно и солидно?!
Красный диплом не приклеишь на лоб, поэтому приходится пользоваться подручными средствами: строгий макияж, деловая скучная одежда и эти вечные, мать их, каблуки. Минимум – десять сантиметров. Дополнительные десять сантиметров авторитета.
Только на этих десяти сантиметрах невозможно быстро передвигаться в метро, и я буквально ввинчиваю себя в плотно-потную недовольную толпу вагона, когда поезд наконец-то прибывает.
В наушниках поёт мой любимый Араш с Хеленой, и я стараюсь внушить себе силой мысли, что сейчас я лежу где-то на далёком жарком пляже, и раскалённое южное солнце целует моё лицо, плечи, руки, живот.
«Всего одна ночь в Дубае», – доносится из динамиков, и я уже готова поверить, что именно там я сейчас и нахожусь, как чувствую, как кто-то тянет меня за руку. Открываю глаза и вижу перед собой приятное мужское лицо. Парень что-то мне говорит, но я не слышу.
– Что, простите? – переспрашиваю я с улыбкой, уже вытаскивая наушник, как слышу доносящийся из реальности его грубый голос:
– Ты выходишь?! Наушники снимать надо! Курица!
И грубо оттолкнув меня, так, что я чуть ли не падаю на мирно устроившегося рядом пузана, утренний принц выходит, и я слышу его прощальное:
– Идиотка хренова! Понаехали!
И вот уже толстяк рядом визжит неожиданным фальцетом:
– Девушка, что вы тут на мне разлеглись?! – и я с виноватым видом бормочу:
– Простите, пожалуйста…
Хотя про себя думаю, что судя по его виду, на нём точно никто не лежал лет сто минимум. Но даже если он недоволен, что я его случайно задела, то что-то в моей жизни определённо идёт не так.
Наконец-то моя остановка, и я, покидая такой негостеприимный вагон метро, несусь вверх по эскалатору, распихивая хмурых пассажиров, понимая, что я безнадёжно опаздываю. У меня вряд ли останутся те заветные тридцать минут, чтобы превратиться в деловую стерву.
Сердце буквально стучит у меня в ушах, когда я, обгоняя гуляющий среди высоток ветер, бегу к главному входу в мой бизнес-центр.
Я вижу, что у меня осталось всего пять минут, чтобы превратиться в ведущего специалиста отдела маркетинга, и, наплевав на глупые предосторожности, бросаюсь по пешеходному переходу, не дожидаясь зелёного света светофора.
А зря, потому что через три секунды я слышу дикий визг тормозов, и что-то тяжёлое и огромное толкает меня в бок. Совсем несильно, и я, покачнувшись, как в замедленной съёмке, поворачиваю голову, и вижу белоснежное, как похоронная простыня, лицо водителя за рулём.
Я стою, всё ещё не соображая, что произошло, как шофёр выскакивает из этого гигантского лимузина. Подбегает ко мне, и, видимо поняв, что он был на волосок от лишения прав, и возможно, и всего остального в своей жизни, начинает меня поливать отборным трёхэтажным матом.
Я стою, рассматривая его, как безмолвный китайский болванчик, и не понимаю ровно половину из того, что он мне говорит. Какой же всё-таки богатый русский язык! Я даже и не подозревала о существовании таких слов!
– Ты меня слышишь вообще?! – ещё раз переспрашивает он, и я наконец-то прихожу в себя.
– Да, слышу, – отвечаю я, понимая, что мне надо бежать.
Прямо как Золушке на бал. Тыква не ждёт. Или он сейчас будет вызывать гаишников? Что вообще люди делают в таких случаях?
Но вот дверь лимузина открывается, и из него выходит небесный красавец, от одного вида которого мне кажется, что я умерла, и он – мой светлый ангел.
Или тёмный. Это смотря с какой стороны посмотреть: на благородном хищном лице сверкают, как два ярких изумруда, его глаза, а породистый аристократичный рот кривится в презрительной усмешке. Чёрные густые волосы со стильной небрежной стрижкой, нос с горбинкой и густые ресницы. Которые не делают, однако, его лицо приветливее и добрее.
Он скользит по мне взглядом, как по булыжной мостовой, видимо, не найдя во мне ничего примечательного, за что можно было бы зацепиться.
Хотя правда, что есть, то есть, точнее совсем нет: ни модельного роста, ни роскошной груди пятого размера. Тем более сейчас я одета в толстовку, джинсы, кроссовки и бейсболку. Которые мне поскорее надо переодеть перед важным совещанием!
– Всё в порядке? – даже не глядя на меня, бросает он шофёру. – Если надо, решите вопрос, – и я улавливаю странный акцент. Наверняка итальянец. Или француз. Одним словом, какой-то заморский принц.
Потому что кто ещё будет ехать в грёбаном лимузине в девять утра?! Наверное, тоже опаздывает, только на собственный самолёт куда-нибудь в Монте-Карло. Или Монако. Или в Дубай, вспоминаю я песню Араша.
– Я в порядке, если вы это имели в виду, – подаю я голос, и судя по взгляду, который на меня бросает этот жгучий брюнет в дорогущем костюме, это последнее, что его волнует. – Ну я пошла? – ещё спрашиваю у них разрешения, как будто это я и виновата в том, что задерживаю королевский кортеж.
И припускаю с места происшествия, опасаясь, что они сейчас передумают и вернут меня. Чтобы отвезти в больницу. Или дать денег. Или вызвать полицию.
Но зная свое обычное везение, я понимаю, что даже здесь гаишники могут встать на их сторону и оштрафовать меня: нечего путаться под колёсами царственных автомобилей в час пик!
– Кира, вы что, в таком виде собрались идти на совещание?! – встречает меня моя начальница – Виолетта, заглядывая в мою скромную коморку за перегородкой.
Ей всего двадцать восемь, а она уже руководит отделом маркетинга одной из крупнейших корпораций на рынке. Как всегда безупречно одета, с идеальным макияжем и маникюром, она для меня – сплошное воплощение офисной мудрости и успешного успеха. Я бы просто мечтала через пять лет достичь таких же высот, как и она, а пока я совершаю ошибку за ошибкой.
И пока именно Виолетта Ивановна поправляет на себе костюм стоимостью в две мои скромные зарплаты младшего маркетолога. И для начала мне необходимо стать хотя бы ведущим специалистом. А потом посмотрим!
– Прошу прощения, Виолетта Ивановна, – лепечу я заученные стандартные фразы.
И почему я вечно обязана извиняться в этой жизни?! За свою одежду, за то, что метро работало с задержкой, потому что кто-то именно сегодня решил броситься под поезд. Хотя, вполне возможно, что это был какой-нибудь сорокапятилетний младший специалист отдела маркетинга.
– Кира, я иду на встречу, и если вашей аналитики не будет у всех на столе ровно через пять минут, то можете сразу писать заявление, – холодным бесчувственным голосом произносит моя начальница, и я понимаю по её тону, что она не шутит.
Она вообще никогда не шутит.
И она выходит из кабинета, твёрдо чеканя шаг. Железная стерва. Вот она – моя ролевая модель, и я даже мысленно представляю, как я захожу в наш кабинет и царственным тоном сообщаю: «Курицин, где ваш квартальный отчет по фильтрам обратного осмоса КУ-345?! Через пять минут, если его у меня не будет на почте, можете писать заявление!»
Я судорожно распечатываю свои бесконечные экселевские таблицы в десяти экземплярах и посматриваю на Курицина: вон он сидит, довольный. Ухмыляется в монитор. В костюме и галстуке. Тоже мне, гений аналитики! У него-то точно всё готово, пока я скрепляю степлером стопки бумаг, пытаясь на ходу сбросить с себя кроссовки.
– Что, Кира, босиком побежала? Или наша Золушка сегодня потеряла все свои туфельки? – насмешливо тянет он, бросив взгляд на мои ноги, и направляется в переговорную комнату.
Ничего, мне главное добежать до этой переговорной, главное, найти свои туфли. Которые добавят мне десять сантиметров роста. И авторитета.
А Курицын пусть собирает монатки: пока я не пришла, он тут считался общепризнанным гением, почивающим на лаврах, да только я его быстро раскусила. Напыщенный индюк. Научился делать сводные таблицы и теперь считает, что он гуру маркетинга, хотя он обычный бездарь.
Счастливое детство, полная семья, вовремя отмазали от армии, пристроили его толстую задницу в хороший институт за бабки, где он все пять лет прокутил и проболтался с девочками, а потом после выпуска посадили на тёпленькое местечко к друзьям родителей. Вот и весь секрет успеха.
Но ничего, такие как я, выросшие в хрущевских трущобах Бибирево, выгрызавшие у этой жизни буквально всё собственными зубами, ломая их о камень и асфальт, заточили их в уличных боях. Так что у меня чёткие планы на жирную задницу своего коллеги: дайте мне только шанс, и я разорву её в клочки. Поднимусь по лестнице. Своими мозгами. Упорством. Настойчивостью.
И через пять лет я буду сидеть в том самом кожаном кресле директора по маркетингу в кабинете какой-нибудь фирмы, и повелевать такими же бездарями. Точнее нет, таких тупых придурков я буду сразу отправлять мыть сортиры. Нечего ими засорять кабинеты моей компании!
Такие мысли вертятся у меня в голове, пока я, успев только переодеть свои джинсы и напялить каблуки, бегу по длинному коридору в самый конец, где находится переговорная комната для самых важных персон. А сегодня очень важный день.
Мы представляем проект для какой-то английской фирмы PinkDrem по поставке пяти тысяч наших установок по опреснению морской воды. Я думаю, после такого контракта наша скромная контора может спокойно закрываться, а владельцы компании – жить на вырученные деньги до конца своих дней.
Только бизнес так не работает, и даже я понимаю, отпахав всего два года в нашей конторе: чем больше денег человек зарабатывает, тем больше ему хочется. Делать и делать бабки. Это прямо как в сексе: тебе всё время хочется ещё, стоит только начать. Вот я и плаваю в море офисного планктона: вечно зарабатывающего деньги и совокупляющегося. Бабки и секс, и ничего больше.
Осторожно, чтобы не дай бог своим появлением не нарушить важный переговорный процесс, я, как мышка, проскальзываю в дорого-богато обставленный зал, где за большим овальным столом чёрного дерева заседает весь цвет нашего офиса.
На одном конце сидит президент нашей компании – Константин Суренович, зажатый в свой парадный костюм, а рядом с ним – технический директор Иван Леонидович, который, собственно, и занимается производством наших уникальных опреснителей морской воды.
– Вы понимаете, – вещает он на всю переговорную, и его голос звучит торжественно и звонко, – мы на пороге того, чтобы решить эту вечную нехватку пресной воды, этот бич рода человеческого, – объясняет он своим высокопарным слогом, и его одухотворённое бледное лицо напоминает лик с какой-нибудь византийской иконы.
Президент явно даёт ему выговориться, склонив голову немного набок и льстиво улыбаясь, пока коммерческий директор и моя начальница со своим Курициным под крылышком сидят с натянутыми лицами, напряжённо вглядываясь в наших гостей.
Точнее, насколько я могу судить, в одного гостя.
Через пять метров, прямо напротив Константина Суреновича со своим пророком Иваном Леонидовичем, сидит, расслабленно откинувшись в огромном кожаном кресле, как будто король на троне перед своим поданными, тот самый высокомерный типчик из роскошной кареты.
У него такой вид, что всё происходящее очень забавляет его. Своим царственным подбородком с лёгкой элегантной щетиной он опирается на тонкую аристократичную кисть, и весь его внешний вид говорит о том, что он делает всем присутствующим просто огромное одолжение.
Царский подарок. Тратя драгоценные секунды своей жизни на такую челядь, как мы.
И дорогие часы стоимостью не меньше пятидесяти тысяч долларов на его породистом запястье словно тикают во всеуслышание: «Одна минута – сто тысяч долларов».
Я бесшумно скольжу по ковролину, как безликая невидимая тень возникая за спинами участников дорогого собрания, и кладу перед каждым распечатанную аналитику. Над которой я билась несколько недель.
Сколько опреснителей потребуется для того, чтобы превратить небольшое море в озеро с живой водой? И если это будет пять тысяч штук, до за какой период времени они всё это сделают?
Три месяца. Вот такая вот детская задачка.
Если я всё верно посчитала.
– А если ваши установки сломаются? Вы учли этот фактор? – поднимает своё красивое лицо от красочных графиков мой утренний незнакомец.
И внимательно смотрит на нашего президента. А тот переводит свой грозный взгляд на Виолетту.
Которая нервно сглатывает, и я даже вижу, как комочек прокатывается по её длинной ухоженной шее с тонкой золотой цепочкой, а Курицин упирается взглядом в столешницу, прямо как двоечник, который уверен, что если не смотреть на учителя, то его не вызовут к доске.
И тут я подаю голос, и мне кажется, что это кто-то другой говорит за меня:
– Да, с учётом возможных поломок и ремонта, – звонко разносится по притихшей переговорной, и я вижу благодарность, мелькнувшую в глазах моего генерального. – Я всё просчитала.
Вот и мой звёздный час! Наконец-то!
– Ну хорошо, три месяца, – постукивает по столешнице своим длинным пальцем наш клиент. – А если я захочу ускорить процесс? Вы сможете изготовить нужное количество приборов? И вовремя поставить их? – смотрит он на нашего технического директора, и тот уверенно покачивает своим ветхозаветным чистым ликом:
– Конечно! У нас огромный потенциал!
– То есть вы хотите сказать, что вы ещё никогда не производили такой объём установок за раз? – приподнимает свою красивую чёрную бровь владелец PinkDrem.
– Нет, – с радостной улыбкой блаженного идиота признаётся Иван Леонидович. – Но мы справимся!
Честно-честно, – так и хочется мне злорадно добавить за него. Даже я понимаю, что в бизнесе такого масштаба главное – это блеф. Ну кто признаётся клиенту-миллиардеру, что ещё не делал этого раньше?!
Fake it till make it! (англ. «Притворяйся, пока не добьёшься своего» – фраза, означающая имитацию уверенности с расчётом на то, что в случае успеха уверенность станет подлинной. Здесь и далее прим. автора)
Да даже все пацанчики из Бибирево это знают. О боже!
Я так же медленно и бесшумно направляюсь к выходу.
И если кому-то интересно моё мнение, то сделка сорвалась. Глупо и бездарно.
Так что зря я сидела три недели и высчитывала до миллилитра все эти объёмы морской воды, способной оросить Сахару. Даже и младенец скажет, что этот высокомерный богач ровно через час встречается с нашими конкурентами, сидящими ровно в башне напротив, которые уж точно смогут налить ему в уши ушаты воды.
Пресной, мать её.
– Мы готовы предоставить любые гарантии, господин аль Нахайят, – отвечает своим уверенным низким голосом Константин Суренович. – Любые, какие попросите. У нас множество уже выполненных проектов, – и он раскрывает страницу презентации на нужном месте, как раз там, где пестрят фото из разных колхозов в солончаках, использующих наши чудо-приборы.
Только ни под одним фото нет и близко нужной цифры. Пять тысяч штук. А так, по мелочи. Кур с овечками напоить.
– Нашу компанию знают на рынке, мы лидеры, – с тонкой улыбкой знатока из «Что? Где? Когда?» замечает генеральный.
Но забывает упомянуть, что наши конкуренты имеют совершенно такой же объём производства и поставок. Да я уверена, этот аль Нахайят и так это прекрасно знает. Наверняка на него в Лондоне работает огромное маркетинговое аналитическое агентство. И что это вообще за имечко такое? Турок, что ли?
И сейчас он напоминает мне огромного довольного кота, который играет с крошечной загнанной в угол мышкой. Мышка всё ещё верит в спасение, но кот-то знает наверняка, что сейчас сожрёт её. Как только позабавится всласть.
И мне даже на секунду становится жалко всех этих напыщенных мужей с разодетыми в Gucci девами: не смогли вовремя соврать, приукрасить – получайте, что есть!
– Вы все прекрасно знаете, господа, не будем кривить душой, что у меня очень много денег. Я богат, – откинувшись в кресле, прерывает словесный поток моего руководства этот высокомерный павлин. – В конце концов, я ведь шейх, – тонко улыбается он, давая всем понять, что он – божество.
Точно! А я всё думала, кого же он мне напоминает! Всё верно: напяль на его аккуратно подстриженную стилистом башку арафатку, или как там они называют этот белый платок, и его рожу можно вешать хоть сразу на рекламу Flydubai.
– Поэтому вся репутация и ваши кредиты мне до одного места, как вы выражаетесь здесь, в России, правда? – свысока посматривает он на притихшее собрание.
Откуда он так хорошо знает русский, этот грёбаный шейх? Я всё ещё мнусь у двери: ну не могу же я пропустить такое представление!
– Одним миллионом меньше, одним больше, поверьте: это совсем не имеет значения, когда все твои базовые потребности удовлетворены, и ты можешь позволить себе просто воплощать свои мечты в реальность, – вещает он людям, тащащим на своём горбу ипотеки, больных родственников и сопливых детишек.
Вон, например, Константин Суренович чуть под санкции не попал. Ему как бы не до розовых фантазий.
– Ну так вот, я хочу исполнить свою мечту, и мне нужны другого рода гарантии, – внимательно смотрит он на президента.
– Просите всё что угодно, – спокойно отвечает ему мой босс.
Молодец. Держится. Есть ещё орешки в штанах.
– Ну так вот, самая большая ценность – это же человеческая жизнь, да? – с улыбкой осматривает он присутствующих. – Готовы ли вы поручиться собственной жизнью, или жизнью одного из ваших подопечных? Вот в чём вопрос, – продолжает он свою туманную мысль.
– Так что же вы предлагаете?! – нервно вопрошает Иван Леонидович.
– А я предлагаю выдать мне по гарантии одного из ваших сотрудников, – переводит он взгляд с одного на другого.
Я даже вижу, как приосанивается моя начальница Виолетта, бесшумно чпокая своими яркими круглыми губами. Выпячивает свою высокую грудь в дорогом пиджаке. Сверкает кокетливым взглядом из-под густых завитых ресниц.
Ну что же, уверена, шейхи таких просто обожают: блондинка, красавица и умница! Три в одном. На какое фото в интернете не глянь – все сплошные блонды с выдающимися бюстами рядом с наследными принцами Брунея. Что ещё нужно восточным мужчинам для счастья?! Пухлые булки и молочные ягодицы!
А изумрудные глаза этого мать-его-аль-Нахайята упираются уже в Анну Викторовну – руководительницу нашей службы внешнеэкономических поставок и логистики. А что, тоже очень даже достойная кандидатура: красный диплом МГИМО, не менее выдающиеся формы и русая коса через плечо. Круглая и аппетитная, так бы и откусила, как яблочко! Точнее, шейх бы с удовольствием надкусил! Аня скромно улыбается красавчику-арабу, и её очаровательные щёчки заливаются розовой краской смущения.
Я сдерживаюсь, чтобы не прыснуть в кулак от этого цирка. Блин, такое не каждый день увидишь! Просто балаган на выезде.
Но тут подлые отчёты выскальзывают из моих пальцев и веером разлетаются по ковру.
– Простите, – бесшумно шевелю я губами и падаю на колени, собирая свои уже ненужные бумажки.
– Например вот этого, – слышу я голос над собой, и жалею, что пропустила самое интересное!
Чёрт! Вот вечно я такая неуклюжая. И я незаметно поднимаю голову, чтобы разглядеть, на кого же в итоге ткнул своим пальчиком шейх: на строгую накачанную Виолетту, или на русскую роскошную красавицу Анечку.
И вижу, как все глаза в комнате устремлены на меня.
