Loe raamatut: «На полынных полях»
…Тогда, если кто скажет вам:
вот, здесь Христос, или там,
– не верьте,
Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных.
Вот,
Я наперед сказал вам.
Итак, если скажут вам:
"вот,
Он в пустыне ", – не выходите;
"вот,
Он в потаенных комнатах ", – не верьте…
От Матфея 24: 23-26.
Светлой памяти Виталия Васильевича Фролова, русского офицера, моего наставника и друга.
Предисловие
В Центральном разведывательном управлении США работали весьма эффективные специалисты. В Комитете государственной безопасности СССР люди тоже – не щи лаптем хлебали…
Вот на этом правда повествования заканчивается, а дальше – полный произвол автора и его выдумки на темы известных и неизвестных, реальных и нереальных событий. Любые совпадения – случайны!
…Великие пакости, которые устраивали друг другу две могучих спецслужбы, иногда были истинными шедеврами мрачного человеческого интеллекта, как по замыслу, так и по исполнению.
Игра шла по всему миру, и в этой игре для обеих сторон не было этически или юридически непригодных средств. Да и вообще – для тайных войн никто и никогда не устанавливал законов и правил, и никто не подписывал никаких конвенций.
Однажды интересы противоборствующих мировых держав столкнулись в Афганистане.
Одни пришли туда с бескорыстной помощью в строительстве социализма, а другие столь же бескорыстно предлагали афганцам истинную западную демократию.
Афганским же пастухам было одинаково наплевать как на социализм шурави, так и на демократические ценности янки. Они были далеки от всей этой глупости и жили сообразно своим древним законам и обычаям.
Но на беду афганцев, в их долинах испокон веков рос особенный мак.
В древние времена причастные тайнам дервиши употребляли загустевший сок этого мака, чтобы ходить в тонкий мир, говорить там с духами предков и передавать живым их волю.
В новое время люди, почему-то объявившие себя цивилизованными, стали превращать маковый сок в глобальный стратегический продукт – героин, который в их ценностях поставлен в самый высокий и кровавый ряд вместе с золотом и нефтью.
И одного этого уже достаточно, чтобы Афганистан был обречён на бессмысленную для живущих здесь людей войну. Их держат в темноте и нищете, между их племенами и кланами искусно подогреваются распри, а их государству не дозволяют иметь устойчивой власти, способной взять под контроль, а тем более – остановить производство героина…
***
Мы из Афганистана ушли.
К этому времени воспетый в гимне «союз нерушимый республик свободных» был уже на грани развала, а в его столице всё больше нарастала болезненная эйфория политических перемен.
На телевизионных экранах с утра до поздней ночи состязались в словоблудии демократически избранные депутаты. У трибуны Верховного Совета всегда стояла вереница жаждущих слова ораторов, и порой было даже заметно, как они нервничали и приплясывали от нетерпения, словно в очереди по известной нужде.
Самовлюблённые болтуны и циничные аферисты яростно ниспровергали всё, что обыкновенным людям до сих пор казалось, если уж не святым – то хотя бы незыблемым. Честные и разумные голоса безнадёжно тонули в истерическом хоре разномастных обличителей и ниспровергателей.
Старые газеты, которые раньше жили на приличном содержании у коммунистической партии и ходили в строго застёгнутом идеологическом платье, теперь фривольно распускали пуговицы, поддёргивали подолы, подмигивали и кокетничали направо и налево, чтобы не умереть от безденежья.
Только что рождённая, новая, и будто бы независимая, пресса – та сразу одевалась в пёстрые, откровенно блядские наряды, и даже не скрывала, что за деньги готова на всё.
Народ традиционно безмолвствовал…
И вот – свершилось: в пылу перестройки подломили опорные конструкции, и самое большое государство планеты развалилось.
В столице объявился новый Сусанин. Он, пьяный, взобрался на танк, широким – на полгоризонта – взмахом руки указал России дорогу к процветанию и запел что-то неслыханное и невнятное об истинной свободе и настоящей демократии.
Тут же, словно по команде, из окрестных подворотен, толкаясь и кусая передних за спины, к нему выскочили многочисленные мастера подпевки и подтанцовки – азартно завихляли бёдрами туда-сюда, якобы наглядно изображая радостную поступь народа к новой свободной и сытой жизни.
Потом люди, конечно, сообразили, что на самом деле означали эти телодвижения, но было поздно.
К власти нахрапом прорвались политические сутенёры, которые деловито вывели Россию на мировую панель и стали предлагать её попользовать любому, кто положит деньги на их личные зарубежные счета…
***
Жёлтым утром в самом начале осени 1994 года одинокий мужчина лет сорока в сером костюме сидел в кафе на Арбате и листал газету над чашкой с остывающим кофе.
Заведение уже претендовало на элитарность – отсекало простую публику умопомрачительными ценами.
В лице мужчины не было ничего примечательного, во всяком случае, с первого взгляда оно не запоминалось. Зато в его плечах и фигуре, в скупых движениях присутствовало нечто, отчего две девицы, болтавшие за угловым столиком поодаль, неосознанно волновались и постреливали в незнакомца томными взорами.
Пытаясь привлечь внимание, они то и дело поправляли что-то в причёсках, грациозно меняли позы, чтобы выгоднее обозначить свои округлости.
К разочарованию девиц, мужчина даже ни разу не посмотрел в их сторону, а спустя полчаса и вовсе поднялся и, слегка прихрамывая, вышел на улицу.
У древнего Арбата всегда была своя мистика. На углу Староконюшенного переулка на перевёрнутом ящике из-под «Пепси» сидел с гитарой некто сильно бородатый в чёрной широкополой шляпе и пел хриплым голосом для небольшой кучки слушателей. В жестяной банке у ног музыканта тосковала кучка мелочи с парой скомканных бумажных купюр.
Человек из кафе, проходя мимо, успел уловить несколько слов, и ему показалось странным и удивительным, насколько точно легли эти слова на его настроение именно в данный момент:
«Магнитные бури, берег потерян,
Ветер над морем жёлт,
А компас, которому курс доверен,
Не видит пути и лжёт…»
Человек невольно приостановился и даже обернулся, надеясь услышать продолжение песни, но она оборвалась, а её исполнитель высыпал из банки в ладонь свой невеликий гонорар и встал. Кто-то слушателей несколько раз хлопнул в ладоши – концерт завершился.
По всей улице торговали картинами, рябило в глазах от ярких матрёшек и прочего мелкого сувенирного хлама, явно предназначенного для иностранцев.
Пройдя ещё немного в сторону Смоленской площади, мужчина в сером костюме задержался у прилавка, где была выложена военная атрибутика: эмблемы, кокарды, нашивки, значки и прочая блестящая мелочь.
Вертевшийся поблизости блудоглазый тип тут же тронул его за рукав:
– Орденами интересуетесь?
Мужчина вопросительно вскинул брови.
Блудоглазый оглянулся по сторонам и вытащил из сумки прямоугольный футляр из-под очков. Когда он его раскрыл, на чёрной бархатке внутри багрово блеснули два ордена Красной звезды.
На лице мужчины вроде бы ничего и не отразилось, но торговец мгновенно захлопнул свой футляр и шустрой испуганной крысой шмыгнул в толпу.
Человек в сером костюме помрачнел и медленно пошёл дальше. Ему не было нужды покупать ордена, ему просто стало больно и мерзко, словно на этой несусветной барахолке, в которую превратилась в эти дни страна, продавали и его самого, и ещё многих и многих людей, для кого цвет солдатского ордена был цветом реально пролитой крови…
Уже в гостиничном номере из выпуска дневных теленовостей человек узнал, что утром на одном из подмосковных просёлков в изрешечённой автоматными очередями машине обнаружены трупы отставного генерала КГБ и его водителя.
Ещё до того, как прозвучала фамилия генерала, человек понял, почему не состоялась сегодня его встреча в кафе на Арбате.
Всё складывалось очень скверно, до невозможности скверно.
Пока генерал был жив, он один мог подтвердить, что подчинённая ему специальная группа офицеров действовала по приказу и в интересах государства, а иначе человек в сером костюме и его товарищи автоматически превращались в опасных международных преступников…
Часть первая
Глава 1
Игорь Болотников имел боевые ордена, количество которых почти совпадало с числом шрамов на его теле, хотя шрамов было больше.
Но, как орденов Болотникова, так и шрамов его почти никто не видел, исключая тех, конечно, кто награды вручал, а раны лечил…
Ордена хранились в сейфе у начальства. А военная судьба несла Игоря по горячим точкам мировой политики, где непримиримые интересы великих держав проявлялись жестокими схватками между местными царьками и вождями всех мастей в искусно спровоцированных извне кровопролитиях.
Он был офицером военной разведки.
В отличие от «паркетных» разведчиков, которые в дипломатических фраках или в иных благопристойных костюмах нелегалов годами вытаптывают нужную информацию, Игорю и его сослуживцам чаще всего приходилось работать в режиме марш-броска, в кровище и вонище чужих войн и революций, нередко в чужом камуфляже и под чужими знамёнами.
И был случай, когда «паркетные» в одной знойной стране получили приказ немедленно и – любой ценой – живым переправить в Москву военного советника при местном вожде. Раненый советник лежал в госпитале без сознания, на грани жизни и смерти.
В Москве срочно придумали повод, чтобы прислать в эту страну специальный самолёт. Летчики доставили медикаменты и другой гуманитарный груз для пострадавшего от войны населения, а назад в пустом чреве воздушного транспортника увезли примотанного бинтами к носилкам неизвестного военспеца.
Это был майор Игорь Болотников…
***
Радиолокационная станция, спрятанная между барханами дремучей пустыни, была напичкана секретной аппаратурой и занималась перехватом переговоров, которые на специальных частотах вели между собой корабли американского флота, курсирующие в Персидском заливе.
Великие мировые державы держали тогда под ревнивым и неусыпным контролем действия друг друга в главном нефтеносном регионе планеты.
Срок командировки Болотникова истёк, смена прибыла, и он, получив приказ, уже на следующий день готовился покинуть станцию, вернуться в Союз и доставить руководству очень важные сведения, полученные за последнюю неделю.
Настроение у него было прекрасное: впереди ждал отпуск. Он уже предвкушал, как после этого жуткого пекла уедет с палаткой на родную Владимирщину. Это же сказка: забраться в глухомань, купаться в чистой и прохладной лесной речке по имени Суворощь, валяться на зелёной, пряно пахнущей на излёте лета траве, и жарить по вечерам на костре упругие и ароматные белые грибы, насаженные на свежий ивовый прут.
Лес его воскрешал, неведомым образом снимал с души накопившуюся муть и приводил в согласие с самим собой. Игорь даже поймал себя однажды на мысли, что в лесу ему хочется молиться…
Но объект между барханами засекли, и в этот злополучный день пара самолётов, поднявшихся с авианосца в заливе, накрыла его точным ракетным залпом.
Станция, вдобавок, была оснащена системой самоуничтожения: мощная взрывчатка, заложенная под внутренней обшивкой, была рассчитана на то, чтобы при угрозе захвата от секретной аппаратуры не осталось никаких деталей.
Все, кто находился на точке, погибли.
Игорь остался жив лишь потому, что на момент атаки он находился не в самой станции, а метрах в ста от неё – отдыхал в тени большого чёрного камня, торчавшего из земли, словно зуб исполинского пустынного дракона.
Рвануло так, что Болотникова подбросило ударной волной, как на батуте, и, переворачиваясь в воздухе, он успел поймать в правую ногу жгучий кусок металла. Если бы не древний камень, прикрывший его от густого роя осколков, смерть была бы неминуемой.
Нашли его почти через сутки, когда душа майора уже расставалась с телом, и находился он в каком-то сумеречном состоянии, не отличая видений собственного бреда от действительности…
***
Как ему тогда показалось, он вынырнул из удушающего забытья, открыл глаза и обнаружил, что неподалёку сидит на камне старший лейтенант Герасим Батищев – целый и невредимый. Это было никак невозможно: за полчаса до налёта Герасим сменил за аппаратурой самого Игоря и в момент атаки мог находиться только внутри станции, на месте которой теперь зияла большая дымящаяся воронка, окружённая обломками искорёженного адской силой железа.
Игорь хотел окликнуть старшего лейтенанта, но не смог – высохшая гортань не издала ни звука.
Увиденное дальше было и вовсе за гранью любой реальности: рядом с Герасимом, словно из воздуха, возникла стройная девушка с распущенными светлыми волосами, в удивительном старинном синем сарафане до пят, какие Болотников встречал когда-то лишь на картинках к русским сказкам.
Она обняла Батищева, но в её объятиях он стал вдруг прозрачным, превратился в сгусток золотистого, неестественно яркого света, который на мгновение завис на уровне лица девушки и стремительно вознёсся к раскалённому небу пустыни…
Затем в глазах у Болотникова потемнело, и в следующий раз сознание вернулось к нему только на борту транспортного самолёта, который к тому времени плыл уже в небесах над родной землёй…
Глава 2
Выздоравливающий Болотников получил очередной орден, погоны подполковника и месячную путевку в один из военных санаториев Сочи.
Спустя пару недель, когда он чуть было совсем не расслабился от роскошной курортной жизни, в санатории неожиданно появился генерал-лейтенант Растопчин.
Ранее Игорь никогда прямо не встречался с ним по службе, поскольку генерал принадлежал к параллельному ведомству, но узнал его сразу.
Личностью Растопчин был легендарной, и Болотников слышал, что карьеру свою он начинал ещё во фронтовом «Смерше», а после войны довольно долго работал в Болгарии, помогал тамошним «братушкам» в становлении новой службы госбезопасности.
На следующий день после завтрака на открытой веранде санатория Растопчин, облачённый в белый полотняный костюм, подошел к Игорю и предложил прогуляться по парку.
– У меня для тебя новость, Игорь Николаевич, – заявил генерал, как только они оказались вдвоём на длинной тенистой аллее, под старыми синеватыми туями, – ты поступаешь в моё прямое подчинение. С твоим начальством всё согласовано, хотя – если ты сам имеешь какие-то серьёзные возражения, можешь отказаться.
Чтобы не было иллюзий, предупреждаю: дело предстоит весьма грязное, хотя оно ничуть не грязнее тех мерзостей, которые нам регулярно подбрасывают с противной стороны.
– Но! – гость многозначительно поднял указательный перст. – Должен добавить, что выбран ты из многих кандидатов, и мне не хотелось бы сейчас услышать, что я ошибся.
Позволив Болотникову в течение минуты осознать сказанное, Растопчин продолжил:
– Придётся решать серьёзные задачи. Тебе поручается руководство очень важной частью совершенно секретной операции. Совершенно секретной!
– Это для меня ново! – с иронией ответил Игорь, которому не понравилось, как генерал давил на секретность. – Я-то раньше участвовал исключительно в детских утренниках!
– Не ерепенься! У меня нет сомнений в твоём профессионализме, подполковник, потому на тебя и пал выбор! – улыбнулся генерал. – Ты, я вижу, согласен? Тогда переходим к главному…
***
Замысел операции под кодовым названием «Белый караван» самому Растопчину не принадлежал. Он родился, как понял Игорь по некоторым оговоркам генерала, где-то выше, если не в самых верхах.
Согласно революционной марксистско-ленинской теории, даже в восьмидесятых годах минувшего века, западное капиталистическое общество всё ещё гибло и разлагалось. Его разложению следовало всячески способствовать, поскольку считалось, что продукты разложения капитализма удобряют почву для ростков социализма.
Одним из явных признаков загнивания капитализма называлась наркомания. Эту язву западного образа жизни автор идеи «Белого каравана» и положил в основу будущей операции. Схема предполагала закупки героина в Афганистане, транзит его через территорию Советского Союза на Балканы, а уже оттуда – в Европу.
Цель затеи, конечно, заключалась не только в ущербе для буржуазной морали: деньги от реализации наркотиков должны были лечь на секретные зарубежные счета и послужить делу дальнейшего подрыва основ капитализма иными возможными способами.
Практическое руководство «Белым караваном» возложили на генерала Растопчина. Он разработал оперативный план и приступил к самому главному – подбору людей…
***
Человек с невыразительным лицом, игравший весьма значимую роль в партийной иерархии, но мало кому известный за пределами верхних кругов власти, протянул Растопчину маленькую сухую руку:
– Удачи вам, товарищ генерал, – ровным, бесцветным голосом произнёс он. – Ваши отчёты и доклады – исключительно мне! – белесоватые, близко посаженные глаза на неуловимое мгновение перехватили взгляд Растопчина. – Надеюсь, вы, как профессионал, понимаете, что в определённых обстоятельствах, в случае провала и огласки, мы с вами будем вынуждены официально искать виновных, но – вряд ли нам удастся их взять живыми…
***
Сквозь деревья санаторного парка ярко блестело море. Сидя на скамейке под роскошными старыми магнолиями, Растопчин и Болотников обсуждали предстоящую операцию, и было им уже не до моря и не до магнолий.
– Постоянных помощников, посвященных в суть операции, у тебя будет трое, – размеренно рассказывал Растопчин, – двоих дам я, а третьего подберёшь сам, но при моем обязательном одобрении. Это должен быть парень, желательно восточной внешности, которому ты сможешь доверять больше, чем самому себе. Есть такой на примете?
Игорь задумался. Генерал немного помолчал, а затем положил руку Болотникову на плечо:
– Не торопись, отнесись к этому максимально серьёзно. У тебя еще есть время: я нарочно решил не дожидаться окончания твоего отпуска и побеспокоил тебя здесь, в Сочи. Подумай хорошенько обо всём.
Растопчин ещё какое-то время помолчал, словно наслаждаясь окружающим видом, и продолжил:
– Остальной твой контингент, подполковник, будет временным. Мы обязаны поставить дело так, чтобы каждый из временных участников решал конкретную частную задачу, не понимая её настоящего содержания и общей цели…
Болотникову предстояло перенести план, разработанный Растопчиным, «с карты на местность» – организовать закупку и транзит товара через границы и территории.
Все участники основной группы получали псевдонимы, Игорю досталось уважительное восточное «Баши».
***
Сразу после санатория подполковник Болотников отправился в новую командировку – на этот раз в Афганистан, где всё ещё шла война.
На развитие операции потребовалось около полугода. Очень сложной её частью был выход на нужных людей из окружения Ахмад-Шаха Масуда, легендарного вождя северных племён, единственного из высокопоставленных моджахедов, кто установил какие-то отношения с советскими войсками.
Ведя переговоры, Болотников, в буквальном смысле, рисковал остаться без головы – её бы отрезали мгновенно, пойди что-то не так.
В конечном итоге люди Масуда выторговали для себя приемлемую выгоду.
Во всех этих встречах в роли переводчика с Игорем был майор Шерали Курбанов, киргиз по национальности. Военная судьба однажды коротко свела, но крепко сдружила их ещё в Африке.
С одобрения Растопчина майор был включен в основную группу «Белого каравана» под псевдонимом «Толмач».
Шерали был на два года моложе Болотникова, но, как и тот, успел «хлебнуть горячего». Он отличался неколебимым спокойствием, был всегда сосредоточен и молчалив. Эта молчаливость не отталкивала и не возводила никаких барьеров в общении, но каждый, оказываясь рядом с Шерали, невольно принимал его манеру отношений. С Курбановым было легко и просто общаться по делу, но он никак не располагал к пустому трёпу или к излишним откровениям.
Благодаря своей внешности и знанию местных языков, Курбанов ещё до затеи с «Белым караваном» был командирован в Афганистан, где Болотников его и разыскал.
Шерали великолепно владел оружием: стрелял без промаха из любого положения, с обеих рук, всюду и всегда в боевых условиях он носил с собой два «Стечкиных», которые предпочитал любым другим маркам пистолетов.
Однажды переодетая под душманов разведгруппа Курбанова выходила с задания и попала в засаду. Шерали, прикрывая своих ребят, в течение минуты уничтожил до десятка врагов, чем поверг в ужас и заставил бежать уцелевших. Почти каждая пуля его попала в цель.
Разъярённые «духи» вернулись с подкреплением и пытались догнать зловредную группу, но разведчики уже успели выйти к своим.
Вечером, когда группа Курбанова в полном составе собралась за столом, один из бойцов спросил:
– Командир, если не секрет – где ты так стрелять научился?
– Дед научил!
– Он у тебя что – охотником был, белке в глаз попадал?
Шерали печально улыбнулся:
– Нет, он был гончаром, и даже ружья никогда не имел.
Разведчики недоуменно переглянулись, а Шерали вытянул руки над столом:
– Вот так, навесу, ты держишь руки над гончарным кругом с утра до вечера. Глина – очень мягкая и нежная – руки должны двигаться очень плавно и точно, иначе горшок сомнёшь – понял? К такому вот тренажёру дед меня и сажал, когда я вырос чуть выше горшка…
***
В «Белом караване» Шерали занимался отправкой товара, но ему выпала и ещё одна тяжкая роль – заложника. Как только главная договорённость состоялась, люди Масуда оставили его при себе и никуда не отпускали – это входило в условия сделки.
Валютой для оплаты героина чаще всего служило оружие, военное снаряжение и продовольствие, но изредка, бывало, рассчитывались и наличными долларами, аккуратные пачки которых Шерали получал в цинковых коробках под видом патронов.
Груз вывозили вертолётом. По-другому не получалось – люди Масуда гарантировали безопасность только в пределах своего лагеря. Шерали предполагал, что за его пределами они и сами непрочь были напасть на «шурави», чтобы снова завладеть товаром и ещё раз его продать.
Первую партию героина отбили на дороге, всего километрах в пяти от базы – чужие или «свои» – было уже неважно. Тогда и задействовали вертолёт…
Третьим членом группы под прозвищем «Купец» стал болгарин Бранко Зорянович, человек Растопчина, который, судя по всему, довольно давно был у генерала на связи.
Бранко официально работал капитаном на небольшом торговом судне, он получал груз от Болотникова в одном из южнороссийских портов и обеспечивал его продвижение через Балканы на Запад, где эстафету от Купца принимали люди, которых Игорь знать уже был не обязан.
Первое время «Белый караван» успешно пошёл по своей чёрной тропе, но было бы наивным полагать, что резко нарастающий прилив героина не заметят спецслужбы стран, куда он поставлялся. Нешуточно напряглись и прежние поставщики – появление мощного конкурента в их планы явно не входило.
Проблемы множились, и Растопчин при встречах выглядел всё более мрачным. Вместе с тем, Игорю почему-то казалось, что удручают генерала не столько внешние проблемы, которые изначально прогнозировались, а нечто гораздо более серьёзное.
Затем Растопчин и вовсе приказал срочно устроить секретную базу на своей территории, куда легли последние крупные партии товара.
Тайник оборудовали на заброшенном колхозном химскладе. Земля в этом ржавом ангаре на семь локтей в глубину пропиталась удобрениями и прочей сельхозхимией. Склад забросили лет пять назад или больше, но внутри и около по-прежнему так резко воняло, особенно в сырую погоду, что подходить близко ни у кого не возникало желания.
Копая здесь яму для хранилища, Болотников и его напарник брались за лопату поочерёдно – один копал, другой наблюдал за окрестностями, заодно получая возможность отдышаться у края перелеска.
В яме из сборных стальных сегментов они смонтировали камеру, увенчал её люк с хитроумным запором – где Растопчин раздобыл всю эту конструкцию, для Игоря так и осталось загадкой.
Случайно обнаружить тайник было почти невозможно, а на крайний случай Болотников его ещё и заминировал. Две противотанковых мины в любой момент могли смешать с ядовитой землёй и тут же похоронить всё содержимое хранилища вкупе с незваными гостями, и неизвестно – что стало бы при этом с самим ангаром.
Выбор места был увязан с одним решающим обстоятельством: в лесу, в двадцати километрах от старинного села Ильинского, базировался вертолётный полк специального назначения. Сюда периодически и доставляли лётчики какие-то опечатанные ящики. Их принимал Игорь Болотников под видом подполковника медицинской службы.
К прилёту каждой «вертушки» со спецгрузом в расположение полка из Москвы прибывал зелёный «уазик» с красными крестами на бортах. С Игорем всегда был один и тот же напарник, Владимир Костерин, в операции – «Костя», неразговорчивый коренастый парень с погонами старшего прапорщика – большой специалист по рукопашному бою, стрельбе из любого вида оружия и по езде на любом виде транспорта, включая управление вертолётом.
Пока всё шло по плану, «уазик» брал курс на юг, к Азовскому морю, но теперь Игорь вынужден был обосноваться в Ильинском. Он снял за бесценок избу на околице, от которой до полевого химсклада по дороге было пять, а по тропе через перелесок – не больше трёх километров.
Болотников оказался прикованным к своему объекту, как каторжанин к колоде.
***
Сразу после августовского путча 1991 года Растопчин сам появился в Ильинском. За рулём подержанной «Лады» и в стареньком спортивном костюме генерал выглядел заурядным пенсионером-дачником.
Они выехали по просёлку на окраину леса, подальше от посторонних глаз и расположились в тени.
Генерал уселся прямо на траве и передал Болотникову ключи от машины:
– Дарю коня – пригодится!
Было заметно, что настроение у Растопчина далеко не радужное.
– Прости, но на этом подарки заканчиваются, – мрачно усмехнулся он, – должен тебе официально сообщить, что подполковник Игорь Николаевич Болотников погиб при выполнении специального задания, и останки его преданы земле. Подробности пропущу, но дальше жить тебе придётся опять под чужим именем. Мог ты себе представить, что станешь нелегалом у себя дома?
Игорь внимательно посмотрел на генерала:
– До чего же там у вас, в Москве, дошло?
– Ситуация развивается обвально: бесконечная болтовня, враньё и предательство. Обстановка в верхах – хуже некуда, чем всё закончится, я даже гадать не берусь!
Растопчин достал и вручил Игорю пакет с документами на имя Игоря Фёдоровича Лебедева.
В пакете была и трудовая книжка. Болотников, никогда раньше не имевший такой «ксивы», с интересом её открыл: одна единственная запись свидетельствовала, что её обладатель семнадцать лет безвылазно работал учителем физкультуры в деревенской школе, где-то далеко в Сибири.
Прочитав эту запись, Игорь невольно улыбнулся и вопросительно взглянул на генерала.
– Физрук?
– А ты бы хотел – учитель пения и танцев? – проворчал тот. – Я всё это сам тебе подбирал, сынок! Видишь – даже к имени привыкать не придётся!
Кстати, настоящий Лебедев полгода назад у нас в столице под электричку попал, скорее всего – просто по пьяни. Милиция так и не нашла, кому направить сообщение о смерти.
Растопчин извлёк из рюкзака два плотных бруска стодолларовых купюр, передал их Игорю и продолжил:
– Но милиция не нашла, а мы кое-что успели перепроверить. Странноватый был персонаж. Вырос в детдоме, родных не имел, жены и детей тоже не оставил, к кому и зачем в Москву приехал – неизвестно, может, просто захотелось ему вкусить столичной жизни. Так что документами можешь спокойно пользоваться: все следы, которые удалось обнаружить, мы, естественно, зачистили…
Остальную часть встречи занял подробный инструктаж по действиям Болотникова при вероятных вариантах событий, после чего Растопчин встал, показывая, что разговор окончен.
– Живи, товарищ подполковник, пользуйся моментом – отдыхай, жди моих распоряжений! Занимайся пока физическим воспитанием подрастающего поколения – нужный звонок насчёт тебя директор здешней школы уже получила. Ну, и за базой, конечно, приглядывай. Сам понимаешь, тонна героина – огромные деньжищи, и есть один уникальный упырь, который мечтает их получить. Сейчас этот мерзавец сбежал, но – рано или поздно – он о себе напомнит…
– А не лучше ли было укрыть всё в более надёжном месте? – Игорь давно хотел задать генералу этот вопрос. – На охраняемой территории?
Растопчин покачал седой головой:
– Проблема не в высоких заборах, Игорь, и не в крепких запорах: любое место делают надёжным только надёжные люди, а таких – чем больше – тем меньше…
Смысл каламбура Болотников хорошо понял.
– Но главное – я уже не вижу наверху никого, кому теперь можно было бы раскрыть операцию, – генерал помрачнел. – Вряд ли кто меня там поймёт, и мы с тобой, в лучшем случае – окажемся в тюрьме, а в худшем – сам понимаешь: нас закопают, а наркоту продадут. В нынешнем-то бардаке – почему бы и нет?
– Но у вас же была санкция…
Растопчин ответил коротким сухим смехом:
– Ты это о чём, подполковник? Чтобы кто-то добровольно в Лефортово попросился – покаяться ещё в одном преступлении коммунистического режима? – лицо его исказилось брезгливой гримасой. – Нет, сынок, теперь это наш собственный грех, и от нас открестятся, как от чумных…
В столицу генерал возвращался на поезде, Игорь подвёз его до станции, и они попрощались, не выходя из машины.
Провожая Растопчина взглядом, Болотников не предполагал, что видит его в последний раз.
***
Многим тогда показалось, что страна, как телега с горы, покатилась вразнос…
