Loe raamatut: «Чужая сила»

© Борис Батыршин, 2020

Пролог

Земля, Северное море.

…ноября 1917 г.

«…около 1,45 прошли над берегом у Гарвича, где встретили разорванные облака. Многочисленные прожекторы безуспешно пытались нащупать наш корабль. С земли велся слабый обстрел, в воздухе не было никаких самолетов. Из-за одновременной остановки трёх моторов продолжать полет к Лондону стало невозможно, так как корабль начал терять высоту. Сбросили 2000 кг бомб над Гарвичем. Вскоре после атаки остановились все моторы. Корабль в течение 45 минут висел над территорией противника наподобие аэростата и снизился с высоты 5700 м до 3900 м. До 10.00 шли с одним мотором, а после 10.00 – иногда с двумя, а временами и с тремя моторами. Благополучно приземлились в Нордхольце. В 19.20 на обратном пути попали под очень сильный град. Молния ударила в переднюю часть корабля и пробежала поверху, не причинив вреда».

Капитан цеппелина L-32 Людвиг фон Зеггерс перевернул несколько страниц бортового журнала и поёжился. Холодно. В гондолах воздушных кораблей всегда холодно – не помогает громоздкая меховая одежда, пронзительные сквозняки пробирают до костей. Сейчас только сентябрь, но ветра над Северным морем ледяные. В пилотской гондоле слишком тесно, негде размяться, разогнать заледеневшую в жилах кровь. Обжигающий кофе из термосов, конечно, помогает, но не будешь же накачиваться им все долгие часы полета?

Фон Зеггерс вздохнул. А что остаётся? Убаюкивающее курлыканье «Майбахов», леденящий холод, тусклые нити накаливания в лампочках…

Так и тянет в сон.

Капитан открыл журнал на последней странице:

«…21 октября 1917 года… В 0.23. стартовали из Нордхольца. До точки рандеву 21/5 шли 14 часов, всё в норме. В районе поиска попали в низкую облачность, снизились до 1200 метров. Контакт с британской эскадрой установлен в 15.17, потом потерян снова. В течение 3 часов контакт устанавливался 6 раз. 2 раза были обстреляны кораблями охранения, попаданий нет. В 18.21 снова попали в низкую облачность и потеряли контакт. Поднялись на 3400 метров. Началось обледенение обшивки, пришлось спуститься до 1500 м…»

Фон Зеггерс закрыл журнал и поставил его на полку, рядом с портретом кайзера Вильгельма 2-го. Какая запись появятся в журнале после этого вылета? В прошлый раз они вернулись благополучно, бог хранил храбрецов. А сейчас?

Штурман, Франц Зелински, оторвался от прокладочного столика:

– Герр капитан! Прошли контрольную отметку. Семнадцать минут до встречи с эскадрой.

– Отлично, Франц. Моторы? – фон Зеггерс взглянул на старшего механика.

– Пока идём на трёх, герр капитан, но готовы дать полный ход. У кормового левого стук в опорном подшипнике, лучше его без надобности не перегружать.

– Хорошо, спасибо. – кивнул фон Зеггерс… сорокатрёхлетний ветеран воздухоплавания Ганс Фельтке начинал на заводе графа Цеппелина. Его суждениям капитан доверял, как катехизису.

– Присмотрите за кормовым левым, скоро придётся выжимать из движков всё, на что они способны. Что погода, Курт?

Радист поднял голову от ключа:

– Низкая облачность в районе базы. Ветер норд-норд-вест, три балла, порывистый.

– Ясно. Франц, тщательно фиксируйте расход горючего. На обратном пути придётся идти против сильного ветра.

– Я только что замерил уровень в баках. – отрапортовал Фельтке.

Он не доверял приборам и не ленился лишний раз открутить пробку и запустить в горловину железный прут. – Если дело так и дальше пойдет, то на подходах к Нордхольцу придётся добирать с донышка.

Капитан недоверчиво покосился на стармеха. Фельтке – записной скопидом, и как всякий баварец, наверняка позаботился о запасе на чёрный день.

– Если мы зависнем без топлива, я тебе лично голову оторву. А если дотянем – с меня бутылка лучшего французского пойла. Иди английского, на твой выбор.

Фельтке возмущенно мотнул головой и полез вверх. Наверняка у старого лиса в заначке десяток-другой галлонов – и теперь он прикидывает, что потребовать с капитана.

– Дитрих, давление в третьем баллоне?

– В норме, герр капитан! – отрапортовал такелажмейстер, лейтенант Дитрих Штраузе. – Второй слегка травит, давление за последние два часа снизилось на полпроцента.

– Ничего, Дитрих, это не страшно, – капитан ободряюще улыбнулся юноше. – Второй у нас всегда травил, в прошлый раз вообще до нуля упало.

Новичок (это его первый боевой вылет) чрезвычайно гордится тем, что сумел войти в элиту. Воздухоплаватели кайзера – соль земли, лучшие из лучших.

– Итак, господа, четверть часа до встречи с эскадрой. Ухо держим в остро, а то старик Джелли в последнее время здорово нервничает. Ганс, как только установим визуальный контакт, сразу начинайте передачу. Лимонники будут глушить, а у них рации намного мощнее.

Через двенадцать минут наблюдатель подал долгожданный сигнал. Фон Зеггерс поднял бинокль – из-за горизонта выглядывали «шашлыки», высокие, унизанные боевыми и наблюдательными площадками, мачты британских линкоров. Капитан подобрался – где-то здесь, рядом с утюгами короля Георга, должны быть и эсминцы охранения.

Часть первая
Пассажиры «Династии»

Глава I

Теллус. Пассажирский лайнер «Династия» палуба II-го класса

Койка равномерно покачивалась. Негромкое гудение ходовых перепонок навевали сладкий утренний сон, сквозь который назойливо прорывалось верещание боцманских дудок. «Все наверх!» – шестой пост ходовой вахты, возле опорного шарнира третьей пары ходовых перепонок правого борта. Алекс вскинулся, привычно нащупывая веревочные петли над гамаком, чтобы, подтянувшись, выбросить тело наружу. Но вместо шершавого торса, пальцы скользнули по полированной латуни поручня, и сразу прояснилось – нет никакого гамака, а опорный шарнир третьей пары ходовой перепонки остался на учебном фрегате Кадетского Воздухоплавательного Корпуса «Аметист». Хотя, на лайнере есть свой третий шарнир, который тоже снится кому-то из команды…

Как устойчивы корпусные привычки! Всего-то полгода назад гардемарин Алекс Веденски поднялся на первый в своей жизни боевой – ну ладно, учебный, но ведь когда-то и он был боевым! – корабль, для прохождения полётной практики. И вот – будто он уже много лет просыпается по боцманской дудке и, не успев продрать глаза, соображает, куда бежать: по такелажной тревоге, пожарной, боевой…

Вибрация ходовых перепонок отчётливо ощущается в каюте. Вон они, за иллюминатором: двухэтажная полупрозрачная этажерка невидимо глазу дрожит, прогоняя сжатый воздух между полотнищами, что, как известно, и создаёт тягу. К сожалению, перепонки заодно и перекрывают вид из иллюминатора, так что полюбоваться панорамой Туманной Гавани не получится. Ничего, можно выйти на прогулочную галерею – тем более, что иные пассажирки юны возрастом и до чрезвычайности миловидны…

Утреннее солнце заливает каюту, игриво расцвечивая зеленый бархат и темное дерево – компания «Западные Пассажирские Воздушные Линии» не экономит на интерьерах. Отпуск! Целая неделя свободы!

Алекс помотал головой, стряхивая дремоту, и сел на койке. Скоро восемь утра – давненько ему не случалось просыпаться так поздно! Виноват, конечно, вчерашний загул в столичном «Золотом облаке», устроенный товарищами по Корпусу по поводу окончания первого в их флотской карьере «всамделишного» похода.

– Доброе утро, гардемарин! Как спалось?

Сосед по каюте уже успел завершить свой утренний туалет. Он на несколько лет старше Алекса – сидит на койке, слегка откинувшись, что не скрывает немаленького роста. Сутулился – обычное дело для вчерашних студиозусов. Лацканы сюртука украшены золотыми «песочными часами» Имперского Технологического Училища, в просторечии – «технологички».

– Спасибо, герр… мессир. Давненько не случалось так хорошо выспаться. Мы ведь скоро пребываем, верно? Уже был колокол к завтраку?

Магистр извлек из жилетного кармана серебряные часы, щёлкнул крышкой. Механизм отозвался мелодичной фразой на инрийском. «Конечно, – вспомнил Алекс, – в «технологичке» это последний писк…

– Семь сорок шесть. Прибытие через час пятнадцать, завтрак подадут через десять минут. Кстати, здешняя кухня выше всяких похвал.

Алекс мысленно скривился от конфуза – он совершенно не помнил имени учтивого магистра. Вчера, после посадки на лайнер, они обменялись парой любезностей… смутно припоминается, что попутчик упоминал, что назначен после выпуска из «технологички» в коммерческие доки Туманной Гавани. Или у гражданских не бывает назначений? И всё же – как он представился? Лемберг? Шомберг? Пауль Фемберг, кажется? Фу, как неудобно, никак не вспомнить! Ещё сочтёт невежей…

Но незнакомец сам пришел на помощь терпящему бедствие попутчику:

– Кажется, вчера я забыл представиться. Пауль Орест Фламберг, магистр, аспирант Имперского Технологического. Меня семь лет учили строить такие вот. – он похлопал рукой по койке, – летающие игрушки. Вот, прошу.

С этими словами попутчик протянул гардемарину визитную карточку, отпечатанную на дорогом тисненом пергаменте. Кромка карточки неровная, будто обгорела – магистры обожают такие штучки.

«…верно, Пауль, хоть это вспомнил. И фамилия похожа!..»

– Гардемарин Его величества кайзера Воздухоплавательного Корпуса Алексис Веденски, мессир! – на одном дыхании выпалил юноша и с трудом удержался, чтобы не вскочить и не щёлкнуть каблуками.

Верно говорил корпусной обер-наставник, лейтенант Шнайдер: «не знаешь, что делать – действуй по уставу». Хорош бы он был, навытяжку, в кальсонах и босиком…

– Рад знакомству, герр гардемарин. Приятно встретить… в определенном смысле коллегу. Вы ведь выпускаетесь по классу воздушных кораблей? – и кивнул на висящий мундир.

На рукаве кителя нашивка: сигара дирижабля на фоне имперского орла. И четыре витых шеврона – по числу курсов.

– Верно, мессир Фламберг. Только мне предстоит на них летать, а вы строите. А до выпуска мне ещё один курс. Вы, кажется, упоминали, что собираетесь работать на верфях «Западных линий»?

– Разве? Видимо, это по растерянности, герр гардемарин. Меня ждёт место в службе наземного надзора. Они вводят новую процедуру контроля состояния мета-газа, а это как раз тема моего диплома.

И магистр принялся подробно описывать свои будущие обязанности.

Алекс незаметно перевёл дух. Кажется, попутчик не уловил заминки. Или уловил? Магистр говорил учтиво и совершенно серьёзно, но в уголках глаз притаилось нечто такое…

Как и большинство людей, обделённых соответствующими способностями, кадет относился к магистрам с опасливым недоверием. Но – способности способностями, а попутчик остаётся лицом сугубо гражданским. И честь мундира требует в любой обстановке, вести себя со шпаками элегантно, непринуждённо, с лёгким оттенком высокомерия – как и подобает блестящему офицеру-воздухоплавателю.

Так-то оно так, только демонстрировать непринуждённость и высокомерие и уж тем более элегантность, в одном белье, пусть и самом лучшем, батистовом, затруднительно.

Извинившись перед соседом, Алекс наскоро оделся – тот деликатно отвернулся, изобразив, что крайне заинтересован видом из иллюминатора – и потянулся к рычажку звонка. Следовало вызвать стюарда и потребовать бриться. Не то что это было совсем уж необходимо – усы и щетина у гардемарина Веденски возмутительно не желали расти, – но бритье входило в обязательный утренний ритуал офицера-воздухоплавателя, и тут уж приходилось выкручиваться.

Расстегивая дорожный несессер (сафьяновая кожа, серебряные уголки, двенадцать марок в лучшей столичной галантерейной лавке!) юноша мельком бросил взгляд в иллюминатор. Не пристало будущему воздушному волку, таращиться на проплывающий внизу пейзаж, подобно простаку, впервые вступившим на палубу воздушного корабля. А посмотреть тянуло – по правому борту «Династии» раскинулась во всем великолепии Туманная Гавань, второй по величине город Империи, база её гордости и опоры, Второго Воздушного флота. Сколько раз Алекс в мечтах видел себя на мостике флагманского корабля, ведущим эскадру над этим чудесным городом! Перепонка вот только мешает…

Хорошо различимая с высоты, Туманная Гавань имела замысловатую планировку, мало напоминающую остальные города Империи. Старый Город раскинулся на узкой полоске сравнительно ровной земли между гаванью, Новым Городом и невысокой горной грядой; между Старым и Новым городом змеились зигзаги Овражных трущоб. Цепочка холмов надёжно прикрывала столицу Побережья от облачных дождевых масс со стороны восточных лесов. Удобная роза ветров, просторная, ровная площадка – что ещё нужно для крупнейшего в Империи воздушного порта?

Новый Город уже был хорошо виден: «Династия» заканчивал разворот, и теперь внизу раскинулись строгие геометрическиправильные линии бульваров и улиц. Сама планировка казалось, давала понять, о том, что город предназначен для людей строгих, математически точных профессий: инженеров, воздухоплавателей и техников, обслуживающих воздушные суда на земле. Обитали здесь и имперские чиновники, и крупные коммерсанты, а так же многочисленная университетская профессура.

От полётного поля воздушного порта жилые кварталы отделяла полоса промышленных предприятий – мастерских по сборке флапперов, химических и механических заводов. На самом краю Оврагов, нависали над убогими улочками серебристые газгольдеры мета-газовых заводов. За ними виднелись пакгаузы коммерческого порта, а восточнее, верстах в трёх, поблёскивали гофрированной жестью ангары, катапульты и причальные мачты порта военного.

Раньше из Нового Города в Старый можно было попасть только по дорогам, петляющим через трущобные кварталы; но теперь через Овраги перекинута длинная решётчатая эстакада. По ней, кроме дампфвагенов и конных экипажей, забегали локомотивы айнбана – один из них как раз весело попыхивал трубой, волоча по единственному рельсу пять весело раскрашенных вагончиков.

Прилегающие к Новому городу возвышенности превратились теперь в Холмы. Там селятся сливки городского общества, его краса и гордость – офицеры морского и воздушного флота. Здесь живут те, кто желает наслаждаться свежим бризом, изысканным обществом, верховыми прогулками и великолепными видами на океан и раскинувшиеся к востоку равнины.

– Вы уже просмотрели утренние новости?

Пока Алекс предавался размышлениям, попутчик устроился на своём диванчике и теперь шуршал утренней газетой. Её печатали здесь же, на борту – одно из удобств, предоставляемых «Западными линиями» своим пассажирам.

– Пишут – на верфях Туманной Гавани неспокойно.

– Трудовики мутят фабричных? Не понимаю, куда смотрят власти! Зимой вот тоже случились беспорядки на чугунке. Казалось бы – довольно полуэскадрона драгун, чтобы пресечь этот декаданс. Так нет же – две недели спорили, уговаривали, пока в городе не пропали с прилавков мука и масло!

Политика не относилась к числу тем, поощряемых в Воздухоплавательном Корпусе. Тем не менее, известия, о забастовках и митингах, которые устраивала Партия Труда, доносились и до будущих воздухоплавателей. Что уж говорить о «технологичке», слывшей рассадником самого радикального либерализма!

Впрочем, не похоже, чтобы вчерашний студент, а ныне сотрудник Службы наземного контроля воздушных сообщений Дмитрий Фламберг, относился к сторонникам либеральной политики. Во всяком случае, он отложил газету и принялся внимательно слушать Алекса, слегка улыбаясь, когда гардемарин горячился.

– …вот я и говорю – эскадрон императорских драгун разогнал бы всю эту шваль ножнами палашей! Что за мода, в самом деле – бунтовать, когда страна на пороге войны!

– Но ведь тут пишут, что в беспорядках замешаны не только фабричные, но и студенты Университета – заметил магистр. – А это, согласитесь, совсем другой коленкор. С образованными людьми надо обращаться культурно и почтительно, даже если власти и не разделяют их убеждений. Вы не находите?

Алекс пожал плечами. Университетские вообще странный народ – с их преклонением перед инри, стремлением применять Третью Силу во всех без исключения, областях жизни. Спору нет, без неё сейчас никуда, но… должны же быть какие-то границы! Одно дело – работать на благо Империи, и совсем другое – сутки напролёт просиживать с пульсирующей нашлёпкой на голове и пялиться в образы, возникающие в псевдо-живой плёнке. Говорят, те, кто по-настоящему глубоко погрузился в ТриЭс, видит там не просто расплывающиеся цветные кляксы, а отчётливые картинки, как на плёнках штабных тактических планшетов. Только вот что это за картинки… Алекс особо не рвался проверять. Хотя – понимал, что рано или поздно придётся переступить этот порог: сейчас во Флоте без ТриЭс никуда.

– Ходят слухи, что беспорядки и начались в Имперском Университете. Вот в Туманную Гавань дотянулись… Власти давно грозились перетрясти университетские кампусы, да так и не решились. А, по-моему – зря!

Магистр пожал плечами. На лице его обозначилась скептическая усмешка. Алекс насторожился. Имперский воздухоплавательный корпус известен консерватизмом не только в политике, но в отношении к повсеместному использованию ТриЭс. Что, само по себе, довольно странно – ведь только благодаря ей летают дирижабли и аппараты тяжелее воздуха, «флапперы». Студенты не устают напоминать об этом будущим воздухоплавателям, что неизменно приводит к ссорам и дракам в питейных заведениях. А порой и к дуэлям; за год их случается не менее десятка, причём в пользу кадетов заканчивается не более половины поединков. У студиозусов искусство фехтования в большом почёте…

Алекс полностью разделял убеждения однокашников. Третье Взаимодействие, Третья Сила, в просторечии ТриЭс – это не игрушка для юных дарований, балующихся либеральными идейками. Хочешь приносить пользу Империи – трудись, а нет – извините!

А тут ещё болтуны в Рейхстаге обсуждают закон о свободном доступе к ТриЭс для обывателей! Вздор и форменное вредительство! Алекс так и заявил, закончив изучать колонку политических новостей.

Собеседник поморщился. Ну конечно, студенты и выпускники «технологички» без инрийских штучек шагу ступить не могут. Основной рабочий инструмент – вон, и у этого на лбу наполовину скрытая волосами лиловая полоска, след от контактного слизня.

Алекса невольно передёрнуло. Чтобы вот так, добровольно, пришлёпнуть себе на голову эту липкую гадость?

В дверь деликатно постучали, и гардемарин запнулся на полуслове. На пороге возник стюард.

Доброжелательная улыбка, (никакой лакейской угодливости, персонал «Западных линий» – это вам не прислуга из заштатной пивной!) наготове нагретые полотенца и серебряный тазик, полный белоснежной пены, благоухающей хвоей.

Приводя себя в порядок в крошечной кабинке уборной, Алекс ещё раз повторил про себя: «Малая Сиреневая улица, дом 34». По этому адресу снимал квартиру его брат, обер-лейтенант цур зее, служивший на парусно-паровом клипере «Принцесс». Узнав о выпавшем Алексу отпуске, он пригласил его погостить несколько дней. Благо, и повод имелся – «Принцесс» скоро должна была отправиться в экспедицию на север, для изучения покрытых льдом приполярных областей. Так что братьям предстояла разлука минимум, на год.

Алексу ранее не приходилось бывать в Туманной Гавани, он знал город только по рассказам. И сейчас, соскабливая со щек существующую только в его воображении щетину, Алекс прикидывал, как половчее добраться до Малой Сиреневой. Надо будет взять извозчика… то есть лучше, конечно, дампфваген, но тут имелось затруднение. Финансы его находились в угрожающем состоянии, так что придётся, как это ни грустно, обойтись извозчиком. Братец, конечно, и без напоминания подкинет монет, он всегда так делает – перед отъездом младшего брата в Корпус. Просить же денег сразу по приезде, Алексу ужасно не хотелось. Оставшиеся в кармане семнадцать марок предстояло растянуть на два дня, а кэб от причального поля «Западных Линий» стоит пятнадцать пфеннигов, дампфваген же – не меньше марки.

Звук, издаваемый ходовые перепонками изменился. Шмелиное гудение на бакборте стало гуще, а жужжание вибрирующих перепонок штирборта сменилось мягким «ффурх – ффурх» – огромные полотнища перестали вибрировать и перешли в маховый режим. Алекс, выглянув в иллюминатор, увидел, как растопыренные перепонки принялись одновременно загребать воздух, подобно ластам гигантской морской черепахи. Ему доводилось видеть таких в детстве, когда с матерью и сёстрами отдыхал на Плавучих островах. Тогда с Конфедерацией инри был мир – и боже, как прекрасны были вечера, под величественными звёздными россыпями Южного Океана…

Время от времени суставы перепонок выбрасывали белые струйки, сразу расплывавшиеся прозрачными облачками. В размеренное шуршание врывался тонкий свист – механики продували истощённые псевдомышцы перепонок горячим паром, подстегивали новыми порциями питательного раствора. Пар подаётся по коленчатым медным магистралям, из кормовой гондолы – за ней тянется по воздуху быстро тающий шлейф угольного дыма. Алекс представил, как в машинном отделении, полуголые, обливающиеся потом кочегары кидают в топки горючие брикеты, поддерживая давление в котлах. «Западные линии» заботились о комфорте – дымовые трубы отогнуты влево-вниз, чтобы не тревожить пассажиров первого класса угольной сажей. Но всё равно, запах неистребим, в точности, как на железнодорожном вокзале.

Пар, псевдомускулы и мета-газ – основа мощи современной цивилизации, её опора. А вот инри предпочитают технике свои полуживые устройства. Воздухоплавание в огромной степени основано на их достижениях. Инри вообще наловчились в работе с Третьей Силой – хотя, имперские магистры постепенно догоняют инрийских чародеев…

Инри и пороха не признают, их оружие действует на иных принципах. Метатели живой ртути, огнестудень, «грозовые трубы»… оружие грозное, но всё же, уступающее старому доброму огнестрелу!

«Династия» описала над городом широкую дугу со снижением. «Ага, – подумал Алекс, вовремя вспомнивший, что он, собственно, без пяти минут воздухоплаватель, – сбрасываем высоту за счёт тяги. Штирбортные перепонки, работая на «самой малой» не дают громадине воздушного корабля опасно накрениться. Стравливать мета-газ в атмосферу накладно, да и лишний раз накачивать его гальваническими разрядами не стоит – субстанция, наполняющая баллоны, от этого быстрее «вырождается». На коммерческих, особенно пассажирских, кораблях избегают маневрировать плавучестью, и, в отличие от военных, используют для неспешной смены высоты ходовые перепонки. Но «Династия» снижается, пожалуй, слишком круто для лайнера…»

– Что-то случилось, господин гардемарин? – раздался из-за двери уборной голос попутчика. – По-моему, звук изменился. Да и крен, не находите?…

Алекс нахмурился. Вот и пойми, всерьёз спрашивает попутчик, или же утончённо издевается, предлагая желторотому спутнику пуститься в глубокомысленные рассуждения, чтобы, когда тот разойдётся, поставить сопляка на место вежливо-ядовитым замечанием? Магистры, особенно технологи, славились подобными выходками – кто поверит, что человек, заканчивающий Воздухоплавательное Училище, не разбирается в основах воздушного маневрирования? Уловил ведь он крохотное изменение нагрузки на ступни, ясный признак крена? Обычная наземная крыса этого не заметит, пока кружки со столиков не попадают.

Стакан с помазком медленно пополз к краю полки. В каюте что-то шумно повалилось – похоже, попутчик всё-таки не удержался на ногах. «Ага, – злорадно подумал Алекс, – будешь знать, как умничать!». И тут же сообразил, что беседа состоялась исключительно в его воспалённом воображении. Гардемарин выскочил из туалетной комнаты, спешно вытирая полотенцем остатки пены: Фламберг нелепо повис, ухватившись за обшитую бархатом петлю из каната, закреплённую на стене, возле входной двери. «Династия» резко валилась на борт, но гардемарин устоял, и, не медля, кинулся к висящему над койкой кителю. Странно: большие пассажирские корабли обычно избегают таких резких манёвров, да ещё и над большим городом…

Гадать пришлось недолго. По палубам прокатился гул колоколов громкого боя – тревога, тревога, тревога! Алекс, не попадая на бегу в рукава, выскочил из каюты и кинулся к панорамному окну на прогулочной палубе. Открывшееся зрелище более всего напоминало записи военной хроники: на фоне ярко-голубого неба, прямо в борт беззащитной махине лайнера четко, как на учениях, заходил клин ударных инсектов.