Loe raamatut: «Осетия и осетины в системе управления Кавказом императора Николая I»
Предисловие
Прошлое Осетии периода правления императора Николая I редко становилось предметом отдельного исторического исследования. О причинах подобной избирательности можно лишь строить предположения. Отсутствие подробного комментария к данному отрезку времени не в последнюю очередь обусловлено сложностью задачи, стоящей перед историком. Вся вторая треть XIX в. на Кавказе – это период постоянной войны, вражды, фатальных ошибок, громких управленческих провалов и неудач. История Осетии здесь отнюдь не является исключением.
С самого начала упомянутого отрезка времени правительство императора Николая делает ставку на покорение горцев Северного Кавказа силой оружия, и Осетия становится не иначе как первым объектом претворения в жизнь этого амбицизного плана. После успешного завершения двух военных кампаний в Закавказье император Николай направляет войска в Северную и Южную Осетии. В конце же царствования Николая I после продолжительной войны, неоднократной смены политического курса, краха ряда проводимых на Квказе административных реформ Осетия, по наблюдениям участника кавказских дел А. Л. Зиссермана, оказывается в удручающем состоянии.
Подобная оценка была немыслима в период царствования императора Александра II. Несмотря на появление гласности в российском обществе, период правления Николая I – отца нового императора, не мог рассматриваться критически. Начиная с 1862 года наместником Кавказа являлся Великий князь Михаил Николаевич – младший сын Николая I. В такой ситуации штабные историки, составлявшие в Тифлисе сборник материалов о Кавказской войне, не имели полной свободы в интерпретации описывемых событий. Взгляд таких авторов как В. А. Потто и А. П. Берже, состоявших на службе при штабе Кавказской армии, представляет собой не иначе как официальную точку зрения Управления кавказского наместника.
Так, например, такое явление как массовый исход осетин и других кавказцев в пределы Османской империи в конце указанного периода не удостоилось отдельной главы в монографиях штабных историков. Неудобной для них являлась и тема принадлежности определенной части осетин к мусульманскому вероисповеданию[1]. Это не вязалось с доктриной помощи единоверному народу, которым считались осетины со времен их первых контактов с правительством Российской империи. В конце XVIII- начале XIX в., по свидетельству Я. Рейнеггса, христиане в Осетии составляли наиболее малочисленную конфессиональную группу по сравнению с «язычниками» и мусульманами, что подтверждает и наличие большого количества арабизмов в осетинском языке, особенно в религиозной лексике. Свидетельства таких авторов, как Я. Рейнеггс, С. М. Броневский и А. М. Шёгрен говорят о том, что проникновение ислама в североосетинские общества было достаточно глубоким, и период правления Николая I – это последний отрезок в истории Осетии, когда источники сигнализируют о значительном влиянии ислама. Численность осетин-мусульман в этот период не уменьшалась, а увеличивалась. Переломить данную тенденцию и воцерковить большое количество осетин удалось лишь позднее администрации императора Александра II, в том числе, и благодаря физическому исходу осетин-мусульман в пределы Османской империи.
При всей противоречивости проводимой наместниками императора Николая I политики его время – это, тем не менее, уникальный момент в истории Осетии. В перечне краев и областей Российской империи появляется первое мононациональное территориально-административное образование с осетинским населением. Примечательно, что это образование, получившее название "Осетинский округ", было основано не на северной, а на южной стороне кавказских гор. Основа для последующего создания аналогичного мононационального образования уже на севере Кавказа была заложена также в царствование Николая I. Николаевское время – это также период сосуществования на Северном Кавказе российских законов и древних народных обычаев. Положение 1827 г. властью российского императора узаконивало действие на присоединенных к империи территориях адатов горцев наравне с российским правом. Кавказская администрация приступила к кодификации адатов, составляя сборники обычного права в каждом кавказском округе. Так, в 1844 г. по поручению начальника центра Кавказской линии генерал-майора князя Голицина был составлен сборник адатов дигорцев, а под руководством владикавказского коменданта полковника Нестерова – сборник обычного права осетин Владикавказского округа.
Ввиду сложившейся в Российской империи авторитарной системы управления, судьбоносные решения, касающиеся Осетии, принимались узким кругом лиц, приближенных к российскому императору. Это были управляющие прежними и новыми кавказскими территориями И. Ф. Паскевич, Г. В. Розен, Е. А. Головин, А. И. Нейдгардт, М. С. Воронцов, военный министр А. И. Чернышев, сенатор П. В. Ган и, разумеется, сам российский император. Поэтому важной особенностью периода является волюнтаристский характер управления Кавказом – под большинством Положений, касающихся административного устройства края в целом и Осетии, в частности, стоит резолюция императора Николая I.
Такие решения, как отправка в осетинские горы экспедиций Абхазова и Ренненкампфа, приказ о наборе осетин в экспедицию в горную Ингушетию, возбуждение следствия по поводу разгрома Южной Осетии войсками грузина Андронникова являлись либо личной инициативой российского монарха, либо прошли процедуру согласования. Более того, император Николай I за время своего правления лично побывал в Осетии в 1837 г., где принял делегацию осетинских депутатов, а после этого в 1845 г. в Санкт-Петербурге лично пожаловал делегатам из Осетии почетное знамя «за действия против непокорных».
Хронологические рамки данного периода охватывают время, начиная с воцарения императора Николая I и заканчивая моментом вступления на престол его сына императора Александра II, соответственно, период с 19 ноября (1 декабря) 1825 по 18 февраля (2 марта) 1855. На Кавказе этот период начинается с отставки А. П. Ермолова и назначения новым главнокомандующим И. Ф. Паскевича и заканчивается отставкой М. С. Воронцова и назначением Н. Н. Муравьева.
В последние годы источниковая база периода дополнилась такими важными свидетельствами эпохи как воспоминания и документы видных деятелей Российской империи А. Х. Бенкендорфа, Е. Ф. Канкрина, стали доступными оригиналы и переводы трудов о Кавказе немецких ученых и путешественников К. Коха и А. ф. Гакстгаузена. Ценные свидетельства оказались в открытом доступе на русском, немецком и французском[2] языках (частично в переводе). Эти свидетельства, не нашедшие отражения прежде в работах, посвященных периоду XIX в., позволяют увидеть события эпохи в новом свете, значительно дополнить сложившееся представление об истории Осетии данного периода. Особенно важным для понимания причин исхода осетин в Турцию является последний его отрезок – время наместничества на Кавказе Светлейшего князя Михаила Семеновича Воронцова. Об этом периоде нам рассказывают мемуары участников кавказских дел полковника Арнольда Львовича Зиссермана и осетина – генерала русской армии Мусы Алхастовича Кундухова, возглавившего впоследствии мухаджирское движение. Оба названных автора дают диаметрально противоположную оценку описываемым событиям, что позволяет нам увидеть картину Осетии интересующего нас периода во всей объективности.
Анализ имеющихся в распоряжении историка источников заставляет сделать вывод о том, что назначение Воронцова крайне невыгодно сказалось на положении осетин. В отличие от молодого Ермолова, служившего на Кавказе во времена Екатерины II, когда осетины искренне приветствовали появление российских войск, молодой Воронцов впервые попал на Кавказ в короткий период обострения отношений с осетинами. Это обострение было вызвано, в первую очередь, вероломной политикой нового главнокомандующего П. Д. Цицианова. Архивные документы и свидетельства непосредственных участников кавказских дел говорят о том, что, став наместником, Воронцов сохранил враждебное или, по крайней мере, недружественное отношение к осетинам. В ситуации, когда наместник получил беспрецедентные полномочия, подобное обстоятельство имело для Осетии более чем серьезные последствия. Именно в это «воронцовское» десятилетие и созревают ключевые предпосылки для последующего массового исхода части осетин в пределы Османской империи.
Осетия в канун воцарения Николая I
К моменту восшествия на престол императора Николая I краем достаточно продолжительное время управлял генерал А. П. Ермолов. «Десятилетний период с 1816 по 1826 г., – пишет историк Романовский, – был для Закавказья первым мирным временем после вековых волнений».[3] Мятежи и восстания, имевшие место после присоединения Картли-Кахетинского царства, были давно подавлены, а с Персией, ранее являвшейся главным источником беспокойства, действовал Гюлистанский мирный договор, подписанный в 1813 г.
Основные принципы российской политики на Кавказе после окончания русско-персидской войны 1804—1813 гг. и до воцарения Николая I можно увидеть в напутственном письме Александра I к своему кавказскому наместнику. Российский император писал: «Вся цель сношений моих в Азии состоит только в том, чтобы сохранился мир и водворилось спокойствие между народами сопредельными в том крае с российскими владениями, ибо под сенью мира и общего спокойствия я надеюсь утвердить благосостояние и распространение просвещения в землях, лежащих за Кавказом, а также довершить постепенное покорение народов, на нем обитающих».[4]
В последнем Ермолов, судя по всему, видел свою основную задачу, поэтому, что касается Северного Кавказа, то здесь период правления Ермолова мирным назвать нельзя. По инициативе главнокомандующего российские войска с 1818 г. начали активное покорение Чечни, перенеся оборонительную линию с Терека на Сунжу и заложив крепость Грозную. Солдаты Ермолова стали силой вытеснять чеченцев с равнинной части в горы за Сунжу. Непокоренным на деле оставался и Дагестан, большинство обществ которого формально приняли присягу верности Российской империи. Несмотря на закрепление в Гюлистанском договоре за Российской империей территорий Дагестана, степень лояльности дагестанских горцев российским властям была низкой. "С 1816 по 1827 г., – пишет Романовский, – т.е. во весь десятилетний период управления Кавказом генерала Ермолова главным театром военных действий служили Дагестан и Кавказская линия". Под конец периода наместничества Ермолова (осенью 1825 г.) антироссийское восстание вспыхивает в Кабарде.
На фоне жестоких мер, предпринимаемых Ермоловым по отношению к чечнцам, дагестанцам и кабардинцам его политика по отношению к осетинам выглядит мягкой и гуманной. Положение осетин выгодно отличалось от положения жителей Чечни и Дагестана, а отношение к ним Ермолова, как следует из текста его прокламаций, было лучше, чем, к примеру, к жителям Кабарды. Получая рапорты о волнениях в осетинских обществах, Ермолов воздерживался от наказания осетин. К народам, подлежащим, по выражению Александра I, покорению, осетины не относились. Как северные, так и южные осетины к этому моменту являлись подданными российского императора. На севере Кавказа находились Тагурское, Алагирское, Куртатинское и Дигорское осетинские общества. На юге – Кударское, Туальское, к которому условно причислялось Наро-Мамиссонское общество, Чсанское, а также осетины, проживающие вдоль Военно-Грузинской дороги от Дарьяльского ущелья и вплоть до города Душета (территория бывшего Арагвского эриставства).
Все перечисленные осетинские общества, согласно подаваемым рапортам, были постепенно приведены к присяге российскому императору. Первыми присягу верности царю Александру принимают в 1802 г. осетины южного склона Кавказского хребта (туальцы, чсанцы и кударцы).[5] В 1809 г. старшины Алагирского общества приходят во Владикавказскую крепость с очередными изъявлениями покорности от имени 3 000 домов. В этом же году жители Куртатинского осетинского общества приносят присягу на верность России и обязуются пресекать попытки любых других народов совершать нападения на представителей российской власти.[6] В 1815 г. алагирцы и мизурцы повторно подтверждают данные ранее обещания верности.[7]
Лояльными российской администрации являлись и осетины-дигорцы, подтвердившие данную еще в прошлом веке присягу в том же 1815 г. генералу Ртищеву. Желание вступить в «вечное подданство Российской империи» было высказано старшинами от имени всего народа.[8] Помимо этого в 1826 г. видные представители Дигорского общества (Абисаловы, Кубатиевы), подтвердив сделанный однажды народом выбор, дали присягу верности командующему войсками на Кавказской линии и начальнику Кавказской области генерал-лейтенанту Георгию Арсеньевичу Эмануэлю.[9] Лояльными российской администрации и, в частности, А. П. Ермолову были и осетины Наро-Мамисонского общества, о чем свидетельствует письменное обращение к ним наместника с обещаниями оказать защиту и покровительство.[10]
Уездным центром для северных осетин-иронцев (тагаурцев, алагирцев и куртатинцев) была крепость Владикавказ. “(…) Одна лишь власть коменданта, – пишет в своих воспоминаниях служивший на Кавказе декабрист Гангеблов, – чинит здесь суд и расправу".[11] Возле крепости находились два осетинских поселения. Тот же Гангеблов пишет об этом следующее: «С Юга и с Севера к Владикавказу прилегают два мирные аула. К последнему из них ведет мост через Терек (…) «[12]Аул с севера – это, очевидно, Тулатово, возникшее в 1825 г. на левом берегу Терека напротив крепости.[13] Аул с южной стороны – это поселение Фетхуз-Редант, основанное старшиной Тау-Султаном Дударовым с разрешения коменданта Дельпоццо. Для северных осетин-дигорцев, административно относившихся к Кабарде, уездным центром являлась построенная в 1818 г. крепость Нальчик, где находилось областное и уездное начальство.
Осетины юга Кавказа при Ермолове оказались в худшем правовом положении, чем осетины севера. Земли южных осетин при Ермолове входили в округа Грузинской губернии: Горийский, Душетский и Ананурский.[14] Больше всего осетин проживало в Горийском уезде, и для них административное управление было сосредоточено в руках коменданта г. Гори. Несмотря на то, что посетивший Кавказ академик Клапрот в своем труде писал, что Горийский уезд простирается до истоков Большой и Малой Лиахвы,[15] значительная часть южных осетин была к моменту воцарения императора Николая незвисимой и неподконтрольной чиновникам российской администрации.[16] В первую очередь речь идет о жителях уездов Ксанский и Гвердис дзири считавшихся крепостными грузинских князей Эристовых и Мачабели.
Тяжба осетин с представителями двух родов грузинских тавадов имела свою предысторию. Дело в том, что царь Ираклий II в свое время отозвал права на управление названными уездами у князей Сидамоновых (Эристави) и Мачабели и назначил вместо них наместниками своих сыновей. С присоединением Грузии конфликт Картли-Кахетинского царя и помещиков перешел в правовое поле Российской империи. Попытка грузинских феодалов, пользуясь моментом, вернуть себе контроль над этими землями закончилась убийством князя Мачабели. В 1802 г. в горы Южной Осетии была направлена военная экспедиция подполковника Симоновича, посетившая долины Малой и Большой Лиахвы, Паци и Ксани. Осетины, не оказав сопротивления российским войскам, согласились принять присягу на верность императору Александру I. Историк Бутков сообщает о двух третях южных осетин, предавшихся под контроль властям, в то время как одна треть, населяющая труднопроходимые местности, осталась независимыми.[17] В отчете о приведении жителей к присяге, в частности, говорилось: «Осетины весьма преданы России и желают быть управляемы не грузинскими, а российскими чиновниками».[18] Однако, это пожелание было в дальнейшем проигнорировано.
С назначением главнокомандующим П.Д. Цицианова права на эти земли в 1803 г.[19] после решения Верховного грузинского правительства и резолюции Александра I были возвращены грузинским помещикам. Однако попытка вновь передать управление над землями, заселенными осетинами, князьям Эристовым и Мачабели[20] не увенчалась успехом. Склонить осетин к повиновению грузинским князьям так и не удалось вплоть до назначения Ермолова – об этом свидетельствует рапорт на его имя, из которого мы узнаем, что южные осетины так и не стали платить назначенным грузинским чиновникам налоги и отправлять в пользу прежних помещиков повинности.[21] В результате жители, отказавшиеся признавать права и притязания грузинских тавадов,[22] были объявлены мятежниками, а для их усмирения Ермолов в 1821 г., судя по всему, санкционировал карательную экспедицию во главе с горийским окружным начальником майором Титовым, разорившую 21 село.[23] При этом Ермолов отрицательно отнесся к инициативе наделить грузинских помещиков правом задерживать крестьян и взыскивать с них причитающееся.[24] Такого усиления статуса помещиков Ермолов не хотел, и конфликт так и остался неразрешенным.
Западная часть Южной Осетии (Кударское общество) в свое время находилась в административном подчинении Имеретии и относилась к ее Рачинскому уезду. Эта область должна была, таким образом, войти в сферу влияния Российской империи еще по Кучук-Кайнарджийскому договору. Во время экспедиции подполковника Симоновича в 1802 г. жители Кударского общества наравне с остальными южными осетинами также приняли присягу на верность Александру I. Признание этого присоединения Ираном, равно как и признание присоединения к Российской империи других территорий Южного Кавказа, состоялось в 1813 г. во время подписания Гюлистанского мирного договора.[25]
И на юге, и на севере Осетии формально присутствовала российская судебная власть. Согласно именному указу императора Александра I от 24 июля 1822 г. «О переименовании Кавказской Губернии Областью (…)» залинейным народам, к которым относились также и осетины, предоставлялось «в делах тяжебных разбираться на основании прежних их обычаев, и где удобно, под наблюдением особенно определяемых для сего чиновников; в уголовных же преступлениях подвергать военному суду».[26] Суд, ведавший делами тагаурцев, куртатинцев и алагирцев находился изначально в крепости Моздок, со временем был перенесен в крепость Владикавказ. Юридическое установление ведало делами осетин и ингушей. В 1822 г. Ермоловым был учрежден Временный кабардинский суд в Нальчике, который разбирал дела всего кабардинского народа. Этому суду были подведомственны и осетины-дигорцы. На юге Кавказа существовали учрежденные в начале века суды в селениях Джава и Ванати. Следующим по значимости юридическим установлением, ведавшим делами южных осетин, был суд начальника Горийского уезда в г. Гори.
После обсуждения с комендантом Владикавказской крепости И. П. Дельпоццо Ермолов делает выбор в пользу учреждения «волостного правления» на землях осетин.[27] Отдельные осетинские общества должны были выбирать из своей среды наиболее уважаемых старшин. Избранные старшины правомочны были решать споры, назначать ответственных, распределять повинности и т. д[28]. В осетинских обществах, находящихся в ведении владикавказского коменданта, Ермоловым была введена и система повинностей. Она предусматривала доставку дров на военные посты, при необходимости осуществление почтовой связи, а также содержание дорог в исправном состоянии[29] – осетинские крестьяне привлекались к строительству мостов и дорог, расчистке снега при заносах. Тагаурским старшинам при этом было дано право взимать пошлину с каждого купца, проходившего по Военно-Грузинской дороге по 10 р. серебром, а с поселянина по 35 копеек.[30]
В период наместничества Ермолова происходит и активное вовлечение осетин в ряды российской армии.[31] Главнокомандующий даже обращается в Дворянское депутатское собрание за разъяснением о возможности причисления отдельных горских родов к дворянскому званию.[32] Подготовить этот вопрос Ермолов также поручил Дельпоццо. Вначале, по мнению Ермолова, следовало создать «ополчение для внутренней стражи дабы испытать их способность». После этого такое ополчение, как думал Ермолов, могло быть использовано для охраны Кавказской линии.[33] Во исполнение этого решения, в частности, в 1824 г. в крепости Моздок создается Горский казачий полк из осетин и кабардинцев.[34]
Отдельной главой периода управления Ермолова является переселение осетин с гор на плоскость. При этом, данная мера отнюдь не являлась его личной инициативой, а лишь продолжала утвержденную однажды Александром I и проверенную временем стратегию. Заселение осетинами Северокавказской равнины, где после опустошительной эпидемии чумы фактически исчезло население Малой Кабарды, было в интересах российской администрации и создавало дополнительную материальную базу для нужд армии. Планировалось, что живущие в горах осетины «будут беспрестанно выходить на равнину, поселяться там и умножать селения», что будет способствовать умножению земледелия и скотоводства. В результате «продукты сии будут иметь понижение в ценах», что «облегчит снабжение армии провиантом».[35]
«Местное начальство, – пишет по этому поводу К. Красницкий, – желая вызвать из горных трущоб туземцев, хотя и принявших уже покорность, но еще малонадежных тогда, предлагало благонадежным туземцам, пользовавшимся вместе с тем и доверием народа, занять на избранном пункте место под аул и приглашать селиться в нем желающих. Основателю аула предоставлялись права аульного старшины с ответственностью за всякий могущий случиться беспорядок. Границы аульных земель с точностью не определялись; земли было вдоволь и каждый пользовался таким количеством ее какое ему было нужно».[36]
Так, на правом берегу Терека еще в период наместничества Цицианова и при его посредничестве Махаматом и Джанхотом Дударовыми в обмен на переуступку горного поселения Ларс по Военно-Грузинской дороге с позволения Александра I было основано осетинское поселение Джанхотов Ларс, лежащее между Тереком и Камбилеевкой. Вскоре другими Дударовыми недалеко от первого поселения были основаны новые аулы Тасултаново и Иналово (Хумалаг).[37] Если первые переселенцы в долину из осетин являлись преимущественно представителями Тагаурского общества, которые устраивали свои села на правом берегу вдоль Военно-Грузинской дороги, то при Ермолове участок дороги переносится на левый берег. Это вызывает активное переселение туда осетин разных горных обществ. В 1820 г. Ермолов писал новому владикавказскому коменданту полковнику Скворцову: «Намерен я приступить к устроению некоторых укреплений и вы, известя о сем выселяющихся осетин, сообщите, что это делаю я для сохранения их и что они обязаны за сие оказывать правительству усердие и верность».[38] Скворцовым составляется специальный план расселения осетин, который Ермолов в итоге утверждает.
Новые поселения стали образовываться вблизи появившихся на левом берегу Терека укреплений: Верхне-джулатовского, Ардонского, Архонского, Дур-дурского и Владикавказского. В промежутке Черные горы – Архонское укрепление за 7 лет было основано 12 аулов.[39] Четыре аула – Есенова, Кардиусар, Балтинский и Тулатово. Жители Алагирского общества с позволения Ермолова активно заселяют плоскостное поселение Салугардан (Алагир. – Б.Б. ). В 1825 г. генерал Эмануэль дает разрешение служившему под его началом Петру Гайтову основать поселение также вблизи Ардонского укрепления. Администрация Ермолова, таким образом, фактически создавала осетинские поселения по Тереку по образцу казачьих хуторов, а жителей обращало в казаков, несших военную службу.
Ермолов ранее уже служил на Кавказе, являясь участником екатерининского персидского похода. В тот период осетины были союзниками Российской империи, а указание императрицы Екатерины недвусмысленно предписывало обходиться с ними как с ее подданными.[40] В своей административной политике, как это видно из многочисленных распоряжений, Ермолов исходил из того, что Северная Осетия – район, который давно находится в подданстве российского монарха. Все мероприятия Ермолова, такие как расселение осетин на равнину, привлечение осетин к воинской службе, говорят о его планах их скорейшей интеграции и приобщения к общероссийским военным и административным порядкам.[41]
О численности осетин северного склона Кавказа мы можем судить по сохранившемуся плану, разработанному Генеральным штабом Военного министерства в 1826 г. на основе топографического описания местности[42]. Согласно данному документу, численность боеспособных осетин северного склона Кавказского хребта была следующей: в Тагаурском обществе, по данным генштаба, жители могли выставить 800 воинов, в Куртатинском – 600, в Алагирском около 1 000, в Дигорском 1 600.[43] Если применить статистический принцип один двор – один воин, то Северная Осетия совокупно насчитывала примерно 4 000 дворов.[44]
Сведения о численности южных осетин в этот же период достаточно фрагментарны. В созданном к 1835 г. «Обозрении российских владений за Кавказом» говорится, что «камерального» описания численности осетин не было.[45] При этом А. Г. Яновский в составленном для сборника описании Осетии называет общее число осетин равное 26 000 чел. Важно в этой связи подчеркнуть, что цифра Яновского – это численность южных и части центральных осетин. Само описание составлялось автором для сборника сведений о народах Закавказья (!) и статистика Яновского относится, соответственно, к народу, населяющему Южную Осетию, к которой автор условно причислил Нарское и Мамиссонское общества.
Согласно данным отчета об экспедиции подполковника Симоновича, в начале века только на южном склоне Кавказских гор насчитывалось порядка 35 тысяч осетин.[46] Это соответствует приводимому Бларамбергом и Кохом в интересующий нас период значению численности жителей Южной Осетии с учетом прилегающего Наро-Мамиссонского общества – порядка 40 000 чел.[47] Таким образом, общее число всех осетин вместе взятых, исходя из занимаемой ими территории, должно было по логике превышать эту цифру примерно вдвое.
О народонаселении всей Осетии в интересующий нас период нам также позволяет косвенно судить число осетин, обращенных в христианскую веру, приводимое Осетинской духовной комиссией в рапорте Ермолову. Если верить письму митрополита Феофилакта в 1820 г. в осетинских округах проживало около 33 тыс. обращенных в христианство подданных осетин.[48] В подробно составленной ведомости, при этом, нет Дигории. Помимо этого, в ней также отсутствуют округа и урочища самого влиятельного и многочисленного осетинского общества – Тагаурского. Это объясняется тем, что осетины-дигорцы и тагаурцы в основной своей массе были мусульманами, и подсчетом их численности Осетинская духовная комиссия соответственно не занималась.
Границы территорий, заселенных осетинами на юге проходили с востока по области, именуемой Мтиулетией, вплоть до города Душети, с запада простирались до Сурама и Рачинского уезда Имеретии. Северными окраинами осетинских земель на момент воцарения императора Николая I были санкционированное Ермоловым осетинское поселение у Ардонского поста и аулы Дударовых на правом берегу Терека.[49] Помимо этого на севере также существовали анклавы осетин-переселенцев в районе Моздока, численность которых в 1820-е гг. Д. Лавров оценивает в 1 200 человек.
