Loe raamatut: «Первый советник короля»

Font:

Пролог

Пот заливал лицо Степки Олсуфьева, и не только потому, что в покоях было душно… Больше всего жалел новик, что не может сделаться невидимым.

В носу отчаянно щекотало, новехонькие сапоги жали немилосердно, рубаха прилипла к взмокшей спине, насквозь пропитавшись влагой. Хоть выкручивай… Ох, тяжка ты, служба царская! И не моргнуть, с ноги на ногу не переступить, а уж про то, чтобы почесать ноздрю, – сохрани боже, и подумать-то страшно! Перед Государем всея Руси-то…

– Понял, что от тебя требуется? – спросил Алексей Михайлович, уставившись прямо в глаза новику. И хотя вовсе не суровым был тот взгляд, у бедного Степки сердце замерло, а потом забухало с удвоенной силой и частотой.

– П-понял, в-великий г-государь… – еле заставил себя ответить.

– Будешь усерден и проворен – награжу по заслугам. А окажешься нерадивым или, упаси господи, изменишь… – царь выдержал зловещую паузу, и у новика перед глазами чуть все не поплыло. – Суровой кары тогда не миновать! Помни это.

– Верен он, государь, исполнителен и умен, хоть и млад годами! – вступился глава Посольского приказа, видимо от естественной жалости, глядя на душевные Степкины муки. – Я сам видел, с каким тщанием он в бумагах рылся, следы подлеца Андрюшки выискивая!

– Все так и есть! – поддержал Львова дьяк Астафьев.

– Вот это хорошо! – кивнул царь. – А предупредить все же нелишне. Ведь слабы люди, искусу подвержены… – Он со вздохом перекрестился, обернувшись к иконе. Вид у самодержца был такой, будто мысли его витали где-то совсем в другом месте и что-то тревожило не на шутку.

Часть первая

Глава 1

Дул холодный октябрьский ветер, неся ворох пожелтевших листьев вперемешку с пылью и мелким сором. Подступающая зима все более властно напоминала о себе.

А здесь, в натопленной мыльне царского дворца, стояла такая жара и духота, будто в далеких заморских странах, населенных чернокожими язычниками… Все давно взмокли. Пот прошибал не только от духоты, но и от страха: больно уж велика ответственность! Мокрой была и роженица, корчившаяся в муках. Только она уже ничего не боялась, поглощенная одной-единственной мыслью: поскорее бы все закончилось!

– А-а-аа!!! – дикий животный крик снова сорвался с искусанных, распухших губ Марии Ильиничны, когда очередной приступ боли опоясал низ живота.

– Терпи, терпи, матушка государыня… – захлопотала повивальная бабка. – Ты ножками-то упирайся да стисни полотенце покрепче – полегчает. И дыши глубже, глубже!

– А-а-а, сил больше нет… Умру я, умру! Господи-и-иии… Прими душу мою-у-у…

– Да что ты такое говоришь, окстись! – вскинулась перепуганная бабка, творя крестное знамение. Ее помощницы тоже закрестились. – И не думай! Все мы рожали, да не по одному разу, и живы, хвала Создателю! Уже скоро… Совсем скоро! Терпи, дыши глубже. А вот теперь – тужься, государыня! Ну же, постарайся! Давай-давай, матушка! Головка уже показалась…

– Не могу-ууу… А-а-а! Больно-о-о!..

– Да ради Христа, тужься же! Прикрикнуть на тебя, что ли?! – бабка испуганно осеклась, побледнев. Хоть лишних ушей вроде нет, а все же… – Прошу, матушка-царица! Наберись сил – да на счет «три»… Раз, два, три! Тужься!

Молодая «матушка», годящаяся повивалке если не во внучки, то в дочери – наверняка, всхлипывая и тонко подвывая, послушно собрала последние силы, напряглась…

– А-а-а!!!

Ее крик, задребезжав, внезапно оборвался, сменившись протяжным стоном… Мария Ильинична бессильно откинула голову, всхлипнула. По распухшему побагровевшему лицу потекли слезы.

К бабке торопливо подскочили помощницы, захлопотали вокруг комочка, покрытого кровавой слизью.

– Ну, вот и все! А ты так боялась… С сыном тебя, государыня! Мальчик родился! Лежи, лежи спокойно, не двигайся. Сейчас все сделаем, что надо… С первенцем, с наследником престола Всея Руси! А уж как государь обрадуется… Счастье-то какое!

* * *

Государь обрадовался очень сильно и непритворно.

Над Москвою плыл колокольный звон, причудливо мешаясь с грохотом пушечной пальбы. На площади выкатили бочки хлебного вина и хмельного меда, поставили длинные столы, заваленные всяческой снедью, угощая всех желающих. Такое же угощение раздали колодникам1 и нищим, дабы молились за здравие наследника престола русского.

– Токмо не упивайтесь-то, меру знайте, по одному разу подходите… – твердили виночерпии, приставленные к бочкам, проворно орудуя ковшами. Лишь для порядку говорили эти слова, ибо так было велено. И сами понимали: тщетно! Чтобы по такой радости да не напиться? Тем более что сам государь-батюшка от щедрот своих угощает.

Выпившие тут же снова становились в очередь к вожделенной бочке, а в ответ на укоры – мол, получил уже свою порцию! – делали круглые честные глаза. А кто-то и крестным знамением себя осенял, божась, что напраслину возводят али с кем-то путают…

На радостях Алексей Михайлович задумался даже, не простить ли воров, осужденных за Соляной бунт, но потом решил, что незачем подавать дурной пример подлому люду. И без того от веревки избавили, жизни сохранили! Распорядился лишь вернуть из Сибири и развезти по монастырям, где надлежало им по-прежнему выполнять самые тяжкие работы.

Младенца, как подобает, окрестили и нарекли Дмитрием – в честь святого великомученика Димитрия Солунского, казненного по приказу императора Диоклетиана. Так, во всяком случае, объявили народу и с Красного крыльца, и с Лобного места. Нашлись люди (особенно из тех, кто хорошо успел «угоститься»), твердившие, что в честь святого благоверного князя Димитрия Донского. На них косились, но не трогали. А вот дурачка, вякнувшего, что не к добру, мол, называть царского первенца именем убиенного в Угличе царевича, как бы худого не вышло, – тут же схватили, заломили руки и прямиком доставили в Разбойный приказ на свидание с государевым катом Мартынкой Сусловым.

И то верно: ежели каждый начнет болтать что хочет, чем дело закончится?! Память о бунте, начатом после подстрекательских слов подлеца Андрюшки Русакова, была еще слишком свежа…

Кстати, государевы люди перетрясли всех дворян, носивших эту фамилию, допытываясь, из какой же семьи вышел вор и заводчик. Допрашивали, просматривали церковные книги, где были записи о крещении… Нашли лишь двух Андреев, но один из них давно постригся в монахи и стал иноком Панкратием, а другой, как оказалось, отдал богу душу еще в детском возрасте.

На всякий случай усердно сравнили облик Панкратия со словесным описанием заводчика. Никакого сходства не обнаружили, за исключением того, что оба были мужеского полу. Да и настоятель монастыря божился, крестясь, что сей инок давно не покидал святой обители, а уж в Москву с того момента, как принял постриг, и вовсе ни разу не ездил. То же самое подтвердила и прочая братия.


Выходило, что подлец Андрюшка еще коварнее, чем думали: назвался чужим именем!

– Ах, мерзавец! – покачал головой Алексей Михайлович, когда ему доложили о результатах розыска. – Ну, пусть только попадется! А что слышно про ляха этого, Беджиховского, о коем мы гетману-самозванцу писали? Он ведь может многое о воре рассказать! Ответа еще не было?

– Пришло письмо, государь! – поклонился дьяк Астафьев. – Мне его список тотчас из Посольского приказа доставили… Хмельницкий сердечно благодарит твою царскую милость за ласковые слова да похвалу и все так же уповает на помощь и защиту. А что до ляха – пообещал прислать его в Москву тотчас же, как только в крае установится спокойствие и на дорогах будет безопасно.

– Что же, он не мог его до наших рубежей с сильною охраною довезти? – недоверчиво поднял брови молодой самодержец. – Чует сердце, не так все просто! Наверняка обиделся, что мы от прямой помощи пока воздержались. Как думаешь, Петр Афанасьич?

– Может, и обиделся, государь! Да только стерпит, деваться-то ему некуда. Не в подданство же к турецкому султану проситься! – Астафьев позволил себе рассмеяться – разумеется, сдержанно, как и подобало в присутствии помазанника Божьего.

Царь, не сдержавшись, тоже прыснул со смеху, деликатно прикрыв рот ладонью.

Глава 2

– Ведь дождутся, что попрошусь под протекцию повелителя Блистательной Порты! – сурово сдвинув брови, проворчал Хмельницкий.

У генерального писаря чуть не выпало перо из руки. Выговский растерянно захлопал округлившимися глазами, гадая: то ли гетман шутит, то ли ему просто померещилось… А главное, как ему отреагировать?!

– Э-э-э… – протянул он, лихорадочно перебирая в голове разные варианты. Но на ум, как назло, приходила какая-то совсем уж невообразимая нелепица. Неужели пан гетман решил перейти в магометанство?! Это же страшно даже подумать, как поведет себя войско и народ! Такое начнется, что прошедшая смута покажется детской шалостью!

– Да не надо пучить глаза, Иване! – досадливо махнул рукой Богдан. – Прямо как у рака сделались… То лишь на самый крайний случай, если помощи ни от русского государя, ни от шведского короля не дождусь.

– Под протекцию к нечестивым туркам! – чуть не простонал побледневший Выговский.

– Иной раз бывает так, что и под протекцию самого сатаны пойдешь… – вздохнул Хмельницкий и тут же поспешно перекрестился, шепча: «Свят, свят!». – Ежели к стене припрут, а выхода нету, то нужен хоть какой-то покровитель и защитник. Султан хоть и магометанин, а человек разумный, выгоду свою блюдет. Да и кто откажется заполучить такой лакомый кусок, как наша земля? Пусть и не в полновластное пользование, а с оговорками.

Генеральный писарь со стоном стиснул виски. Перо все-таки выскользнуло из пальцев, упало на лист, украсив его россыпью мелких клякс, но Выговский даже не заметил этого.

– Пане гетмане… Но как же… Все войско на дыбы встанет! А что сделает поспольство2 – боязно даже подумать! И что будет с верой нашей… Господи помилуй!

Хмельницкий улыбнулся.

– Не бойся, я уже много раз о сем думал и все просчитал. Султан будет править нами лишь для вида. Вытребую, чтобы православие никакого урона не понесло – раз. Чтобы на всех важных постах были только мои люди – два. Чтобы налоги и подати стали меньше, чем при старых порядках, – три. Чтобы я имел право отправлять послов к иноземным государям и вести с ними переписку – четыре…

– Неужто твоя гетманская милость верит, что султан согласится на такие условия? – не выдержав, перебил Выговский.

– Не согласится – не видать ему вилайета3 Украйны как своих ушей, – отрезал Хмельницкий. – Ты вот что, Иване… Приди-ка в себя, а то вид – краше в гроб кладут! Еще раз говорю: то лишь на самый крайний случай. Бог даст, до такого не дойдет… И никому ни полслова! Повторяю: никому! Даже Тимошу.

Генеральный писарь усердно закивал, осенил себя крестным знамением.

– Покуда ступай отдохни! – распорядился гетман. – Вижу, слишком сильно потрясли тебя слова мои. Вон, даже лист испортил, а с тобой такого сроду не случалось! – Хмельницкий беззлобно рассмеялся. – Кстати, Вовчур прибыл, как я распорядился?

– Прибыл, пане гетмане! – подтвердил Выговский, ошарашенно глядя на запачканную бумагу. На его лице огромными буквами было написано: «Как же меня угораздило?!» – Ждет вызова твоей милости!

– Так пришли его сюда, а сам приляг почивать или прогуляйся, как хочешь.

Лысенко появился сразу же, как только Выговский открыл дверь и сделал приглашающий знак рукою. «Подслушивал, что ли?!» – мелькнула шальная мысль у гетмана, но Хмельницкий быстро прогнал ее.

«Совсем нервным стал, мерещится всякая чертовщина… Уж вернее Вовчура еще поискать! Да, жесток, порою буен, но верный, как собака!»

– Ясновельможному гетману! – уважительно поклонился полковник. (После назидательной кары, когда Лысенко три дня просидел прикованным к пушке на виду у всего воинства, гетман внял-таки мольбам казаков, велел освободить его и снова назначил командиром полка, строго предупредив, чтобы впредь на поводу у людей покойного Кривоноса не шел и соблюдал дисциплину).

– Входи, входи, Вовчуре! Рад видеть тебя! – дождавшись, пока за генеральным писарем плотно закроется дверь, Богдан указал на скамью у стены: садись, мол. И сам присел к столу, собираясь с мыслями. Предстоял непростой разговор.

– Ты звал меня – я пришел, батьку! Чтобы услышать волю твою.

– То не воля… – поморщился Хмельницкий. Ему было неловко, и от этого гетман испытывал раздражение. Прославленный герой, повелитель над десятками тысяч бесстрашных воинов, а смущается, как глупый мальчишка! – Скорее просьба.

Брови Вовчура на какое-то мгновение изумленно взметнулись. Но полковник быстро овладел собой, приняв прежний бесстрастный вид.

– Просьба пана гетмана все равно что приказ. Говори, батьку, а я уж постараюсь исполнить!

– Тебе ведомо, как жестоко оскорбил меня негодяй Чаплинский, – осторожно начал Богдан, подбирая слова. – Хутор мой, доставшийся от покойного родителя, разорил, сына засек канчуками4

– То всему войску и православному люду ведомо, пане гетмане! – нахмурившись, воскликнул Лысенко. – Велишь разыскать этого песьего сына и на твой суд привезти? Аль на месте шкуру с него содрать?

– Нет! То есть да… Тьфу, с мысли сбил! Ты дослушай сперва, не перебивай.

– Прости, батьку. Более не встряну.

– Ну, словом… – Хмельницкий смущенно понизил голос, будто опасался, что кто-то может подслушать их беседу. – Речь идет о женщине. О той пани Елене, с которой я жил… Она была дорога мне. Очень дорога! – Переведя дух, гетман продолжил: – Чаплинский, этот выродок и злодей, силой увез ее, хоть она рыдала, умоляла оставить ее в покое. Затем, тоже силой и угрозами, принудил выйти за него замуж. Она сама все мне поведала в листе, присланном с верной жинкой, которая ей прислуживала еще в Субботове. Умоляет спасти ее, вызволить из заточения… – Хмельницкий с нарастающим смущением и злостью вдруг почувствовал, как жарко начали гореть щеки и уши. – Ты понимаешь, Вовчуре? Я должен ее спасти! Я люблю Елену, люблю всем сердцем, хоть мы и не венчаны…

«Тьфу, черт! Да что же такое? От стыда сгораю, как юный щенок! Господи, смилуйся, избавь от позора перед своим же казаком!»

– Понимаю, батьку! – кивнул Лысенко. – Что ж, так самим Богом заведено! Если бы мужчины не любили жинок, род людской давно бы пресекся. В том ничего стыдного нет. А что не венчаны – так любой человек грешен. Бог милостив, простит!

– Спасибо, что понимаешь. Так вот, прошу тебя: разыщи ее, вызволи и привези ко мне! Ты казак храбрый, но и осторожный, терпеливый, такое дело как раз для тебя. Возьмешь с собой столько людей, сколько сам сочтешь нужным. Выбери самых умелых, чтобы не подвели. Да возьми с собой Дануську – ту жинку, которая мне ее лист принесла. Она покажет дорогу… то есть надеюсь, что сможет показать! – уточнил гетман. – Хоть Дануська с перепугу многое забыла, а все ж лучше такой проводник, чем никакого. Надеюсь на тебя, Вовчуре! Обещаю, что большую награду дам, коли поручение мое выполнишь. А что до Чаплинского, змея этого… – в глазах Богдана полыхнуло свирепое пламя. – Сможешь ко мне доставить – отлично! Не сможешь – прикончи, да так, чтобы помучился как следует! На кол посади, или кожу спусти полосами, или на костре спали, как сам захочешь! Этот грех я на себя возьму, – Хмельницкий усмехнулся. – Надеюсь, Бог простит. Он же и вправду милостив!

* * *

Генеральный писарь отодвинулся от двери, направился к выходу, стараясь ступать как можно тише. Едва слышный скрип рассохшейся половицы заставил его нервно вздрогнуть и бесшумно выругаться.

«Решил-таки разыскать эту змею… Что же, следовало ожидать: он ведь упрям, как вол! Тьфу ты, я столько красивых жинок старался с ним свести, лишь бы забыл ее… Крепко его эта гадюка околдовала! Значит, придется действовать, как было задумано. Не велел Тимошу про турок говорить? И не скажу. А вот про женский пол – запрета не было… Гетманенок-то в самом возрасте, когда дивчины снятся, – клюнет, как голодная щука на живца. Непременно клюнет! Снова начну ему про дочку господаря рассказывать, какая она красавица, чтобы распалился, будто железо в горне у коваля. А тут вдруг – на тебе! Отцова полюбовница явится! Молодая. Красивая… Такой соблазн! Много отдал бы, чтобы узнать: сох он по ней в Субботове или нет? Может, потому и не принимал, дичился, что втайне любил, да боялся отцовского гнева?»

1.Арестанты (устар.).
2.Люди среднего достатка в городах и селах Речи Посполитой, букв. «простолюдины».
3.Административно-территориальная единица в Османской империи.
4.Нагайки (польск.).

Tasuta katkend on lõppenud.

€3,22
Vanusepiirang:
18+
Ilmumiskuupäev Litres'is:
27 veebruar 2024
Kirjutamise kuupäev:
2023
Objętość:
318 lk 14 illustratsiooni
ISBN:
978-5-222-42036-2
Õiguste omanik:
Феникс
Allalaadimise formaat:
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 3,3, põhineb 3 hinnangul
Tekst
Keskmine hinnang 3,7, põhineb 39 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 3,3, põhineb 6 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 4,5, põhineb 26 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 4,8, põhineb 5 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 3,3, põhineb 6 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 4,8, põhineb 295 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 4,6, põhineb 18 hinnangul
Audio
Keskmine hinnang 0, põhineb 0 hinnangul
Audio
Keskmine hinnang 0, põhineb 0 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 3,4, põhineb 5 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 5, põhineb 1 hinnangul
Tekst
Keskmine hinnang 3,7, põhineb 39 hinnangul
Tekst
Keskmine hinnang 3,6, põhineb 52 hinnangul