Loe raamatut: «Гений зла Гитлер»

К читателям

В этой книге талантливо и ярко рассказывается о человеке, который посвятил свою жизнь достижению страшной цели. Речь идет о стремлении к мировому господству арийской расы, о планомерном и безжалостном уничтожении ради этого миллионов людей и целых народов, которые были объявлены неполноценными. О чудовищном способе достижения этой цели свидетельствуют сегодня сохранившиеся бараки и печи лагерей смерти, построенных нацистами по всей Европе. В этих печах сожжены миллионы людей, сожжены лишь потому, что они не относились к арийской расе или не разделяли фашистскую идеологию.

Там, в Европе, в тех печах горели заживо и мои соотечественники, советские военнопленные и мирные жители, беспомощные женщины, дети и старики. Но их убивали и здесь, на родной земле. Их расстреливали, вешали, закапывали живьем в братские могилы, заживо жгли в церквах… В моем родном селе Выбор Новоржевского района Ленинградской области (ныне это Псковская область) более двух десятков моих товарищей, мальчиков и девочек, были расстреляны за помощь партизанам – их отцам и братьям, которые ушли в окружающие село леса, чтобы сражаться с захватчиками. И рука фашиста не дрогнула, когда он стрелял в детей. Так проводились в жизнь идеи этого человека и его железная воля. Такой страшной была его власть над немецким народом, который вот уже более семидесяти лет пытается смыть с себя коричневый позор.

Теперь о самом содержании книги.

В кратком предисловии автор излагает свою точку зрения на Вторую мировую войну и показывает роль в ее подготовке своего героя – гения зла XX века (как он его называет), и добавить тут нечего. Но это вещи, очевидные для ветеранов.

Зато молодому поколению, которое знакомится с жизнью человечества в XX веке, веке двух мировых войн, развязанных Германией, в которых столько жертв выпало на долю России, необходимо знать эту кровавую историю во всех подробностях – чтобы понимать, какую цену приходится платить за любые человеконенавистнические идеи.

Прочтите эту книгу, и вы поймете, что такое зло во всем его неприукрашенном виде. Вы поймете, какую цену приходится платить народам за захватнические войны – и агрессору и тем, кто защищает от агрессора свою родную землю.

Герой Советского Союза, генерал-майор С. М. Крамаренко

Краткое авторское предисловие

Вторая мировая война была величайшим событием ХХ века. Она унесла десятки миллионов жизней, смела одни государства и вознесла другие, превратила в руины Европу – короче говоря, буквально перевернула мир.

Ее последствия чувствуются и сейчас, почти 70 лет после того, как буря отбушевала.

Если брать книги, написанные мной для издательства ЭКСМО в жанре исторических биографий, то «Гитлер» – проект номер семь. Работать с ним оказалось труднее, чем даже с «Черчиллем» или c «Наполеоном».

Дело в том, что с предметом как бы знаком всякий – хотя бы на уровне «Семнадцати мгновений весны» – и этот всякий ищет в тексте то, что ему известно/интересно/знакомо. A поскольку он там этого не находит, то совершенно закономерно начинает возмущаться.

И тогда на автора градом сыпятся самые разные «предложения», и иногда – от очень умных людей. Иногда – от не очень умных. А случаются и вовсе экзотические вещи, вроде идеи пересчета яичек в мошонке Адольфа Гитлера – находят, как правило, не больше одного, сообщений о его гомосексуализме и так далее.

Однако на самом деле перед автором действительно стоит непростая задача: он должен исхитриться уложить всю европейскую историю первой половины ХХ века в один том объемом, допустим, в 100 тысяч слов.

Как это сделать?

Очевидных опасностей, которых следует избегать, имеется две:

1. 10000001-й пересказ общеизвестного.

2. Провал в бездонные глубины бесконечного количества деталей, связанных с войной, экономикой, политикой и прочим.

В общем, прежде чем браться за работу, надо как-то определить и ограничить поле будущей деятельности. Так вот, в этой книге сделана попытка изобразить «портрет Гитлера на фоне его времени».

А фон времени – на взгляд автора – следует выискивать в литературе.

Поэтому тут нет практически ничего о фельдмаршале Паулюсе, но есть кое-что о Чапеке, Фейхтвангере, Марке Алданове, Томасе Манне – и даже, как это ни странно, об А. С. Пушкине. Ну, это отдельная история, но вот Томас Манн совершенно буквально живет в книге как своего рода «теневой персонаж».

Автор уверен, что на «Гитлера» посыпятся шишки со всех сторон.

Например, за недостаточную глубину/ширину/длину/высоту охвата. За беглый пробег «мимо Сталинграда». За излишнее внимание к структуре «Лже-Нерона» Лиона Фейхтвангера.

Тем не менее – в книге была сделана попытка посмотреть на вещи свежим взглядом и с неожиданной стороны.

Ну, а что получилось в итоге, пусть остается на суд читателя.

Пролог

I

Ровно в полдень 18 января 1871 года король Пруссии Вильгельм Первый вошел в Зеркальный Зал Версаля, сопровождаемый германскими государями и принцами, канцлером Пруссии, Отто фон Бисмарком, генералами и дипломатами, для участия в церемонии провозглашения Германской Империи.

После короткой молитвы граф Бисмарк, совсем недавно произведенный в генерал-лейтенанты, одетый в белый мундир кирасиров, с оранжевой лентой ордена Черного орла, вышел вперед и без признаков какой-либо торжественности прочел следующий текст:

«Мы, Вильгельм, по воле Божьей король Пруссии! На единодушное обращение к нам принцев и свободных городов Германии с просьбой восстановить Империю и императорское достоинство, остававшиеся вакантными более шестидесяти лет, считаем своим долгом ответить… принятием императорского венца. В дальнейшем мы и наши преемники будем носить императорский титул во имя благополучия Германского Рейха. Пусть Бог нам поможет быть всегда творцами величия Германии не благодаря военным завоеваниям, но благодаря мирным делам, национальному процветанию, свободе и цивилизации!»

От имени немецких монархов великий герцог Бадена – зять короля Вильгельма – торжественно поднял правую руку и крикнул:

«Да здравствует император Вильгельм!»

Бисмарк писал впоследствии, что никогда бы не смог и вообразить, что Империя – его Рейх – будет провозглашена в Версале. Естественно, возникает вопрос – а зачем же он все это устроил, устроил именно в Версале и в неподходящий, казалось бы, момент – 18 января 1871 года Париж еще держался и французские войска, сформированные правительством национальной обороны, еще вовсе не были разбиты?

Франко-прусская война 1870–1871 годов, устроенная им, все еще продолжалась – разве не стоило подождать с торжественной церемонией?

Но канцлер нового Рейха ничего не делал просто так.

Сопротивление Вильгельма I, не желавшего империи, – по его мнению, титул императора самим фактом своего существования уменьшал достоинство престола королевства Пруссия – Бисмарку удалось сломить только в начале января 1871-го, и он решил ковать железо, пока горячо.

Версаль был избран потому, что Ставка прусской армии здесь и размещалась, и вместе с ней – все государи Германии со всей своей свитой. Провозгласить Рейх должны были именно они, государи Германии. Непременным условием Вильгельма I было «провозглашение Империи сверху».

Да, Париж был бы лучше, но он был еще не взят – a в Берлин государи, храня свое достоинство, вряд ли поехали бы.

Сам текст декларации провозглашения Империи тоже был написан не просто так – фраза о том, что «Империя и императорское достоинство, остававшиеся вакантными более шестидесяти лет, должны быть восстановлены», была совершенно сознательным искажением истины.

Бисмарк имел в виду вовсе не воссоздание шаткой монархии Габсбургов, Рейха – Священной Римской империи Германской нации, ликвидированной Наполеоном. На пути к Парижу многомудрый канцлер Пруссии в 1866 году успел устроить еще и австро-прусскую войну.

Австрия была побеждена и «выкинута из Германии».

Теперь центральная власть была сосредоточена в Берлине. Главой Империи был император, он же – король Пруссии. A входящие в Империю политические единицы: великие герцогства, вольные города и даже целых четыре королевства – Пруссия, Саксония, Вюртемберг и Бавария, в большой степени сохраняли свою автономию. В мирное время они иногда даже сохраняли свои собственные, отдельные армии – объединение вооруженных сил происходило только в случае войны.

Наконец, был создан пост главы исполнительной власти – рейхсканцлера, ответственного только перед императором.

Кроме рейхсканцлера, в Германской империи больше не существовало никаких министров. Их функции осуществляли государственные секретари, подчиненные ему и председательствовавшие в имперских ведомствах. Рейхсканцлером, разумеется, был назначен величайший политический деятель в истории Германии – Отто фон Бисмарк.

Ну, а Германия стала единым Рейхом.

Часть I

Неудачник

I

Нет, конечно же нет – Алоис Гитлер уж никак не считал себя неудачником. Напротив – в сентябре 1900 года он ощущал себя на вершине успеха. Как-никак Алоис, бывший чиновник таможни, состоявший на государственной службе Австрийской империи, уже пять лет как вышел на покой и считал себя обеспеченным человеком, а сейчас определял своего сына в первый класс так называемого реального училища в городе Линце.

Самому-то ему учиться в таком достойном учебном заведении не пришлось. Он, незаконный сын незамужней крестьянки Марии Анны Шикльгрубер, закончил только начальную школу. Матушка впоследствии вышла замуж за подмастерье мельника, Иоганна Гидлера, но сам Алоис так и остался с фамилией матери – Шикльгрубер.

Иоганн Гидлер сыном его не признал, да и матери после замужества стало как-то не до него.

В итоге Алоиса отправили на ферму к брату его отчима, Иоганну Непомуку. Его фамилия писалась не Гидлер, а чуть по-другому – Гюттлер. И он, надо сказать, мальчика пригрел – тот и четыре класса школы закончил, и стал обучаться сапожному ремеслу, а потом даже и работал в Вене, подмастерьем сапожника.

Мать Алоиса умерла через пять лет после замужества, прошло некоторое время – скончался и отчим, и остался он на попечении своего «дядюшки», Иоганна Непомука, теперь уже насовсем.

Жизнь Алоиса Шикльгрубера переменилась в 1855 году, когда ему стукнуло 18 – он поступил на службу в таможню, в так называемую «финансовую стражу». И он своего шанса не упустил – служил в таможне преданно и исправно, и уже не с ружьем, а по бумажной части, и был начальством замечен, и непрестанно повышался, вплоть до предельного роста, какой только был возможен для человека его происхождения и воспитания.

Да и с социальным положением дела были поправлены – Алоис Шикльгрубер в возрасте 39 лет принял фамилию «дядюшки». Инициатором этого выступил сам Иоганн Непомук Гюттлер – он как раз овдовел и сделал то, на что при жизни жены не решался, – узаконил Алоиса Шикльгрубера как своего сына. При оформлении документов в книге регистрации приходский священник сделал ошибку и записал так: «Алоис Гитлер».

И жизнь Алоиса потекла себе дальше, и после выхода в отставку он получил наследство от своего приемного отца (многие считали, что не приемного, а фактического) и в свои 63 все еще выглядел молодцом.

В отношении же сына, Адольфа, Алоис Гитлер питал большие надежды. Он давал ему хороший старт – успешное завершение курса давало мальчику даже право на поступление в какую-нибудь высшую техническую школу.

Не в университет, конечно, – для этого следовало окончить гимназию.

Но к чему университет смышленому парнишке, если он пойдет по стопам отца и станет государственным чиновником, почтенным человеком с твердым доходом, надежной пенсией и с прибавкой за выслугу лет?

Ну, что сказать – надежд своего отца отпрыск не оправдал.

II

Очень быстро выяснилось, что учиться он не хочет. В чем тут было дело, сказать трудно. Может быть, на него повлияло то, что раньше, в начальной школе, он учился без всяких усилий? А может быть, ему было трудно войти в более формальную обстановку, чем та, к которой он привык?

Трудно сказать, но результаты, что называется, были налицо. Уроки прогуливались, неуды следовали за неудами, и приличные отметки имелись только по тем предметам, которые Адольфа интересовали: история, география и рисование, которыми он безумно увлекался.

Отец, может быть, и вколотил бы в него должное уважение к школьной дисциплине – он был человек упрямый и непослушания бы не потерпел, но Алоис Гитлер умер в январе 1903 года, и мать справиться с Адольфом не смогла.

Понятное дело, в школе он остался на второй год.

К 15 годам в своей реальной школе он заканчивал третий класс, но зато сочинял пьесу. А еще – стихи и новеллы и даже либретто для оперы Вагнера. В феврале 1905 года Адольф Гитлер получил свидетельство об окончании четвертого класса реальной школы – в рамках российской системы образования это примерно соответствовало бы 8-му классу средней школы.

Табель его выглядел так:

1. Рисование – отлично.

2. Физкультура – отлично.

3. Немецкий, французский, математика, стенография – твердое и незыблемое «неудовлетворительно».

4. Все остальные предметы, даже те, к которым он вроде бы проявлял интерес, – ну, шаткое «удовлетворительно», что-то вроде тройки.

Французский, правда, он пересдал со второй попытки, но с него взяли обещание, что он перейдет в другую школу. Так что четвертый класс ему пришлось начинать заново и в другом месте.

На вопрос, как же он мыслит себе будущее, отвечал, что станет великим художником.

Наверное, не стоит принимать это уж слишком всерьез – каждый 16-летний подросток непременно великий художник, или великий поэт, или великий генерал – особенно если он плохо учится. Однако, как бы то ни было, после сдачи экзаменов за 4-й класс реальной школы учебу пришлось прервать – у юного Адольфа обнаружили что-то с легкими. Медицина рекомендовала свежий воздух – так что мать забрала Адольфа из школы и отвезла в деревню, к родственникам. Тем временем захворала и она – и куда более серьезно. Доктор Блох, практиковавший в Линце, обнаружил у нее рак молочной железы. Он считал положение своей пациентки безнадежным, не скрыл своего мнения от ее детей, но предложил сделать операцию. Излечения не обещал, но надеялся продлить ей жизнь.

Операцию в середине января действительно сделали, и это действительно на какое-то время помогло. Во всяком случае, в сентябре 1907 года Адольф Гитлер смог оставить мать и съездить в Вену. Он пытался поступить в художественную школу и даже прошел первый тур экзаменов – срезался он на втором. Это стало для него большим ударом – он был совершенно уверен в своем таланте.

Адольф Гитлер попытался протестовать, добился встречи с ректором и получил от него совет – заняться архитектурой. Был ли ректор искренним или просто хотел вежливо отделаться от надоедливого просителя, сейчас сказать невозможно.

Во всяком случае, в ноябре 1907 года Гитлер вернулся в Линц. Его мать умерла в конце декабря – операция, рекомендованная доктором Блохом, действительно продлила ей жизнь почти на год.

Их отец, государственный чиновник, помог и после смерти – его сиротам-наследникам полагалась небольшая пенсия, которая выплачивалась вплоть до окончания ими учебы или до достижения совершеннолетия. Общая сумма составляла 50 крон в месяц. Поскольку сестра Паула оставалась с родными, половина пенсии пошла на ее содержание. Адольф Гитлер в свои неполные 19 лет мог рассчитывать на 25 крон. Ну, и кое-что ему собрали родственники.

С этим он и отправился в Вену.

III

Жизнь Адольфа Гитлера исследовалась только что не под лупой, и мельчайшие ее детали перетирались на тончайших терках – и тем не менее и сейчас в ней есть немало темного и непонятного, что кочует из одной его биографии в другую. Когда-то великий насмешник Стерн написал блистательную пародию на все возможные биографии, «Жизнь и мнения Тристрама Шенди». Так вот он, в противоположность прочим биографам, начал жизнеописание своего героя не с момента его рождения, как они, а с момента его зачатия.

Жизнь, как известно, в состоянии произвести такое, что не придет в голову никакому искусству, и биографы Гитлера начинают свои исследования даже не с момента зачатия Адольфа Гитлера, а с момента зачатия его отца.

Вот что можно найти, пошарив по сетевым энциклопедиям:

«Существуют… версии насчет отца Алоиса, например, высказывалось предположение о том, что биологическим отцом Алоиса мог являться 19-летний сын еврея-банкира Леопольда Франкенберга, у которого якобы Мария Анна [Шикльгрубер] некоторое время работала служанкой, что впоследствии тщательно скрывалось нацистами как свидетельство возможного еврейского происхождения фюрера. Другие историки, в частности, Кершоу… отвергают эту версию».

Идея еврейского дедушки Адольфа Гитлера получила хождение в 50-е годы с легкой руки Ганса Франка. Он, вообще-то, мог многое знать – Франк был адвокатом нацистской партии до захвата ею власти и представлял в судах и интересы партии, и лично Адольфа Гитлера на добрых полутораста процессах. Более того – в дальнейшем был назначен Гитлером на пост рейхскомиссара юстиции. Так вот он, сидя в 1945 году в тюрьме в ожидании суда, утверждал, что он по просьбе Гитлера в 1930 году ездил в Грац и установил, что Мария Анна Шикльгрубер, мать Алоиса Гитлера, работала кухаркой в еврейской семье Франкенбергов, уехала от них беременной и потом в течение 14 лет получала от своих бывших нанимателей деньги на поддержку своего ребенка. И что Гитлер поблагодарил Ганса Франка за его расследование и уверил его в том, что евреев Франкенбергов тогда удалось удачно обмануть, и они зря платили за воспитание Алоиса, который был сыном истинного арийца, и что он, Адольф Гитлер, знает все это от своей бабушки.

Ну, дальше есть смысл заглянуть в огромную по обьему английскую двухтомную биографию Адольфа Гитлера, написанную Иэном Кершоу. Мы встретим версию Ганса Франка уже на 8-й странице этой книги и выясним следующее:

1. В Граце в 1830-х не было еврейской семьи Франкенбергов.

2. Более того, в городе вообще не было ни одной еврейской семьи, и не только в городе, но и в провинции Штирия, в которую он входил, – селиться там евреям было в ту пору запрещено.

3. В Граце имелась семья с похожей фамилией – Франкенрейтеры. Семейство это держало мясную лавку. У них действительно был сын, но к моменту зачатия Алоиса Шикльгрубера ему было 10 лет, и в отцы Алоису, он, пожалуй, не годился.

4. Бабушка Адольфа Гитлера никак не могла поделиться с ним заветными сведениями о рождении его отца – по той уважительной причине, что умерла лет за сорок до рождения Адольфа Гитлера.

Ганс Франк, что ни говори, был высокопрофессиональным юристом. Уж что-что, но пункт номер четыре никак не мог быть им пропущен и всю недостоверность своей версии он, по-видимому, понимал. С другой стороны, в 1945 году он сидел в тюрьме в ожидании тяжкого приговора – и его действительно осудили и в октябре 1946-го повесили.

Так что можно только гадать о причинах высказывания им столь абсурдной версии. Может быть, он хотел «испортить репутацию» Адольфа Гитлера? Может быть, тюрьма и страх сделали самого Ганса Франка не совсем вменяемым? Сейчас, конечно, решить это невозможно.

Поэтому, стараясь придерживаться фактов, а не вымыслов, мы двинемся дальше.

IV

Гитлер вспоминал позднее, что тем, кем он есть, он стал в Вене. Говорилось это позднее, в годы триумфа, и не совсем ясно, что имелось в виду. Явно что-то, что казалось ему в высшей степени положительным.

Что же это было?

Обретение силы духа? Способность выстоять перед лицом неудач?

Потому что действительно – неудачи были огромны.

Адольф Гитлер снова, уже во второй раз, провалил экзамены в художественную школу. Сам факт провала он должен быть скрывать от своего тогдашнего друга Августа Кубичека. Они были знакомы по Линцу, сблизились на почве общей огромной, всепоглощающей любви к музыке Вагнера и в Вену прибыли вместе – Кубичек мечтал о поступлении в консерваторию.

В целях экономии они поселились вместе и какое-то время – с конца февраля и до начала июня 1908 года – снимали одну комнату на двоих. Но дальше их пути разошлись – Кубичек, как и мечтал, был принят в консерваторию. Теперь он целыми днями был занят – либо на лекциях, либо дома, упражняясь в игре, а его друг Адольф был, увы, совершенно свободен. И не хотел в этом признаваться, потому что сказал Кубичеку, что в художественную школу он все-таки принят.

И что он – тоже студент.

В результате Гитлеру приходилось «имитировать занятость» – он уходил из дома, якобы на занятия, и целыми днями шатался по Вене, не зная, куда себя деть. Вена, надо сказать, – прелестный город. Конечно, при условии, что у вас есть там интересы, занятия, знакомые и так далее. Есть, наконец, деньги на жизнь.

У одинокого 19-летнего Адольфа Гитлера занятий не было, интересы сосредотачивались на искусстве, в котором его дарования не получали признания, и денег не хватало просто отчаянно. По-видимому, он жил тогда в состоянии острой и все возрастающей ненависти ко всему окружающему, и больше всего его раздражала венская пестрота.

Столица Австро-Венгрии, «лоскутной империи», была набита безумной смесью из немцев, словаков, чехов, венгров, румын, поляков, украинцев из Галиции, итальянцев – ну и, разумеется, евреев. Город стремительно рос – из 1 674 957 жителей Вены, подсчитанных по переписи 1900 года, уроженцев столицы было меньше одной трети, все остальные были «понаехавшими».

Проблемы, возникающие при этом, современный российский читатель вполне может себе представить, – и они, конечно, эксплуатировались политически. Со времен великого канцлера Меттерниха в Австрии проводилась совершенно сознательная политика отрицания национализмов – выражение «все мы одинаковые подданные нашего доброго императора» служило официальной формулой австрийской государственности. Но время шло, и действительность этой формуле соответствовала все меньше и меньше.

Поражение в австро-прусской войне 1866 года выбило империю Габсбургов из процесса объединения германских земель. Объединение состоялось, но Отто фон Бисмарк провел его вокруг Берлина – Вена оказалась в стороне. Это так уронило престиж династии, что Австрийская империя кризиса не пережила и превратилась в нечто странное – «Королевства и земли, представленные в Рейхсрате, а также земли венгерской короны Святого Стефана», что и было решено в 1867-м и закреплено 14 ноября 1868 года специальным актом.

На практике это означало признание равноправного положения Австрии и Венгрии, соединенных в так называемой Двуединой монархии. Австрийский император в Вене становился всего лишь венгерским королем в Будапеште, его титул менялся на «Император и Король», или по-немецки «Кайзер унд кениг». Это относилось и ко всем общегосударственным учреждениям, они становились теперь K. und k. или k. u. k. (нем. kaiserlich und königlich) – сокращение, обозначающее «императорский и королевский» [1]. И получалось, что немцы теряли свое доминирующее положение в Австрии.

Поглядев на пример венгров, прочие меньшинства захотели повторить их успех – особенно чехи. В конце концов, если существует Двуединая монархия, почему бы не быть Триединой, и чем, собственно, Прага хуже Будапешта? Примерно так же, как в свое время в СССР начался «парад суверенитетов», в Австро-Венгрии начался «парад национализмов».

При таком раскладе австрийские немцы сами становились меньшинством.

V

Впоследствии много говорилось по поводу того, где именно Гитлер набрался идей, которые составили его мировоззрение. В этой связи поминался и Георг Риттер фон Шенерер (Georg Ritter von Schönerer), один из столпов австро-немецкого национализма. Его глубокий антисемитизм произвел впечатление на Гитлера, но предлагаемую «борьбу с католической церковью» он счел чрезмерной.

Кое-что, несомненно, внес Карл Люгер, знаменитый обер-бургомистр Вены. С фон Шенерером его сближало разве что отвращение к евреям, во всем остальном они не сходились. Скажем, Люгер был католиком и «воевать с папством», как предлагалось австро-немецкими националистами, совершенно не собирался. Вместо этого Карл Люгер неутомимо строил и украшал свой город, но Гитлера поразил не этим, а тем, как владел толпой.

Речи Люгера собирали массы народу, и он говорил массам то, что они хотели слышать.

Тем не менее вряд ли у Адольфа Гитлера в 1908 году имелась такая вещь, как целостное мировоззрение. Он ничего не делал, кроме разве что непрестанного посещения оперы. Билеты на галерку стоили 2 кроны – огромный расход для бедняка, но Гитлера это не останавливало. Он жил на хлебе и чем-то вроде каши, сваренной из овсяной крупы, но каждый лишний грош шел на то, чтобы в очередной раз послушать обожаемого им Вагнера, и самое большое возмущение у него вызывали не евреи, а младшие офицеры австрийской армии, имевшие право на покупку билетов на галерке всего за 10 геллеров, 1/20 той цены, которую должен был платить человек гражданский.

И так бы, скорее всего, все и шло, если бы в один прекрасный день не случилось непоправимое – у Адольфа Гитлера иссякли даже те малые деньги, что наскребла ему родня. Теперь единственным средством к существованию была половина сиротской пенсии – 25 крон в месяц, но этого, безусловно, не хватило бы на съем жилья.

Началось скитание по ночлежкам и бесплатным столовым для бродяг.

Пенсия, по-видимому, получалась на какой-то адрес его знакомых в Вене, но жить ему приходилось буквально на улице. К Рождеству 1909 года он сумел прибиться к убежищу для бездомных, где встретил некоего Рейнгольда Ганиша, такого же бездомного бродягу, как и сам Гитлер. Это оказалось удачей. Сам Ганиш делать ничего не умел, но у него была коммерческая жилка.

VI

Поскольку Гитлер представился своему новому знакомому как «художник», то у Ганиша возникла идея: пусть Гитлер изготовит какие-нибудь картины с видами Вены, Ганиш будет их продавать, а выручку партнеры будут делить пополам. Схема сработала. Примерная цена одной картины составляла 5 крон, изготавливалась она обычно за день, продавалась, как правило, без проблем, и дела Адольфа Гитлера пошли в гору.

Разумеется, он не стал преуспевающим человеком, но все-таки смог перебраться из безнадежной дыры, в которой ютился, в более удобное место.

Если использовать терминологию, понятную современному русскоязычному читателю, то новое местожительство Адольфа Гитлера следовало бы назвать «койка в общежитии».

В Вене в ту пору существовала практика сдачи койки на тот момент, когда хозяину она не нужна. Например, тогда, когда хозяин занят днем на работе, у него на койке отсыпается тот, кто работает в ночную смену. Таких «съемщиков коек» в Вене числилось до 80 тысяч человек, и полиция считала их источником всевозможных социальных проблем. Поэтому-то муниципальное управление города в 1905 году и начало строить специальные дома для «коечников» – такие учреждения считались образцовыми. Официально этот тип жилья именовался Bettgeher, в очень вольном переводе с немецкого – «койки для скитающихся».

Адольф Гитлер поселился в заведении, предназначенном для мужчин, не имеющих семьи, постоянного места жилья и постоянной работы. По сравнению с обычной ночлежкой это койко-место было большим шагом вверх: постояльцы имели «личные комнаты».

Не будем преувеличивать: комнаты эти были размером 140 сантиметров на 217 сантиметров, и понятно, что на площади чуть больше 3 квадратных метров особо не разгуляешься. Более того – постоялец мог пользоваться своим койко-местом не круглосуточно, а только с 8:00 вечера и до 9:00 утра – потом они запирались.

Зато в «общаге» имелась читальня, библиотека, место для хранения личных вещей, было где принять душ, постирать одежду, и имелись даже платные услуги сапожника и портного. Стоила вся эта немыслимая роскошь всего-навсего 2 с половиной кроны в неделю, что Адольф Гитлер с помощью своего партнера зарабатывал в один день.

И доходы его еще и возросли после того, как Гитлер поссорился с Ганишем, уличив его в нечестности. Он даже обратился в суд по этому вопросу и обеспечил тому недельное заключение – а сам тем временем обратился к другим продавцам и посредникам.

Гитлер прожил в венском общежитии по адресу Meldemannstraße, 27 целых три года, с 9 февраля 1910 по 24 мая 1913 года.

Он писал картины, занимался акварелями, изображал цветы и здания, делал натюрморты – все это так или иначе продавалось, и настолько хорошо, что Адольф Гитлер даже отказался от полагавшейся ему половины сиротской пенсии в пользу младшей сестры. Но искусство все-таки не поглощало всего его времени – Ганиш в свое время даже обвинял своего партнера в «безответственной лени». Странное обвинение, если учесть, что оно направлено одним бездомным бродягой против другого такого же.

Тем не менее какая-то доля истины в этом была. В относительно спокойные годы своего пребывания в общежитии на улице Meldemannstraße Адольф Гитлер большую часть своего времени посвящал все-таки не живописи.

Он интенсивно учился.

VII

Начало расовым теориям, получившим большое хождение в Европе, по-видимому, пошло от Чарльза Дарвина. Разумеется, не от него самого – «Происхождение видов» касается только того, чего касается – «эволюции» и «выживания наиболее приспособленных», но называлась-то книга «On the Origin of Species by Means of Natural Selection, or the Preservation of Favoured Races in the Struggle for Life» – «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь». Так что прошло совсем немного времени, как «благоприятные расы» были применены и к делам человеческим.

Первым сделал это двоюродный брат Дарвина Фрэнсис Галтон. Он был серьезным ученым – географом, антропологом и психологом и даже основал новую науку – психометрику [2].

Так вот, он занялся и так называемой «евгеникой» – учением о селекции применительно к человеку. И выходило у него, что в отношении к людям следует применять те же принципы, которых придерживается всякий разумный фермер: нужно всячески помогать перспективным особям, а больных и убогих следует отсеивать. Прямо сказать, это несколько противоречило принятой христианской практике милосердия и благотворительности – но в конце концов, никто предложенных Фрэнсисом Галтоном принципов на практике применять не собирался.

Полномочий на отсеивание не имелось даже у самых авторитарных правительств Европы, а правительства Азии в этом смысле полностью полагались на силы природы. Когда знатный российский путешественник барон Маннергейм спросил у губернатора китайской провинции, которую он посетил, каким образом тот борется с эпидемией, губернатор сообщил своему гостю, что «в Китае людей много-много», и этим и ограничился [3].