Loe raamatut: «Стоящие свыше. Часть VII. Полутысячелетняя дань»
Только дети верят, будто днем зло спит.
17 августа 427 года от н.э.с. Исподний мир
Девочка говорила Желтому Линю «вы». Это почему-то тронуло Красена, именно это, а не сотни наивных, сентиментальных слов, которые она шептала парню на ухо. Крапа попробовал отправить ее спать, но Спаска посмотрела на него как на злого духа, отнимающего у людей сердца, разве что не постучала кулаком по лбу. Крапа принес несколько перин и постелил на пол у изголовья постели – девочка стояла на коленях и не замечала ни боли, ни усталости, ни холода, шедшего от пола.
Назван научил ее менять бутыли с солевым раствором, который лился Желтому Линю в вены, давать порошки пирамидона, о котором она, впрочем, сложила низкое мнение, попробовав лекарство кончиком языка. Зато она точно знала (откуда – Крапа не мог понять), когда и сколько опия можно дать парню, а это было шаткое равновесие: и боль, и опий вредили ему одинаково. Но лубки облегчили его страдание, иногда он дремал, с лица исчезла пугающая восковая бледность, кожа немного разгладилась – Назван сделал невозможное. В Славлене запрещено переливать кровь от человека к человеку, никто не знает, почему иногда вместо улучшения наступает быстрая смерть. Назван рискнул и выиграл.
Девочка не догадывалась, что Желтый Линь ее спас. Спасибо Предвечному, в стенах башни Правосудия довольно бюрократов и перестраховщиков, не один Огненный Сокол принимает решения – поддельный запрет Государя связал храмовникам руки. Крапа еще не решил, говорить об этом Спаске или нет, ведь она любила парня и без этого, он и так был ее героем. Может ли чувство долга и благодарности поколебать любовь?
А между тем Крапе стоило как следует продумать свою версию произошедшего; то, что он сгоряча наговорил Огненному Соколу, не лезло ни в какие ворота. Перед Особым легионом Красен отчитываться не собирался, но объясниться с Явленом (и Хладаном) пришлось бы непременно.
Было довольно поздно, Крапа отпустил прислугу спать, но сам побоялся подняться к себе, на миг представив, как страшно будет девочке одной в чужом доме, если Желтому Линю станет хуже, – а ему станет хуже, потому что наступает ночь. И Крапа устроился в гостевой комнате, за столом, делая вид, что читает. Он совсем забыл, что Спаска колдунья, и принес из кабинета настольную лампу с солнечным камнем, но девочка отшатнулась в испуге, стоило ему открыть дверь, и Крапа вовремя опомнился.
Он не заметил потери крови и до сих пор недоумевал, почему Назван так беспокоился за его здоровье, ведь единственным последствием для него была легкая эйфория и сонливость. А обморок… обмороки часто случаются при кровопускании.
Спаска перестала обращать на него внимание, поила Желтого Линя, если он не дремал – серебряная ложка чуть слышно звякала о зубы, – или, вдохновленная советом Названа, гладила его по голове и шептала что-то, шептала. Через час ее шепот стал казаться заговором: баюкал, кружил и туманил голову, как покачивание колыбели. И Крапа клевал носом над дневниками ее отца…
Но около трех часов ночи Спаска резко поднялась и окликнула Крапу вполголоса.
– Тебе что-то нужно? – спросил он, оглянувшись.
Лицо ее было испуганным и напряженным.
– Меня зовет мой добрый дух… Вечный Бродяга… Йока Йелен, – сказала она, отступая от постели и путаясь босыми ногами в перинах.
Крапа не думал об этом как следует, не до того ему было, и для девочки это стало полной неожиданностью – уж ее голова точно была занята совсем другими мыслями.
– Я не могу ему отказать, я не могу не ответить! Если я не отвечу, он может погибнуть! – в отчаянье прошептала она. – Это будет подлость, понимаете? Он спас меня вчера…
– Не надо ему отказывать ни в коем случае. – Крапа поднялся. – Пойдем. Я разбужу экономку, она побудет с Волче.
– Но… Но ведь тогда все поймут, где я…
– Ничего страшного. Мне бы все равно не удалось долго тебя скрывать. Я думаю, в Особом легионе уже знают, что ты у меня. Пойдем.
Крапа вывел ее на крышу через чердак. И когда она поднималась по приставной лестнице впереди него, он заметил, как сильно сбиты маленькие белые ступни…
– Вам лучше остаться на чердаке, – сказала Спаска, оглядевшись.
– Почему? – Крапа опасался, что на наклонном скате ее надо будет поддержать, подстраховать. – Ты не боишься высоты?
– Вас может задеть вихрем. Я, конечно, могу разрушить башню Правосудия или храм Чудотвора-Спасителя, но ведь тогда у вас будут неприятности, верно?
Крапа усмехнулся:
– Верно…
– Я лучше очищу небо над Хстовом. И постараюсь не упасть.
– Завтра же сделаем на крыше ровную площадку с поручнями… – пробормотал Крапа.
– Поручни сломаются. А сейчас я постараюсь не своротить трубу… – Она улыбнулась. – Спускайтесь. Не бойтесь за меня.
Крапа пожалел, что не увидел этого зрелища… Он слышал только страшный вой ветра в трубе и представлял, как над Хстовом поднимается вихрь и тянется к небу, – он видел вихри Спаски над замком. И вихрь этот видно далеко за стенами города Храма, со всех трактов, из окрестных деревень. Завтра, когда над Хстовом поднимется солнце, Надзирающим придется туго: ну как убедить людей в том, что колдуны несут этому миру зло?
Ветер замолкал и выл с новой силой (Крапа в самом деле опасался за крепость печных труб на своей крыше), к нему примешивался шум внизу, на Столбовой улице, – в чердачное окно стали видны мечущиеся факелы, слышался топот ног, звон подков – к особняку примчался конный армейский разъезд, за ним подоспели и гвардейцы. С улицы никто не видел Спаску – только ветер, который она поднимала. Крапа не сразу понял, почему вдруг стали так хорошо видны глубокие провалы улиц, открытое пространство площадей, фигурки людей без факелов, почему так легко отличить белые армейские плащи от синих гвардейских. Почему на соседних крышах можно разглядеть каждую черепичинку. И только потом догадался: луна. Она светила ему в спину, но сквозь ползшие по кругу облака проблескивали звезды…
Спаска уже спускалась на чердак, а облака ползли и ползли по небу в разные стороны, обнажая непривычное блестящее небо. Хстов шумел, как утром праздничного дня, и факелы погасили – они мешали разглядывать расходившиеся тучи над головой.
На предпоследней ступеньке девочка оступилась, и Крапа подхватил ее на руки – у нее не было сил даже обхватить его за шею.
– Простите, – прошептала она. – Такое бывает, это скоро пройдет… Надо просто отдохнуть немного… Я посижу, и все пройдет.
Крапа снова взглянул на ее сбитые ступни и ничего не сказал, плечом открывая дверь на лестницу. Было бы жестоко отнести девочку в спальню, но его вдруг смутила ее безобразная арестантская рубаха – как он раньше не подумал, что о девочке тоже надо позаботиться?
Экономка, застывшая на стуле возле постели Желтого Линя, поднялась им навстречу, на лице ее не было ни вопроса, ни удивления, хотя шум на улице не стихал.
– Нельзя ли приготовить девочке ванну? – спросил Крапа – он всегда побаивался своей экономки.
– Разумеется, – ответила та, и по глазам было видно: ее удивляет, почему Крапа не отдал этого распоряжения раньше.
– И… если возможно… нет ли у тебя чистых чулок и какой-нибудь обуви, подходящей по размеру?
– Найдется. И чистая рубаха, и несколько юбок. – Крапе показалось, что экономка прячет улыбку. – И я думаю, что спать на полу, пусть и на перинах, молодой знатной девушке не пристало.
– Я вовсе не знатная девушка… – слабо улыбнулась Спаска. – Я ею только притворяюсь.
– Уж я-то отличу простолюдинку от знатной особы… – проворчала экономка, выходя.
Крапа усадил Спаску в кресло и придвинул его поближе к постели, чтобы она не выворачивала шею, стараясь взглянуть на Желтого Линя, – тот дремал, и дыхание его было спокойным.
– Я хотел спросить тебя, – начал Крапа вполголоса.
– Да? – Она повернула к нему голову.
– Как ты догадалась, что вместо ветра можно превращать энергию в… «невидимый камень»?
– Это Волче придумал называть удар чудотвора невидимым камнем… – Она улыбнулась и с нежностью посмотрела на постель.
– Откуда ты знаешь? – удивился Красен.
– Мне рассказал Славуш. Это он научил меня кидать «невидимые камни». – Спаска вдруг взглянула на Красена с недоверием. – Вы ведь не выдадите его, правда? В замке никто не знает, что он… чудотвор, только я. Еще Свитко знал, но он умер.
Крапа сначала не понял ни ее вопроса, ни ее недоверия, предполагая, что Сребряну все равно, выдаст его Крапа или нет. И только подумав немного, догадался…
– Еще татка знает, – добавила Спаска. – Давно уже. Ему Волче рассказал про невидимый камень, и татка догадался.
– Он… жив? Славуш жив?
– Да. Но он не может ходить, у него позвоночник перебит… Милуш ничего не смог сделать.
– Вот как? – Крапа опустил голову, не зная, радоваться ли этому известию. – Я этого не знал.
И когда же это Желтый Линь рассказал Живущему в двух мирах о «невидимом камне» Праты Сребряна? Неужели они знакомы так давно?
Экономка вскоре увела Спаску купаться, и Крапа пересел в кресло возле кровати. Он вдруг почувствовал себя беспомощным и испугался этой беспомощности: если сейчас парню станет хуже, он, Крапа, ничего не сможет сделать!
Словно в ответ на его беспокойство, Желтый Линь приоткрыл глаз. Взгляд его был мутным, отрешенным, полным опиумного дурмана. Если бы не уверенность в том, что парень ничего потом не вспомнит, Крапа промолчал бы.
– Скажи, ты ведь не веришь теперь, что я злой дух, отнимающий у людей сердца? – спросил он тихо, глядя в затуманенный опием зрачок.
Желтый Линь опустил веко – как будто кивнул.
Первое слово, которое произнес Желтый Линь, было «мамонька» – еле слышным шепотом. Крапа подумал было, что на его месте любой звал бы маму. Но к «мамоньке» парень добавил еще что-то, и Крапа этого слова не разобрал. Между тем Желтый Линь смотрел на него вполне осмысленно. Белая повязка через левый глаз выглядела не так страшно, как ожог, но Крапу в который раз передернуло – приди он на пять минут раньше, и Желтый Линь смотрел бы на него обоими глазами…
Спаска, которая вопреки протестам экономки задремала на перинах, опустив лоб на край постели, тут же вскинула голову.
– Все хорошо с ними, не переживайте, – тут же уверенно сказала она. – Они ушли. И мамонька, и Зорич. Милуш им голубя послал, и они ушли.
«Зорич». Второе слово было «Зорич». И тут Крапа вспомнил, что мамонькой Желтый Линь называл хозяйку, у которой снимал комнату. А Зорич, наверное, человек Милуша в городе. Девочка, очевидно, солгала – она не могла знать этого наверняка. Но если бы Крапа был на месте Чернокнижника, то непременно предупредил бы тех людей, которых знала Спаска.
Скорей всего, Желтый Линь выдал людей Чернокнижника, и это было неудивительно, но всегда можно сказать, что он оговорил и себя, и знакомых. Если они в самом деле ушли. А если нет? Тогда надо искать другие отговорки. Крапа решил немедленно послать нарочного к трактирщице и Зоричу, узнать, не арестованы ли они тоже. Было около восьми утра, к обеду из Волгорода возвращался Явлен.
Желтый Линь сглотнул и посмотрел на Крапу, словно прочитал его мысли о скором приезде Явлена.
– Я сказал, вы мне заплатите… – выдавил он, – если я… не дам покалечить девочку…
– Не говори так много, – оборвал Крапа. – Я и сам это понял. Ты сознался, что ты шпион Чернокнижника?
– Нет. – Он сглотнул снова и помолчал, собираясь с силами. – Шрам. Огненный Сокол нашел шрам…
Крапа взглянул на Спаску:
– Ты знаешь, о каком шраме речь?
– От сабельного удара. В апреле Волче ранили на болоте, когда он меня охранял. Там два шрама, один под другим, – большой и поменьше, – четко ответила она.
– О мамоньке и Зориче ты Огненному Соколу говорил?
– Он… не спрашивал. – Угол рта парня дрогнул – он собирался усмехнуться.
Вряд ли третий легат оценил бы раскрытую Огненным Соколом шпионскую сеть после того, как тот упустил колдунью… Возможно, капитан Знатуш и сам не был уверен в том, что Желтый Линь шпион, просто мстил ему и Крапе.
– Придумаем что-нибудь, – сказал Красен, легко похлопав одеяло вместо плеча Желтого Линя. – Предположим, мой человек из замка познакомил тебя со Спаской еще год назад…
– У меня в комнате письма… книги… капитанская кокарда…
– Я пошлю за твоими вещами. Если, конечно, Знатуш меня не опередил. А что за кокарда?
– Армейская. Государь… За скорпиона…
– Все. Хватит говорить, и так еле дышишь.
– Дышу же… – ответил Желтый Линь со странной затаенной горечью, будто жалел о том, что приходится дышать.
– Я вам сейчас еще маковых слез дам, – тут же сказала Спаска. – Вы не бойтесь ничего. Вот сейчас воды принесу и дам.
Экономка еще не вышла из своей комнаты, и Спаска сама пошла на кухню за водой с медом. Желтый Линь проводил ее взглядом и, дождавшись, когда за ней закроется дверь, спросил:
– Мне ведь кости не вправили?
Голос его, и без того слабый, дрогнул.
– Не бойся, – ответил Крапа. – Ты будешь спать и ничего не почувствуешь. Есть такой усыпляющий газ, называется хлороформ. Я пробовал его на себе, можешь не сомневаться в моих словах.
Желтый Линь отвел взгляд – не поверил, конечно.
Крапа снова осторожно похлопал по одеялу: волнение и страх парню ни к чему.
– Верь мне. Назван в самом деле волшебник, раз сумел вытащить тебя вчера. Самое страшное позади, больше с тобой ничего не случится, и хуже, чем сейчас, тебе уже не будет, я даю слово. Конечно, поправишься ты не скоро, очень не скоро, но поправишься обязательно.
– Зачем? Все равно… урод и калека… – выдохнул он и прикрыл глаз.
– Брось. Назван тебя соберет, как новенький будешь. – Крапа постарался говорить искренне. – А повязка через глаз тебе к лицу. Я еще надеюсь посмотреть на человека, который поднимется на самый верх и не растеряет своих убеждений… А ты поднимешься, я не сомневаюсь. Так что живи, слышишь? Не думай ни о чем, не бойся ничего.
Крапа подумал вдруг: может быть, Желтый Линь выживет, и тогда его дети станут внуками Живущего в двух мирах… И если в первом он серьезно сомневался, то во втором был почему-то совершенно уверен.
Лучшим доказательством правоты Крапы было солнце, которым Хстов встретил всех возвращавшихся со свадьбы Волгородского князя. Что еще нужно храмовникам? Невидимые камни, летящие в стены замка Сизого Нетопыря? С них будет довольно и бездымного пороха. Что еще нужно Хладану? Теперь он может грозить Живущему в двух мирах, а если тот не поведется на угрозы, то это уже проблемы Хладана. В конце концов, он ведь не Огненный Сокол и не станет калечить ребенка только из мести своему противнику – в Обитаемом мире иные представления о ценности человеческой жизни. У него у самого есть дети, как бы ему понравилось, если бы Живущий в двух мирах взял их в заложники?
Уходя на встречу с Явленом, Крапа хотел позаботиться об охране своего дома, но вдруг понял: никто из гвардейцев не посмеет переступить его порог. Не из уважения к чудотвору, а в страхе перед Спаской.
Явлена не было дома, прислуга доложила Крапе, что хозяин сразу направился в штаб-квартиру чудотворов, в особняк на Дворцовой площади. И там, в чопорной огромной гостиной, Крапа нашел и третьего легата, и, как ни странно, Огненного Сокола – тот покашливал время от времени, придерживая руками ребра: Крапа, как всегда, забыл об уязвимости людей Исподнего мира перед ударом чудотвора. Впрочем, никакого сожаления он не чувствовал.
Третий легат поглядел на Крапу с откровенной враждебностью, Огненный Сокол с досадой, Явлен с удивлением.
– Это хорошо, что ты зашел. – Явлен кивнул на свободное кресло. – Я, признаться, тебя не ждал.
– Не правда ли, сегодня удивительно тепло для второй половины августа? – улыбнулся Крапа, усаживаясь. Расторопный лакей немедленно появился у него за спиной с подносом, на котором стоял бокал легкого вина.
Третий легат поморщился, Огненный Сокол усмехнулся, и только Явлен радостно улыбнулся удачной шутке.
– Не понимаю вашего недовольства, господа, – сказал он, повернувшись к третьему легату. – Мы делаем одно общее дело, и неважно, кому из нас повезло больше, главное – это результат: солнце над Хстовом.
Крапа не понял, шутит Явлен или в самом деле намерен выступить на его стороне.
– Нами был получен приказ: до начала сентября девочка должна находиться в башне Правосудия… – опустив взгляд, сказал третий легат.
– Когда вами был получен этот приказ, девочка еще не могла разнести башню Правосудия по кирпичику, – ответил Красен. – Без угрозы собственной жизни, конечно. Неужели непонятно, что в этом положении удержать ее силой будет невозможно? На что ты рассчитывал, Знатуш? Ты думал, довольно искалечить девочку, и она с радостью начнет сотрудничать с Храмом? А ты не боялся, что она сойдет с ума и уподобится кинским мальчикам, только будет в тысячи раз сильней? Ты не боялся, что тебя она убьет первым?
Как Живущий в двух мирах первым убил Айду Очена…
– Как вы догадались, что Желтый Линь и есть ее гвардеец? – угрюмо спросил Огненный Сокол.
– Ты слишком плохо обо мне думаешь. Или ты считаешь, я за красивые глаза взял Желтого Линя в помощники? Я следил за ним с тех самых пор, как увидел пять лет назад на задворках гвардейской заставы. Я разрабатывал эту операцию больше двух лет, а ты за несколько часов испортил мне всю игру! Если Желтый Линь умрет, солнца над Хстовом не будет. Зато будет много убитых и раненых. Ты видел смерч над моим домом? Ты видел, что девочка сделала с башней Правосудия? И ты хотел удержать ее силой?
Крапа лгал уверенно и нагло и нисколько не боялся, что его уличат во лжи. Явлен, конечно, не поверит, но ему можно сказать правду, – верней, полуправду.
– А вы вот так сразу знали, что силой ее будет не удержать? Два года назад? – вскинул глаза Огненный Сокол.
– Я знал это пять лет назад. Когда говорил тебе, что хочу взглянуть на маленькую колдунью поближе. Я видел ее в межмирье.
– То хорошо, что хорошо кончается, – примирительно сказал Явлен. – Девочка в руках чудотворов, над Хстовом светит солнце, к чему теперь спорить?
Чувствовал вину за то, что не посвятил Красена в известие о поимке девочки? Или просто решил не выносить сор из избы, демонстрируя Особому легиону единство клана чудотворов?
– К чему спорить? – возмутился Крапа, предполагая, что лучшая защита – это нападение. – Один рьяный дурак берет на себя право решать, что делать, не просчитав своих действий и на два шага вперед…
– Я выполнял приказ, – прорычал Огненный Сокол. – Мне сказали: любой ценой!
– «Любой ценой» – это необязательно насилием. Тебе такое не приходило в голову? Кроме того, никто не приказывал тебе убивать Желтого Линя, это ты сделал по своим собственным соображениям. Если ты подозревал в нем шпиона, почему не допросил как положено? Да только заподозрив в нем того самого гвардейца, ты должен был тут же сообразить, что девочка в твоих руках, пока он жив! А ты… – Крапа вдохнул. – А ты не смог примириться с тем, что кому-то хватило ума водить тебя за нос столько времени.
– Я наказал предателя, прислужника Зла, – вдруг усмехнулся Огненный Сокол, поднимая голову и расправляя плечи. – И никто не смеет осуждать меня за это.
– Для наказаний прислужников Зла существует установленная процедура. – Красен тоже ответил усмешкой. – Это дело Консистории и Государя, а не гвардейского капитана.
– Можете начать внутреннее расследование, я не возражаю. Но раскаянья от меня вы не дождетесь. В последнее время принципами часто жертвуют ради интересов. – Огненный Сокол сузил глаза. – А Желтому Линю, если он в самом деле жив, передайте: я видел страх на лице бесстрашного человека, и я рад этому.
– Я думаю, нам лучше приступить к обсуждению более важных вопросов, – поморщился третий легат. – Вам известно, что вчера войска Государя остановили наш обоз с оружием на подступах к замку Чернокнижника? Это открытое объявление войны.
С минуту все молчали, обдумывая сказанное. Первым тишину нарушил Красен, стараясь скрыть довольную улыбку:
– Но если оружие оказалось в руках Государя, чем Храм ответит на это объявление войны?
– Это далеко не все оружие, а лишь часть снарядов, начиненных бездымным порохом, – уточнил третий легат.
– И, Крапа, разве не располагаем мы теперь не менее мощным оружием, чем бездымный порох? Разве девочка в наших руках – не оружие против армии? – хитро глянул на него Явлен.
– И не только против армии, – добавил третий легат. – Ее способностей хватит на то, чтобы… чтобы…
– Сделать Государем твоего зятя? – с некоторым презрением спросил Огненный Сокол, склонный называть вещи своими именами.
– Я бы сказал иначе: спасти государство от гражданской войны… – зло ответил ему третий легат.
Вот почему Явлен был так благодушен: думал, что загнал Крапу в ловушку. А ведь еще два дня назад он молол языком об активном энергообмене… Нет, незыблемость Храма в Исподнем мире и незыблемость власти чудотворов над Храмом – вот какую стратегию выбрал Инда Хладан. Словно проблемы сброса энергии в Исподний мир более не существовало, будто власть Храма не убивала Исподний мир, а с ним – и надежду на удержание свода…
Крапа кашлянул, чтобы потянуть время. Простейший ответ – сила на стороне девочки, она диктует условия, а не наоборот. Но, во-первых, чего тогда стоит «победа» Крапы, а во-вторых, никто не мешает Крапе управлять девочкой, угрожая жизни Желтого Линя.
– Я пока еще жить хочу… – усмехнулся Красен. – Не будем забывать, что силой вся хстовская гвардия удержать девочку не смогла. Не нужно считать меня всемогущим, солнце над Хстовом – это результат компромисса, большего мне пока достичь не удалось.
Конечно, с Явленом пришлось быть откровенней, чем с Особым легионом, и когда гвардейцы убрались, Явлен сказал, что Хладану вряд ли понравится все это, и объяснение с ним Крапе еще предстоит. И нет сомнений, Афран теперь точно потребует устранить Дубравуша, если не с помощью девочки, то любым другим способом.
Крапа не стал спрашивать, почему Явлен не поставил его в известность о поимке девочки, – скорей всего, так велел Хладан…
Увидеть на ступеньках своего дома чудотвора в форменной куртке Крапа не ожидал… А тому, казалось, не было никакого дела до того, как на него косятся прохожие и как в сторонке собирается стайка любопытных мальчишек. И тем более Крапа не ждал увидеть здесь Длану Вотана!
– Ох, Крапа, как тут душно… – пробормотал тот, тяжело поднимаясь со ступенек. – Войдем, что ли… Я побоялся напугать девочку и не стал входить без тебя.
– Ты поступил правильно, – кивнул Крапа, распахивая двери. Он испугался появления Дланы.
Они поднялись в кабинет – и Вотан всерьез запыхался, долго сидел в кресле и молчал.
– Как тут душно… – Он покачал головой и глянул в окно.
Крапа не посмел сам начать разговор, а потому кивнул:
– Я привык.
– Крапа… Тебя хотели сместить с должности куратора Млчаны, но пока мне удалось оставить ее за тобой.
Крапа удивленно поднял брови.
– Вот как?
– Да, ты не нравишься Хладану.
– И ты явился в Исподний мир, чтобы сообщить мне об этом?
– Нет. Я пришел договориться о другом. Завтра, самое позднее – послезавтра Хладан потребует от тебя отчета. Можешь прикрыться моим именем. Можешь прямо сказать ему, что приказ позаботиться о девочке ты получил лично от меня.
– Я тебе не подчиняюсь… – усмехнулся Крапа.
– Явлен тоже не подчиняется Хладану, хотя приказ искалечить девочку он получил от Хладана лично. Скажи, что я привез тебе приказ из Афрана. Мы встретились вчера утром на Змеючьем гребне. Мотивы Афрана тебе и так понятны – мы заинтересованы в сбросе энергии в Исподний мир, а доверять палачам башни Правосудия нет никакого резона: девочка могла умереть или сойти с ума.
Крапа кивнул. Предложение Вотана было как нельзя кстати, прикрывало Крапу со всех сторон, но… Но исходил от этого какой-то нехороший запашок… И никакого приказа из Афрана Крапа не видел…
– Красен, Прата остался калекой, чтобы девочка жила, – неожиданно улыбнулся Длана и посмотрел Крапе в глаза.
Сомнения тут же отпали. Союзник. И союзник высокопоставленный. Разве это не хорошо? Разве трудно предположить, что среди чудотворов, подобно отцу Сребряна или Названу, есть люди, желающие Исподнему миру добра и процветания? Убедительный взгляд Вотана рассеял нехороший запашок…
