Loe raamatut: «Сказки»

Font:

Сладкая каша

Однажды жила-была бедная, скромная девочка одна со своей матерью, и есть им было нечего. Пошла раз девочка в лес и встретила по дороге старуху, которая уже знала про её горемычное житьё и подарила ей глиняный горшочек. Стоило ему только сказать: «Горшочек, вари!» – и сварится в нём вкусная, сладкая пшённая каша; а скажи ему только: «Горшочек, перестань!» – и перестанет вариться в нём каша. Принесла девочка горшочек домой своей матери, и вот избавились они от бедности и голода и стали, когда захочется им, есть сладкую кашу.

Однажды девочка ушла из дому, а мать и говорит: «Горшочек, вари!» – и стала вариться в нём каша, и наелась мать досыта. Но захотелось ей, чтоб горшочек перестал варить кашу, да позабыла она слово. И вот варит он и варит, и ползёт каша уже через край, и всё варится каша. Вот уже кухня полна, и вся изба полна, и ползёт каша в другую избу, и улица вся полна, словно хочет она весь мир накормить; и приключилась большая беда, и ни один человек не знал, как тому горю помочь. Наконец, когда один только дом и остался цел, приходит девочка; и только она сказала: «Горшочек, перестань!» – перестал он варить кашу; а тот, кому надо было ехать снова в город, должен был в каше проедать себе дорогу.

Соломинка, уголёк и боб

В одной деревне жила бедная старуха. Собрала она раз миску бобов и хотела было их сварить. Она затопила печь и, чтоб огонь скорей разгорелся, подбросила пучок соломы. Стала пересыпать бобы в горшок, и вдруг один из них невзначай выскользнул и улёгся на полу рядом с соломинкой, а вскоре выскочил к ним из печи и горящий уголёк. Вот соломинка и говорит:

– Откуда вы к нам, милые друзья?

Уголёк отвечает:

– Да вот посчастливилось мне из огня выскочить, а не то бы верная гибель была мне – я сгорел бы и обратился в пепел.

А боб ему говорит:

– Я тоже ловко спас свою шкуру, а то положила бы меня старуха в горшок и сварила бы из меня, как из моих товарищей, без всякого сожаления похлёбку.

– А мне-то разве лучше пришлось бы? – сказала соломинка. – Всех моих сестриц старуха в огонь и в дым обратила: вон – шестьдесят сразу схватила да и погубила. Я ещё счастливо выскользнула у неё из рук.

– Что ж нам теперь делать? – спрашивает уголёк.

– Я думаю, – ответил боб, – раз мы так счастливо спаслись от смерти, так давайте жить, как добрые друзья-товарищи, вместе; а чтоб с нами не приключилось опять какой беды, давайте уйдём отсюда и поселимся в иной, чужедальней стране.

Это всем понравилось, и они отправились вместе в путь-дорогу. Долго ли, коротко ли, подошли они наконец к маленькому ручейку, и не было там ни мостика, ни жердинки, и они не знали, как им перебраться на другую сторону. Но соломинка скоро нашла выход и говорит:

– Знаете что, лягу-ка я поперёк ручья, а вы переправитесь по мне, как по мостику.

Так она и сделала – протянулась с берега на берег. А уголёк тот был нрава пылкого и смело затопал по вновь построенному мосту.

Дошёл он уже до середины, вдруг слышит под собой шум воды, тут испугался он, остановился на месте и не решился идти дальше. А соломинка вдруг загорелась, переломилась надвое и упала в ручей. Уголёк упал за ней следом и, как попал в воду, зашипел и умер.

А боб, тот был поосторожней: он остался на берегу и, увидев, что случилось, засмеялся и никак не мог остановиться, и смеялся так сильно, что в конце концов лопнул.

Тут бы ему и конец настал, но, к счастью, подвернулся странствующий портной, отдыхавший у ручья. Сердце было у него жалостливое, он достал иглу и нитки и сшил лопнувший боб.

Поблагодарил его боб от всей души, но только нитки-то у портного были чёрные.

Вот с той поры у всех бобов и виден посредине чёрный шов.

Бременские уличные музыканты

Был у одного хозяина осёл, и много лет подряд таскал он без устали мешки на мельницу, но к старости стал слаб и к работе не так пригоден, как прежде.

Подумал хозяин, что кормить его теперь, пожалуй, не стоит; и осёл, заметив, что дело не к добру клонится, взял и убежал от хозяина и двинулся по дороге на Бремен – он думал, что там удастся ему сделаться уличным музыкантом. Вот прошёл он немного, и случилось ему повстречать по дороге охотничью собаку: она лежала, тяжело дыша, высунув язык, – видно, бежать устала.

– Ты что это, Хватай, так тяжело дышишь? – спрашивает её осёл.

– Ох, – отвечает собака, – стара я стала, что ни день, то всё больше слабею, уже не в силах; вот и задумал меня хозяин убить, но я от него убежала. Как же мне теперь на хлеб зарабатывать?

– Знаешь что, – говорит осёл, – я иду в Бремен, хочу сделаться там уличным музыкантом; пойдём вместе со мной, поступай ты тоже в музыканты. Я играю на лютне, а ты будешь бить в литавры.

Собака на это охотно согласилась, и они пошли дальше. Вскоре повстречали они на пути кота; он сидел у дороги, мрачный да невесёлый, словно дождевая туча.

– Ну что, старина Кот Котофеич, беда, что ли, какая с тобой приключилась? – спрашивает его осёл.

– Да как же мне быть весёлым, когда дело о жизни идёт, – отвечает кот. – Стал я стар, зубы у меня притупились, сидеть бы мне теперь на печи да мурлыкать, а не мышей ловить, – вот и задумала меня хозяйка утопить, а я убежал подобру-поздорову. Ну, какой дашь мне добрый совет? Куда ж мне теперь деваться, чем прокормиться?

– Пойдём с нами в Бремен – ты ведь ночные концерты устраивать мастер, вот и будешь там уличным музыкантом.

Коту это дело понравилось, и пошли они вместе. Пришлось нашим трём беглецам проходить мимо одного двора, видят они – сидит на воротах петух и кричит во всё горло.

– Чего ты горло дерёшь? – говорит осёл. – Что с тобой приключилось?

– Да это я хорошую погоду предвещаю, – ответил петух. – Ведь нынче Богородицын день: она помыла рубашки Христу-младенцу и хочет их просушить. Да всё равно нет у моей хозяйки жалости: завтра воскресенье, утром гости приедут, и вот велела она кухарке сварить меня в супе, и отрубят мне нынче вечером голову. Вот потому и кричу я, пока могу, во всё горло.

– Вот оно что, петушок – красный гребешок, – сказал осёл, – эх, ступай-ка ты лучше с нами, мы идём в Бремен – хуже смерти всё равно ничего не найдёшь; голос у тебя хороший, и если мы примемся вместе с тобой за музыку, то дело пойдёт на лад.

Петуху такое предложение понравилось, и они двинулись все вчетвером дальше. Но дойти до Бремена за один день им не удалось, они попали вечером в лес и порешили там заночевать.

Осёл и собака улеглись под большим деревом, а кот и петух забрались на сук; петух взлетел на самую макушку дерева, где было ему всего надёжней. Но прежде чем уснуть, он осмотрелся по сторонам, и показалось ему, что вдали огонёк мерцает, и он крикнул своим товарищам, что тут, пожалуй, и дом недалече, потому что виден свет. И сказал осёл:

– Раз так, то нам надо подыматься и идти дальше, ведь ночлег-то здесь неважный.

А собака подумала, что некоторая толика костей и мяса была бы как раз кстати.

И вот они двинулись в путь-дорогу, навстречу огоньку, и вскоре заметили, что он светит всё ярче и светлей и стал совсем уже большой; и пришли они к ярко освещённому разбойничьему притону. Осёл, как самый большой из них, подошёл к окошку и стал в него заглядывать.

– Ну, осёл, что тебе видно? – спросил петух.

– Да что, – ответил осёл, – вижу накрытый стол, на нём всякие вкусные кушанья и напитки поставлены, и сидят за столом разбойники и едят в своё удовольствие.

– Там, пожалуй, кое-что и для нас бы нашлось, – сказал петух.

– Да, да, если бы только нам туда попасть! – сказал осёл.

И стали звери между собой судить да рядить, как к тому делу приступить, чтобы разбойников оттуда выгнать; и вот наконец нашли они способ. Решили, что осёл должен поставить передние ноги на окошко, а собака прыгнуть к ослу на спину; кот взберётся на собаку, а петух пускай взлетит и сядет коту на голову. Так они и сделали, и по условному знаку все вместе принялись за музыку: осёл кричал, собака лаяла, кот мяукал, а петух, тот запел и закукарекал. Потом ворвались они через окошко в комнату, так что даже стёкла зазвенели.

Услышав ужасный крик, разбойники повскакивали из-за стола и, решив, что к ним явилось какое-то привидение, в великом страхе кинулись в лес. Тогда четверо наших товарищей уселись за стол, и каждый принялся за то, что пришлось ему по вкусу из блюд, стоявших на столе, и начали есть и наедаться, будто на месяц вперёд.

Поужинав, четверо музыкантов погасили свет и стали искать, где бы им поудобней выспаться – каждый по своему обычаю и привычке. Осёл улёгся на навозной куче, собака легла за дверью, кот на шестке у горячей золы, а петух сел на насест; а так как они с дальней дороги устали, то вскоре все и уснули.

Когда полночь уже прошла и разбойники издали заметили, что в доме свет не горит, всё как будто спокойно, тогда говорит атаман:

– Нечего нам страху поддаваться, – и приказал одному из своих людей пойти в дом на разведку.

Посланный нашёл, что там всё тихо и спокойно: он зашёл в кухню, чтобы зажечь свет, и показались ему сверкающие глаза кота горящими угольками, он ткнул в них серник, чтоб добыть огня. Но кот шуток не любил, он кинулся ему прямо в лицо, стал шипеть и царапаться. Тут испугался разбойник и давай бежать через чёрную дверь; а собака как раз за дверью лежала, вскочила она и укусила его за ногу. Пустился он бежать через двор да мимо навозной кучи, тут и лягнул его изо всех сил осёл задним копытом; проснулся от шума петух, встрепенулся, да как закричит с насеста: «Кукареку!»

Побежал разбойник со всех ног назад к своему атаману и говорит:

– Ох, там в доме страшная ведьма засела, как дохнёт она мне в лицо, как вцепится в меня своими длинными пальцами; а у двери стоит человек с ножом, как полоснёт он меня по ноге; а на дворе лежит чёрное чудище, как ударит оно меня своей дубинкой; а на крыше, на самом верху, судья сидит и кричит: «Тащите вора сюда!» Тут я еле-еле ноги унёс.

С той поры боялись разбойники в дом возвращаться, а четырём бременским музыкантам там так понравилось, что и уходить не захотелось.

А кто эту сказку последний сказал, всё это сам своими глазами видал.

Красная Шапочка

Жила-была маленькая милая девочка. И кто, бывало, ни взглянет на неё, всем она нравилась, но больше всех её любила бабушка и готова была всё ей отдать. Вот подарила она ей однажды из красного бархата шапочку, и оттого, что шапочка эта была ей очень к лицу и никакой другой она носить не хотела, то прозвали её Красной Шапочкой. Вот однажды мать ей говорит:

– Красная Шапочка, вот кусок пирога да бутылка молока, ступай отнеси это бабушке; она больная и слабая, пускай поправляется. Выходи из дому пораньше, пока не жарко, да смотри, иди скромно, как полагается; в сторону с дороги не сворачивай, а то, чего доброго, упадёшь и бутылку разобьёшь, тогда бабушке ничего не достанется. А как войдёшь к ней в комнату, не забудь с ней поздороваться, а не то чтоб сперва по всем углам туда да сюда заглядывать.

– Я уж справлюсь как следует, – ответила матери Красная Шапочка и с ней попрощалась.

А жила бабушка в самом лесу, полчаса ходьбы от деревни будет. Только вошла Красная Шапочка в лес, а навстречу ей волк. А Красная Шапочка и не знала, какой это злющий зверь, и вовсе его не испугалась.

– Здравствуй, Красная Шапочка! – сказал волк.

– Спасибо тебе, волк, на добром слове.

– Куда это ты, Красная Шапочка, собралась так рано?

– К бабушке.

– А что это у тебя в корзинке?

– Молоко и пирог, мы его вчера испекли, хотим чем-нибудь порадовать бабушку, она больная да слабая, пускай поправляется.

– Красная Шапочка, а где живёт твоя бабушка?

– Да вон там, чуть подальше в лесу, надо ещё с четверть часа пройти; под тремя большими дубами стоит её домик, а пониже густой орешник – ты-то, пожалуй, знаешь, – сказала Красная Шапочка.

«Славная девочка, – подумал про себя волк, – лакомый был бы для меня кусочек; повкусней, пожалуй, чем старуха; но чтоб схватить обеих, надо дело повести похитрей».

И он пошёл рядом с Красной Шапочкой и говорит:

– Красная Шапочка, погляди, какие кругом красивые цветы, почему ты не посмотришь вокруг? Ты разве не слышишь, как прекрасно распевают птички? Ты идёшь, будто в школу торопишься, – а в лесу-то как весело время провести!

Глянула Красная Шапочка и увидела, как пляшут повсюду, пробиваясь сквозь деревья, солнечные лучи и всё кругом в прекрасных цветах, и подумала: «Хорошо бы принести бабушке свежий букет цветов – это будет ей, наверно, тоже приятно; ещё ведь рано, прийти вовремя я успею».

И она свернула с дороги прямо в лесную чащу и стала собирать цветы. Сорвёт цветок и подумает: «А дальше вон растёт ещё покрасивей» – и к тому побежит; и так уходила она всё глубже и глубже в лес.

А волк тем временем кинулся прямёхонько к бабушкиному дому и в дверь постучался.

– Кто там?

– Это я, Красная Шапочка, принесла тебе молоко и пирог, открой мне.

– А ты нажми на щеколду, – крикнула бабушка, – я очень слаба, подняться не в силах.

Нажал волк на щеколду, дверь быстро отворилась, и, ни слова не говоря, он подошёл прямо к бабушкиной постели и проглотил старуху. Затем он надел её платье, на голову – чепец, улёгся в постель и задёрнул полог.

А Красная Шапочка всё цветы собирала, и, когда она уже их набрала так много, что больше нести не могла, вспомнила она о бабушке и отправилась к ней. Она удивилась, что дверь настежь открыта, а когда вошла в комнату, всё показалось ей таким странным, и она подумала: «Ах, боже мой, как мне нынче тут страшно, а ведь я всегда бывала у бабушки с такою охотой!» И она кликнула:

– Доброе утро! – Но ответа не было.

Тогда она подошла к постели, раздвинула полог, видит – лежит бабушка, надвинут чепец у неё на самое лицо, и выглядит она так странно-странно.

– Ой, бабушка, отчего у тебя такие большие уши?

– Чтоб лучше тебя слышать!

– Ой, бабушка, а какие у тебя большие глаза!

– Это чтоб лучше тебя видеть!

– Ой, бабушка, а что это у тебя такие большие руки?

– Чтоб легче тебя схватить!

– Ох, бабушка, какой у тебя, однако, страшно большой рот!

– Это чтоб легче было тебя проглотить!

Только сказал это волк и как вскочит с постели – и проглотил бедную Красную Шапочку.

Наелся волк и улёгся опять в постель, заснул и стал громко-прегромко храпеть. А проходил в ту пору мимо дома охотник и подумал: «Как, однако, старуха сильно храпит, надо будет посмотреть, может, ей надо чем помочь». И он вошёл к ней в комнату, подходит к постели, глядь – а там волк лежит.

– А-а! Вот ты где, старый греховодник! – сказал он. – Я уж давненько тебя разыскиваю.

И он хотел было уже нацелиться в него из ружья, да подумал, что волк, может быть, съел бабушку, а её можно ещё спасти; он не стал стрелять, а взял ножницы и начал вспарывать брюхо спящему волку. Сделал он несколько надрезов, видит – просвечивает красная шапочка, надрезал ещё, и выскочила оттуда девочка и закричала:

– Ax, как я испугалась, как было у волка в брюхе темно-темно!

Выбралась потом оттуда и старая бабушка, жива-живёхонька, – еле могла отдышаться. А Красная Шапочка притащила поскорее больших камней, и набили они ими брюхо волку. Тут проснулся он, хотел было убежать, но камни были такие тяжёлые, что он тотчас упал, – тут ему и конец настал.

И были все трое очень и очень довольны. Охотник снял с волка шкуру и отнёс её домой. Бабушка скушала пирог, выпила молока, что принесла ей Красная Шапочка, и начала поправляться да сил набираться, а Красная Шапочка подумала: «Уж с этих пор я никогда в жизни не буду сворачивать одна с большой дороги в лесу без материнского позволенья».

Рассказывают ещё, что однажды, когда Красная Шапочка опять несла бабушке пирог, заговорил с ней другой волк и хотел было увести её с большой дороги. Но Красная Шапочка была теперь поосторожней, и пошла своим путём прямо, и рассказала бабушке, что встретился ей по дороге волк, и сказал «здравствуй», и так злобно посмотрел на неё своими глазами, что, случись это не на проезжей дороге, он съел бы её.

– Так вот что, – сказала бабушка Красной Шапочке, – давай-ка запрём двери, чтоб не мог он сюда войти.

А тут вскоре и волк постучался и говорит:

– Бабушка, отопри мне, я – Красная Шапочка, пирог тебе принесла.

А они молчат, дверь не открывают. Тогда обошёл серый, крадучись, вокруг дома несколько раз, прыгнул потом на крышу и стал дожидаться, пока Красная Шапочка станет вечером возвращаться домой: он хотел пробраться за ней следом и съесть её в темноте. Но бабушка догадалась, что задумал волк. А стояло у них перед домом большое каменное корыто; вот бабушка и говорит внучке:

– Красная Шапочка, возьми ведро – я вчера варила в нём колбасу – и вылей воду в корыто.

Красная Шапочка стала носить воду, пока большое-пребольшое корыто не наполнилось всё доверху. И почуял волк запах колбасы, повёл носом, глянул вниз и наконец так вытянул шею, что не мог удержаться и покатился с крыши, и свалился вниз, да прямо в большое корыто, в нём и утонул он.

А Красная Шапочка счастливо домой воротилась, и никто уже с той поры её больше не обижал.

Заяц и ёж

Эта сказка, ребята, на небылицу похожа, а всё же она правдивая, – дед мой, от которого я её слышал, говаривал всякий раз, когда он с чувством и с толком её рассказывал: «Правда-то в ней, сынок, есть; а то зачем бы и стали её рассказывать?»

А дело было вот как.

Случилось это в одно воскресное утро, в пору жатвы, как раз когда зацветает гречиха. Солнце на небе взошло яркое, утренний ветер дул по скошенному жнивью, жаворонки распевали над полями, пчёлы гудели на гречихе; люди шли в праздничных одеждах в церковь, и всякая тварь земная радовалась, и ёж в том числе тоже.

И стоял ёж у своей двери сложа руки, дышал утренним воздухом и напевал про себя весёлую песенку – не хорошую и не плохую, какую поют обычно ежи в тёплое воскресное утро. И вот когда он тихо напевал про себя эту песенку, пришло ему в голову, что он может, пока его жена купает и одевает детей, прогуляться немного по полю да поглядеть, как растёт брюква. А брюква росла совсем близко возле его дома, и он всегда ел её вместе со своей семьёй, потому и смотрел он на неё как на свою. Сказано – сделано. Запер ёж за собой дверь и направился в поле. Отойдя недалеко от дома, он хотел было пробраться через терновник, что рос возле поля, почти у того места, где росла и брюква, и вдруг заметил он зайца, который вышел за тем же делом – посмотреть на свою капусту. Увидел ёж зайца и пожелал ему доброго утра. А заяц был господин вроде как бы знатный и уж очень надменный. Он ничего не ответил на привет ежа и сказал ему, скорчив презрительную гримасу:

– Чего это ты так рано бегаешь тут по полю?

– Гуляю, – говорит ёж.

– Гуляешь? – засмеялся заяц. – Мне думается, что ты мог бы применить свои ноги для какого-нибудь более полезного дела.

Этот ответ сильно раздосадовал ежа: он мог бы всё перенести, но о своих ногах он не позволял ничего говорить – уж очень они были у него кривые.

– Ты, видно, воображаешь, – сказал ёж зайцу, – что своими ногами ты можешь лучше управиться?

– Я думаю, – ответил заяц.

– Это надо ещё проверить, – сказал ёж. – Я готов биться об заклад, что, если мы с тобой побежим взапуски, я прибегу первым.

– Да это прямо смешно – ты-то, со своими кривыми ногами? – сказал заяц. – Ну что ж, если у тебя такая большая охота, я, пожалуй, согласен. А на что мы будем спорить?

– На один золотой луидор и на бутылку вина, – говорит ёж.

– Идёт! – ответил заяц. – Ну, тогда уж давай начнём сейчас.

– Нет, зачем нам так торопиться, я не согласен, – говорит ёж, – ведь я ещё ничего не ел и не пил. Сперва пойду домой и немного позавтракаю, а через полчаса вернусь на это же самое место.

Заяц согласился, и ёж направился домой.

По пути ёж подумал про себя: «Заяц надеется на свои длинные ноги, но я-то его перехитрю. Хотя он и знатный господин, да глупый, он наверняка проиграет».

Пришёл ёж домой и говорит своей жене:

– Жена, скорее одевайся, придётся тебе идти вместе со мной на поле.

– А что такое случилось? – спрашивает она.

– Да вот поспорили мы с зайцем на один золотой луидор и на бутылку вина: хочу бежать я с ним взапуски, и ты должна быть при этом.

– Ах, боже ты мой! – стала кричать на него жена. – Да ты что, одурел в самом деле? Да в своём ли ты уме? Как можешь ты бежать с зайцем взапуски?

– Да ты уж, жена, лучше помолчи, – говорит ей ёж, – это дело моё. В мужские дела ты не вмешивайся. Ступай оденься и пойдём вместе со мной.

Что тут было ей делать? Хочешь не хочешь, а пришлось ей идти вслед за мужем.

Идут они вдвоём по дороге в поле, и говорит ёж жене:

– А теперь внимательно выслушай, что я тебе скажу. Видишь, вон по тому большому полю мы и побежим с зайцем взапуски. Заяц будет бежать по одной борозде, а я по другой, а бежать мы начнём с горы. А твоё дело – только стоять здесь, внизу, на борозде. Когда заяц пробежит по своей борозде, ты и крикнешь ему навстречу: «А я уже здесь!»

С тем и добрались они на поле. Указал ёж жене место, где ей надо стоять, а сам отправился повыше. Когда он пришёл, заяц был уже на месте.

– Давай, что ли, начинать? – говорит заяц.

– Ладно, – отвечает ёж, – начнём.

И стал каждый на свою борозду. Начал заяц считать: «Ну, раз, два, три» – и помчался, как вихрь, вниз по полю. А ёж пробежал примерно шага три, забрался затем в борозду и уселся себе там преспокойно.

Добежал заяц до конца поля, а ежиха и кричит ему навстречу:

– А я уже здесь!

Заяц остановился и был немало удивлён: он подумал, что это кричит, конечно, сам ёж, – а известно, что ежиха выглядит точно так же, как и ёж. Но заяц подумал: «Тут что-то неладно» – и крикнул:

– Давай побежим ещё раз назад!

И кинулся он вихрем, прижав уши, по борозде, а ежиха осталась преспокойно на своём месте. Добежал заяц до конца поля, а ёж кричит ему навстречу:

– А я уже здесь!

Разозлился заяц и крикнул:

– Давай бежать ещё раз назад!

– Как хочешь, – ответил ёж, – мне-то всё равно, сколько тебе будет угодно.

Так бегал заяц ещё семьдесят три раза, а ёж всё приходил первым. Всякий раз, когда заяц прибегал на край поля, ёж или ежиха говорили:

– А я уже здесь!

Но на семьдесят четвёртый раз не добежал заяц до конца: упал на передние лапы, пошла у него кровь горлом, и не мог он двинуться дальше.

Взял ёж выигранные им золотой луидор и бутылку вина, вызвал свою жену из борозды, и они пошли вместе домой, оба друг другом вполне довольные. Если они не умерли, то живут они ещё и сейчас.

Вот как оно вышло, что простой полевой ёж обогнал зайца, и с той поры уже ни один заяц не решался больше бегать с ежом взапуски.

А сказки этой поученье такое: во-первых, никто, каким бы знатным он себя ни почитал, не должен себе позволять глумиться над простым человеком – хотя бы даже и над ежом. Во-вторых, даётся совет такой: если надумает кто жениться, то пускай тот берёт себе жену из того же круга, что и сам, и пусть будет она на него самого похожа. Вот, скажем, если ты ёж, то и бери себе в жёны ежиху, и так дальше.