Loe raamatut: «Страшные сказки братьев Гримм: настоящие и неадаптированные»
Иллюстрации Тани Дюрер
Сказка «Разношерстка» переведена Софьей Ивановной Снессоревой, остальные – Петром Николаевичем Полевым
Все права защищены.
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
© Иллюстрации. Таня Дюрер, 2024
© Оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2024
* * *
Красная Шапочка
Ух, какая это была маленькая, славная девчурочка! Всем-то она была мила, кто только видел ее; ну а уж всех-то милее и всех дороже была она бабушке, которая уж и не знала, что бы ей подарить своей любимой внученьке.
Подарила она однажды ей шапочку из красного бархата, и так как ей эта шапочка была очень к лицу и она ничего другого носить не хотела, то и стали ее звать Красной Шапочкой. Вот однажды ее мать и сказала ей:
– Ну, Красная Шапочка, вот, возьми этот кусок пирога и бутылку вина, снеси бабушке; она и больна, и слаба, и это ей будет на пользу. Выходи из дома до наступления жары и, когда выйдешь, ступай умненько и в сторону от дороги не забегай, не то еще, пожалуй, упадешь и бутылку расшибешь, и бабушке тогда ничего не достанется. И когда к бабушке придешь, то не забудь с ней поздороваться, а не то чтобы сначала во все уголки заглянуть, а потом уж к бабушке подойти.
– Уж я все справлю как следует, – сказала Красная Шапочка матери и заверила ее в том своим словом.
А бабушка-то жила в самом лесу, на полчаса ходьбы от деревни. И чуть только Красная Шапочка вступила в лес, повстречалась она с волком. Девочка, однако же, не знала, что это был за лютый зверь, и ничуть его не испугалась.
– Здравствуй, Красная Шапочка, – сказал он.
– Спасибо тебе на добром слове, волк.
– Куда это ты так рано выбралась, Красная Шапочка?
– К бабушке.
– А что ты там несешь под фартучком?
– Кусок пирога да вино. Вчера у нас матушка пироги пекла, так вот посылает больной и слабой бабушке, чтобы ей угодить и силы ее подкрепить.
– Красная Шапочка, да где же живет твоя бабушка?
– А вот еще на добрую четверть часа пути дальше в лесу, под тремя старыми дубами; там и стоит ее дом, кругом его еще изгородь из орешника. Небось теперь будешь знать? – сказала Красная Шапочка.
А волк-то про себя думал: «Эта маленькая, нежная девочка – славный будет для меня кусочек, почище, чем старуха; надо это так хитро дельце обделать, чтобы мне обе на зубок попали».
Вот и пошел он некоторое время с Красной Шапочкой рядом и стал ей говорить:
– Посмотри-ка ты на эти славные цветочки, что растут кругом, – оглянись! Ты, пожалуй, и птичек-то не слышишь, как они распевают? Идешь, словно в школу, никуда не оборачиваясь, а в лесу-то, поди-ка, как весело!
Красная Шапочка глянула вверх, и как увидала лучи солнца, прорезавшиеся сквозь трепетную листву деревьев, как взглянула на множество дивных цветов, то и подумала: «А что, если б я бабушке принесла свежий пучок цветов, ведь это бы ее тоже порадовало; теперь же еще так рано, что я еще всегда успею к ней прийти вовремя!» Да и сбежала с дороги в сторону, в лес, и стала собирать цветы. Чуть сорвет один цветочек, как уж ее другой манит, еще лучше, и она за тем побежит, и так все дальше да дальше уходила в глубь леса.
А волк прямехонько побежал к бабушкиному дому и постучался у дверей.
– Кто там?
– Красная Шапочка; несу тебе пирожка и винца, отвори-ка!
– Надави на щеколду, – крикнула бабушка, – я слишком слаба и не могу вставать с постели.
Волк надавил на щеколду, дверь распахнулась, и он вошел к бабушке в избу; прямехонько кинулся к постели бабушки и разом проглотил ее.
Затем надел он бабушкино платье и на голову ее чепчик, улегся в постель и занавески кругом задернул.
Красная Шапочка между тем бегала и бегала за цветами, и когда их набрала столько, сколько снести могла, тогда опять вспомнила о бабушке и направилась к ее дому.
Она очень удивилась тому, что дверь была настежь отворена, и когда она вошла в комнату, то ей так все там показалось странно, что она подумала: «Ах, боже ты мой, что это мне тут так страшно нынче, а ведь я всегда с таким удовольствием прихаживала к бабушке!» Вот она сказала:
– С добрым утром!
Ответа нет.
Подошла она к кровати, отдернула занавески и видит: лежит бабушка, и чепчик на самый нос надвинула, и такою странною кажется.
– Бабушка, а бабушка? Для чего это у тебя такие большие уши?
– Чтобы я тебя могла лучше слышать.
– Ах, бабушка, а глаза-то у тебя какие большие!
– А это чтобы я тебя лучше могла рассмотреть.
– Бабушка, а руки-то какие у тебя большие!
– Это для того, чтобы я тебя легче обхватить могла.
– Но, бабушка, зачем же у тебя такой противный большой рот?
– А затем чтобы я тебя могла съесть!
И едва только волк проговорил это, как выскочил из-под одеяла и проглотил бедную Красную Шапочку.
Насытившись таким образом, волк опять улегся в кровать, заснул, да и стал храпеть что есть мочи.
Охотник проходил как раз в это время мимо бабушкина дома и подумал: «Что это старушка-то так храпит, уж с ней не приключилось ли что-нибудь?»
Вошел он в дом, подошел к кровати и видит, что туда волк забрался.
– Вот где ты мне попался, старый греховодник! – сказал охотник. – Давно уж я до тебя добираюсь.
И хотел было убить его из ружья, да пришло ему в голову, что волк, может быть, бабушку-то проглотил и что ее еще спасти можно; потому он и не выстрелил, а взял ножницы и стал вспарывать спящему волку брюхо.
Чуть только взрезал, как увидел, что там мелькнула красная шапочка; а дальше стал резать, и выпрыгнула оттуда девочка и воскликнула:
– Ах, как я перепугалась, как к волку-то в его темную утробушку попалась!
А за Красною Шапочкою кое-как выбралась и бабушка-старушка и еле могла отдышаться.
Тут уж Красная Шапочка натаскала поскорее больших камней, которые они и навалили волку в брюхо и зашили разрез; и когда он проснулся, то хотел было улизнуть; но не вынес тягости камней, пал наземь и издох.
Это всех троих порадовало: охотник тотчас содрал с волка шкуру и пошел с нею домой, бабушка поела пирога и попила винца, которое ей Красная Шапочка принесла, и это ее окончательно подкрепило, а Красная Шапочка подумала: «Ну уж теперь я никогда не стану в лесу убегать в сторону от большой дороги, не ослушаюсь больше матушкиного приказания».
Сказка о том, кто ходил страху учиться
Один отец жил с двумя сыновьями. Старший был умен, сметлив, и всякое дело у него спорилось в руках, а младший был глуп, непонятлив и ничему научиться не мог.
Люди говорили, глядя на него:
– С этим отец еще не оберется хлопот!
Когда нужно было сделать что-нибудь, все должен был один старший работать; но зато он был робок, и когда его отец за чем-нибудь посылал позднею порой, особливо ночью, и если к тому же дорога проходила мимо кладбища или иного страшного места, то он отвечал:
– Ах, нет, батюшка, не пойду я туда! Уж очень боязно мне.
Порой, когда вечером у камелька шли россказни, от которых мороз по коже продирал, слушатели восклицали:
– Ах, страсти какие!
А младший слушал, сидя в своем углу, и никак понять не мог, что это значило.
– Вот затвердили-то: страшно да страшно! А мне вот ни капельки не страшно! И вовсе я не умею бояться. Должно быть, это также одна из тех премудростей, в которых я ничего не смыслю.
Однажды сказал ему отец:
– Послушай-ка, ты, там, в углу! Ты растешь и силы набираешься: надо ж и тебе научиться какому-нибудь ремеслу, чтобы добывать себе хлеб насущный. Видишь, как трудится твой брат; а тебя, право, даром хлебом кормить приходится.
– Эх, батюшка! – отвечал тот. – Очень бы хотел я научиться чему-нибудь. Да уж коли на то пошло, очень хотелось бы мне научиться страху: я ведь совсем не умею бояться.
Старший брат расхохотался, услышав такие речи, и подумал про себя: «Господи милостивый! Ну и дурень же брат у меня! Ничего путного из него не выйдет. Кто хочет крюком быть, тот заранее спину гни!»
Отец вздохнул и отвечал:
– Страху-то ты еще непременно научишься, да хлеба-то себе этим не заработаешь.
Вскоре после того зашел к ним в гости дьячок, и стал ему старик жаловаться на свое горе: не приспособился-де сын его ни к какому делу, ничего не знает и ничему не учится.
– Ну подумайте только: когда я спросил его, чем он станет хлеб себе зарабатывать, он ответил, что очень хотел бы научиться страху!
– Коли за этим только дело стало, – отвечал дьячок, – так я берусь обучить его. Пришлите-ка его ко мне. Я его живо обработаю.
Отец был этим доволен в надежде, что малого хоть сколько-нибудь обломают.
Итак, дьячок взял к себе парня домой и поручил ему звонить в колокол.
Дня через два разбудил он его в полночь, велел ему встать, взойти на колокольню и звонить; а сам думает: «Ну, научишься же ты нынче страху!» Пробрался тихонько вперед, и, когда парень, поднявшись наверх, обернулся, чтобы взяться за веревку от колокола, перед ним на лестнице против слухового окна очутился кто-то в белом.
Он крикнул:
– Кто там?
Но тот не отвечал и не шевелился.
– Эй, отвечай-ка! – закричал снова паренек. – Или убирайся подобру-поздорову! Нечего тебе здесь ночью делать.
Но дьячок стоял неподвижно, чтобы парень принял его за привидение. Опять обратился к нему парень:
– Чего тебе нужно здесь? Отвечай, если ты честный малый; а не то я тебя сброшу с лестницы!
Дьячок подумал: «Ну, это ты, братец мой, только так говоришь» – и не проронил ни звука, стоял, словно каменный.
И в четвертый раз крикнул ему парень, но опять не добился ответа. Тогда он бросился на привидение и столкнул его с лестницы так, что, пересчитав десяток ступеней, оно растянулось в углу.
А парень отзвонил себе, пришел домой, лег, не говоря ни слова, в постель и заснул.
Долго ждала дьячиха своего мужа, но тот все не приходил. Наконец ей страшно стало, она разбудила парня и спросила:
– Не знаешь ли, где мой муж? Он ведь только что перед тобой взошел на колокольню.
– Нет, – отвечал тот, – а вот на лестнице против слухового окна стоял кто-то, и, так как он не хотел ни отвечать мне, ни убираться, я принял его за мошенника и спустил его с лестницы. Подите-ка взгляните, не он ли это был. Мне было бы жалко, если бы что плохое с ним стряслось.
Бросилась туда дьячиха и увидала мужа: сломал ногу, лежит в углу и стонет.
Она перенесла его домой и поспешила с громкими криками к отцу парня:
– Ваш сын натворил беду великую: моего мужа сбросил с лестницы, так что сердечный ногу сломал. Возьмите вы негодяя из нашего дома!
Испугался отец, прибежал к сыну и выбранил его:
– Что за проказы богомерзкие! Али тебя лукавый попутал?
– Ах, батюшка, только выслушайте меня! – отвечал тот. – Я совсем не виноват. Он стоял там в темноте, словно зло какое умышлял. Я не знал, кто это, и четырежды уговаривал его ответить мне или уйти.
– Ах, – возразил отец, – от тебя мне одни напасти! Убирайся ты с глаз моих, видеть я тебя не хочу!
– Воля ваша, батюшка, ладно! Подождите только до рассвета: я уйду себе, стану обучаться страху; авось узнаю хоть одну науку, которая меня прокормит.
– Учись чему хочешь, мне все равно, – сказал отец. – Вот тебе пятьдесят талеров, ступай с ними на все четыре стороны и никому не смей сказывать, откуда ты родом и кто твой отец, чтобы меня не срамить.
– Извольте, батюшка, если ничего больше от меня не требуется, все будет по-вашему. Это я легко могу соблюсти.
На рассвете положил парень пятьдесят талеров в карман и вышел на большую дорогу, бормоча про себя: «Хоть бы на меня страх напал! Хоть бы на меня страх напал!»
Подошел к нему какой-то человек, услыхавший эти речи, и стали они вместе продолжать путь.
Вскоре завидели они виселицу, и сказал ему спутник:
– Видишь, вон там стоит дерево, на котором семеро с веревочной петлей спознались, а теперь летать учатся. Садись под тем деревом и жди ночи – не оберешься страху!
– Ну, коли только в этом дело, – отвечал парень, – так оно не трудно. Если я так скоро научусь страху, то тебе достанутся мои пятьдесят талеров: приходи только завтра рано утром сюда ко мне.
Затем подошел к виселице, сел под нею и дождался там вечера. Ему стало холодно, и он развел костер, но к полуночи так посвежел ветер, что парень и при огне никак не мог согреться.
Ветер раскачивал трупы повешенных, они стукались друг о друга. И подумал парень: «Мне холодно даже здесь, у огня, каково же им мерзнуть и мотаться там наверху?»
И так как сердце у него было сострадающее, он приставил лестницу, влез наверх, отвязал висельников одного за другим и спустил всех семерых наземь. Затем он раздул хорошенько огонь и рассажал их всех кругом, чтоб они могли согреться.
Но они сидели неподвижно, так что пламя стало охватывать их одежды. Он сказал им:
– Эй, вы, берегитесь! А не то я вас опять повешу!
Но мертвецы ничего не слыхали, молчали и не мешали гореть своим лохмотьям.
Тут он рассердился:
– Ну если вы остерегаться не хотите, то я вам не помощник, а мне вовсе не хочется сгореть вместе с вами.
И он снова повесил их на прежнее место. Потом он подсел к своему костру и заснул.
Поутру пришел к нему встреченный человек за деньгами и спросил:
– Ну что, небось, знаешь теперь, каков страх бывает?
– Нет, – отвечал тот, – откуда же было мне узнать это? Эти ребята, что там наверху болтаются, даже рта не открывали и так глупы, что позволили гореть на теле своим лохмотьям.
Тут увидел прохожий, что пятьдесят талеров ему на этот раз не придется получить, и сказал, уходя:
– Таких я еще не видел!
Парень тоже пошел своей дорогой, бормоча по-прежнему:
– Ах, если б меня страх пробрал!
Услыхал это извозчик, ехавший позади него, и спросил:
– Кто ты таков?
– Не знаю, – отвечал малый.
А извозчик продолжал:
– Откуда ты?
– Не знаю.
– Да кто твой отец?
– Не смею сказать.
– Что такое бормочешь ты себе под нос?
– Я, видишь ли, хотел бы, чтобы меня страх пробрал, да никто меня не может страху научить, – отвечал парень.
– Не мели вздора! – сказал извозчик. – Ну-ка, отправимся со мною: я тебя как раз к месту пристрою.
Парень отправился с ним, и к вечеру прибыли они в гостиницу, где собирались заночевать.
Входя в комнату, парень снова произнес вслух:
– Кабы меня только страх пробрал! Эх, кабы меня только страх пробрал!
Услыхав это, хозяин засмеялся и сказал:
– Если уж такова твоя охота, то здесь найдется к тому подходящий случай.
– Ах, замолчи! – прервала его хозяйка. – Сколько безумных смельчаков поплатились уже за это жизнью! Было бы очень жаль, если бы и этот добрый юноша перестал глядеть на белый свет.
Но парень сказал:
– Как бы ни было оно тягостно, все же я хочу научиться страху: ведь я для этого и пустился в путь-дорогу.
Не давал он покоя хозяину, пока тот не рассказал ему, что невдалеке находится заколдованный замок, где немудрено страху научиться, если только там провести ночи три. И король-де обещал дочь свою в жены тому, кто на это отважится, а уж королевна-то краше всех на свете. В замке же охраняются злыми духами несметные сокровища. Если кто-нибудь в том замке проведет три ночи, то эти сокровища ему достанутся и любой бедняк ими обогатится. Много молодых людей ходили туда счастья попытать, да ни один не вернулся.
На другое утро явился парень к королю и говорит ему:
– Кабы мне дозволено было, я провел бы три ночи в заколдованном замке.
Король взглянул на парня, и тот ему так приглянулся, что он сказал:
– Ты можешь при этом избрать себе три предмета, но непременно неодушевленных, и захватить их с собою в замок.
Парень отвечал:
– Ну так я попрошу себе огня, столярный станок и токарный станок вместе с резцом.
Король велел еще засветло снести ему все это в замок. К ночи пошел туда парень, развел яркий огонь в одной из комнат, поставил рядом с собою столярный станок с резцом, а сам сел за токарный.
– Эх, кабы меня только страх пробрал! – сказал он. – Да, видно, я и здесь не научусь ему.
Около полуночи вздумал он еще пуще разжечь свой костер и стал раздувать пламя, как вдруг из одного угла послышалось:
– Мяу, мяу! Как нам холодно!
– Чего орете, дурачье?! – закричал он. – Если вам холодно, идите, садитесь к огню и грейтесь.
Едва успел он это произнести, как две большие черные кошки быстрым прыжком подскочили к нему, сели по обеим его сторонам и уставились дико на него своими огненными глазами.
Немного погодя, отогревшись, они сказали:
– Приятель! Не сыграем ли мы в карты?
– Отчего же? – отвечал он. – Я не прочь; но сперва покажите-ка мне ваши лапы.
Они вытянули свои когти.
– Э! – сказал парень. – Коготки у вас больно длинные! Погодите, я должен вам их сперва обстричь.
С этими словами схватил он кошек за загривок, поднял их на столярный станок и крепко стиснул в нем их лапы.
– Увидал я ваши пальцы, – сказал он, – и прошла у меня всякая охота в карты играть.
Он убил их и выбросил из окна в пруд.
Но когда он, покончив с этой парой, хотел опять подсесть к своему огню, отовсюду, из каждого угла, повыскочили черные кошки и черные собаки на раскаленных цепях – и все прибывало да прибывало их, так что ему уж некуда было от них деваться.
Они страшно ревели, наступали на огонь, разбрасывали дрова и собирались совсем разметать костер.
Поглядел он с минуту спокойно на их возню, а когда ему невтерпеж стало, он взял свой резец и закричал:
– Брысь, нечисть окаянная! – И бросился на них.
Одни разбежались; других он перебил и побросал в пруд. Вернувшись, он снова раздул огонь и стал греться. Сидел он, сидел, и глаза стали слипаться, стало его клонить ко сну. Оглядевшись кругом и увидав в углу большую кровать, он сказал:
– А, вот это как раз кстати! – И лег.
Но не успел он и глаз сомкнуть, как вдруг кровать сама собой стала двигаться и покатила по всему замку.
– Вот это ладно! – сказал он. – Да нельзя ли поживей? Трогай!
Тут понеслась кровать, точно в нее шестерик впрягли, во всю прыть, через пороги, по ступенькам вверх и вниз…
Но вдруг – гоп, гоп! – кровать опрокинулась вверх ножками, и на парня словно гора налегла.
Но он пошвырял с себя одеяла и подушки, вылез из-под кровати и сказал:
– Ну, будет с меня! Пусть катается кто хочет!
Затем он улегся у огня и проспал до бела дня.
Поутру пришел король и, увидав его распростертым на земле, подумал, что привидения убили его и он лежит мертвый.
– Жаль доброго юношу! – сказал король.
Услыхал это парень, вскочил и ответил:
– Ну, до беды еще не дошло!
Удивился король, обрадовался и спросил, каково ему было.
– Превосходно, – отвечал тот, – вот уже минула одна ночь, а там и две другие пройдут.
Пошел парень к хозяину гостиницы, а тот и глаза таращит:
– Не думал я увидеть тебя в живых. Ну что, научился ли ты страху?
– Какое там! – отвечал парень. – Все напрасно! Хоть бы кто-нибудь надоумил меня.
На вторую ночь пошел он спать в древний замок, сел у огня и затянул свою старую песенку:
– Хоть бы страх меня пробрал!
Около полуночи поднялся там шум и гам, сперва потише, а потом все громче и громче; затем опять все смолкло на минуту, и наконец из трубы к ногам парня вывалилось с громким криком полчеловека.
– Эй! – закричал юноша. – Надо бы еще половинку! Этой маловато будет.
Тут снова гомон поднялся, послышался топот и вой, и другая половина тоже выпала.
– Погоди, – сказал парень, – вот я для тебя огонь маленько раздую!
Сделав это и оглянувшись, он увидел, что обе половины успели срастись – и на его месте сидел уже страшный-престрашный человек.
– Это, брат, непорядок! – сказал парень. – Скамейка-то моя!
Страшный человек хотел его оттолкнуть, но парень не поддался, сильно двинул его, столкнул со скамьи и сел опять на свое место.
Тогда сверху нападало один за другим еще множество людей. Они достали девять мертвых ног и две мертвые головы, расставили эти ноги и стали играть, как в кегли.
Парню тоже захотелось поиграть.
– Эй, вы, послушайте! – попросил он их. – Можно ли мне присоединиться к вам?
– Можно, коли деньги у тебя есть.
– Денег-то хватает, да шары ваши не больно круглы.
Взял он мертвые головы, положил их на токарный станок и обточил их кругом.
– Вот так, – сказал он, – теперь они лучше кататься будут. Валяйте! Теперь пойдет потеха!
Поиграл парень с незваными гостями и проиграл немного; но как только пробила полночь, все исчезло. Он улегся и спокойно заснул.
Наутро пришел король осведомиться:
– Ну, что с тобой творилось на этот раз?
– Проиграл в кегли, два талера проиграл!
– Да разве тебе не было страшно?!
– Ну вот еще! – отвечал парень. – Позабавился, и только. Хоть бы мне узнать, что такое страх!
На третью ночь сел он опять на свою скамью и сказал с досадой:
– Ах, если бы только пробрал меня страх!
Немного погодя явились шестеро рослых ребят с гробом в руках.
– Эге-ге, – сказал парень, – да это, наверное, братец мой двоюродный, умерший два года назад! – Он поманил пальцем и крикнул: – Ну поди, поди сюда, братец!
Гроб был поставлен на пол, парень подошел и снял крышку: в гробу лежал мертвец. Дотронулся парень до его лица: оно было холодное как лед.
– Погоди, – сказал он, – я тебя маленько согрею!
Подошел к огню, погрел руку и приложил ее к лицу мертвеца, но тот был холоден по-прежнему.
Тогда он вынул его из гроба, сел к огню, положил покойника себе на колени и стал тереть ему руки, чтобы восстановить кровообращение.
Когда и это не помогло, пришло ему в голову, что согреться можно хорошо, если вдвоем лечь в постель; перенес он мертвеца на свою кровать, накрыл его и лег рядом с ним.
Немного спустя покойник согрелся и зашевелился.
– Вот видишь, братец, – сказал парень, – я и отогрел тебя.
Но мертвец вдруг поднялся и завопил:
– А! Теперь я задушу тебя!
– Что? Задушишь?! Так вот какова твоя благодарность?! Полезай же опять в свой гроб!
И парень поднял мертвеца, бросил его в гроб и закрыл его крышкой; тогда вошли те же шестеро носильщиков и унесли гроб.
– Не пробирает меня страх, да и всё тут! – сказал парень. – Здесь я страху вовеки не научусь!
Тут вошел человек, еще громаднее всех прочих и на вид совершенное страшилище: это был старик с длинной белой бородой.
– Ах ты, тварь этакая! – закричал он. – Теперь-то ты скоро узнаешь, что такое страх: готовься к смерти!
– Ну, не очень спеши! – отвечал парень. – Коли мне умирать приходится, так без меня дело не обойдется.
– Тебя-то уж я прихвачу с собою! – сказало чудовище.
– Потише, потише! Очень уж ты расходился! Я ведь тоже не слабее тебя, а то еще и посильнее буду!
– Это мы еще посмотрим! – сказал старик. – Если ты окажешься сильней меня, так я тебя отпущу; пойдем-ка, попытаем силу!
И повел он парня темными переходами в кузницу, взял топор и вбил одним ударом наковальню в землю.
– Эка невидаль! Я могу и получше этого сделать! – сказал парень и подошел к другой наковальне.
Старик стал подле него, любопытствуя посмотреть, и белая борода его свесилась над наковальней. Тогда парень схватил топор, расколол одним ударом наковальню и защемил в нее бороду старика.
– Ну теперь ты, брат, попался! – сказал он. – Теперь тебе помирать приходится!
Взял он железный прут и стал им потчевать старика, пока тот не заверещал и не взмолился о пощаде, обещая дать ему за это превеликие богатства.
Парень вытащил топор из щели и освободил старика. Повел его старик обратно в замок, показал ему в одном из погребов три сундука, наполненные золотом, и сказал:
– Одна треть принадлежит бедным, другая – королю, третья – тебе.
В это время пробило полночь, и парень остался один в темноте.
– Как-нибудь да выберусь отсюда, – сказал он, наощупь отыскал дорогу в свою комнату и заснул там у огня.
Наутро пришел король и спросил:
– Что же теперь-то, небось, научился ты страху?
– Нет, – отвечал тот, – и ведать не ведаю, что такое страх. Побывал тут мой покойный двоюродный брат, да бородач какой-то приходил и показал мне там внизу кучу денег, а страху меня никто не научил.
И сказал тогда король:
– Спасибо тебе! Избавил ты замок от нечистой силы. Бери же себе мою дочь в жены!
– Все это очень хорошо, – отвечал тот, – а все-таки до сих пор я не знаю, что значит дрожать от страха!
Золото достали из подземелья, отпраздновали свадьбу, но супруг королевны, как ни любил свою супругу и как ни был он всем доволен, все повторял:
– Ах, если бы только пробрал меня страх! Кабы страх меня пробрал!
Это наконец раздосадовало молодую. Горничная же ее сказала королевне:
– Я пособлю горю! Небось, научится и он дрожать от страха.
Она пошла к ручью, протекавшему через сад, и набрала полное ведро пескарей.
Ночью, когда молодой король почивал, супруга сдернула с него одеяло и вылила на него целое ведро холодной воды с пескарями, которые так и запрыгали вокруг него.
Проснулся тут молодой и закричал:
– Ой, страшно мне, страшно мне, женушка милая! Да! Теперь я знаю, что значит дрожать от страха!