Loe raamatut: «Пепел Нетесаного трона. На руинах империи»

Font:

Феликсу, помогавшему мне с чудовищами

Brian Staveley

THE EMPIRE’S RUIN

Map artwork by Isaac Stewart

Published by permission of the author and his literary agents, Liza Dawson Associates (USA) via Igor Korzhenevskiy of Alexander Korzhenevski Agency (Russia).

Издательство Азбука®

1

На мосту было пусто.

Сначала они беззвучно, темной кляксой на звездном поле, пронеслись над водой широкого канала, едва не задев головы подгнивших деревянных статуй на мосту. Гвенна Шарп не сводила глаз с моста у Пивного рынка, высматривала силуэты соратников по крылу – Талала и Кворы, которых предполагалось подхватить на пролете.

– Сучье дело, – буркнула она. – Джак, новый заход.

По плану все было просто. Дождь, за недели раздувший каналы и затопивший нижние этажи деревянных построек, ненадолго прекратился. Хоть один вылет, не оскальзываясь на когтях, без теплых жирных капель в лицо, без дождевой пелены, сквозь которую в двух шагах ничего не разглядишь. Понятное дело, накладки случаются и в ясные ночи: перекрытые улицы, неожиданный обход стражи; а то малявка, которой давно пора бы в постель, выглянет из окна, заметит двоих в черном с мечами в заплечных ножнах и позовет папу с мамой… В мире и в лучшие времена нет порядка, а теперь времена не из лучших. Ее люди могли опоздать на точку по одной из тысячи причин, поэтому до четвертого или пятого захода Гвенна особо не тревожилась. К двенадцатому она дозрела до того, чтобы посадить птицу прямо посреди драного моста и пойти вышибать дверь за дверью.

– Еще круг? – спросил Быстрый Джак.

Пилот сидел на спине огромной птицы, пристегнутый к седлу, а Гвенна, стоя на выставленном вперед когте кеттрала, свешивалась вниз на прикрепленной к лапе страховке. В такой позиции руки оставались свободны для лука или меча; чтобы при необходимости запалить и сбросить взрывснаряд; подхватить и удержать раненого товарища, пока птица уносит их в безопасное место. Только некого было ни убивать, ни подхватывать.

Она глубоко вздохнула и немедля о том пожалела: Домбанг насквозь пропах дохлой рыбой, гнильем, дымом, горелым сахарным тростником, сточными водами – запах забивал ноздри. Гвенна велела себе не спешить, продумать все толком.

– Нет, – ответила она, поразмыслив. – Поднимаемся.

– Спиральный поиск?

Никто, кроме кеттрал, с места Гвенны не услышал бы голоса пилота. Гвенна еще помнила вылеты кадетских лет, когда удары крыльев и завихрения воздуха рвали в клочья любой звук. Но с тех пор минули годы, она прошла Пробу, выпила священное Халово яйцо, приобрела невиданную остроту восприятия и силу. Сейчас она прекрасно слышала Джака, хотя голос звучал отдаленно, как эхо. Она его и чуяла – запах пота вливался в городские миазмы вместе с едкостью размазанной по бледному лицу сажи, отсыревшей седельной кожи, и сквозь все это пробивался приторный запашок беспокойства, напоминавший Гвенне, что ей тоже не по себе.

– Да, – ответила она. – По узкой спирали. И забирай к западу.

Птица легла на крыло.

Анник Френча на соседнем когте подвинулась, легко развернулась в сбруе, подстроившись к маневру. Ее тревоги – если Анник тревожилась – Гвенна не чуяла. И голову дала бы на отсечение, что и не увидит. Лучница устроилась на сбруе, как девочка на качелях, одной рукой держа плечо лука, другой придерживая стрелу на тетиве. Анник и сама напоминала Гвенне лук: такая же тонкая, убийственная сила – а иначе как убийственной ее и назвать нельзя, – стянутая в напряженную неподвижность. Подстреленный ею человек не успевал споткнуться, схватиться за древко, а Анник уже накладывала новую стрелу, и ее голубые глаза высматривали, кого бы еще пристрелить в этом мире. Гвенна больше десяти лет летала, дралась, проходила на волосок от смерти рядом с этим бойцом. Они ссали в один горшок, пили из одного меха, проливали кровь на один клочок земли, но к ее самообладанию Гвенна так и не привыкла. Стоило взглянуть на Анник, ей вспоминались все собственные несовершенства: недостаток хладнокровия и расчетливости, дисциплины, выдержки… Вечно она не готова…

Неудивительно, что и шнурок, стягивавший копну ее рыжих волос, выбрал это самое время, чтобы развязаться. Волосы хлестали по лицу, свисали на глаза, отвлекали. Анник волосы не мешали – та раз в неделю макала голову в ведро, после чего начисто выбривала поясным ножом. Из-за этого Анник походила на пятнадцатилетнего мальчишку, только Гвенна не видела подростков, способных бы за сто шагов расщепить стрелой тростинку.

– Если точка провалена, – напомнила снайперша, – они залягут на дно до завтрашней ночи, а там выйдут на запасную.

– По-твоему, похоже, что она провалена?

Лучница смотрела на город под собой.

– С воздуха не все видно.

– Вот-вот. В частности, не видно Талала и Кворы, дери их Кент.

– Порядок действий им известен: оставаться в укрытии до выхода на запасный пункт.

Гвенна плюнула в темноту и проследила, как ветер разносит плевок.

– Если их не взяли.

– Не вижу оснований полагать, что их взяли.

– Не вижу оснований полагать, что нет.

– Они кеттрал.

– Кеттрал умирают, как все, стоит только загнать в них кусок стали поострее и провернуть.

– Ты собираешься всю ночь кружить над городом? – Анник укоризненно покачала головой. – Домбанг слишком велик, ты не высмотришь двоих среди пятидесяти тысяч. Тем более не зная, где искать.

Она была права. Охренеть как права.

Там, где требовалось действовать по правилам, соблюдать устав, решать с холодной головой, Анник никогда, никогда не ошибалась. И притом почему-то – Гвенна до сих пор не спала ночами, гадая, как это вышло, – командовать крылом досталось ей, а не Анник. А значит, это Гвенна, а не Анник потеряла двух бойцов – двух друзей – в открытой клоаке этого города.

Правда, сверху Домбанг не походил на клоаку. С воздуха видны были только красные фонарики да кухонные костры, теплый свет человеческого жилья и – по крайней мере, в эту ночь – холодный блеск отраженных в каналах звезд. В сотне шагов выше города теплый влажный ветер разгонял городской смрад. Можете малость расслабиться, воздушный дозор. Никто не всадит стрелу в человека на когте уходящей в небо птицы. Никто не оглушит ударом по голове, чтобы потом принести брыкающуюся жертву здешним кровожадным богам. С высоты Гвенна почти не улавливала запах ужаса, исходящий от городских улиц и домов.

Беда в том, что двое ее кеттрал были не в небе.

Она изучала план города. Джак неторопливыми кругами поднимал их над опрятной деревянной застройкой Северного мыса. Кварталы здесь не слишком отличались друг от друга: черепичные крыши, нависшие над каналами узкие балкончики, вывихнутые коленца улиц; однообразие нарушал только темный безобразный шрам на месте снесенного мятежниками храма Интарры. Застроить пустое место никто не потрудился. Даже развалин не разобрали.

– Куда бы ты пошел, Талал? – бормотала себе под нос Гвенна. – Где бы ты спрятался?

Нет, это неправильные вопросы.

Если двое кеттрал прячутся, с ними все в порядке. Правда, у Кворы есть склонность сначала убить, а уж после выяснять, что к чему, но с клинками она обращаться умеет – еще как умеет, а Талал не позволит ей резать те глотки, которые желательно оставить в целости. Саму Гвенну он не раз и не два удерживал от глупостей. Если они, как предположила Анник, залегли на дно, волноваться не о чем. А тогда нет нужды в спиральном поиске, и в сетевом поиске, и вообще в каком-либо поиске в этом, поцелуй его Кент, городе. Опасаться следует, если они в плену, а пленников домбангские мятежники могли доставить только в одно из двух мест. Кораблекрушение надежнее, но тогда им пришлось бы пройти к югу через Весенний мост, мимо памятника Гоку Ми, заложить крюк на север по острову Утонувшей Кобылы – слишком долгий переход, чтобы тащить по нему опасных пленников. А тогда остается…

– Джак, – окликнула Гвенна, – давай к Баням. Заходи с юго-востока.

– Нарушим приказ, – заметила Анник (по голосу судя, ее это не слишком волновало).

– Приказ долбоклюва Фрома… – качнула головой Гвенна.

– Адмирала, командующего домбангским театром.

– Домбанг – не театр, а отхожая дыра. И что б в нем понимал Фром, ни разу не сходивший с корабля, поцелуй его Кент?

– Однако мы рискуем…

– Да в задницу этот риск. В мире остался один кеттрал – тот, что под нами.

– Потому нам и отдали такой приказ. Если птицу захватят…

– На высоте ста шагов?

– С высоты ста шагов никого не спасешь.

– Значит, спустимся.

– И подвергнем опасности птицу.

– Сраный святой Хал, Анник, а где нет опасности? Работа у нас такая. – Гвенна махнула рукой на багряные огоньки Домбанга. – Каждый второй в этом городе готов нас выпотрошить, едва увидев, а остальные подождут ровно столько, чтобы принести в жертву своим жадным до крови божкам. Хочешь безопасности – вари пиво, паши землю или, Хал побери, иди в галантерейщики.

– Галантерейщики? – подняла бровь Анник.

– Модными шляпками торгуй. Шей шляпки.

Гвенна стиснула челюсти, нехотя прикусила язык. Она просто от беспокойства злится. Но от этого не легче.

– Слушай, – помолчав, заговорила она, – ты, скорее всего, права. Вероятно, Талал с Кворой засели на чердаке или наливаются квеем в какой-нибудь здешней дыре. Завтра мы их вытащим, и я буду чувствовать себя полной дурой, что здесь торчала. Ну и ладно. Не впервой. Но если они в плену, я должна об этом узнать до того, как их уволокут в Бани. Иначе нам их уже не видать.

– По уставу…

– Устав сочинял чинуша, для которого риск – погадить, когда нет шелковой подтирки под рукой.

– Не чинуша, а император.

Гвенна мотнула головой:

– У императора особые глаза, диковинные шрамы и высоченная башня, но летать ей не доводилось. Она ни хрена не понимает в птицах, в сражениях, в Домбанге. Она просто трусит остаться без последнего кеттрала, а Фром из-за этого уже сидит у меня в печенках.

– Твое крыло, тебе и решать, – пожала плечами снайперша.

Гвенна сердито отдувалась. Она не в первый раз пренебрегала приказами адмирала Фрома. Адмирал… начищенные пуговицы и напомаженные усы. Правда, их дело в Домбанге, пожалуй, само по себе безнадежно, но она не подпишет себе приговор, слушая этого болвана. И уж точно не станет ради него рисковать жизнью своих людей.

Она снова всмотрелась в город внизу.

– Спускайся, Джак. До самых крыш.

Домбанг представлял собой путаницу переулков, мостов, набережных, причалов, каналов (словно сброшенный с высоты город расплескало по мутным протокам дельты), но она заранее выучила карту наизусть и теперь легко отыскала темную заиленную чашу Старой гавани, утыканную темными корпусами брошенных судов, и посреди нее – большую нескладную Арену, на которой в честь домбангских богов проливалась кровь горожан. Во дворе пристроенной к Арене тюрьмы-казармы горели редкие факелы. При их свете Гвенна рассмотрела полдюжины Достойных, учившихся крошить друг друга на рагу.

От Старой гавани Джак повернул на северо-восток, через площадь Гока Ми с пустоглазой каменной статуей, потом к северо-западу, над старинными многоколонными особняками Первого острова, над покачивающимися на якорях баржами со сладким тростником, к сверкающим огням Золотого берега с его линией покатых крыш. Путь, который для пешего или гребца на узкой лодочке был бы долог и скучен, кеттрал проделали, расслабившись в ремнях сбруи над проносящимся внизу городом.

Не то чтобы Гвенна сумела расслабиться. Ее пальцы, сами собой подобравшись к поясу со взрывснарядами, проверяли фитили, пересчитывали запалы. Глаза до боли вглядывались в каждую тень, в каждый уголок.

Их предупреждали, что Домбанг по ночам оживает: весь город высыпает поесть и выпить, поплясать под музыку при свете фонариков. Очевидно, описание составляли до переворота, отправившего все прежнее жизнеустройство на свалку.

Домбанг присоединился к Аннурской империи поздно и поневоле, а когда империя стала рассыпаться, первым вернул себе независимость. Во всяком случае, независимость провозгласила большая часть населения. Хотя далеко не все пришли в восторг от возвращения старых обычаев, исконной веры. В сущности, удивляться этому не приходилось, поскольку старая вера требовала оставлять людей в дельте в жертву богам. За двести лет аннурского правления многие оценили такие новшества, как суд, веротерпимость и торговля с внешним миром.

Все это означало, что Домбанг вел две войны: одну с Аннурской империей, а вторую – с самим собой. И первая была достаточно кровопролитной, но вторая бросила брата на брата, обратила детей против родителей, стравила старых друзей. Конечно, все это было пять лет назад. За это время аннурцев в живых не осталось – ни солдат, ни поселившихся в городе чиновников; немного выжило и домбангцев с аннурскими корнями: купцов с чужими именами, каменщиков с неподходящим цветом волос, рыбаков с неправильным выговором и разрезом глаз. Одни сгорели в собственных постелях, других перерезали на Арене, а большую часть, связанными и истекающими кровью, оставили в дельте на съедение богам. Гвенна богов не видела, зато насмотрелась на крокодилов, змей и ягуаров. В дельте реки Ширван хватало способов умереть без помощи высших сил. Самые жестокие казни приберегали для дерзнувших поддержать империю домбангцев – их, содрав кожу, бросали умирать от яда змей и пауков. Нанесенные войной раны не закрылись и за пять лет. Мало кто выходил по ночам из дома. А если выходил, то не один. И не безоружным.

Что весьма облегчало осмотр улиц и водных путей. Гвенна быстрым взглядом охватывала целые площади. Она видела ночью не хуже совы. С пятидесяти шагов могла рассмотреть одежду, лицо, рукоять плохо припрятанного клинка. Кеттрал недаром поклонялись Халу – богу тьмы.

Кучка пошатывающихся гуляк пробиралась по переулкам. Гвенна велела Джаку дважды пройти над баржей, поднимавшейся по каналу Као. Первый остров патрулировали зеленые рубашки. Ни Талала, ни Кворы.

– Ну и хрен с ними, – сказала Гвенна, поудобнее устраиваясь в упряжи. – Похоже, они в самом деле где-то залегли.

Анник не отозвалась. Другая на ее месте взглянула бы самодовольно или с облегчением – снайперша вовсе не изменилась в лице. И не отвела взгляда с переулка под собой.

– Джак, – сказала Гвенна, – проверим еще Бани и уходим.

Она уже различала вдали здание, словно растолкавшее плечами окрестные крыши.

Пока верховные жрецы не додумались до безумной Арены, Пурпурные бани были самым большим строением Домбанга: огромное роскошное здание из красного дерева, тридцати шагов в высоту, более ста в длину, с десятками бассейнов – маленьких, на одного человека, и таких, в которые можно было запустить десяток лодок. Больше века властные и богатые горожане собирались здесь, в святилище прохладных вод и теплого пара. Теперь не собирались. За время Двенадцатидневной войны мятежники захватили Бани и превратили их в крепость с казармами, плацами, тюрьмой. Одни осушенные бассейны служили площадками для учебных боев, другие, накрытые металлическими решетками, стали камерами для приговоренных.

Первым делом Гвенна разнесла бы все это хорошим взрывом, но в столице опасались, что масштабное и явное вмешательство империи оттолкнет колеблющихся – тех, кто до сих пор разрывается между верностью Аннуру и мятежниками. Поэтому со времени прибытия в Домбанг их крыло действовало скрытно: отравления, диверсии, убийства с крыш… так палец незаметно давит на чашу весов в надежде качнуть их в пользу Аннура. Анник и Талалу – снайперу и личу – такая работа была в самый раз. Гвенна, увы, не была ни снайпером, ни личем. Она начинала мастером-подрывником и до сих пор полагала, что единственный способ разобраться с Домбангом – это спалить весь Кентом драный город, сровняв его с водой.

Огонь решает все.

Захватившие Бани солдаты немало порушили. Снесли все постройки на сто шагов вокруг, порубили деревянные каркасы на дрова, а дрова скормили огромным чугунным жаровням, горевшим во всех концах огромного здания. Гвенна видала оборонительные позиции и похуже этой. Здесь даже ночью было светло, и часовых хватало. Правда, все часовые стояли внутри огненного кольца, притупляя и без того скудное ночное зрение. Глупо, но среди людей полно глупцов.

Джак провел птицу в облет Бань – раз, другой, третий. Гвенна разглядывала солдат. Захвати зеленые рубашки двоих кеттрал, все здесь были бы взбудоражены, взволнованы, перепуганы. Но нет, часовые сонно глядели прямо перед собой, отупев от скуки и не замечая за светом костров наворачивающего ленивые круги огромного коршуна-людоеда.

– Так и держи, Джак, – заговорила Гвенна. – Повисим еще немножко, убедимся, что наших друзей эти мерзавцы не притащат, а уж потом прямо на корабль.

Она понемногу расслабилась в сбруе. За десять с лишним лет полетов Гвенна научилась наслаждаться движением: мягким покачиванием, плавными взмахами крыльев. На домбангских улицах стоял липкий зной, а в сотне шагов выше теплый ветерок приятно перебирал волосы. На корабле она, конечно, получит выговор от Талала. «Я ценю заботу, – скажет он, – но ты слишком много тревожишься». А она ему ответит, что в другой раз, если потеряется, пусть выпутывается как знает. Они поехидничают немножко за кувшином пива, и делу конец. Снова увернулись от смерти, впереди еще одно утро, чтобы проснуться и продолжать бой.

– Ладно, – сказала она наконец. – Валим отсюда. Надо бы вздремнуть, прежде чем опять тащиться за этими придурками.

– Это точно, – согласился пилот.

Но он еще не договорил, когда теплый ветер вдруг обернулся ознобом, пробрал мурашками.

– Погоди-ка, – велела Гвенна и оглянулась на снайпершу. – Анник, ты…

Она осеклась. Анник вместо ответа шевельнула бровью.

Сдерживая колотящееся сердце, Гвенна вся обратилась во внимание. Это чувство было ей знакомо: готовность, смешанная с ужасом. С тех пор как выпила Халово яйцо, она сотню раз такое испытывала. Это был опыт тела – предчувствие, независимое от хитроумного рассудка.

– Держать позицию, – скомандовала Гвенна.

Она прикрыла глаза, распутывая паутину запахов и звуков, неосязаемые нити, составлявшие мир. Вонь отхожих мест со стоком прямиком в каналы, запах немытых тел; вот потянуло плесенью отсыревшего белья, а вот чистый запах свежераспиленного дерева – светлый аромат смолы. Она почти улавливала отдельные разговоры, бормотание сотен и тысяч голосов – двое мужчин спорят у очага, что-то недовольно бурчит женщина, командир одергивает часовых, а вот, на самом краю слуха, брань. Яростная, как шипение разъяренной кошки, убийственная брань.

– …Я тебе, Шаэлево отродье, хрен вместо сосиски зажарю и в зубы вобью, тупица драный…

Квора.

Гвенна вся напряглась и тут же расслабилась, как всегда перед боем.

– С востока, – угрюмо сказала она. – Восток-северо-восток. Захвачены.

Анник не усомнилась. Знала, что слух у Гвенны острее.

– Как будем действовать?

– Джак, – окликнула Гвенна, – заложи петлю на полмили. Так, чтобы зайти к ним за спину, и быстро. Анник, когда придет время, снимешь охрану Кворы и Талала.

– Они точно оба там?

Гвенна втянула воздух носом. Уверенности не было, но она обойдется и так.

– Ты, главное, убей всех, кого надо.

Она вытянула из кошеля на поясе длинную трубочку дымовухи.

– Перехватим их на открытой площадке перед Банями. Джак, берем наших на лету. Птицу не сажай. Дымовая завеса прикроет отход.

– Сбруи на них нет, – напомнил пилот. – Если связаны, не сумеют забраться на когти.

– И не надо. У меня две руки, по одной на каждого.

– Тяжелые, – деловито заметила Анник. – Талал особенно.

Гвенна кивнула, повращала плечами, постаравшись не замечать хруста суставов – обычное дело.

Талал, в отличие от многих киринских личей, в бою полагался не только на свои загадочные силы. Он был на полголовы выше Гвенны, с крепкими плечами и грудью, с мощными ногами. Два года назад, когда они работали в Кровавых Городах, он у нее на глазах ухватился за передок телеги – с верхом нагруженной кирпичами – и проволок ее на пятьдесят шагов, чтобы перегородить въезд на мост. Он весь сплошные мускулы да шрамы. Поднять его – что мешок с мокрым песком, а в другой руке еще будет болтаться Квора…

Гвенна попрочнее утвердилась на когте.

– Нам бы только их вытащить. Четверть мили продержусь, а там Джак посадит птицу на крышу.

– Я могла бы взять Квору, – предложила Анник.

– Мне нужнее твой лук, – покачала головой Гвенна.

Задумка, если сравнивать с другими ее планами, была не из худших. С другой стороны, ее умная голова, случалось, выдавала и полное дерьмо. В этот раз, по крайней мере, на их стороне высота, внезапность, темнота, взрывчатка и здоровенная птица.

«Все должно сработать».

От этой мысли стало еще беспокойней – Гвенна давно отучилась доверять слову «должно».

Джак вел птицу по кругу, прижимаясь к самым скатам крыш. Им оставалось несколько сотен шагов, когда конвой из темноты переулка вступил в красноватый свет факелов перед Банями. Десять человек – все мужчины – двигались сомкнутым строем. Кое-кто смотрел вперед, но большинство были заняты пленниками. Гвенна не могла знать, как те попались, но, похоже, серьезных ранений ни Квора, ни Талал не получили. Во всяком случае, на ногах держались, а Квора, хоть и припадала на правую, продолжала проклинать на все корки окруживших ее солдат.

– А тебе я, кукла безмозглая, язык через жопу выдерну…

На одного безоружного пленника со связанными руками приходилось пятеро конвоиров, но от них несло не торжеством, а злобой и блевотно-сладким страхом. Видно, кеттрал, прежде чем их скрутили, успели перерезать несколько глоток. Один кольнул Квору острием копья. Женщина, вместо того чтобы отпрянуть, уперлась спиной в острую сталь. Наверняка ей было больно, но тупым упрямством Квора не уступала Гвенне, а это, как признавала сама Гвенна, говорило о многом.

– Подбери свой вислый хрен, говнюк, – рыкнула Квора. – Кишка тонка закончить дело.

Глупая подначка. Эти домбангцы, хоть и рядились в выбеленные солнцем мундиры, настоящими солдатами не были. Многие почти мальчишки. Может, им и доводилось вышибать двери, чтобы приволочь к верховным жрецам перепуганных горожан. Может, и обращаться с копьем их кое-как обучили, но сейчас им было страшно, а от страха люди делаются опасными, непредсказуемыми. Кто-нибудь запросто может дернуться и вогнать пленнице наконечник под ребра. Гвенна мысленно напомнила им, что в Домбанге кровь дорого стоит, потому что здешним богам требуется живая жертва.

– Талал, Квора, – произнесла Гвенна (голоса она не повышала: охрана не услышит, а кеттрал должны). – Готовьтесь, будем вас вытаскивать.

Квора не расслышала ее за собственным криком, а лич чуть не обернулся, но вовремя спохватился – незачем настораживать конвой, – прислушался и кивнул.

– Квора, – сказал он, – нас выдернут на пролете.

Кто-то из солдат подтолкнул его тупым концом копья. Талал споткнулся, но Квора уже услышала.

– Когда? – коротко отозвалась она.

– Восемь, – ответила за Талала Гвенна, пронзительным голосом перекрывая свист ветра в ушах. – Семь. Шесть.

Под когтями птицы мелькали крыши. Переулки, веранды, мостки, причалы…

– Анник, – сказала Гвенна.

В темноте голубые глаза лучницы казались черными. Она выпустила первую стрелу, и сразу за ней еще две – рука так и мелькала от колчана к тетиве.

– Пять, – считала Гвенна.

Упал первый из зеленых рубашек – судя по форме, командир. Руки он прижимал к груди, словно молился.

Из горла у второго брызнула кровь.

Гвенна запалила дымовуху – длинный фитиль зашипел, заплевался искрами.

Еще один солдат вдруг сел на землю, поднял руку к торчавшей из глаза стреле и завалился на бок.

– Четыре.

Паника разметала зеленых рубашек ударом огромной волны. Люди задергались, размахивая копьями, тараща слепые в ночи глаза. Из полудесятка глоток вырвались вскрики: «Атака… в укрытие… сзади… нет!» – обрывочные, скомканные, бесполезные. Один солдат подхватил упавшего товарища, потянул от опасности, не понимая, что тот уже мертв. Другой оторвался от своих, ринулся к надежным стенам Бань. Третий остолбенел в свете факела, выкатил стеклянные глаза.

– Три.

А Талал с Кворой, наоборот, влились в суматоху, как в круг танцующих. Лич ребром стопы подсек колено ближайшему стражнику. Квора макушкой ударила в лицо другого, смяла ему нос в лепешку. Когда она отстранилась, лицо у нее казалось черным от крови на смуглой коже, но на нем светилась ухмылка.

– Два, – сказала Гвенна.

Огромные крылья взметнули порыв ветра. Кеттрал выставил вперед когти. Гвенна кинула дымовуху над головами двух кеттрал, в сторону цепи часовых перед Банями.

– «Звездочка»! – выкрикнул Талал.

– Просто дымовуха, – мотнула она головой. – Готовьтесь к…

Но Талал уже двигался: всем телом качнулся к Кворе. Руки у него были связаны, но он плечом толкнул ее в живот, отбросив в неглубокую рытвину, и накрыл собой.

Взрыв ударил Гвенну, как кирпичная стена.

Огонь расписал твердую темноту мира. Вопли и проклятия рассекли ночь. Боль вонзилась тысячью лезвий. На миг Гвенна забыла, где она; стоит, плывет или падает. Под водой? Нет, дышать можно. Снова на Островах? То-то наставник взбесится, если она завалит задание. Ветераны не знают пощады…

И тут же в ответ на первую мысль пришло мрачное понимание: «Теперь мы – ветераны. И это не учения».

Остальное вспомнилось разом, едва она забилась в поисках опоры. В руках пусто. Где мечи? Неужели выронила мечи? И тотчас поверх прежней муки пришла раскаленная добела боль – пронзила плечо, хлестнула по бедрам. Перед глазами открылась огненная труба. Гвенна скрипнула зубами, ухватила беспамятство за глотку, отшвырнула прочь.

– Не спешить! – рычала она себе. – Не спешить.

Обожженными пальцами она нащупала сбрую. Туго натянувшийся страховочный ремень на поясе уходил вверх, привязывая ее к птице. Она, щурясь, разглядела коготь и болтающуюся на своем ремне Анник – тоже вверх ногами, тоже силившуюся выправиться. Скривившись от боли, Гвенна ухватила ремень, подтянулась, сумела забросить ноги на коготь.

Король Рассвета кричал, но держался в воздухе. Гвенна сморгнула затянувший глаза туман. Да, летят, не падают.

Когда крик птицы оборвался, она услышала голос Джака: «…нас задело».

Видимо, это был конец фразы.

Ткань на спине промокла. Гвенна дотянулась рукой: так и есть, кровь.

– «Звездочка», – говорил пилот. – Нас зацепило взрывом.

– Я «звездочку» не бросала.

– Не ты, а они. Мятежники.

Понимание ударило ее под дых.

Они целый месяц снабжали верных Аннуру горожан боеприпасами. Предполагалось, что взрывчатка будет использоваться против врага, но люди попадают в плен, люди перекидываются на другую сторону, люди в панике теряют груз. Неудивительно, что в конце концов «звездочка» попала в руки зеленым рубашкам. Погано, но не удивительно.

Плечо пылало. Ощупав рану, Гвенна обнаружила застрявший в мышце горячий осколок. Снова чуть не вырубилась и снова отбросила от себя дурноту и обморок. Рука слушалась, значит мускул не перерубило, но движения скованы. Гвенна еще раз, уже осторожнее, ощупала рану. Рассмотреть не сумела, но и так было ясно: зазубренная железяка в палец длиной.

– Оставила бы ты как есть.

Анник уже взобралась на соседний коготь. Из-за черной формы и темноты не удалось рассмотреть, ранена ли лучница, но боеспособность она явно сохранила. Хорошо, потому что главный бой был впереди.

Гвенна покрепче ухватила осколок металла.

– Гвенна…

Остального она не услышала, потому что на сей раз, выдернув эту дрянь из плеча, все-таки провалилась в обморок.

Она плыла, качаясь в теплой соленой воде. Волны ласкали кожу, смывали с лица волосы. В невесомости было хорошо, лучше лучшего, будто она только теперь поняла, какое грузное, неподъемное тело день ото дня таскала по суше.

– Вот бы здесь и остаться, – пробормотала она.

Слова еще не сорвались с губ, а она уже пробудилась к ужасу этой ночи, к тяжести своего тела, вращающегося под несущейся в темноте птицей.

Гвенна судорожно вздохнула – легкие жгло огнем, – дотянулась ступней до когтя, остановила кружение, снова подтянулась на место и проверила дырку в плече. Кровь шла, но Гвенна полжизни обливалась кровью. Сознание ясное. Суставы и кости не вывернуты куда не надо. Сердце, как и следует в таком положении, отбивает сердитую дробь, а значит, нет у нее предлога отлынивать.

– Джак, – позвала она, – как Король?

– Вроде в порядке, – ответил пилот.

Судя по голосу, он остался цел, что и понятно. Он-то сидел на спине Короля Рассвета. Его укрыло от взрыва огромное тело птицы.

– Точно скажу только на земле, но движется он гладко.

И это тоже понятно. «Звездочка» и Гвенну с Анник не угробила. Нападавший запорол бросок: поторопился или промазал. Толчок, может, и разъярил птицу, но с неба не сбил. Повезло.

Конечно, то, что у зеленых рубашек вообще оказалась «звездочка», ни шиша везением не назовешь. Напортачил кто-то из Кентом драных поганцев, которым по приказу помогало ее крыло, а расплачиваться пришлось им. Гвенна на несколько ударов сердца дала волю гневу. В гневе была сила, а в силе она очень нуждалась. Потом, ощущая зубами свое горячее жадное дыхание, она заставила себя разобраться в происходящем. Король Рассвета парил над темной лагуной. Где-то позади гудели, как опрокинутый улей, Пурпурные бани: оттуда доносились приказы, вопросы, крики боли.

– Возвращаемся.

Она придержалась за птичью лапу, пока пилот закладывал крутой вираж. Впереди показались Бани – огромные, как замок, в свете сторожевых костров. Талал с Кворой должны быть на дальней, восточной стороне. Или их останки? Они-то были на земле и куда ближе к точке разрыва. Талал заметил «звездочку» и попытался укрыться, только укрытие было дерьмовое. Какой глубины та рытвина, в которую они завалились? У Гвенны загудела голова от усилия вспомнить. Она крепче ухватилась за ремни.

– Быстрее! – крикнула она наверх.

Голос ей самой показался натянутым, как слишком короткая для лука тетива.

– Как действуем? – спросил Джак.

– Второй заход по прежнему плану.

– Если у них есть еще «звездочки»…

– В этот раз будем начеку. Анник, увидишь, как кто-то поджигает запал, – стреляй. Джак, заметишь что-нибудь, уходи круто вверх, приказа не жди. В остальном все как было.

Она проверила ладони: болят, но слушаются. Если двое кеттрал ранены или без сознания, ей предстоит отстегнуться, спешиться, дотащить их до птицы и удерживать при взлете. Плечо словно кто-то полночи рубил топором. Ну и хрен с ним. После пусть рука хоть отвалится.

Быстрый Джак знал свое дело. Он заходил низко и быстро, под прикрытием Бань, и только в последний момент поднял птицу над крышей – едва-едва, чуть не задев резные золоченые статуи на карнизах. Под Гвенной мелькнули острозубые змеи и крокодилы, ягуары и рыбы с самоцветными глазами. Домбангцы расставляли таких, чтобы отгонять злых духов. Им на беду, ее крыло не было совсем уж бестелесным. Они вырвались из-за конька крыши тенью самой смерти, и Гвенне открылся хаос на площадке перед входом.