Loe raamatut: «Динамика бессознательного»
Карл Густав Юнг
Динамика бессознательного
© Walter Verlag AG, Olten, 1971
© Foundation of the Works of C.G. Jung, Zurich, 2007
© Издание на русском языке AST Publishers, 2022
* * *
Предисловие редактора немецкого издания
В восьмой том собрания сочинений К. Г. Юнга вошли преимущественно работы, в которых представлены фундаментальные теоретические положения и основные рабочие гипотезы автора. Шесть работ были впервые опубликованы в сборнике «О психической энергии и сущности сновидений», увидевшем свет в 1948 году. В этих работах Юнг фактически отвечал оппонентам, оспаривавшим его рассуждения в «Метаморфозах и символах либидо» (1912; новое издание 1952; см. Собрание сочинений, том V). Благодаря этим работам он уточнил и расширил свою теорию либидо, которую начал разрабатывать на рубеже 1912 года, но которая обрела окончательную форму лишь в 1928 году. Одновременно в статье «Теория психоанализа» (1913; см. Собрание сочинений, том IV) Юнг продолжил критику психоаналитических концепций Фрейда и более четко сформулировал собственные эмпирические оценки. Указанная статья выступает необходимым основанием для понимания аналитической, или комплексной, психологии.
Работа «Теоретические размышления о сущности психического» (она же «О природе психического») раскрывает прежде всего гносеологическую позицию автора. В этой работе термины «сознание» и «бессознательное» исследуются в их историческом развитии и в непосредственной связи с прояснением концепции инстинкта/влечения. Юнг обращался к этой теме еще в 1919 году, что очевидно из статьи «Инстинкт и бессознательное». Выводы, к которым он пришел, послужили в дальнейшем основанием к разработке теории архетипов.
Работа «Синхронистичность как принцип акаузальных взаимосвязей» включена в данный том потому, что речь в ней идет об инстинктивных, или архетипических, обстоятельствах, которые не могут быть описаны посредством каузальных рассуждений о причинах и следствиях. Скорее налицо значимые содержательные совпадения, которые дополняют наше научное понимание новым измерением. Вполне понятно, почему Юнг долгое время не решался опубликовать эту работу, революционную по своему содержанию. В итоге она увидела свет лишь в совместном со знаменитым физиком, лауреатом Нобелевской премии, профессором Вольфгангом Паули из швейцарской Высшей технической школы (Цюрих) сборнике «Объяснение природы и психическое» (Цюрих, 1952). Теория синхронистичности обнажает отношения между открытиями современной физики и достижениями аналитической психологии в той пограничной области реальности, которая до сих пор остается малоизученной и труднодоступной для понимания.
Тематически близкие прочие статьи этого тома сгруппированы вокруг трех указанных основных работ. Помимо упомянутых выше следует выделить среди них очерки, вошедшие в авторские сборники «О корнях сознания» (1954) и «Реальность души» (1934), а также в книгу «Проблемы души нашего времени» (1931).
Особо отмечу работы «Стадии жизни» и «Трансцендентная функция». В первой статье рассматривается индивидуация, к которой человек, как правило, приходит во второй половине жизни, а в статье «Трансцендентная функция», написанной в 1916 году, но опубликованной сорок лет спустя, исследуется потенциальное значение бессознательных процессов. Именно здесь Юнг впервые упоминает об «активном воображении», этом важнейшем элементе психического опыта, краеугольном камне аналитической психологии.
В коротких статьях о мировоззрении, реальности и сверхреальности, духе и жизни, а также о вере в духов теории и идеи анализируются с эмпирической точки зрения. Кроме того, автор пытается трактовать эти идеи феноменологически с целью психологического исследования.
* * *
В работе над данным томом собрания сочинений К. Г. Юнга принимали участие Лилли Юнг-Меркер и доктор филологии Элизабет Рюф. Мари-Луиза Аттенхофер, Софи Бауманн ван Ройен и Магда Кереньи также внесли неоценимый вклад в эту публикацию. За сверку греческих и латинских цитат редакция чрезвычайно признательна доктору филологии Марии-Луизе фон Франц.
От имени редакции – Ф. Н. Риклин,
осень 1966 г.
I. О психической энергии
Впервые опубликовано под названием «О психической энергии» (серия психологических исследований, Цюрих, 1928). Позднее Юнг переработал текст и выпустил его в сборнике под названием «О психической энергии и сущности сновидений» (Цюрих, 1948, в той же издательской серии психологических исследований)
I. Общие замечания об энергетической точке зрения в психологии
А. Введение
[1] Концепция либидо, разработанная мною1, вызвала множество неверных истолкований, а в ряде случаев было отмечено полное ее неприятие; поэтому, полагаю, не будет лишним снова изучить и описать основания этой концепции.
[2] Общепризнанно, что события физического свойства могут быть рассмотрены двумя способами – с механистической и энергетической точек зрения2. Механистическая точка зрения сугубо каузальна, она толкует событие как следствие некой причины: неизменные субстанции изменяют свои взаимоотношения согласно твердо установленным законам.
[3] Энергетическая точка зрения, с другой стороны, является по сути финалистской3; событие прослеживается от следствия к причине, исходя из допущения, что некая разновидность энергии лежит в основе всех изменений, что она сохраняется как некая константа на всем протяжении этих изменений и в конечном счете ведет к энтропии, то есть к состоянию общего равновесия. Поток энергии имеет выраженное направление (цель), поскольку он следует градиенту потенциала, который нельзя изменить на противоположный. Рассуждая об энергии, мы не мыслим субстанцию, приводимую в движение в пространстве; это понятие абстрагировано от отношений движения. Поэтому данное понятие опирается не на субстанции как таковые, а на их отношения, тогда как сама движущаяся субстанция есть основа механистического взгляда.
[4] Обе точки зрения необходимы для понимания физических явлений и, следовательно, считаются общепризнанными. Между тем сосуществование этих точек зрения на протяжении длительного времени постепенно привело к возникновению третьей в ряду подобных идей, к концепции одновременно механистической и энергетической (пусть, рассуждая логически, движение от причины к следствию, поступательное воздействие причины, не может в то же время выступать в качестве обратного подбора средств, необходимых для достижения цели4). Невозможно вообразить, чтобы одна и та же комбинация событий могла одновременно быть каузальной и финальной, поскольку одна детерминация исключает другую. Фактически налицо две различных точки зрения, обратные друг другу, поскольку принцип финальности представляет собой логическую инверсию принципа каузальности. Финальность не просто логически возможна; она выступает как необходимый объяснительный принцип, ведь никакое объяснение природы не может быть сугубо механистическим. Сводись наши понятия действительно лишь исключительно к движению тел в пространстве, мы располагали бы только каузальными объяснениями; но нам приходится также учитывать концептуально отношения движения, что требует энергетической точки зрения5. Будь иначе, у нас не возникла бы необходимость изобретать понятие энергии.
[5] Преобладание одной или другой точки зрения зависит не столько от объективного взаимодействия явлений, сколько от психологической установки исследователя или мыслителя. Эмпатия ведет к механистическому взгляду, абстракция – к энергетическому. Оба взгляда подвержены ошибке гипостазирования собственных принципов вследствие убежденности в наличии так называемых объективных фактов опыта. Они ошибочно предполагают, что субъективное понятие о явлении тождественно свойствам самого явления; что, например, каузальность, какой мы ее воспринимаем, возможно объективно обнаружить во взаимодействии явлений. Эта ошибка чрезвычайно распространена и чревата непрекращающимися конфликтами с противоположным принципом; ведь, как уже было сказано, невозможно вообразить детерминирующий фактор, который одновременно будет каузальным и финальным. Однако это неприемлемое противоречие возникает лишь вследствие логически необоснованного и бездумного проецирования на объект обыденной точки зрения. Наши точки зрения остаются непротиворечивыми лишь в тех случаях, когда они ограничиваются сферой психологического и проецируются всего-навсего в качестве гипотез на объективное взаимодействие явлений. Принцип каузальности способен принять логическую инверсию, не допуская противоречия с самим собой, но факты не обладают подобной способностью; значит, каузальность и финальность с необходимостью исключают друг друга в конкретном объекте. С учетом хорошо известного принципа сведения различий к минимуму в целом принято идти на теоретически недопустимый компромисс, признавая те или иные процессы отчасти каузальными и отчасти финальными6 (такой компромисс порождает всевозможные теоретические гибриды, но предлагает, этого нельзя отрицать, относительно достоверную картину реальности7. Всегда следует помнить, что, несмотря на идеально вообразимое единство фактов и наших идей, объяснительные принципы суть не более чем точки зрения, то есть проявления психологической установки и априорных условий, при которых и осуществляется мышление.
B. Возможность количественных измерений в психологии
[6] Из сказанного должно быть достаточно ясно, что всякое явление надлежит рассматривать как с механистически-каузальной, так и с энергетически-финалистской точки зрения. Если брать шире, именно возможность достижения результатов сама по себе определяет, какую точку зрения следует предпочесть. Если, например, предметом обсуждения становится качественная сторона явления, то энергетическая точка зрения делается вторичной, поскольку она затрагивает не явления как таковые, а лишь количественные отношения их движения.
[7] Неоднократно и широко обсуждалось, могут ли душевные и психические явления быть предметом рассмотрения с энергетической точки зрения. Априорно у нас нет оснований полагать, что это невозможно, поскольку нет ни малейшего повода исключать психические явления из сферы объективного опыта. Само по себе психическое вполне может быть объектом опыта. Но, как показывает пример Вундта8, не будет заблуждением усомниться в применимости энергетической точки зрения к психическим феноменам, а если она все-таки применима, полезно спросить, может ли психика трактоваться как относительно закрытая система.
[8] Что касается первого вопроса, то я совершенно согласен с фон Гротом9, который одним из первых предложил понятие психической энергии, когда он говорит: «Понятие психической энергии столь же законно в науке, как и понятие энергии физической, и психическая энергия имеет такие же количественные меры и разнообразные формы, как и физическая»10.
[9] Что касается второго вопроса, я расхожусь с моими предшественниками-исследователями в том, что меня нисколько не занимает стремление поместить психоэнергетические процессы в физическую систему. Подобного рода классификация мне неинтересна, поскольку мы в лучшем случае располагаем разве что смутными догадками о дальнейшем пути, поскольку у нас нет никакой реальной отправной точки. Безусловно, как мне представляется, психическая энергия так или иначе тесно связана с физическими процессами, но, чтобы рассуждать мало-мальски авторитетно об этой связи, нам требуется принципиально иной опыт и принципиально иное прозрение. Относительно же философской стороны данного вопроса скажу, что целиком поддерживаю мнение Буссе11. Также считаю необходимым согласиться с Кюльпе, который говорит: «Таким образом, не имеет значения, вносится ли какое-то количество психической энергии в ход материального процесса или нет; закон сохранения энергии, как он формулировался до настоящего времени, от этого не страдает»12.
[10] На мой взгляд, выявление психофизической связи представляет собой самостоятельную задачу, которая, вероятно, однажды будет решена. Впрочем, психолога не должно смущать это затруднение: он может рассматривать психическое как относительно замкнутую систему. В таком случае нам определенно предстоит порвать с «психофизической» гипотезой, которая кажется мне несостоятельной, поскольку ее эпифеноменалистский13 посыл явно унаследован от старомодного научного материализма. Поэтому, как полагают Лассвиц14, фон Грот и другие, феномены сознания не имеют функциональных связей друг с другом, ведь они всего-навсего (! – К. Г. Ю.)«феномены, выражения, симптомы некоторых более глубоких функциональных взаимоотношений». Каузальные связи, существующие между психическими фактами, которые доступны наблюдению в любой момент, противоречат эпифеноменалистской теории, обладающей фатальным сходством с материалистическим убеждением, будто психическое выделяется мозгом, как желчь выделяется печенью. Психологии, которая трактует психическое как эпифеномен, следовало бы именоваться психологией мозга и довольствоваться теми скудными результатами, каковые подобная психофизиология способна обеспечить. Психическое заслуживает, чтобы его воспринимали как феномен в своем праве; нет ни малейших оснований усматривать в нем простой эпифеномен, пускай оно, возможно, и зависит от функционирования мозга. Столь же несправедливо трактовать жизнь в качестве эпифеномена химических процессов, связанных с различными сочетаниями углерода.
[11] Непосредственный опыт количественных психических отношений, с одной стороны, и недоступная объяснению природа психофизической связи, с другой стороны, позволяют, по крайней мере, обосновать предварительный взгляд на психическое как на относительно замкнутую систему. Тут я оказываюсь в прямой оппозиции к психофизической энергетике фон Грота. Мне представляется, что здесь он вступает на зыбкую почву, и его дальнейшие замечания утрачивают достоверность. Тем не менее я хотел бы изложить читателю рассуждения фон Грота собственными словами последнего, поскольку они открывают нам точку зрения первооткрывателя этой трудной области знаний.
(1) Психические энергии обладают количеством и массой, подобно физическим энергиям.
(2) Будучи различными формами психической работы и психического потенциала, они способны трансформироваться друг в друга.
(3) Они могут быть преобразованы в физические энергии и наоборот посредством физиологических процессов15.
[12] Едва ли нужно добавлять, что третье утверждение очевидно представляется крайне спорным. При таком подходе лишь обыденная целесообразность покажет, возможна ли сама по себе энергетическая точка зрения или нет и сулит ли она какие-либо практические результаты16.
[13] Возможность точного количественного измерения физической энергии доказывает, что энергетическая точка зрения действительно приносит результаты в тех случаях, когда ее применяют к физическим явлениям. Но ведь возможно рассматривать физические явления как формы энергии даже в отсутствие точного количественного измерения, лишь при наличии возможности оценивать количества17. Зато, если бы это оказалось невозможным, от энергетической точки зрения пришлось бы отказаться, поскольку без возможности количественной оценки эта энергетическая точка зрения становится совершенно излишней.
а) Субъективная система ценностей
[14] Применимость энергетической точки зрения в психологии зависит, таким образом, исключительно от ответа на вопрос, возможна ли количественная оценка психической энергии или нет. Отвечать на этот вопрос следует безусловно утвердительно, поскольку наша психика действительно обладает необычайно хорошо развитой системой оценки, конкретно – системой психологических ценностей. Сами по себе ценности выступают как количественные оценки энергии. Здесь следует указать, впрочем, что в наших коллективных моральных и эстетических ценностях мы имеем в своем распоряжении не просто объективную систему ценностей, но объективную систему измерения. Однако эта система недоступна нам непосредственно, поскольку она представляет собой общую шкалу ценностей, которая вступает в действие лишь косвенно, на основании субъективных, то есть индивидуальных психологических состояний.
[15] Следовательно, прежде всего необходимо рассматривать субъективную систему ценностей, субъективные оценки, выносимые индивидуумом. Фактически мы способны до известного предела оценивать субъективную значимость наших психических состояний, пускай порой бывает чрезвычайно затруднительно измерить их с объективной точностью в сравнении с общепринятыми ценностями. Тем не менее, как уже было сказано, подобное сравнение для наших целей видится излишним. Мы можем сравнивать наши субъективные оценки друг с другом и определять их относительную ценность. Но такое измерение будет зависимым от оценки состояний, и потому его нельзя считать абсолютным и объективным; правда, для наших целей этого вполне достаточно, ведь различная интенсивность ценностей применительно к сходным качествам может опознаваться довольно уверенно, тогда как равнозначные ценности при тех же самых условиях явно сохраняют положение равновесия.
[16] Затруднения возникают лишь тогда, когда приходится сравнивать между собой ценностную интенсивность различных качеств, скажем, ценность научного воззрения в сравнении с ценностью чувственного впечатления. Здесь субъективная оценка становится зыбкой и, следовательно, ненадежной. Точно так же субъективная оценка ограничивается состоянием сознания, а потому она бесполезна для проявлений бессознательного, когда мы вынуждены так или иначе учитывать оценки, выходящие за пределы сознания.
[17] Впрочем, если вспомнить о компенсаторном взаимоотношении, существующем, как известно, между сознательным и бессознательным18, будет крайне важным отыскать способ определения ценности бессознательных явлений. Если мы желаем распространить энергетическую точку зрения на психические явления, то нужно не забывать о следующем чрезвычайно важном факте: осознаваемые ценности могут исчезать и никак не проявлять себя в соответствующих сознательных состояниях. В этом случае мы должны теоретически предполагать их появление в бессознательном. Но, поскольку бессознательное недоступно непосредственно ни нам самим, ни кому бы то ни было еще, оценка может быть только косвенной, и приходится прибегать к вспомогательным методам для вынесения ценностной оценки. При субъективной оценке на помощь немедленно приходят чувства и интуиция, которые суть функции с длительным периодом развития, достигшие высшей степени дифференцированности. Даже ребенок с ранних лет практикует дифференциацию своей шкалы ценностей, решает, кого больше любит – отца или мать, – кто стоит для него на втором и третьем месте, кого он больше всех ненавидит и т. д. Такая сознательная оценка не просто опровергает любые проявления бессознательного, но и фактически побуждает принимать самоочевидные ложные оценки, известные также как «вытеснения» или «смещение аффекта». Поэтому субъективная оценка совершенно не годится для оценивания бессознательных ценностных интенсивностей. Значит, нам требуется объективная отправная точка, которая сделает возможной косвенную, но объективную оценку.
b) Объективная оценка количества
[18] В своих исследованиях феноменов ассоциации19 я показал, что существуют различные сочетания психических элементов, сгруппированных вокруг эмоционально заряженных состояний20 (в моей терминологии это «комплексы»). Эмоционально заряженное состояние, или комплекс, состоит из ядерного элемента и множества вторичных, дополнительных и сгруппированных ассоциаций. Ядерный элемент, в свою очередь, включает в себя две составляющие: во-первых, это фактор, определяемый опытом и каузально соотносящийся с окружающей индивидуума средой; во-вторых, это фактор, присущий характеру индивидуума и определяемый его склонностями.
[19] Ядерный элемент характеризуется собственной заряженностью, эмфатичностью, которая порождается интенсивностью аффекта. Эта эмфатичность, выражаемая посредством энергии, есть некоторое ценностное качество. Насколько ядерный элемент вообще сознателен, настолько возможно субъективно измерить количество, по крайней мере относительно. Но если, как часто случается, ядерный элемент бессознателен21, во всяком случае по своей психологической значимости, то субъективная оценка становится невозможной, и приходится вместо нее прибегать к косвенным методам оценивания. В сущности, объяснением здесь служит следующий факт: ядерный элемент автоматически создает комплекс в том смысле, что аффективно заряжается и обладает энергетической ценностью, как я подробно показал во второй и третьей частях своей работы «Психология раннего слабоумия». Ядерный элемент обладает группирующей силой, которая соотносится с его энергетической ценностью. Он производит специфическую группировку психических состояний, тем самым порождая комплекс, который, как группа психических состояний, динамически обусловлен их энергетической ценностью. Впрочем, итоговая комбинация состояний будет не просто проекцией психических стимулов, но результатом отбора стимулируемых психических состояний, обусловленных качеством ядерного элемента. Такой отбор, разумеется, невозможно объяснить посредством энергии, поскольку энергетическое объяснение носит количественный, а не качественный характер. Для количественного объяснения необходимо вернуться к каузальному подходу22. Следовательно, предположение, на которое опирается объективная оценка психологических ценностных интенсивностей, должно гласить: группирующая сила ядерного элемента соответствует его ценностной интенсивности, то есть его энергии.
[20] Но какими именно способами оценки энергетической ценности группирующей силы, что обогащает комплекс ассоциациями, мы на самом деле располагаем? Мы можем оценивать это количество энергии разнообразными способами: (1) по числу группировок, произведенных ядерным элементом; (2) по сравнительной частоте и интенсивности реакций, указывающих на расстройство или комплекс; (3) по интенсивности сопутствующих аффектов.
[21] 1. Данные, необходимые для определения сравнительного количества группировок, могут быть получены частично за счет прямого наблюдения, а частично за счет аналитических выводов. Иными словами, чем чаще встречаются группировки, обусловленные одним и тем же комплексом, тем выше должно быть его психологическое значение (wertigkeit).
[22] 2. Реакции, указывающие на расстройство или комплекс, не ограничиваются лишь симптомами, которые проявляются в ходе ассоциативного эксперимента. Эти симптомы, по существу, выступают следствиями возникновения комплекса, и их свойства определяются конкретным типом эксперимента. Нас больше интересуют явления, свойственные психологическим процессам за пределами экспериментальных условий. Фрейд описывал большую их часть как речевые оговорки, описки, ошибки памяти, неверные истолкования произнесенных слов и прочие симптоматические действия. Сюда следует добавить автоматизмы, описанные мною, – «отключение мысли», «постепенный запрет на говорение», «нелепая болтовня»23 и т. п. Как я показал в своих ассоциативных экспериментах, интенсивность подобных явлений может непосредственно определяться временем их регистрации, но то же самое наблюдается и в случае неограниченной по протяженности психологической процедуры, когда мы с часами в руках непринужденно определяем ценностную интенсивность тех или иных ощущений по времени, которое требуется пациенту для разговора о них. Мне могут возразить, что пациенты склонны тратить время на пустую болтовню с целью уклониться от основного вопроса обсуждения, но это лишь подчеркивает, насколько важны для них такие вот пустяки. Наблюдатель обязан воздерживаться от произвольных оценок, от принятия реальных интересов пациента за посторонние мелочи в соответствии с каким-нибудь субъективным теоретическим допущением некоего аналитика. Определяя ценности, он должен строго следовать объективным критериям. Так, например, если пациент несколько часов подряд жалуется на своих слуг, вместо того чтобы затронуть суть дела, которую, быть может, совершенно точно установил работающий с пациентом аналитик, то это означает всего-навсего, что «комплекс слуг» имеет для пациента куда большую энергетическую ценность, нежели тот бессознательный конфликт, который, возможно, откроется в качестве ядерного элемента позднее, в ходе длительного курса лечения, или что торможение со стороны высоко ценимой сознательной позиции помещает ядерный элемент в бессознательное состояние посредством сверхкомпенсации.
[23] 3. Для определения интенсивности сопутствующих аффективных явлений мы располагаем объективными методами, которые, пусть они не замеряют количество аффекта, позволяют производить оценку последнего. Экспериментальная психология обеспечила нас целым рядом таких методов. Помимо измерений времени реакций, определяющих торможение ассоциативного процесса, а не фактические аффекты, у нас имеются, в частности, следующие методики:
(a) замер кривой пульса24;
(b) замер кривой дыхания25;
(c) отслеживание психогальванического феномена26.
[24] Легко распознаваемые изменения этих кривых позволяют наблюдателю выполнять, вмешиваясь в происходящее, оценку интенсивности расстройства, снедающего пациента. Также допустимо (к нашему глубокому удовлетворению, это показывает опыт) преднамеренно вызывать у субъекта аффективное состояние посредством психологических стимулов, которые, как известно, специально заряжаются аффектом для данного индивидуума по отношению к экспериментатору27.
[25] Помимо указанных экспериментальных методов мы обладаем высоко дифференцированной субъективной системой распознавания и оценки аффективных явлений в других. Каждый из нас наделен непосредственным «регистрирующим» инстинктом, которым также обладает и большинство животных, причем они различают эти явления не только внутри собственного вида, но и в других животных, равно как и в человеческих существах. Мы способны улавливать в окружающих малейшие эмоциональные колебания и очень тонко чувствуем качество и количество аффектов в наших ближних.