Невидимые женщины: Почему мы живем в мире, удобном только для мужчин. Неравноправие, основанное на данных

В Индии ведомства, отвечающие за общественный транспорт, также не разбивают данные по половому признаку^[147]. На нехватку гендерных данных по транспортному обслуживанию сетуют и авторы одного из последних докладов ЕС. Они указывают, что «в большинстве европейских стран сбор такого рода статистики на регулярной основе не ведется»^[148]. В США, как и в Великобритании, в ежегодных статистических отчетах по транспорту женщины упоминаются лишь дважды: в связи с получением водительских прав, и в связи с проблемами пешеходов^[149]. При этом, в отличие от Великобритании, здесь даже не приводятся цифры, а только обобщенные утверждения.

Еще одна, менее явная причина нехватки гендерной статистики заключается в той форме, в какой подают информацию транспортные агентства большинства стран. Все поездки, связанные с оплачиваемой работой в целом, объединены в одну категорию, а передвижения, связанные с выполнением семейных обязанностей, – в несколько разных подкатегорий; некоторые из них, например «поездки по магазинам», входят в категорию «досуга». Такой подход не позволяет выделить точные гендерные данные. Собрав информацию о поездках, связанных с выполнением семейных обязанностей, в Мадриде, Инес Санчес де Мадариага установила, что количество таких поездок почти равно количеству поездок, связанных с работой. А обработав полученные данные и разбив их по гендерному признаку, она пришла к выводу, что передвижения женщин «настолько же зависят от домашних обязанностей, насколько передвижения мужчин – от работы». Если бы во всех статистических отчетах по транспорту производилась разбивка данных по половому признаку, утверждает она, разработчикам транспортных систем пришлось бы относиться к поездкам по домашним делам так же серьезно, как и к поездкам по работе.

•••

Если мы хотим, чтобы наши транспортные системы были одинаково удобны и для мужчин, и для женщин, их не следует планировать отдельно от других элементов городской инфраструктуры, предостерегает Инес Санчес де Мадариага, так как женская мобильность должна определяться комплексным подходом к городскому планированию, в частности, созданием зон многоцелевого назначения. Но это нередко противоречит традиционным нормативам планирования – во многих странах городское пространство законодательно делится на зоны одного целевого назначения – коммерческие, жилые и промышленные зоны (так называемое зонирование)

Зонирование уходит корнями в глубокую древность (например, территория внутри городских стен, предназначалась для одних целей, а пространство за их пределами – для других), но закрепленная в законодательстве практика четкого разделения городского пространства на жилые и промышленные зоны, в которых разрешалось строить, соответственно, только жилые или индустриальные объекты, сложилась лишь после промышленной революции. И это чрезмерно упрощенное зонирование обусловило во всем мире «мужской перекос» в организации городского пространства.

Законы о зонировании принимались исходя из потребностей гетеросексуального женатого мужчины-добытчика, который утром отправлялся на работу в город, а вечером возвращался домой, за город, чтобы отдохнуть и поспать. Такова, поясняет Инес Санчес де Мадариага, «личная реальность большинства людей, принимающих решения в области зонирования», а представление о том, что дом – это прежде всего место отдыха, «до сих пор во всем мире определяет практику городского планирования»^[150].

Но если для этих планировщиков дом – «место отдыха после работы» и «место проведения досуга», то для женщин это далеко не так. Во всем мире женщины выполняют в три раза больше неоплачиваемой домашней работы, чем мужчины^[151]. По данным Международного валютного фонда (МВФ), возможно и дальнейшее подразделение: в некоторых странах женщины выполняют вдвое больше работы по уходу за детьми и вчетверо больше работы по дому, чем мужчины^[152]. Эксперты Всемирного банка установили, что в Катебе, городе в центральной части Уганды, на выполнение домашней работы женщины тратят почти 15 часов в день (уборка, уход за детьми, работа в огороде, приготовление пищи, заготовка дров и походы за водой), так что свободного времени у них остается не более получаса в день^[153]. У мужчин же, которые работают в огороде на час меньше, чем женщины, гораздо меньше времени тратят на работу по дому и уход за детьми и совсем не участвуют в заготовке дров и воды, остается около четырех часов свободного времени в день. Для мужчин дом, может быть, и место отдыха, а для женщин? Едва ли.

Сегодня в большинстве семей работают оба родителя, а основную работу по уходу за детьми и пожилыми родственниками в гетеросексуальных семьях чаще всего выполняют женщины. Законодательное зонирование городской территории на зоны и отдаление места проживания от места работы невероятно усложняет жизнь таких семей. О женщинах, проживающих в «спальных» районах с плохо развитой транспортной инфраструктурой и вынужденных передвигаться по городу с детьми и больными родственниками, как-то забывают. Реальность такова, что большинство нормативно-правовых документов в области зонирования не учитывает потребности женщин (как, впрочем, и многих мужчин).

Узость мышления и неспособность понять, что дом – не только место отдыха, влекут за собой самые серьезные последствия. В 2009 г. в Бразилии запустили государственную программу жилищного строительства Minha Casa, Minha Vida («Мой дом – моя жизнь»), нацеленную на помощь проживающим в аварийных домах гражданам (в то время их количество оценивалось в 50 млн человек)^[154]. Но результаты реализации программы оказались не такими, как планировалось.

Стереотипное представление о бразильских фавелах как непригодных для проживания трущобах, где царят нищета и беззаконие и где люди живут в постоянном страхе перед распоясавшимися бандитами, отчасти соответствует реальности, но не во всем. Дома многих жителей фавел – это социальное жилье, построенное общиной для тех, о ком не позаботилось государство. Эти дома строились с учетом реальных потребностей людей – как правило, там, где были рабочие места и нормальное транспортное обслуживание.

Этого не скажешь о жилье, построенном в рамках программы Minha Casa, Minha Vida. Жилые комплексы расположены в основном на окраинах Западной зоны города, которую глава Министерства жилищного строительства Рио-де-Жанейро Антонио Аугусто Вериссимо в 2010 г. окрестил região dormitório («спальным районом») и где нет рабочих мест^[155]. Вериссимо выступал против строительства социального жилья в этой зоне, опасаясь создания mais guetos de pobreza («огромных гетто нищеты»). Результаты исследования, проведенного Лондонской школой экономики и политических наук, показали, что большинство новых домов, в которые переселяли жителей фавел, располагалось на расстоянии куда большем, чем 7 км (максимальное расстояние, установленное муниципальными нормами) от прежнего жилья^[156].

Луиза, 42 лет, раньше жила в фавеле, расположенной в процветающей Южной зоне Рио-де-Жанейро. Там, как и в Центральной и Северной зонах, сосредоточено большинство рабочих мест. «От дома до работы было рукой подать, – рассказывала женщина во время опроса^[157], проводимого Фондом им. Генриха Белля^[158]. – Сесть на общественный транспорт можно было в любом месте, до автобусной остановки не нужно было тащиться несколько миль». Теперь она живет в кондоминиуме, построенном в рамках программы Minha Casa, Minha Vida в Кампо-Гранде, в слаборазвитой Западной зоне, более чем в 50 км от своего прежнего дома.

Поскольку в этой зоне практически нет рабочих мест, людям приходится добираться на работу в Северную и Центральную зоны. Дорога занимает более трех часов, причем транспортное обслуживание, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Около 60 % новых домов расположены в получасе ходьбы от ближайшей станции железной дороги или метро^[159]. Неспособность обеспечить нормальное транспортное обслуживание этим переселенцам из центра на окраину особенно негативно сказывается на положении женщин. Дело в том, что Рио-де-Жанейро вписывается в глобальный тренд – личным автотранспортом здесь владеют в основном мужчины. Им принадлежит 71 % автомобилей, и они в два раза чаще пользуются личными транспортными средствами, чем женщины^[160].

Женщинам приходится труднее еще и из-за их неоплачиваемой домашней работы. Мелисса Фернандес Ариготиа, исследователь из Лондонской школы экономики и политических наук, рассказывает о женщине, с которой она беседовала в ходе опроса и которая только что узнала, что ее переселяют в жилой комплекс Minha Casa, Minha Vida. Она была в отчаянии. У нее было двое детей, она ждала третьего, а работать могла только потому, что за детьми присматривала ее мать. Но ее переселяли за 70 км от матери и места работы, так что о заработке можно было забыть. При этом немногочисленные детские учреждения, расположенные вблизи жилого комплекса, не были «перестроены и расширены в соответствии с потребностями новых жильцов»^[161].

Проблема ухода за детьми, связанная с нехваткой детских учреждений, усугубляется непродуманной планировкой квартир в новых государственных домах. Квартиры проектировались в расчете на традиционную нуклеарную семью, но вот беда: такие семьи нетипичны для фавелы. «В фавеле трудно найти дом, где под одной крышей не проживали бы представители сразу трех поколений», – говорит доктор Тереза Уильямсон, специалист по городскому планированию из Рио-де-Жанейро. «Кроме того, – добавляет она, – в фавеле я ни разу не встречала пожилых людей, проживающих отдельно от детей». Большинство домохозяйств, обследованных Мелиссой Фернандес Ариготиа, было представлено матерями-одиночками, часто имеющими двоих детей и проживающими вместе с пожилыми родителями. Стандартная планировка новых микроскопических квартир «совершенно не учитывает огромного возрастного разнообразия состава семей». Помимо всего прочего, это значит, что проблема присмотра за детьми, которая в фавеле, где совместно проживали представители разных поколений, решалась без труда, в новых жилых комплексах становится неразрешимой.

Что касается территорий общего пользования, то в жилых комплексах Minha Casa, Minha Vida они чаще всего ограничиваются «огромными автостоянками» (несмотря на то, что мало у кого из жильцов есть машина) и «детскими площадками, находящимися в самом плачевном состоянии» (дешевое некачественное оборудование ломается уже через два месяца, после чего его не ремонтируют и не заменяют). Те, кто проектировал новые жилые комплексы, судя по всему, больше заботились не о сохранении соседских и родственных связей, а о создании личного пространства для жильцов. Но, поясняет Тереза Уильямсон, семьи, проживавшие в фавеле рядом с родными и соседями, привыкли к тому, что «за детьми, достигшими определенного возраста, не обязательно было присматривать самим, поскольку рядом всегда были родственники и соседи». Еще одно следствие переезда в новые дома и жизни в отрыве от общины – боязнь стать жертвой преступников, из-за которой «дети, проживающие в новых домах, редко бывают на улице, и большую часть времени проводят дома». К тому же «неожиданно оказалось, что женщинам теперь приходится самим за ними присматривать, в чем не было необходимости в фавеле». Соответственно, возникла потребность в детских учреждениях. Но их нет.

И дело опять-таки не в нехватке средств. Дело в приоритетах. В преддверии чемпионата мира по футболу 2014 г. и Олимпийских игр 2016 г. Бразилия потратила миллионы на развитие инфраструктуры общественного транспорта. Деньги были, но их тратили на решение других задач. Исследование, проведенное международным исследовательским центром LSE Cities при Лондонской школе экономики и политических наук, показало, что новые маршруты скоростных автобусов вводились главным образом в районах, где располагались олимпийские объекты, а «проблемам общественного транспорта, связывавшего беднейшие спальные районы с центром города, […] уделялось недостаточно внимания»^[162]. Более того, по словам местных жителей, государственные программы переселения в новое жилье создавались не столько ради улучшения жилищных условий нуждавшихся, сколько ради обеспечения транспортной доступности спортивных объектов, предназначенных для чемпионата мира по футболу и Олимпийских игр.

А расплачиваться за это приходится женщинам. После переселения в комплекс Vivenda Das Patativas в Кампу-Гранди Кристин Сантос потеряла работу на рынке в Нова-Игуаcу. «Приходилось добираться до работы на трех автобусах», – жалуется она^[163]. Другая женщина, вынужденная тратить ежедневно по шесть часов на дорогу до работы и обратно, так уставала, что попала в аварию и едва не погибла^[164]. Не имея другого выхода, женщины вынуждены работать на дому. Они открывают маленькие магазинчики, где продают напитки и еду собственного приготовления, или парикмахерские. При этом они знают, что нарушают законы о зонировании, а за это могут и выселить. В фавеле люди работали на дому, потому что там не обязательно было соблюдать законы о зонировании (сами фавелы по сути были незаконными поселениями). В государственном жилье законы о зонировании действуют, и превращать дом в место работы, то есть использовать жилую зону не по назначению, строго запрещается.

Подводя итоги, можно сказать, что в Бразилии государство лишило женщин «официального» места работы (как, впрочем, и неофициального; подавляющее большинство надомных работников – 7,2 млн человек – составляют женщины), при этом не позаботившись о нормальном транспортном обслуживании и детских учреждениях^[165]. Тем самым государство фактически вынуждает женщин, у которых нет другого выхода, превращать свое жилье в место работы – и этим ставит их вне закона.

Государственное жилье нельзя строить так, как это делается в Бразилии. Делать это нужно с умом. Когда в 1993 г. городские власти Вены решили построить новый жилой комплекс, они сначала проанализировали «потребности людей, которые будут жить в новом пространстве», и только потом начали искать технические решения, чтобы удовлетворить эти потребности, рассказывает Ева Кайл^[166]. Это означало сбор данных, причем в разбивке по половому признаку, поскольку подавляющее большинство будущих жильцов составляли женщины.

Опросы, проводившиеся в то время Статистической службой Австрии, показали, что женщины ежедневно тратят на домашнюю работу и уход за детьми больше времени, чем мужчины^[167]. (По данным Всемирного экономического форума, австрийки тратят на работу – как на оплачиваемую, так и на неоплачиваемую – вдвое больше времени, чем мужчины)^[168]. В итоге, продолжает Ева Кайл, был спроектирован жилой комплекс Frauen-Werk-Stadt I («Город работающих женщин I»), полностью отвечающий потребностям женщин, у которых есть дети. (К настоящему времени построены также комплексы Frauen-Werk-Stadt II и Frauen-Werk-Stadt III.)

Сначала была определена локация, которая, по словам Евы Кайл, выбиралась очень тщательно, чтобы облегчить жизнь женщинам с детьми. Жилой комплекс расположен рядом с трамвайной остановкой, поблизости есть детский сад и школы, куда даже младшие дети могут ходить пешком. (Инес Санчес де Мадариага говорит, что одна из самых значимых статей временных затрат для женщин – «доставка детей в школу, к врачу и на внешкольные мероприятия».) В жилом комплексе есть лечебные учреждения, аптека и коммерческие площади для магазинов. Неподалеку расположен большой супермаркет. Это – идеальная территория многоцелевого назначения.

Комплекс Frauen-Werk-Stadt I по сути спроектирован как современная фавела. Первоочередное внимание уделяется укреплению соседских связей и обустройству территорий общего пользования. Здания соединены между собой, на каждом этаже не более четырех квартир, общие дворы (с газонами и детскими площадками) просматриваются из окон любой квартиры, а застекленные лестницы видны снаружи. Территории общего пользования и автомобильные парковки, попасть на которые можно только из здания, прекрасно освещены. Все это сделано для того, чтобы люди чувствовали себя в безопасности. В другом венском жилом комплексе, Autofreie Mustersiedlung («Образцовое жилье для тех, у кого нет автомобиля»), парковок нет, хотя законы о зонировании предусматривают наличие одного парковочного места на квартиру^[169]. Средства, выделенные на строительство парковок, потратили на оборудование помещений общего пользования и дополнительных игровых площадок. Комплекс не предназначался специально для женщин, но учитывая, что женщины реже мужчин водят автомобиль и больше занимаются детьми, он полностью отвечает их потребностям.

Открытая планировка квартир в комплексе Frauen-Werk-Stadt I облегчает присмотр за детьми. Из кухни, расположенной в центре квартиры, просматриваются все другие помещения – так же, как из окон квартиры просматривается двор. Это не только позволяет женщинам следить за детьми не выходя из кухни, но и делает помещение, где выполняется домашняя работа, сердцем квартиры (тонкий вызов представлению о том, что работа по дому – прежде всего женская обязанность). Сравните это с тенденцией, выявленной одной представительницей местной власти в Филадельфии, – размещать кухни на третьем этаже в квартирах без лифта. По ее словам, из-за этого ей приходится постоянно воевать с девелоперами. «А они сами хотели бы таскать продукты и детские коляски на третий этаж?» – возмущается она^[170].

Глава 2
Писсуары и гендерное равенство

Дело было в апреле 2017 г. Журналистка Самира Ахмед, много лет проработавшая на BBC, захотела в туалет. Это случилось на премьерном показе фильма «Я вам не негр» в знаменитом лондонском культурном центре Barbican. Начался антракт. Любая женщина, хоть раз побывавшая в кинотеатре, знает, что происходит, как только в зале зажигается свет: все спешат в туалет, и мгновенно и неизбежно образуется очередь, которая вскоре перегораживает фойе.

Женщины привыкли к очередям в туалет. Стоять в них неприятно, это может отравить весь вечер. Вместо того чтобы за бокалом вина делиться с друзьями впечатлениями от фильма, приходится переминаться с ноги на ногу, время от времени обмениваясь сочувственными взглядами с другими бедолагами, которым тоже приспичило в туалет.

Но в тот вечер дело обстояло еще хуже. В тот вечер очередь была длиннее, чем обычно. Намного длиннее. Дело в том, что администрация Barbican, демонстрируя полную неспособность думать о женщинах, превратила мужские и женские туалеты в «гендерно нейтральные зоны». Таблички «М» и «Ж» были заменены табличками «Гендерно нейтральный туалет с писсуарами» и «Гендерно нейтральный туалет с кабинками». Это было бы смешно, если бы не случилось то, что и должно было случиться: в туалет с писсуарами устремились только мужчины, а в туалет с кабинками – представители обоих полов.

Вместо того чтобы сделать туалеты действительно гендерно нейтральными, администрация Barbican просто облегчила жизнь мужчинам. Женщины, как правило, не могут пользоваться писсуаром, а мужчины могут справлять малую нужду и в кабинке, и у писсуара. Помимо всего прочего, в «гендерно нейтральных туалетах с писсуарами» не было урн. «Смех, да и только: мне приходится указывать на дискриминацию В ВАШЕМ КИНОТЕАТРЕ, где я только что посмотрела фильм “Я вам не негр”, – написала Самира Ахмед в Twitter и предложила сделать гендерно нейтральными только мужские туалеты. – В них НИКОГДА не бывает таких очередей, как в женские, и вы это прекрасно знаете»^[171].

Хотя этот очевидный факт, видимо, ускользнул от внимания преимущественно мужского коллектива администрации Barbican, все остальные мужчины, безусловно, знают о проблеме очередей в женский туалет – ведь даже самый ненаблюдательный представитель сильного пола не может не заметить толпу женщин в фойе у заветных дверей^[172]. Но лишь немногие – как мужчины, так и женщины – точно знают, почему образуется очередь. Принято (собственно, как всегда) обвинять в этом именно женщин, а не «мужской перекос» в устройстве самих туалетов. А виноват именно «мужской перекос».

На первый взгляд кажется, что ради справедливости и равноправия мужские и женские общественные туалеты должны быть равными по площади. Традиционно именно такими их и строили – соответствующее требование даже зафиксировано в строительных нормативах для санузлов. Однако, поскольку в мужских туалетах есть и кабинки, и писсуары, их пропускная способность в расчете на квадратный метр выше пропускной способности женских туалетов. Равная площадь на поверку оказывается не такой уж равной.

Однако равное количество «человеко-мест» в мужских и женских туалетах тоже не решает проблему очередей в женские туалеты, потому что для отправления естественных нужд женщинам требуется в 2,3 раза больше времени, чем мужчинам^[173]. Большинство пожилых людей и инвалидов – представителей двух групп, которым требуется больше времени в туалете, – составляют женщины. Кроме того, женщины чаще мужчин ходят в туалет с детьми, а также сопровождают тех же инвалидов и пожилых людей^[174]. Наконец, у 20-25 % женщин, заходящих в туалет, как раз критические дни, и им приходится менять тампоны или гигиенические прокладки, а это тоже требует времени.

И вообще, женщины ходят в туалет чаще мужчин: во-первых, при беременности снижается вместимость мочевого пузыря, и, во-вторых, дамы в восемь раз чаще мужчин страдают от инфекций мочеполовой системы, что увеличивает частоту посещения туалета^[175]. Учитывая эти анатомические различия между мужчинами и женщинами, вряд ли даже самые ярые ревнители формального (а тем более реального) гендерного равенства согласятся с тем, что равные площади мужских и женских туалетов – это справедливо.

Но есть проблемы посерьезнее мнимого равенства, оборачивающегося «мужским перекосом». Треть населения планеты вообще лишена возможности пользоваться нормальными туалетами^[176]. По данным ООН, каждая третья женщина не имеет доступа к безопасному туалету^[177], а по данным организации WaterAid^[178] девочки и женщины ежегодно тратят в совокупности 97 млрд часов на поиск безопасного места для удовлетворения естественных нужд^[179]. Отсутствие нормальных туалетов негативно сказывается на состоянии здоровья представителей обоих полов (например, в Индии, где 60 % населения не имеет доступа к туалетам^[180], загрязнены 90 % поверхностных вод^[181]), но женщины страдают от этого сильнее – в немалой степени из-за того, что они, в отличие от мужчин, не могут «справлять естественные нужды где придется»^[182], – мочиться прилюдно им неловко. Многие вынуждены вставать до рассвета, а затем ждать наступления темноты, чтобы отправиться на поиск относительно укромного места, где можно справить большую или малую нужду^[183]. И эта проблема стоит не только в бедных странах. Представители Human Rights Watch^[184], беседовавшие с девушками, работавшими на табачных плантациях в США, выяснили, что бедняги вынуждены «терпеть весь день, при этом стараясь ничего не пить, – а это может привести к обезвоживанию организма и заболеваниям, связанным с перегревом»^[185].

С этой проблемой женщины сталкиваются и на работе. Так, в Индии доля женщин в общей численности граждан страны, занятых в теневом секторе экономики (а это 86 % населения), составляет 91 %. Многие из них торгуют на рынках, где нет общественных туалетов, и потому вынуждены терпеть до конца рабочего дня^[186]. В Афганистане женщины, служащие в полиции, ходят в туалет по двое, потому что раздевалки и туалеты (которые один советник Human Rights Watch метко окрестил «зоной сексуальных домогательств») часто либо просматриваются через глазок, либо не запираются. Хуже того, отсутствие безопасных туалетов часто вообще становится причиной отказа женщин служить в полиции, а это, в свою очередь, негативно сказывается на том, как органы правопорядка реагируют на преступления против женщин и девочек^[187].

Теоретически женщины больше мужчин нуждаются в общественных туалетах, но на практике именно мужчины обеспечены ими лучше. В Мумбаи из 5 млн женщин более половины проживают в домах без санузлов, при этом бесплатных общественных женских туалетов тоже нет, в то время как в распоряжении мужчин – тысячи бесплатных писсуаров по всему городу^[188]. В трущобах Мумбаи на каждые 8000 женщин приходится всего шесть санузлов^[189], а по данным официальной статистики в 2014 г. в городе «насчитывалось 3536 общественных туалетов, предназначенных одновременно для мужчин и женщин, и ни одного женского туалета – даже в некоторых полицейских участках и судах»^[190].

Опрос 2015 г. показал, что 12,5 % женщин, проживающих в трущобах Мумбаи, ночью испражняются на улице. Они «считают это менее опасным, чем проходить путь длиной 58 м (среднее расстояние от дома до общественного туалета)»^[191]. Но на самом деле дефекация на открытом воздухе не намного безопаснее похода в общественный туалет – ведь женщины рискуют стать жертвой насильников, околачивающихся вблизи мест, где они обычно справляют нужду^[192]. По степени тяжести преступления против женщин варьируются от вуайеризма (часто сопровождающегося мастурбацией) до изнасилования и, в самом худшем случае, убийства.

Точных данных о количестве случаев сексуальных домогательств и попыток изнасилования во время поиска женщинами укромного места для удовлетворения естественных нужд почти нет – в значительной степени потому, что женщины стыдятся сообщать о таких случаях. Мало кто из них решается говорить о них, опасаясь обвинений в «провоцировании насилия»^[193]. Но имеющиеся данные недвусмысленно указывают на то, что от отсутствия нормальных санузлов страдают прежде всего женщины.

Исследование 2016 г. показало, что индийские женщины, справляющие нужду на улице, вдвое чаще подвергаются сексуальному насилию со стороны мужчин, не являющихся их партнерами, чем те, кто пользуется санузлом у себя в доме^[194]. Убийство двух девочек (12 и 14 лет) в штате Уттар-Прадеш в 2014 г.^[195] на короткое время привлекло внимание общества к проблеме отсутствия нормальных женских туалетов, и в декабре 2014 г. верховный суд Бомбея обязал муниципальные власти построить безопасные и гигиеничные женские туалеты вблизи главных улиц города^[196]. Было выбрано 96 локаций. Власти Бомбея пообещали выделить на эти цели 50 млн рупий (около £550 000). Через год сетевой журнал Broadly, специализирующийся на защите прав женщин, сообщил, что еще не уложен ни один кирпич^[197]. В 2016 г. срок действия постановления о выделении финансовых ресурсов истек^[198].

Местные власти, неспособные построить общественные туалеты, любят оправдываться необходимостью экономить деньги, но, как показало исследование, проведенное в 2015 г. Йельским университетом, это мнимая экономия. Авторы исследования разработали математическую модель, связывающую «риск подвергнуться сексуальному нападению с количеством туалетов и временем, которое женщины тратят, чтобы добраться до них», и рассчитали материальные затраты (упущенный заработок, расходы на лечение, судебные издержки и затраты на тюремное содержание) и моральный ущерб (боль и страдания, риск лишиться жизни), связанные с сексуальным насилием, с расходами на строительство и обслуживание туалетов.

Они применили свою модель в южноафриканском городе Хайелитше, где на 2,4 млн жителей приходилось всего около 5600 туалетов. Как утверждают авторы исследования, нехватка санузлов стала причиной 635 попыток изнасилования, приведших к затратам в размере $40 млн. В результате увеличения количества туалетов до 11 300 (что обошлось в $12 млн) среднее расстояние до туалета сократилось почти наполовину, и количество нападений снизилось на 30 %. Применение данной модели показало, что экономия за счет сокращения социальных выплат и расходов на охрану правопорядка не только с лихвой покрывает расходы на строительство туалетов, но и приносит городу дополнительно $5 млн. И это, указывают авторы исследования, еще довольно скромная оценка, не учитывающая «серьезного положительного воздействия улучшения санитарных условий в беднейших районах города на состояние здоровья населения»^[199].

Действительно, увеличение количества туалетов положительно сказывается на состоянии здоровья граждан, и прежде всего женщин. Отсутствие возможности вовремя помочиться и облегчиться приводит к инфекционным заболеваниям мочевого пузыря и мочевыводящих путей, обезвоживанию организма и хроническим запорам^[200]. Испражняясь на улице, женщины рискуют подхватить целый букет инфекционных и других заболеваний, включая воспаление тазовых органов, гельминтозы, гепатит, диарею, холеру, полиомиелит и болезни, передаваемые через воду. Некоторые из этих заболеваний ежегодно убивают миллионы граждан Индии (преимущественно женщин и детей)^[201].

Негативное воздействие нехватки общественных туалетов на состояние здоровья населения – проблема отнюдь не только бедных стран. Исследования, проведенные в Канаде и Великобритании, показали, что количество обращений в медицинские учреждения в связи с инфекционными заболеваниями мочевыводящих путей, растяжением мочевого пузыря и рядом других урогинекологических заболеваний растет прямо пропорционально сокращению количества туалетов. Результаты этих исследований также говорят о том, что антисанитария и «отсутствие туалетов, из-за которого женщины не могут вовремя заменить тампон во время менструации», повышают вероятность развития стрептококкового синдрома токсического шока^[202]. А туалетов действительно становится все меньше. Исследование 2007 г. выявило тенденцию к закрытию общественных туалетов в США^[203]. С 1995 г. по 2013 г. в Великобритании 50 % общественных туалетов было либо закрыто, либо использовалось не по назначению. Пример тому – общественный туалет близ моего дома в Лондоне, вместо которого открыли очередной хипстер-бар^[204].

•••

Подход к городскому планированию, не учитывающий риск сексуального насилия в отношении женщин, является вопиющим нарушением права последних на доступ к территориям общего пользования. Неудовлетворительное состояние санитарной инфраструктуры – лишь одно из многочисленных проявлений дискриминации женщин градостроителями, игнорирующими их важнейшие потребности.

Находясь в общественных местах, женщины не чувствуют себя в безопасности. В таких местах они вдвое чаще мужчин испытывают чувство страха. Как ни странно, у нас есть данные, которые это подтверждают. «Опросы, касающиеся преступности, и эмпирические исследования, проводимые во многих странах, показывают, что большинство женщин, находясь в общественных местах, опасается стать жертвами насилия», – указывает специалист по городскому планированию, профессор Анастасиа Лукасиу-Сидерис. Анализ криминальной статистики США и Швеции позволяет сделать вывод, что женщины и мужчины в одной и той же ситуации чувствуют себя по-разному. Женщины, как правило, «острее мужчин реагируют на признаки приближающейся опасности или общественных беспорядков, а также на граффити и разрушенные или заброшенные здания».