Невидимые женщины: Почему мы живем в мире, удобном только для мужчин. Неравноправие, основанное на данных

В Гётеборге переломы в результате падений ежегодно получают около 1000 человек (три четверти пострадавших – женщины). Суммарные расходы на лечение достигают примерно 150 млн шведских крон, в том числе на лечение женщин тратится более 110 млн шведских крон. «Поддержка городом женских видов спорта в объеме 15 млн шведских крон, – говорится в докладе, – в будущем позволит сократить количество переломов из-за остеопороза на 14 %. Вложения оправдают себя».

Если градостроители не учитывают гендерную специфику, общественные пространства автоматически становятся мужскими. Реальность такова, что тела половины населения планеты – это тела женские. Половина населения планеты ежедневно сталкивается с угрозой сексуального насилия, с покушениями на женское тело. На плечах женщин лежит забота о близких, забота, в которой нуждаются все. Поэтому рассмотренные выше проблемы – не частные, не нишевые. Они касаются всех нас. И если мы хотим, чтобы общественные пространства действительно были доступны всем без исключения, мы должны учитывать потребности женской половины человечества, – тем более что, как мы убедились, это не только вопрос справедливости. Это еще и вопрос экономии.

Учитывая в городском планировании потребности женщин, выполняющих домашние обязанности, мы даем им возможность полноценно трудиться и на оплачиваемой работе. А это, как мы увидим далее, важный фактор роста ВВП. Борьба с сексуальным насилием и преступлениями против женщин с помощью таких превентивных мер, как увеличение количества женских туалетов, в долгосрочной перспективе позволяет экономить деньги за счет сокращения значительных затрат, связанных с последствиями насилия. Планирование открытых спортплощадок и других общественных пространств с учетом их доступности для женщин ведет к сокращению будущих расходов на здравоохранение благодаря благотворному влиянию занятий спортом на состояние здоровья населения.

Иными словами, доступность общественных пространств для женской половины человечества – это не финансовый вопрос. Это вопрос правильной расстановки приоритетов. В настоящее время мы сознательно или по недомыслию не рассматриваем женские потребности как важнейший приоритет. Это не только вопиющая несправедливость, но и экономическая безграмотность. Женщины имеют такое же право на доступ к общественному пространству, как и мужчины, и пора наконец положить конец дискриминации женщин, обусловленной неадекватностью городского планирования.

Часть II
На рабочем месте

Глава 3
Долгая пятница

Этот день, 24 октября 1975 г., вошел в историю Исландии как «долгая пятница». Так прозвали его исландские мужчины^[270]. К вечеру супермаркеты распродали все запасы сосисок – еще бы, ведь это «лучшая готовая к употреблению еда всех времен и народов». Офисы наводнили дети, в немыслимых количествах поглощавшие сласти, которыми их задаривали, чтобы они вели себя прилично. Школы, ясли, рыбозаводы были либо закрыты, либо работали не на полную мощность. А что же женщины? А у женщин был Выходной День.

ООН объявила 1975 г. Международным годом женщин, и исландки твердо решили заставить мужчин с этим считаться. Был создан комитет, куда вошли представительницы пяти крупнейших женских организаций страны. Коротко посовещавшись, женщины постановили организовать забастовку. Было решено, что 24 октября ни одна женщина не будет работать. Совсем. Ни на работе, ни дома – никакой готовки, уборки, ухода за детьми. Пускай мужчины почувствуют, каково это – обходиться без незаметного ежедневного труда женщин, благодаря которому страна живет и процветает.

В забастовке приняло участие 90 % женщин страны. На митинг на центральной площади Рейкьявика собралось 25 000 женщин (больше, чем на митинги, организованные в двух десятках других городов) – немыслимое количество для государства, все население которого тогда составляло 220 000 человек^[271]. Год спустя, в 1976 г., в Исландии был принят Закон о равноправии, запрещавший дискриминацию по половому признаку в школе и на рабочем месте^[272]. Пять лет спустя Вигдис Финнбогадоттир в предвыборной гонке обошла троих мужчин и стала первой в мире избранной демократическим путем женщиной – главой государства. Сегодня доля женщин в парламенте Исландии выше, чем в любой другой стране мира, причем без всяких квот^[273]. В 2017 г. страна в восьмой раз стала мировым лидером в области гендерного равноправия^[274], возглавив рейтинг Индекса гендерного разрыва по версии Всемирного экономического форума^[275].

Журнал The Economist назвал Исландию страной с лучшими в мире условиями для работающих женщин^[276]. Исландки, разумеется, могут этим гордиться, однако словосочетание «работающие женщины», которое использует The Economist, вызывает недоумение. Ведь главный результат забастовки женщин Исландии в 1975 г. состоял в том, что она показала: словосочетание «работающая женщина» – тавтология. Все женщины – работающие, других просто не существует. Другое дело, что не за любую работу им платят.

Во всем мире на долю женщин приходится 75 % неоплачиваемой домашней работы^[277]. Ежедневно они тратят на нее от трех до шести часов, в то время как мужчины – в среднем от получаса до двух часов^[278]. От этого дисбаланса женщины страдают с самого раннего детства: девочки в возрасте до пяти лет выполняют значительно больше домашних обязанностей, чем их братья, – и по мере их взросления он только растет. Даже датские мужчины, которые тратят на неоплачиваемую работу больше времени, чем в любой другой стране, до сих пор отстают по этому показателю от норвежек, которые тратят на нее меньше времени, чем женщины всех других стран^[279].

Каждый раз, когда я поднимаю вопрос об этом дисбалансе, мне задают один и тот же вопрос: «Но ведь ситуация, кажется, меняется к лучшему? Мужчины ведь выполняют все больше домашней работы?» Да, конечно, отдельные мужчины действительно берут на себя все больше работы по дому. Но ситуация в целом, на уровне всего населения планеты, совершенно иная. Оказывается, доля мужчин в общем объеме неоплачиваемой работы – показатель весьма устойчивый. Исследование, проведенное в Австралии, показало, что даже в самых обеспеченных семьях, где основную работу по дому выполняет прислуга, оставшаяся часть этой работы все равно распределяется между мужчинами и женщинами в той же пропорции, то есть большая часть нагрузки ложится на плечи женщин^[280]. Рост доли женщин на рынке труда не сопровождается увеличением вклада мужчин в выполнение домашних обязанностей – просто увеличивается суммарная продолжительность рабочего дня женщин. При этом, как показывают многочисленные исследования, проведенные за последние 20 лет, женщины выполняют большую часть неоплачиваемой работы независимо от своей доли в доходах домохозяйства^[281].

Даже если мужчины все-таки берут на себя больше семейных обязанностей, это не касается нудной повседневной работы по дому^[282], на которую приходится основная часть нагрузки^[283], – они выбирают самые приятные занятия, например, проводят время с детьми. В среднем женщины выполняют 61 % работы по дому. При этом в Индии, например, пять из шести часов, ежедневно затрачиваемых женщинами на выполнение неоплачиваемой работы, приходятся на работу по дому, в то время как мужчины тратят на нее всего 13 минут^[284]. Мужчины также избегают такой сложной, утомительной, требующей эмоционального участия работы, как уход за пожилыми людьми. В Великобритании доля женщин в общей численности граждан, безвозмездно ухаживающих за страдающими деменцией родственниками, достигает 70 %^[285]. И они чаще мужчин моют, одевают и сопровождают их в туалет, проявляя при этом больше терпения и сдержанности, чем представители сильного пола^[286]. Женщины более чем вдвое чаще мужчин берут на себя и нелегкие обязанности, связанные с круглосуточным уходом за родственниками, страдающими слабоумием, причем их доля в общей численности ухаживающих за такими родственниками дольше пяти лет вдвое выше доли мужчин^[287]. При этом женщины, как правило, получают от общества меньше поддержки, чем мужчины, и поэтому страдают от ощущения социальной изоляции. Соответственно, они чаще мужчин оказываются на грани депрессии, которая, кстати, является одним из факторов развития деменции^[288].

Мужчины, тем временем, предпочитают досуг: смотрят телевизор, занимаются спортом, играют в компьютерные игры. В США им удается отдыхать более чем на час дольше в день, чем женщинам^[289], а британские мужчины, по данным Управления национальной статистики Великобритании, отдыхают в неделю на пять часов дольше, чем женщины^[290]. Исследование, проведенное в Австралии, показало, что то небольшое количество свободного времени, которым располагают женщины, – это «обычно краткие перерывы в работе, причем женщины все равно не сидят сложа руки»^[291].

В результате во всем мире, за очень небольшим исключением, женский рабочий день длиннее мужского. Соответствующие данные в разбивке по половому признаку есть не во всех странах, но там, где они есть, тенденция очевидна. В Южной Корее женщины работают на 34 минуты, в Португалии – на 90 минут, в Китае – на 44 минуты, в ЮАР – на 48 минут в день дольше мужчин^[292]. Масштабы гендерного разрыва варьируются: по оценке Всемирного банка, в Уганде женщины в среднем работают аж по 15 часов, а мужчины – всего по девять часов в день. Но разрыв как таковой наблюдается практически везде^[293].

Исследование, проведенное в США в 2010 г. и посвященное соответствующему гендерному разрыву в научной среде, показало, что женщины выполняли 54 % такой работы, как готовка, уборка и стирка, в результате чего их оплачиваемая почти 60-часовая рабочая неделя удлинялась более чем на девять часов. Доля мужчин в общем объеме домашней работы составляла 28 % и, соответственно, «довесок» к их рабочей неделе был вдвое меньше, чем у женщин^[294]. При этом женщины выполняли 54 % родительских обязанностей, в то время как мужчины – 36 %. В Индии женщины тратят на домашнюю работу 66 % суммарного рабочего времени, мужчины – только 12 %. В Италии эти показатели составляют соответственно 61 % и 23 %, во Франции– 57 % и 38 %.

Дополнительная нагрузка негативно сказывается на состоянии здоровья женщин. Давно известно, что женщины (особенно моложе 55 лет) хуже переносят операции на сердце. Но только в 2016 г., когда в Канаде было проведено соответствующее исследование, стало понятно, что виной тому, в частности, бремя домашних забот, лежащее на плечах женщин, перенесших хирургическое вмешательство. «Мы увидели, что женщины после операции обычно сразу же возвращаются к работе по дому, в то время как за мужчинами в этот период обычно кто-то ухаживает», – поясняет ведущий исследователь Колин Норрис^[295].

Это наблюдение в какой-то степени позволяет объяснить, почему, по данным другого исследования, проведенного в Финляндии^[296], одинокие женщины лучше восстанавливаются после операций на сердце, чем замужние, – особенно учитывая результаты исследования, выполненного Мичиганским университетом, согласно которым на заботы о муже у женщин уходит семь часов в неделю^[297]. В Австралии было установлено, что одинокие мужчины и женщины тратят на работу по дому примерно одинаковое количество времени, но при проживании с партнером «количество времени, затрачиваемого на домашнюю работу женщинами, увеличивается, а мужчинами – наоборот, сокращается, причем эта тенденция наблюдается независимо от того, работают ли партнеры вне дома»^[298]

•••

При обсуждении вопросов женской занятости не только The Economist забывает о дополнительной нагрузке в виде неоплачиваемой домашней работы. Когда такие деловые издания, как журнал Inc, ссылаясь на «научные данные», сообщают читателям, что «вредно работать более 40 часов в неделю»^[299], а газета The Guardian предупреждает, что «работа может убить», если работать больше 39 часов в неделю, они, конечно же, не имеют в виду женщин, потому что для женщин не существует слова «если»^[300]. Женщины работают намного больше. Изо дня в день. И работа действительно их убивает.

Все начинается со стресса. В 2017 г. Управление по вопросам здравоохранения, техники безопасности и охраны труда Великобритании опубликовало доклад о стрессе на работе, в котором указывалось, что женщины всех возрастных категорий чаще мужчин страдают от стресса, тревоги и депрессии, связанных с трудовой деятельностью^[301]. В целом они подвергаются этим состояниям на 53 % чаще мужчин, но разница особенно заметна в возрастном интервале от 35 до 44 лет: на 100 000 занятых приходится 1270 мужчин и почти вдвое больше (2250) женщин, страдающих от стресса.

Управление по вопросам здравоохранения, техники безопасности и охраны труда Великобритании (HSE) считает, что этот дисбаланс обусловлен спецификой отраслей, в которых заняты женщины (стрессу чаще всего подвержены государственные служащие, а также работники сфер образования, здравоохранения и социального обеспечения), и «различиями в отношении к работе и соответствующими установками мужчин и женщин». Вполне возможно, что это действительно одна из причин, но, как бы то ни было, гендерный разрыв, по данным HSE, весьма значителен.

Международная организация труда (МОТ) еще в 1930 г. постановила, что никто не должен работать больше 48 часов в неделю^[302], имея в виду только оплачиваемую работу^[303]. Считается, что более продолжительная рабочая неделя чревата ростом затрат на здравоохранение. Но в настоящее время все больше исследователей склоняется к тому, что на самом деле ситуация несколько сложнее.

Анализ статистики по британским госслужащим за период с 1997 г. по 2004 г., проведенный в 2011 г., показал, что у женщин, работавших 55 часов в неделю, существенно повышалась вероятность развития депрессии и тревожности, хотя у мужчин такую зависимость статистика в целом не подтверждала^[304]. Даже работа от 41 до 55 часов в неделю, судя по всему, разрушительно сказывается на психике женщин. Это согласуется и с выводами канадского исследования 1999 г.^[305], и с результатами анализа данных за шесть лет, представленными в австралийском исследовании 2017 г.^[306] Household Income Labour Dynamics of Australia Survey («Анализ динамики трудовых доходов домохозяйств в Австралии»). Эти материалы подтверждают, что даже менее значительные по сравнению с мужчинами перегрузки разрушительно сказываются на психике женщин.

И не только на психике. Исследования, проведенные в Швеции, показали, что даже незначительные перегрузки повышают число случаев госпитализации и уровень смертности женщин, в то время как на здоровье мужчин они сказываются благотворно^[307]. Материал, опубликованный в 2016 г. в США и посвященный влиянию продолжительной работы на состояние здоровья населения по наблюдениям за 32 года, подтверждает этот гендерный дисбаланс^[308]. Незначительные перегрузки (работа от 41 до 50 часов в неделю) «способствуют снижению риска развития сердечно-сосудистых и легочных заболеваний, а также депрессии у мужчин». У женщин, напротив, они вызывают устойчивый и «угрожающий» рост случаев смертельно опасных заболеваний, включая сердечно-сосудистые и онкологические. Риск развития таких заболеваний у женщин начинал повышаться, если они работали более 40 часов в неделю. У женщин, более 30 лет работавших в среднем по 60 часов в неделю, риск развития какого-либо из этих заболеваний утраивался.

Что это значит? Может быть, все дело в том, что женщины – действительно слабый пол?

Не совсем так. На самом деле, как показало исследование, проведенное в Австралии, хотя в целом мужчины способны работать без ущерба для психики гораздо дольше, чем женщины, существует категория занятых, в которой гендерный разрыв не столь заметен. Это так называемые свободные работники, то есть работники, не обремененные или почти не обремененные семейными и прочими обязанностями, не связанными непосредственно с работой. Продолжительность рабочей недели свободных работников (и мужчин, и женщин) намного ближе к 48 часам, предусмотренным МОТ. Проблема в том, что женщины по определению обременены грузом домашних забот. Просто этого груза никто не замечает.

В 2017 г. на церемонии вручения премии «Золотой глобус» Райан Гослинг поблагодарил свою партнершу Еву Мендес за неоплачиваемую работу, признав, что без нее он не стоял бы сейчас на сцене, принимая награду. Поведение актера было нетипично для мужчин^[309], которым, как правило, свойственна черная неблагодарность. Примером может служить некий представитель сильного пола, о котором в 2018 г. написал Хедли Фримен в своей колонке в The Guardian. Когда подруга Фримена попросила босса дать ей выходной в пятницу, тот заявил: «У меня тоже есть дети, но я работаю полный рабочий день». «Да, но вашей супруге пришлось ради этого бросить работу и посвятить себя детям», – парировала подруга журналиста^[310].

Босс подруги Фримена просто не замечал (или не хотел замечать) неоплачиваемую работу, которая кипела вокруг него дома. Безвозмездный труд супруги позволял ему, имея двоих детей, спокойно работать на оплачиваемой работе на условиях полной занятости. Ему не приходило в голову, что ему, в отличие от его подчиненной, не нужен выходной в пятницу не благодаря его трудолюбию, а благодаря тому, что у него, в отличие от нее, была жена, целый день работавшая по дому.

Разумеется, у большинства боссов-мужчин, состоящих в гетеросексуальном партнерстве, нет жен, полностью посвятивших себя заботам о семье, потому что женщины чаще всего не могут себе позволить не работать за зарплату. Они выходят из положения, сочетая домашнюю работу с работой на условиях неполной занятости. В Великобритании так работают 42 % женщин и 11 % мужчин, причем доля женщин в общем количестве работающих на условиях неполной занятости составляет 75 %^[311]. Но такая работа хуже оплачивается, хотя бы потому, что совместителям и работающим по гибкому графику редко предлагают ответственные должности. Иными словами, ради гибкого графика женщины соглашаются работать на должностях, не соответствующих их квалификации^[312], и, соответственно, получают меньше, чем заслуживают^[313].

В Шотландии в 2016 г. разрыв в почасовой оплате труда мужчин и женщин в среднем составлял 15 %, но за этим усредненным показателем крылся существенный разрыв, связанный с разной оплатой труда на условиях частичной и полной занятости^[314]. Для работающих на условиях полной занятости гендерный разрыв в почасовой оплате был ниже – 11 %, но разница между почасовой оплатой труда мужчин, работавших на условиях полной занятости, и женщин, работавших по сокращенному графику, достигала 32 %. В Великобритании в 2017 г. медианная почасовая оплата работающих на условиях полной занятости составляла £14^[315], а работающих на условиях неполной занятости – £9,12^[316].

Некоторые считают вытеснение женщин на низкооплачиваемую работу следствием их личного выбора. Но говорить о возможности выбора в данном случае просто смешно, потому что выбора у женщин нет, – разумеется, если они не хотят, чтобы дети оставались без присмотра, а домашняя работа не делалась. В результате, как показывают данные переписей населения в США за 50 лет^[317], как только в какой-либо отрасли начинает работать большое количество женщин, зарплата в ней падает, а сама отрасль становится менее престижной^[318]. Работать в непрестижной и низкооплачиваемой отрасли соглашаются в основном женщины, и круг замыкается.

«Личный выбор», который на самом деле таковым не является, негативно сказывается на материальном положении женщин. Недавнее исследование Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) показало: чем больше разрыв между затратами труда женщин и мужчин на выполнение неоплачиваемой работы, тем больше гендерный разрыв в почасовой оплате труда^[319]. В Великобритании доля женщин в общем количестве граждан с доходом ниже прожиточного минимума составляет 61 %^[320]. При этом, по данным Института финансовых исследований, по прошествии 12 лет после рождения ребенка гендерный разрыв в оплате труда увеличивается до 33 %, в то время как возможности карьерного роста (и, соответственно, получения более высокой зарплаты) остаются на прежнем уровне^[321]. В США разница в оплате труда женщин и мужчин, имеющих детей, втрое выше разницы в оплате труда бездетных мужчин и женщин^[322].

С возрастом разрыв в оплате труда только увеличивается. В Германии женщина должна быть готова к тому, что, если она родит одного ребенка, к 45 годам она заработает на $285 000 меньше бездетной женщины, работающей на условиях полной занятости без перерыва, связанного с беременностью и родами^[323]. Данные по Франции, Германии, Швеции и Турции показывают, что даже с учетом социальных выплат, практикуемых в ряде стран как благодарность женщинам за их вклад в экономику в виде неоплачиваемой работы, за всю жизнь женщины все равно зарабатывают на 31-75 % меньше мужчин^[324].

В результате в пожилом возрасте женщины рискуют оказаться в нищете, отчасти потому, что они просто не имеют возможности что-то отложить на старость, но прежде всего потому, что государственные пенсионные планы не учитывают отставание пожизненного дохода женщин от дохода мужчин. Проблема не в нехватке данных – их, в общем, достаточно. Проблема в другом – какой смысл собирать данные, если государство их не использует? А оно этого не делает.

В последние два десятилетия (главным образом по рекомендации международных финансовых институтов, таких как Всемирный банк) во всем мире наблюдался переход от страховых пенсионных систем к системам индивидуальных пенсионных счетов (обычно управляемых частными фондами)^[325]. В рамках таких систем размеры пенсий напрямую зависят от пенсионных взносов работника и количества лет, в течение которых он рассчитывает получать пенсию. При этом из-за перерывов в трудовом стаже, связанных с неоплачиваемой работой по уходу за семьей, досрочного выхода на пенсию (который в некоторых странах и для некоторых профессий все еще установлен на законодательном уровне) и более высокой по сравнению с мужчинами продолжительности жизни женщины часто оказываются в невыгодном положении.

Другие пенсионные новшества заведомо ставят мужчин в привилегированное положение. Это относится и к недавно установленным в Австралии налоговым льготам для пенсионных фондов (мужчины чаще женщин открывают пенсионные счета^[326]), и к вводимому в Великобритании автоматическому зачислению пенсионных взносов^[327]. Все эти нововведения грешат общей системной ошибкой: они не учитывают времени, в течение которого женщины занимаются неоплачиваемой домашней работой и, следовательно, не получают зарплаты, «лишаясь возможности платить пенсионные взносы, определяющие размер будущих пенсий»^[328]. У британской пенсионной системы есть и более серьезный недостаток: она не учитывает, что женщины чаще мужчин трудятся на условиях неполной занятости и по совместительству, сочетая оплачиваемую работу с неоплачиваемой^[329]. Право на автоматическое зачисление пенсионных взносов имеют только работники, зарабатывающие у одного работодателя как минимум £10 000 в год. Хотя трудовой доход многих женщин достигает этой пороговой величины, они часто получают его от нескольких работодателей, что лишает их права на автоматическое зачисление пенсионных взносов. В результате «32 %, или 2,7 млн работающих женщин, не зарабатывают у одного работодателя достаточно, чтобы получить право на автоматическое зачисление пенсионных взносов; для мужчин этот показатель составляет 14 %»^[330].

Противоположный пример демонстрируют Бразилия, Боливия и Ботсвана. Эти страны ближе других подошли к гендерному равенству в пенсионном обеспечении. Гендерный разрыв в этой области минимален «благодаря внедрению широкодоступных пенсионных систем, не требующих уплаты работниками пенсионных взносов»^[331]. В Боливии женщинам начисляются годовые пенсионные пособия за каждого ребенка (но не более чем за троих детей). Дополнительное преимущество такой системы (ко всему прочему, в долгосрочной перспективе способствующей решению проблемы женской нищеты) заключается в том, что пенсионные пособия лицам, осуществляющим основной уход за ребенком, как оказалось, стимулируют мужчин больше заниматься детьми^[332]. В связи с этим возникает вопрос: женщинам не платят за работу по дому потому, что ее не замечают, или эту работу не замечают потому, что за нее не платят?

•••

Наряду с устранением проблемы «мужского перекоса» в пенсионном обеспечении, государство обязано решать проблему бедности женщин преклонного возраста с помощью мер, дающих женщинам возможность оставаться на оплачиваемой работе. Прежде всего речь идет об адекватной оплате отпусков по беременности и родам (хотя, разумеется, это не единственная необходимая мера).

В странах ЕС, где работающим родителям оказывают всестороннюю поддержку, самые высокие показатели женской занятости^[333]. Многочисленные исследования, проводимые в различных странах, говорят о том, что отпуска по беременности и родам положительно влияют на вовлеченность женщин в рынок труда^[334]. Это влияние сказывается не только на общей численности работающих женщин, но и на количестве их рабочих часов и уровне зарплаты. Как показывают результаты исследований, отпуска по беременности и родам особенно важны для женщин с низким доходом^[335].

Здесь, однако, следует сделать одну оговорку. Эффективность отпусков по беременности и родам в разных странах разная. Главное – это продолжительность отпуска и уровень его оплаты. При слишком коротких отпусках существует риск, что женщина либо вообще оставит работу^[336], либо уйдет на неполную занятость^[337]. Когда в Google заметили, что женщины, только что родившие ребенка, увольняются в два раза чаще других категорий работников, компания увеличила продолжительность отпуска по беременности и родам с трех месяцев с частичным сохранением содержания до пяти месяцев с полным сохранением содержания. Текучесть «женских» кадров мгновенно снизилась на 50 %^[338].

За исключением США, во всех экономически развитых странах государство гарантирует работающим женщинам оплачиваемые отпуска по беременности и родам^[339], не балуя их, однако, ни его длительностью, ни размерами пособий, ни, разумеется, тем и другим одновременно. Исследование, недавно проведенное в Австралии, показало, что оптимальная длительность оплачиваемого отпуска по беременности и родам, обеспечивающая непрерывное присутствие женщины на рынке труда, – от семи месяцев до года^[340]. Но столь долгие (и при этом хорошо оплачиваемые) отпуска женщинам не предоставляются ни в одной стране мира.

Так, в 12 странах ОЭСР женщинам предоставляется отпуск с полным сохранением содержания, но ни в одной из них его продолжительность не превышает 20 недель, а в среднем составляет 15 недель. В Португалии, например, женщинам предоставляется полностью оплачиваемый отпуск, но всего на шесть недель. В Австралии, напротив, отпуск длится 18 недель, но женщинам выплачивают только 42 % зарплаты. В Ирландии эти показатели составляют соответственно 26 недель и 34 %. Таким образом, в этих странах часть отпуска фактически не оплачивается полностью.

Британские политики (особенно накануне референдума о выходе из ЕС) много кричали о том, что в Великобритании женщинам предоставляются более «щедрые» отпуска, чем в других странах ЕС, где в соответствии с Директивой ЕС о беременных работающих женщинах 1992 г.^[341] его продолжительность должна составлять не менее 14 недель^[342]. Формально это так, но это отнюдь не значит, что британские женщины выигрывают по сравнению со своими европейскими сестрами. Средняя продолжительность оплачиваемого отпуска по беременности и родам в ЕС составляет 22 недели^[343]. Но в разных странах цифры существенно разнятся – как по оплате, так и по длительности отпуска. В Хорватии, например, женщинам предоставляется 36 недель с полным сохранением содержания. Сравните эти данные с цифрами по Великобритании – 39 недель при выплате в среднем 30 % зарплаты. На самом деле, как показывают результаты исследования 2017 г., по продолжительности полностью оплачиваемого отпуска (1,4 месяца) Великобритания занимает лишь 22-е место среди 24 стран ЕС.

После выхода Великобритании из ЕС британки, видимо, окажутся в еще менее выгодном положении по сравнению с гражданками европейских стран. Дело в том, что еще в 2008 г. в ЕС собирались продлить отпуск по беременности и родам с полным сохранением содержания до 20 недель^[344]. Но этот шаг год за годом откладывали, а в 2015 г. о нем окончательно забыли, – в значительной степени из-за позиции Великобритании и британского бизнес-лобби, активно выступавшего против этой меры^[345]. Без Великобритании женщины ЕС смогут без помех добиться более продолжительного оплачиваемого отпуска. Кстати, еще в 2012 г. Мартин Калланан, в 2017 г. ставший помощником министра по выходу из ЕС, выступая перед Европарламентом, назвал Директиву ЕС о беременных работающих женщинах 1992 г. одним из «препятствий для настоящих тружеников», которое «следует устранить»^[346].

Некоторым британкам декретный отпуск вообще не предоставляется, поскольку вышеуказанная Директива ЕС не относится к женщинам, профессионально занимающимся политикой. Женщины – члены парламента, с одной стороны, имеют право на отпуск по беременности и родам, но, с другой стороны, не имеют права голосовать, не присутствуя на голосовании лично. Технически во время декретного отпуска они могут использовать политический «пейринг» (договоренность между двумя политиками, принадлежащими к конкурирующим партиям и намеревающимися голосовать противоположным образом, о неучастии в голосовании). Однако в июле 2018 г. мы увидели, к чему это может привести: депутат от партии консерваторов Брэндон Льюис, заключив такую договоренность с лидером либеральных демократов Джо Свинсоном, таинственным образом «забыл о ней, и при принятии решения по Брекзиту прошло предложение правительства, хотя и с крайне незначительным перевесом – всего в два голоса».

Как бы трудно ни приходилось депутатам парламента, представителям местных органов власти приходится еще труднее. Согласно статье 85 Закона о местном самоуправлении 1972 г. (Local Government Act 1972), «член местного совета, в течение полугода не присутствующий на заседаниях совета без причины, официально признанной уважительной, отстраняется от должности». Казалось бы, отпуск по беременности и родам – вполне уважительная причина, однако из доклада, подготовленного по заказу женской благотворительной организации Fawcett Society^[347], следует, что в Англии только в 12 местных советах (4 % их общего количества) женщинам – членам советов официально предоставляется отпуск по беременности и родам. В отдельных местных советах отпуск дают неофициально, а в 75 % – не дают вообще^[348]. Таким образом, по милости политиков, забывающих о том, что половина населения планеты может рожать и рожает, женщины лишаются работы.