Tsitaadid raamatust «И дольше века длится день…», lehekülg 3

Поезда в этих краях шли с востока на запад и с запада на восток…

Учили, учили по интернатам, по институтам, а человечек получился не ахти.

а человеку не все равно, что и как на свете, и терзается он, томится, кажется, что где-то в другом месте, среди других людей ему бы повезло, а тут он по ошибке судьбы…

... когда травы, сминаясь под копытами, плакали и смеялись, когда солнце, заслышав песню его, катило навстречу, когда ветер не вмещался в грудь, когда от звуков его домбры загоралась кровь в сердцах людей, когда каждое слово его срывали на лету, когда умел он страдать, умел любить, и казниться, и слезы лить, прощаясь со стремени…

Не могло быть такого, что с первого раза попался золотой мекре. Слишком просто и неинтересно стало бы жить на свете.

Здесь решаются мировые, космические вопросы, а мы пойдем с жалобой о каком-то кладбище.

Уехать это не храбрость. Каждый может уехать. Но не каждый может осилить себя.

Только на бога не может быть обиды - если смерть пошлет, значит, жизни пришел предел, на то рождался - а за все остальное на земле есть и должен быть спрос!

Поезда в этих краях шли с востока на запад и с запада на восток.

А по сторонам от железной дороги в этих краях лежали великие пустынные пространства - Сары-Озеки, Серединные земли желтых степей. В этих краях любые расстояния измерялись применительно к железной дороге, как от Гринвичского меридиана. А поезда шли с востока на запад и с запада на восток

— Во-во! Прежде головой дорожили, а теперь, выходит, задницей.