Сердце Аделаиды

Она выходит на танцпол как можно грациозней, навешивает на себя улыбку веселящейся девчонки. Восьмидесятые снова в моде, а это ее конек. Она пьяна, и ей требуется меньше усилий, чем она ожидала. Она плохо переносит алкоголь, с ее самого первого «Малибу» ее всегда тошнит на четвертом бокале, независимо от содержимого. Она не считала, но выпей она еще бокал – ее живот превратится в тыкву и в самый разгар бала желудок вывернет наружу. Она ритмично покачивает бедрами и пускает руками волны. Она пытается установить контакт, поймать глазами глаза других танцоров. Только две молодые женщины выдерживают ее взгляд. Она рассматривает движущиеся вокруг нее тела. Ни одно из них ее не привлекает, кроме высокого темноволосого мужчины, своим орлиным носом он похож на Владимира. Аделаида верит – случайностей не бывает, это она взяла дело в свои руки. Песня длится семь минут, Аделаида знает. Она пытается подойти ближе, делает слишком широкий шаг и почти теряет равновесие. Ей смешно, но никто не заметил. Никто, включая Владимира. Она собирается, стараясь держаться ровно, следует за звуком синтезаторов. Владимир покидает танцпол, песня все еще играет. Тогда Аделаида подходит к нему и завязывает разговор – самой себе не верится, на что только не пойдешь, раз решила стать героиней своей судьбы. Естественно, она вся взмокла и пахнет джином. Неважно. Он отвечает, они разговаривают, точнее, кричат: Ты часто сюда приходишь, музыка ничего, что ты сказал. Хочешь выпить чего-нибудь – это спрашивает Аделаида. Владимир не слышит. Аделаида повторяет. Владимир не отвечает. Он не узнает ее. Владимир не улыбается, он уже ушел. Сердце Аделаиды наполняет густой стыд. Она замирает, словно статуя, в то время как сердце вот-вот хлынет через край. По всему телу, разжижая органы, растекается едкий и липкий стыд.

Аделаида никогда никому не расскажет об этом вечере. Даже Жюдит, Беранжер, Гермелине или Клотильде. Она пошла танцевать, ничего не произошло, не о чем рассказывать. Она осмелилась пойти, она попыталась и обнаружила, что просвечивает насквозь. По ней прошлись тысячу и один раз, настолько ее тело не имеет значения, настолько не подлежит восприятию.

Вернувшись домой, она включила радио France Culture и смыла макияж. Потом она плакала, регулярными всхлипами, долго. Так долго, что лицо совсем измялось. Сон ничего не исправит, весь следующий день она будет носить маску, маску скорби, круги под глазами, как разлившаяся нефть. Жирная и припухшая кожа. Забальзамированные надежды.

Аделаида засыпает, вернувшись в реальность своего возраста. Жарко, ее длинные волосы намокают от пота. Седые, спрятанные под краской волосы. Аделаиде снится кошмар, она идет по кладбищу, ее молча обступает толпа зомби, насилует и пожирает, без единого звука. Она мечется во сне, волосы путаются по подушке. Длинные пряди обвиваются вокруг шеи, Аделаида задыхается, тут же просыпается, на ум приходит слово «самоубийство».

Это история голубого цветка, который втиснули меж двух страниц книги: он сохнет на глазах и превращается в гербарий. Аделаида Бертель – такая же женщина, как и множество других. В сорок шесть лет она видит, как исчезает ее аура юной девушки.

Моя маленькая контора^[6]

К удивлению Аделаиды, она рада вернуться на работу. За неделю ей едва удалось перекинуться парой слов с четырьмя живыми существами. Официант в кафе, кассирша в супермаркете, соседка по лестничной клетке и ее йорк. Жюдит возвращается завтра, Беранжер – сегодня вечером. Гермелина – на следующей неделе, а Клотильда – через три дня. Конечно, Аделаида обзвонила и второй круг подруг, но наткнулась на голос автоответчика.

Издательство «Давид Сешар» находится на другом конце Парижа, Аделаида ездит туда на автобусе № 975. Путь не самый прямой, но ей нравится маршрут. Она разглядывает в окно местные магазинчики, постепенно превращающиеся в соковые бары, крафтовые микропивоварни и веганские кафе-секонд-хенды. За этим занятием она размышляет, не может ли она встретить кого-нибудь во чреве общественного транспорта. Впервые она оценивающе присматривается к окружающим ее мужским телам. Она вдруг представляет себя в объятиях вон того низкорослого брюнета или вот этого высокого блондина в джинсах. Сидящей на коленях у пятидесятилетнего мужчины в рубашке, проверяющего почту. Она придумывает, какую жизнь вела бы с каждым из них. В какой квартире, каком округе жила, как бы одевалась, что бы они ели на ужин, кто бы мыл посуду, как бы они занимались любовью. Она представляет себе их лица, когда они кончают, и тут же чувствует приступ тошноты. Надо признать, Аделаиду немного пугает собственное состояние. Она ожидала, что ей будет грустно, но не думала, что будет настолько одержима.

Аделаида быстрыми шагами приближается к офису и уже на улице встречает знакомых. «Давид Сешар» – старое и довольно крупное издательство. В нем множество отделов: редакция, производственный отдел, продажи, маркетинг, пресс-служба, бухгалтерия и юристы. Все руководящие посты занимают мужчины, что объясняет обилие ассистенток, как в лучшие времена стенографии. Аделаида вспоминает о недавнем опросе на France Info: 14 % пар образовались в рамках профессиональной деятельности. То есть примерно одна пара из семи. Аделаида думает, что в обед надо бы заглянуть в профсоюз. Пока же она просто немного полюбезничает в лифте.

Наконец Аделаида устраивается за своим рабочим столом. Все лежит на своих местах. Фото Ксанакса^[7], ее покойного сиамского кота, толстый ежедневник, тетради, заметки. Количество писем в электронной почте выходит за грани разумного. Начало нового литературного сезона – одно из важнейших событий для человека, занимающего такую должность, как Аделаида, и она начинает готовится к нему еще с мая. В конце августа выходит больше трехсот французских романов. На кону издательств от 20 до 40 % годового оборота, начинается гонка за премиями. «Давид Сешар» выпускает этой осенью девять французских и три иностранных романа. У Аделаиды есть двое коллег и начальница, они поделили работу между собой. Аделаиде предстоит отстаивать честь четырех романов, работать с четырьмя писателями. Двоих она смогла выбрать сама, она уже занималась ими раньше: Марк Бернардье, автор приключенческих романов, и Ева Лабрюйер, своенравная писательница, в этом году попытавшая свои силы в жанре деревенского романа. Эти двое ей очень нравятся, и их легко продавать. Их книги ценятся, и они отличные клиенты для журналистов. Марк Бернардье – эдакий Индиана Джонс из соседнего двора, Хемингуэй в завязке, Бернар Лавилье на минималках, странствующий писатель с тысячей историй в кармане, с голубовато-стальными глазами и выдающейся способностью затаскивать в постель кого угодно, несмотря на свои семьдесят два года.

Аделаида иногда подозревает, что Марк Бернардье – бессмертный вампир, сверхъестественное существо, способное преодолевать бурные реки, бросаться в жерло вулканов, и все ему нипочем. Его последняя книга «Здесь, в Папуа» объединяет в себе путевые заметки и семейный роман. Аделаида – большая поклонница Марка. Она всегда старается ему угодить и сделать так, чтобы он ни в чем не нуждался, особенно в совиньоне. В этом году их цель – Гонкуровская премия. За все время, что он публикуется, эта – единственная, которую он не получил. Он даже удостоился Премии Флоры за свою «Анастасию, где-то там», короткий рассказ о его романе с украинской проституткой, в который вплетаются воспоминания из детства и портреты женщин его семьи. Аделаида хочет стать свидетелем его триумфа. Триумфа вполне заслуженного, если верить тому, что шепчут небеса и выглядывающие из-за них богини.

Ева Лабрюйер обворожительна, ей пятьдесят семь, и она принимает журналистов в шелковом пеньюаре с перьями на рукавах. Когда-то она была актрисой и певицей. Последние десять лет она развлекается. Она рассказывает истории ради чистого удовольствия. Аделаиде ее стиль, конечно, кажется до слез посредственным, но главное – она отлично продается, и все от нее в восхищении, потому что Ева Лабрюйер восхитительна, и жаловаться тут не на что. Она продает много книг, и публика ей благоволит. Она занимает целый разворот в модных журналах, позирует в теннисной экипировке со своим бульдогом и прыгает на кровати в ночной сорочке. А ее знаменитые ритуалы красоты! Аделаида без ума от Евы Лабрюйер. Она переодевается в такси, регулярно выплескивает воду в лицо колумнистам-женоненавистникам, появляется на страницах светской прессы в объятиях очередного любовника на одну ночь, который внезапно оказывается победителем какого-нибудь реалити-шоу. Действие ее книг разворачивается в самых разнообразных местах: рабочие кварталы Марселя, центр Лиона, горный массив Веркор и, из последнего, деревушка в Шампани в романе «Даже в Англюре есть любовь». Сюжет же, напротив, всегда один и тот же, и стоит признать, для Аделаиды, которая должна с выходом каждого нового романа презентовать его публике, это большая головная боль. Несчастная молодая девушка в затруднительном положении преодолевает тяготы жизни благодаря силе дружбы и труда и, конечно, магии любви. Она обязательно хотя бы немного сирота, как правило, жертва самовлюбленного извращенца и злого рока, ее непременно насилуют, предварительно накачав седативными, в Марселе, а затем она выходит замуж за фармацевта в Гренобле, или наоборот, Аделаида часто путает, но никто этого все равно не замечает. Аделаиде предстоит защищать четыре романа, четырех писателей. Двоим оставшимся придется подождать с представлениями. Только что объявили об экстренном совещании, весь этаж охвачен паникой. Редакционный отдел и пресс-службу вызвал в переговорную «Рюбампре» сам генеральный директор.

С Евой Лабрюйер проблема. Она провела отпуск у друзей на острове Ре. Там она встретила чуть ли не всех обитателей квартала Сен-Жермен-де-Пре, лица были радушными, но дистанция подчеркнута выдержанной: она была не из их круга. Редактора Евы зовут Эрнест Блок, проблемами его не испугать, ведь у него за плечами двадцать лет профессионального опыта, но даже он признается, что обескуражен. Еве кажется, что ее не ценят. Не нужны ей больше никакие призы читательских симпатий и корзины подарков, интервью о менопаузе, рейтинговые ток-шоу и костюмированные вечеринки. Ей нужно, чтобы ее приглашали на France Culture, она хочет блистать на обложках ведущих журналов о культуре и проводить чтения в Доме поэзии. Аделаида смотрит Эрнесту Блоку в рот, и с каждым словом внутренности ее все сильнее скручивает от тревоги.

Генерального директора зовут Матье Куртель, он здесь, чтобы решить проблему, поэтому он оценивает обстановку и спрашивает, какие у Лабрюйер тиражи. Эрнест Блок отвечает: около 45 000. Матье Куртель бледнеет, его правая ладонь опускается на стол: ищите решение, мы не можем себе этого позволить. Кровь Аделаиды стынет в жилах под ножом гильотины. Ищите решение, вы же пресс-служба. Трое коллег Аделаиды дрожат, а Эрнест Блок добавляет, словно испуская последний вздох: еще она хочет премию. Лицо Матье Куртеля становится белым, как стол. Аделаида думает: а почему не пони?

Так для издательства «Давид Сешар» начинается новый литературный сезон. На часах 11:15, но телу Аделаиды кажется, что прошло уже полторы тысячи лет. Перед тем как звонить Еве Лабрюйер, ей нужно разработать стратегию. Чтобы разработать стратегию, нужно сосредоточиться. Что, разумеется, невозможно. Дело не только в опенспейсе, который периодически вынуждает ее забираться под стол, чтобы позвонить. Аделаиде приходится думать быстро и в постоянной суматохе. Тут же, ко всему прочему, звонит телефон. Это Стивен Лемаршан, ее новый романист. Его она не выбирала, но очень надеется полюбить. Ему двадцать пять, и он только что съехал от мамы, он программист и обладает харизмой дохлой выдры, такое впечатление у нее остается после фотосессии. Дохлая выдра, человечек из лего. К счастью, книга гораздо лучше. «Последнее воспоминание». История пожилого мужчины в недалеком будущем, который продает свои воспоминания, как другие продают органы, чтобы помочь внучке сохранить зрение. Стивен хочет узнать, появится ли он в каком-нибудь влиятельном журнале для публики моложе сорока пяти лет, и есть ли у него шанс увидеть свой портрет в крупной ежедневной газете. Аделаида отвечает, что у нее есть запрос на интервью от сайта научной фантастики и блога SuperGeek. Далее следует дискуссия о несправедливости этого мира, насилии среды и добродетели терпения. На часах полпервого, и тело Аделаиды как будто вовсе перестало существовать. Она знает, что все это сущая ерунда по сравнению с тем, что ждет ее через три дня.