Loe raamatut: «Алые небеса. Книга 1»
LOVERS OF THE RED SKY. Volume 1
Copyright © 정은궐 2016
Russian Translation Copyright
© AST Publishers Ltd 2025
All Rights Reserved
Original Korean edition first published by Paran Media in 2016.
© ООО «Издательство АСТ», 2025
© Зиновьева Д.Д., перевод на русский язык, 2025
Глава первая
День зимнего солнцестояния: время, когда солнце переродилось
1
19-й год правления Седжона1
(1437, год Красного Змея)
16 ноября по лунному календарю
Если не обращать внимания на тушки двух фазанов в ее руках, она была бедной даже по меркам самих босяков. Волосы девушки больше походили на солому, настоящий цвет кожи едва виднелся сквозь налипшую грязь; затылок, руки и ноги были обвиты кусками ветхих тряпок, а тело покрыто жуткими лохмотьями, которые не стал бы носить даже нищий. Женщина в ней угадывалась только по длинным волосам, собранным в хвост.
Рядом с воротами аккуратного дома с черепичной крышей висела табличка «Художники Пэк Ю» – здесь работали мастера искусства столь же прекрасного, как полотна шелка и драгоценные камни нефрита. Месту, полному красотой и искусством, девушка совершенно не соответствовала. Ее ноги, обернутые в ветошь, едва ли были похожи на человеческие. Отыскав небольшой проход рядом с запертой калиткой, она без лишних колебаний зашла внутрь, ни капли не стесняясь размахивать дохлыми птицами. Это, в общем-то, заставляло лишний раз усомниться в ее женственности.
Девушка пересекла двор и остановилась перед строением, состоящим из нескольких объединенных общим двором комнат. То была мастерская, в которой художники из «Пэк Ю» оттачивали навыки, рисовали или просто о чем-то беседовали. Взглянув на пристройку, располагавшуюся на другом конце дворика, она уверенно вошла в здание, с каждым шагом оставляя пятна на сверкающем от чистоты деревянном полу.
За раздвижной дверью располагалось просторное помещение. У одной стены находился длинный стол и много табуреток, у другой – шкаф с принадлежностями для рисования. На стене висели изображения прекрасных фей, тигра, сороки, ястреба, петуха и куриц с цыплятами, а еще мифических персонажей – Чхоёна и хэтэ со львиной головой. Шесть художников, сидевших на полу в разных позах, глядя на них, рисовали что-то весьма своеобразное – тигры, сороки, ястребы, хэтэ и прочая живность совсем не походили на оригинальное изображение. Все были настолько поглощены работой, что не заметили чужого присутствия.
Их внимание привлекло нечто более навязчивое.
– Что это за запах? – Художник принюхался. – Откуда гнилью несет?
После этих слов задергалось уже шесть носов.
– И правда! Разве это не запах испорченной соевой пасты? Где-то разбился чан?
– Нет. Здесь явно пахнет трупной гнилью.
Шестеро устремили взгляд на источник зловония и замерли: это была она. И выглядела девушка даже хуже, чем пахла.
Вскоре в их круглых от удивления глазах появился страх.
– Девица Хон?..
Они с криком вскочили и бросились прочь от нее. Прижавшись спиной к стене, художники оглядели девушку: яркий дневной свет, проникавший в комнату из-за ее спины, делал Хон больше похожей на нечисть, чем на человека. Выглядела она крайне необычно.
– Р-разве призрак может явиться средь бела дня?
– Так ты и вправду мертва? Мы думали, что ты могла погибнуть, но никому не хотелось в это верить!
– Мы надеялись, ты все же вернешься живой… – почти слезно-молящими голосами обращались к ней художники.
Губы девушки изогнулись в ухмылке. При свете, падающем из-за спины, такая гримаса смотрелась еще более жутко.
– П-прежде всего ответь на наш вопрос! То, что стоит перед нами, – гнилое тело, заблудшая душа и-или… живой человек?
Девица Хон – или ее призрак? – словно что-то вспоминая, медленно приоткрыла рот:
– Месяц назад я отправилась в Тигриное ущелье на горе Инвансан… – Она обессиленно помотала головой и едва слышно продолжила: – Но я так его и не увидела. А ждала ведь дольше месяца… Как же так?..
– О чем ты?..
– Я так и не увидела тигра! – вскрикнула девушка.
Девица Хон швырнула тушки птиц, выдвинула стул и присела, по-мужски закинув ногу на ногу. Одна ее рука покоилась на спинке стула, вторая опиралась на стол и придерживала подбородок. Бросив взгляд на рисунок тигра, она фыркнула, не сумев сдержать злость.
В тот день девушка рисовала, потом отложила кисть и исчезла. Перед уходом она лишь сообщила, что собирается взойти на гору Инвансан. Но что это за место? Разве оно не кишит тиграми? На слуху даже такая пословица: «Нет ни одного тигра, что не знал бы о горе Инвансан». Месяц от художницы не было каких-либо вестей, и вот она заявилась обратно; вероятно, ни малейшего понятия не имея о том, как все о ней беспокоились.
Убедившись, что оборванцем оказалась вернувшаяся живой девица Хон, художники заметно расслабились. Их лица смягчились. Но как бы все ни были рады ее видеть, никто так и не посмел приблизиться к источнику зловонья. Покачав головами, мужчины вернулись на свои места. Те двое, что оказались ближе всего к девице Хон, зажали носы и снова отпрянули подальше к стене с криками:
– Фу-у! Сначала помойся – потом приходи! Что же это за вонь такая?..
Девушка принюхалась:
– Сильно пахнет, да? Я обмазалась пометом животных, которые привлекают тигров. Ноги еще слегка своим помазала… Но почему же он так и не показался? Почему?! Навоз засох и перестал пахнуть?.. Вот будь сейчас лето – несло бы сильнее…
Художники в удивлении раскрыли рты.
– Хо-хо! Ты сделала все, чтобы он тебя поймал, и все равно осталась живой? Поразительная смелость.
Вернувшись к работе, один из них пробормотал:
– Я и так знал, что ты не в своем уме… но не догадывался, что до такой степени. Как ты додумалась в одиночку пойти туда, где даже впятером бродить опасно?..
Девица Хон продолжала разглядывать рисунок тигра.
– Опасно? Да какой там! Ущелье оттого и зовется Тигриным, что кишит этими зверюгами, а я вообще ни одного хвоста полосатого не увидела!
– И все равно что-то ты совсем страх потеряла… И даже в горах его не нашла.
– Толку-то, что я вернулась? Все равно мне от наставника влетит.
Девушка цыкнула, недолго посмотрела на художников и все же вернулась к разглядыванию тигра на стене.
– Кстати, учитель тоже в курсе?
– Конечно. Тебя ведь долго не было.
– Может, придумаете для меня какое-нибудь складное оправдание?..
– И какое же? Сказать, что ты больше месяца усердно тужилась на заднем дворе?
– Звучит не так уж и плохо! А вообще, много чего еще можно выдумать… Лучше соврать, чем терпеть наказание от учителя.
– Знаешь ли, нам тут тоже нелегко пришлось. Откровенно говоря, легче взбешенного скакуна утихомирить, чем тебя остановить. И наставник прекрасно об этом знает.
– Он был уверен, что тебя съели тигры, и хотел уже пойти искать твою голову. Мы все силы истратили, чтобы его отговорить.
– Когда-то он звал меня букашкой, пожирающей деньги. Говорил, если я уйду и умру где-нибудь, это будет большое счастье для всей группы. Пусть хоть станцует по такому случаю.
Конечно, это и было сказано в шутку, но в голосе слышались беспокойство и сожаление, а больше всего – досада из-за упущенной возможности увидеть тигра.
– Эй! Нетушки! Даже не мечтай об этом! – воскликнул один из художников, догадавшись, что творится в голове девицы Хон.
– Н-не мечтать? О чем это?
– Думаешь, я не знаю, что у тебя на уме? Решила ухватиться за этот шанс и снова наведаться в Тигриное ущелье? А ну быстро пообещай, что больше никогда туда не сунешься!..
Пытаясь уклониться от ответа, девушка лишь со смущенной улыбкой оглядывала комнату.
– Стойте-ка, кого-то не хватает… Ах, Ёнук? Что-то его нигде не видно. С чего бы ему куда-то пропадать? Он ведь даже на улицу почти не выходит. Только и делает, что картины пишет.
Тяжелое безмолвие повисло в комнате. Художники склонили головы и опустили руки. Никто не хотел нарушать тишину. Сначала девица Хон лишь хлопала глазами. Когда она начала трясти подолом изорванной одежды, все резко схватились за носы:
– Боже, ну и запах!
– Я спрашиваю, куда делся Ёнук! Ушел повидаться с сыном?
– Его… забрали к себе мастера из «Чхон Мун».
– Что?! Хотите сказать, они еще и Ёнука переманили? А как же его долги?
– У их владелицы нет проблем с деньжатами. Она выплатила за Ёнука все с лихвой. Так его и забрали.
– Да уж, он не мог отказаться. Как обзавелся ребенком, стал жутко падок на деньги.
– Немудрено. Нам с женой раньше тоже было достаточно просто творить искусство. Но с рождением детей все совершенно меняется… И тут ничего не поделаешь.
– У художников из «Чхон Мун» всегда много прибыльной работенки. Понятно дело, Ёнук поддался искушению.
– Мы разделили всю его работу, но…
– Теперь и следующие заказы для Ёнука отойдут к чхонмуновцам. А у нас работы все меньше и меньше…
Слова звучали подавленно. Теперь, когда у них забрали Чха Ёнука, в команде «Пэк Ю» почти не осталось художников, которые приносили бы хорошую прибыль. А в такое время лишиться одного из дельных мастеров – значит потерять массу работы.
Девица Хон вскочила с места, словно ужаленная.
– Учитель сейчас наверняка очень зол, ударит один раз – а болеть будет, как за десять. Не хотелось бы попасться ему под горячую руку…
– Бессовестная… Ты и есть главная причина его гнева! Зная, что ты натворила, – это чудо, что тебя еще не треснули! – И шестеро снова схватились за носы. Тому, кто находился ближе всего к окну, жестом указали его открыть.
Но прежде чем его рука успела коснуться рамы, дверь в комнату вдруг распахнулась. Холодный ветер ворвался внутрь, и в проеме показалась толпа совсем юных учеников. Им было по меньшей мере лет десять, самому взрослому – около семнадцати. Девица Хон была единственной девушкой во всей группе.
Увидев ее, ребята радостно загалдели:
– Художница Хон! Вы наконец вернулись!
– Вот-вот! А я вам о чем говорил? Да она же ядом брызжет, ее зверь ни за что не проглотит!
– Спасибо за комплимент. Но, видно, я настолько несъедобна, что он и морды не осмелился показать, – ответила она, неловко посмеиваясь.
– Вы так и не встретили тигра?
– Ага.
– Какая жалость! Мы так ждали, что вы вернетесь и нарисуете его, чтоб прямо как живой… Ну, как вы умеете!
– А вам не было страшно? Мы бы ни за что туда не сунулись! Вдруг из ниоткуда появится кумихо или токкэби2…
– В тигрином ущелье не может быть кумихо! Мне бабушка рассказывала, что лисы не живут в местах, где полно тигров. Не знаю, правда, что насчет токкэби… – ответила девушка, глядя в их заинтересованные глаза. – Но я не видела ни его, ни кумихо, ни, собственно, тигров. А теперь возвращайтесь-ка в свои комнаты и потренируйтесь в рисовании. Прежде чем «Пэк Ю» закроется, вы все должны стать хорошими мастерами.
– Ага, и лучших тут же переманят в «Чхон Мун».
Девица Хон легонько ткнула пальцем ребенка в лоб и с улыбкой сказала:
– Пускай забирают. Но если до тех пор вы еще чуть-чуть поднатореете, я буду очень рада.
Дети с ней чувствовали себя свободно, поэтому невольно заулыбались в ответ. Не забыв прикрыть носы, конечно же.
Схватив тушки фазанов за шеи, она вышла из комнаты и громко сказала:
– Ну что ж! Я отправляюсь прямо в лапы своей смерти – к учителю! Прошу, украсьте мой гроб как следует.
– Без проблем. Нарисуем на нем тигра, которого тебе так и не довелось повидать перед уходом.
– Склоните голову перед наставником и умоляйте изо всех сил, сестрица Хон! Только так вы сможете сохранить себе жизнь…
Девушка ушла, а за ней разбежались и ученики. Несмотря на морозный зимний ветер, окна в комнате оставили открытыми из-за стойкого зловонья. Холод, по крайней мере, можно было вытерпеть.
– Все-таки хорошо, что она жива-здорова.
– Но разве это не странно?.. Не встретить ни единого тигра в Тигрином ущелье? Невероятно. Это еще сложнее, чем вернуться оттуда живым.
– Если задуматься, давненько не было слухов о том, чтобы кому-то повстречался тигр.
– Такие могучие звери исчезли с горы Инвансан?.. Это явно нехороший знак. Кажется, там появился кто-то посильнее…
Тишину, на мгновение воцарившуюся в комнате, нарушила тихая шутка:
– Сушеная хурма3?
Художники громко расхохотались.
– Может, в картине с тигром не хватает хурмы? Если вписать ее где-то среди веток дерева, никто и не заметит!
– А может, не надо издеваться над рисунками? Лучше оставьте это дело девице Хон. Тьфу на вас!
Весело болтая, они продолжили работу.
– Ох, моя голова! Эх, моя судьбинушка! – без конца причитал Чхве Вонхо, лежа с перевязанной головой. Некоторым уже весь месяц приходилось выслушивать его стенания, даже перед сном.
Вдруг мужчина сел, из-за резкого движения мокрое полотенце с его лба плюхнулось на одеяло. Вонхо прислушался: среди прочих шумов до его комнаты доносился женский голос. Неосознанно он потянулся к розгам, лежавшим рядом.
Голос становился все ближе.
– Ха, говорю же! Это я поймала!
Голос громовой, сродни мужскому. Он знал только одну девчонку, которой этот голос мог принадлежать. Чхве подскочил чуть не до потолка.
– Эй, Светляк! Негодница ты эдакая! – выкрикнул он ее детское прозвище и тут же рванул из комнаты.
Распахнутая дверь с шумом ударилась о стену. Вонхо взглядом поискал девицу Хон среди нескольких человек, разгуливавших по двору, и остановился на самой грязно одетой фигуре. Разгневанный мужчина переводил взгляд то на нее, то на розги в своей руке, и глаза его постепенно наполнялись злостью. Вонхо в одних носках выбежал во двор, взял палку потолще и, размахивая ею, помчал к девице.
– Ах ты, букашка! Да чтоб тебя, ненормальная!
Прежде чем мужчина успел приблизиться, она припала к земле в шаге от него:
– Я вернулась, учитель! Цела и невредима!
– Я же велел не называть меня учителе… Фу! Что это за вонь?
Вонхо отшатнулся от нее, и теперь палке не хватало длины, чтобы коснуться ее тела. Он внимательно смотрел на девушку в попытке усмирить собственный гнев – в конце концов, ничего из ряда вон, кажется, не произошло. Но что-то все-таки не давало ему покоя.
– А ну подними голову!
Повинуясь, девица Хон взглянула на него. Художники из «Пэк Ю» собрались здесь же, зная, что скоро случится катастрофа. Среди них был и Кан Чхунбок, руководивший художественной группой вместе с Чхве Вонхо. Он с равнодушным видом достал из-за ворота небольшую книжицу и встал рядом с наставником.
– Положи все на землю и вытяни руки перед собой! – крикнул Чхве.
Девица Хон бросила пойманных фазанов и подняла руки, перемотанные тряпками.
– Избавься от этих лохмотьев и пошевели пальцами!
Она исполнила и этот приказ. Вид ее невредимых ладоней немного смягчил гнев Вонхо, но невинная улыбка на лице девушки тут же разозлила его снова.
– Я думал, ты ушла искать тигров, а ты вместо этого с шайкой попрошаек связалась?!
– Прошу, примите мои извинения за то, что посмела вас беспокоить, учитель!
– Разве я не велел не называть меня учителем?
Не обращая внимания на его упреки, девица Хон как всегда бодро ответила:
– Велели, господин наставник.
– Ну что, стоило ли рисковать жизнью ради встречи со зверюгой?
– Я так и не увидела тигра.
Чхве сразу почувствовал что-то неладное: девушка явно хочет снова туда сунуться. Но даже оторвать ей обе ноги было бы бесполезно. Она просто доползет.
– Так вот почему ты до сих пор жива… Удивительно, с какого перепугу ты вдруг сдалась и решила вернуться?
– Послезавтра зимнее солнцестояние, господин наставник. Переживала, что в этом году тот мужчина снова попросит о рисунке Чхоёна4.
– Зимнее солнцестояние уже сегодня.
– Ой, правда? – Девица Хон схватилась за голову и простонала: – Я думала, что правильно считаю дни, тьфу ты!..
Кан Чхунбок раскрыл книгу перед Вонхо и указал на один отрывок пальцем. Как и предполагала девушка, в этот год рисунок Чхоёна заказывал тот же человек. И художником, как всегда, значилась она.
– Светлячок, у тебя же есть хотя бы один готовый рисунок Чхоёна, да? – грозным голосом уточнил наставник.
Девица Хон лишь покачала головой.
– Боже мой, Чхунбок! Вся наша работа строится на доверии, так на кой ты принял у него заказ? Знал же, что она предпочла стать приманкой для тигров!
Кан молча посмотрел вверх. По положению солнца на небосклоне он прикинул время – было около пяти часов.
– Гость придет за картиной через час или два. А для нашей Хон нет ничего невозмож…
Не успел Чхунбок договорить, как Вонхо принялся раздавать указания:
– Чего сидишь? Быстрее! Так, тащите печку, пусть Светлячок греет руки. Потом несите пигменты и мешайте краску… Ну что ты стоишь как дура? Скорее, даже в мастерскую не заходи!
Девица Хон смущенно на него посмотрела, почесала затылок и глянула в сторону мастерской. Ей совсем не хотелось браться за кисть второпях, но и возмутиться она не могла. Художница совершила серьезный проступок и… собирается совершить его снова. Девушка обернулась и сказала:
– Я поймала этих фазанов для вас, учитель. Перед уходом я взяла с собой еды с вашей кухни, поэтому примите их в качестве оплаты. Приятного аппетита!
Она бегом скрылась с его глаз, прежде чем Чхве успел возмутиться. Это сработало: он отказался от попыток докричаться до ее затылка, а когда увидел, насколько грязная у нее спина, желание ворчать пропало совсем.
– А что, если бы она, художница, поранила руку? – Он сверлил взглядом тушки птиц. – Разве можно быть такой безрассудной?
В глубине души Вонхо был разочарован. Единственная причина, по которой девушка отправилась в Тигриное ущелье горы Инвансан, – тигр, которого она нарисовала бы не с чьих-то картинок, а увидев собственными глазами! Такой рисунок зверя хотел заполучить и сам наставник, поэтому втайне надеялся, что девице Хон все-таки удастся встретить его. Чхве жестом попросил сотрудника поднять фазанов с пола.
– Какой размер рисунка, дядя Чхунбок? – донесся из мастерской громкий крик. В силе голоса девице Хон не было равных.
– Три ча5 по вертикали и столько же по горизонтали! – ответил он, уходя с тушкой птицы в руках.
– Есть еще какие-то пожелания?
– Велели не жалеть киновари на лицо Чхоёна, как и в прошлом году.
Чхве Вонхо понял, что все это время стоял в одних носках. В это же мгновенье холод пробежал от кончиков его пяток до самой седой макушки, заставляя наставника съежиться и сунуть руки под мышки.
– По три ча… да не жалеть киновари? – пробурчал он, быстрым шагом направляясь к своей пристройке.
Картины с изображением Чхоёна весьма недолговечны: их выставляют в ночь на зимнее солнцестояние, а утром сжигают. Поэтому даже те семьи, которые считались зажиточными, не могли себе позволить просить о чем-то, что повысит цену рисунка.
– Сколько же у них денег, раз они позволяют себе заниматься таким расточительством? – продолжал цокать Чхве.
Четыре носильщика принесли паланкин к входу в деревню: дорога была преграждена веревкой из рисовой соломы. Казалось, что ее сплели не раньше вчерашнего вечера. Старый мужчина, сидевший по ту сторону жгута, заметил незнакомцев и нерешительно встал. В его руке был сверток ткани.
Парнишка, сопровождавший паланкин, с мрачным видом донес что-то сидящему там человеку.
– Господин, в этот раз то же самое…
– Опустите паланкин.
Изнутри раздался голос молодого мужчины. Тон его был низким и очень приятным. Как только паланкин оказался на земле, из него показался красный посох и начал прощупывать землю. За тростью ступила большая нога в кожаной обуви. Выбравшийся из паланкина чиновник казался вполне здоровым, прямого стана и высокого роста, из-за чего был заметен издалека. И дело не только в статной фигуре: одежда его тоже выглядела безукоризненно. Глядя на такой опрятный внешний вид, сложно было поверить, что с самого раннего утра он сидел в паланкине, добираясь из столицы сюда, в Янджу.
Юноша шел, ощупывая землю тростью. Глаза его были крепко закрыты, но густые брови и длинные ресницы подчеркивали их невидимую красоту. Его лицо приковывало к себе взгляды всех четырех носильщиков. Хоть они и видели ту же картину утром, когда только выезжали, все равно было сложно не раскрыть рот от удивления. Единственным, кто смог удержаться от откровенного любования, был тот самый парнишка. Но и у того ушли годы на тренировку, ведь сначала он тоже не мог оторвать глаз от молодого чиновника.
Наконец трость коснулась веревки. Юноша ощупывал руками воздух, опускаясь все ниже, и наконец ухватился за преграду. На мгновение его красивое лицо исказилось, но вскоре снова стало безразличным. Он выпрямился, все еще крепко держа веревку в руках.
– Сторож здесь?
Старик поклонился и ответил:
– Да, господин. Как ваши дела? Снова я встречаю вас без всяческих почестей…
– В деревне все благополучно?
– Да. Благодаря вам в этом году никто не голодал.
Юноша улыбнулся одними уголками губ, словно дразнясь. Причиной, по которой жители деревни повесили эту веревку, был именно он, а не чума или нечисть, появлявшиеся в канун зимнего солнцестояния.
– А как дела у матушки?
– С ней все в порядке. Часто о вас вспоминает. Вот, это от нее.
Он протянул что-то, завернутое в бумагу. Молодой человек снял обертку и положил в рот нечто небольшое, черного цвета – это было лекарство из трав, которое мать заботливо приготовила вручную. Он пришел сюда именно за ним.
Затем пожилой мужчина заставил его разжать руку и, сунув тканевый сверток, не спешил отпускать ладони юноши. В жесте сквозили отчаяние и сочувствие.
– Мне очень жаль, господин. Простите.
– Мансу.
Услышав свое имя, мальчик подбежал, протиснулся между ними двоими и схватил свернутый платок. Достав из паланкина другой, поменьше, он вернулся.
– Я здесь, господин.
Рука слепца, ненадолго зависнув в воздухе, коснулась свертка, который протянул Мансу. Предмет передали старику.
– Отнеси это матушке.
Это был календарь с предсказаниями на следующий год. Вероятно, прямо сейчас, в честь церемонии зимнего солнцестояния, во дворце придворным раздавали такие же. Только, в отличие от них, в свертке, предназначавшемся матери, помимо календаря, лежали написанные им письма.
– Нельзя терять ни минуты, господин. Даже если носильщики поторопятся, мы можем не успеть вернуться до закрытия городских ворот…
Мансу сказал это не только потому, что пора было спешить: ему казалось вопиющим неуважение, которое проявляли к чиновнику местные жители. В этой деревне юноша родился и вырос, здесь по сей день живет его мать, но ему самому не позволено заходить за рисовый жгут. Именно поэтому хотелось поскорее отсюда уйти.
Молодой человек развернулся, ощупывая землю красной тростью, и двинулся в сторону паланкина. Сделав несколько шагов, его ноги подкосились – юноша не в силах был сдержать сожаление и остановился. Не проронив ни слова, он обернулся в сторону деревни. Густые, длинные ресницы вдруг распахнулись, в приоткрытых глазах показались красные радужные оболочки и тут же вновь исчезли под плотно сомкнутыми веками. Мансу отворил паланкин и позвал его:
– Не успеем опомниться, а уже стемнеет, господин. Вы должны вернуться во дворец до конца дня зимнего солнцестояния.
Юноша протянул руку к голосу и нащупал Мансу. Словно понимая, почему тот так нетерпелив, он ласково погладил его по голове. Пускай выражение его лица оставалось холодным, ладонь источала тепло, как и жаркое-жаркое сердце ее хозяина. Красный от мороза нос паренька побагровел еще сильнее.
Дверь паланкина закрылась, как только чиновник сел. После небольшого рывка его стало ритмично потряхивать. Снаружи доносились звуки шагов и тяжелого дыхания носильщиков. Только тогда его густые длинные ресницы медленно поднялись, а из-под век показались глаза необычного красного цвета. Однако эти глаза не могли видеть ни людей, ни человеческий мир.
Красноглазым слепцом был Ха Рам, один из ученых мужей Соунгвана6.
Чхве Вонхо приоделся и стал приводить волосы в порядок, напевая что-то себе под нос. Его голова наконец перестала раскалываться. Казалось, что мигрень, преследовавшая его больше месяца, куда-то бесследно исчезла. Одеяло, которое пролежало расправленным столько же, сколько длилась головная боль, теперь было аккуратно сложено и задвинуто в угол.
Он потянулся к дверной ручке, чтобы выйти, но вдруг одернул ладонь и принялся расхаживать по комнате. Чхве практически чуял, что это еще совсем не конец истории: было большой ошибкой принести ту палку и даже ни разу ею не взмахнуть. Однако в тот момент он слишком уж радовался, что неизменно бесстрашная девица Хон вернулась живой. Хотя… ради ее же безопасности все-таки следовало воспользоваться возможностью и хорошенько ее отругать.
– Ха! Все равно Светляк почти никогда не плачет. И как ее такую наказывать?..
Вонхо вышел из комнаты, низко склонив голову. Он уже все перепробовал – никакого результата. И в этот раз вряд ли что-то изменится.
С этими мыслями он приблизился к другому павильону. Навстречу шел Кан Чхунбок, держа в руках аккуратно сложенный рисунок.
– Я как раз собирался принести вам его для проверки.
– Неужели все уже готово?
Чхунбок, развернув картину, ответил:
– Даже краска уже высохла.
Наставник поспешил изучить полотно. Улыбка коснулась его губ, когда он внимательно рассматривал рисунок: это была восхитительная работа. Холодное выражение лица Чхоёна, сложенное из четких линий, выглядело напористым; мазки туши твердые и уверенные, словно их выводил мужчина. Если бы не изящные цветы, которыми были украшены чиновничья шляпа и бока картины, мало кто понял бы, что она написана женской рукой.
– Просили не жалеть краски, но что-то она слишком уж расщедрилась. Киноварь ведь такая дорогая… – сказал Вонхо, не в силах оторвать взгляда от красного лица Чхоёна.
– Заказчик обещал отплатить сполна.
– Да? Тогда неважно. Я вот все думаю о нашем Светлячке… Может, когда у нее появится мужчина, она станет чуточку скромнее?..
– Чтобы мужчина появился, нужно изначально поскромнее себя вести.
Двое одновременно вздохнули настолько глубоко, что легкие их чуть не полопались. В следующем году девице Хон исполнится двадцать – для замужества уже слегка поздновато, но из-за скверных слухов жениться на ней так никто и не захотел.
– Так не пойдет! Передайте Кён Джудэк, чтоб та помыла девчонку и во что-нибудь нарядила! Запишите это в ее долговую книгу. И проследите, чтоб больше никуда не выходила в таком виде!
– Хон уже куда-то слиняла.
– Что?! Когда? Зачем?
– Как только закончила картину, сказала, что пойдет навестить родителей. Сегодня же зимнее солнцестояние…
– И ты ей поверил?! Удрала, даже разрешения не спросив; конечно она врет!
Чхве Вонхо, пыхтя, побежал к воротам.
– Ты, жук светящийся, чтоб тебя!.. Так и будешь на гору бегать, пока тебя не сожрут?! – в гневе кричал наставник.
Если упустит ее в этот раз, девица Хон вернется к нему только в форме призрачной девы, и тогда ему уж точно никак от нее не сбежать. Девчонка замучит не только его самого, но и его детей, внуков и даже, пожалуй, правнуков.
В этот момент ворота открылись. Чхве затаив дыхание застыл на месте. Перед ним стоял высокий мужчина, сверху донизу одетый в черное. Лицо его было скрыто за темной тканью. Жуткая аура окутала хозяина художественной группы.
– А вы… кто?
– Я пришел за картиной.
Даже голос незнакомца, по которому невозможно было определить ни возраст, ни статус, ни что-либо еще, навевал жути.
– Какую картину?.. Не с Чхоёном, случайно?
– Вы наконец пришли! Мы вас очень ждали! – Кан Чхунбок вышел с аккуратно завернутым полотном и протянул ее загадочному посетителю. Очевидно, это был рисунок девицы Хон.
– Заходите, мы вас чем-нибудь угостим! – предложил Чхве.
Гость, будто не услышав его слов, развернул картину и принялся проверять заказ. Из-под черной ткани валил белый пар от его дыхания. Ничего не сказав, он снова сложил полотно, достал кошель из-за пазухи и протянул его. Сложно было сказать, что конкретно находилось внутри, но, судя по слегка просевшей руке Кана, получившего мешочек, там было довольно много денег.
– Я бы хотел заказать картины-обереги на Новый год у того же автора.
– А поконкретнее?
– На одной изобразите небесного короля и фею, два ча в ширину и четыре в длину. На другой – хэтэ, три на три. Я зайду за ними в канун Нового года.
– Есть еще какие-нибудь пожелания?
– Остальное на усмотрение художника, – закончил он.
Покупатель собирался уже уйти, но тут раздался чуть более настойчивый голос Вонхо:
– П-подождите минутку!
Остановившись, гость взглянул на него. Довольно крупное телосложение вынуждало незнакомца смотреть сверху вниз.
– Вы очень важный для нас заказчик, поэтому, прошу, зайдите хотя бы на чай!..
– Мне предстоит долгий путь. Вынужден вам отказать.
– Но мне нужно кое-что вам сообщить…
Чхве смотрел в глаза, обращенные к нему сверху, – они ничем не отличались от обычных. Тем не менее страх все никак его не покидал.
– Говорите здесь.
И это был приказ, на который было сложно что-либо ответить. Хотелось пригласить гостя внутрь и выяснить, кто же он такой; но разум вмиг опустел, а достойный предлог все никак не придумывался.
– Впрочем, неважно. Хорошей вам дороги.
– Я вернусь в конце декабря.
Незнакомец развернулся и, шаркая, зашагал прочь. Возможно, из-за длинных ног, но поступь у него была тяжелая – это бросалось в глаза практически сразу. Вскоре он совсем исчез из виду.
– Кто это был?
– Не знаю. Но он каждый раз покупает картины, не заходя дальше ворот…
– А имя?
– Он постоянно говорит, что это не мое дело, поэтому я больше не спрашиваю. Другого выхода нет, так что в долговой книге этот покупатель записан как «черный гость».
В «Пэк Ю» порой заходили такие люди. Это было местным правилом: если заказчик не хочет рассказывать о себе, значит, не стоит и спрашивать.
– Ты хочешь сказать, что только что отдал полотно покупателю, даже не зная, кто он?
– Но это ведь не пейзажная живопись!
– Да, вот пейзажные картины уж точно лучше не продавать абы кому7… А ты лицо его видел?
Чхунбок только покачал головой.
– Что, ни разу?
– Да. Хотел попросить показаться, но он ответил, что скрывает за тканью рубцы от оспы.
– А внутрь он заходил?
– Нет. Но мне не кажется это странным: высокопоставленные гости так себя и ведут… А вы почему так обеспокоены?
– Потому что он подозрительный. Неужели ты так не считаешь?
В тот момент Вонхо казалось, что его сердце перестало биться. Как только ворота открылись, он обратил внимание на то, что их гость совсем не похож на человека. Возможно, дело было в его долговязой фигуре. Может быть, роль сыграло черное облачение или то, что лицо было скрыто. Виной всему могло быть и скверное настроение самого Чхве… Но от всего перечисленного голова шла кругом.
Словно прочитав его мысли, Кан отбросил присущую ему сухость и громко рассмеялся:
– Ха-ха-ха! Поначалу и я сомневался, человек ли это.
– Но?..
