Loe raamatut: «Любовницы»

1.Ника

– Никусь, ты почему еще не спишь? – слышится взволнованный голос мамы и я поднимаю голову вверх.

– А ты почему? – отвечаю вопросом на вопрос, но понимаю, что этим не отделаюсь. Поэтому просто пожимаю плечами и снова возвращаю взгляд на монитор компьютера. – Всего-то половина третьего. Не начинай.

Но легче остановить танк, чем маму. Она хмуро сводит брови к переносице и недовольно вздыхает, ставя чайник на плиту. Затем достает варенье из холодильника и снова вздыхает.

– Не бережешь ты себя, Ника, скоро совсем на тень станешь похожа, – перед носом появляется дымящаяся кружка со смешным тюленем и горбушка белого хлеба с маслом и клубничным вареньем наверху. Мое любимое лакомство с детства, которое я в жизни не променяю ни на какие пирожные. Вот только сейчас оно мне даже в горло не лезет и мама это видит. Она подвигает тарелку еще ближе и садится напротив, плотнее укутываясь в серую шаль.

– Кушай.

– Что-то не хочется.– Слабо улыбаюсь. – Я лучше Милке оставлю на утро.

– Мила голодная не останется, – с нажимом говорит мама. – Завтра у соседки займу и куплю что-нибудь вкусного к завтраку. И слышать ничего не хочу, пашешь как проклятая с утра до ночи и крошки во рту за целый день не бывает. Ешь, давай.

Все ее слова пропитаны не укором, а переживаниями. Как и взгляд карих глаз, в которых плещется боль. Блестящий академик в прошлом, а сейчас продавщица в сигаретном киоске. Могла ли она думать, что когда-то станет вот так жить? Впроголодь. Перезанимая у соседей, чтобы дотянуть до зарплаты? Вряд ли. Я до сих пор слышу, как она по ночам тихонько плачет. Особенно, когда моя младшая сестра снова находит себе проблем на голову, а разгребать приходится маме. В основном Ирка попадает на деньги, которых у нас попросту нет. Последний ее залет обошелся нам слишком дорого и пришлось продать стиральную машинку вместе с микроволновкой, чтобы откупиться от отморозков. Но разве Иру это как-то останавливало? Снова ночь, снова ее где-то носит. Вот истинная причина того, почему мама на ногах. И я готова своими руками придушить младшую сестру за это.

Хотя я тоже хороша… свалилась матери снегом на голову год назад вместе с трехлетней дочкой на руках. Без вещей, без обуви, без игрушек. С огромными от ужаса глазами и выскакивающим сердцем из груди. Я даже толком не могу вспомнить каким образом успела захватить документы, когда муж в пьяном угаре выгнал нас из квартиры. Дорога домой тоже прошла в тумане. Вот я отдаю последние пятьсот рублей мужчине на потрепанной годами волге, а вот я передаю заснувшую Милу маме на руки, но сама не прохожу в квартиру. Прикрываю дверь с обратной стороны и долго рыдаю на лестничной клетке. Даже когда неизменная серая шаль опускается на продрогшие плечи, слезы продолжают стекать по щекам. Но так тихо, что я уже не прикусываю губы, чтобы не перебудить всех соседей своим воем.

– Тише, доченька, все утрясется. – Гладила меня мама по волосам прямо как в детстве. – Переживем и это.

Ее слова не стали бальзамом на израненное сердце. Но услышав их, я немного пришла в себя. Как ни печально это звучало, но мама знала, что говорит. На ее долю выпали суровые реалии, где от отсутствия работы отец, тоже некогда интеллигентный и уважаемый человек, на глазах спился и бросил маму с двумя детьми на руках. И женщина, которая в одиночку вытянула дочерей – погодок, лично в моих глазах была сильной личностью, к которой стоило прислушаться. Да, детство и юность трудно было назвать легкими, но… она старалась сделать их чуточку светлее, как всегда ограждая и закрывая нас своей спиной от всех проблем. Которые, словно острые стрелы вонзались в нее на каждом шагу. Странно, что из нас двоих, только я выросла и старалась отблагодарить маму за все, что она для нас сделала. Ирка же до сих пор жила в свое удовольствие и даже не задумывалась над тем, что мама устала. И что она не вечная.

– Никусь, ты бы отдыхать пошла. – Мама поглаживает мое предплечье и заглядывает в глаза. – Вообще не спишь, вид такой уставший.

–Нужно текст закончить, – устало киваю на монитор, – заказчик ждет. А с ним счета по коммуналке, оплата садика для Милки и твои лекарства.

И это я еще тактично умалчиваю о том, что холодильник тоже нужно наполнить. Потому что вся мамина зарплата уходила на погашение долгов. А Ирка приносила копейки, которые потом же обратно изымала на свои гульки. И хотя это все остается в моих мыслях, мама прекрасно понимает меня без слов.

– Тебе пора сделать перерыв. – Она ненадолго замолкает. – Всех денег не заработать. Особенно так…

Спорить не хотелось, я и сама понимала, что на уроках репетиторства и подработке копирайтером многого не позволишь. Денег едва хватало на самое необходимое. А дальше? Мила растет, не за горами первый класс. А по нынешним ценам сборы ребенка в школу ничем не уступают подготовке к небольшой свадьбе.

– Да, наверно, ты права. Стоит найти еще работу. – Вздыхаю.

– Третью? – Изумляется мама. – Да ты и так света белого не видишь!

– Третью, четвертую, да хоть десятую, лишь бы мы не жили так! – Восклицаю и тут же зажимаю рот ладонью, чтобы не разбудить ребенка.

– Послушай, – мама теребит кончик шали, – есть другой вариант. Ко мне где-то раз в месяц приезжает солидная женщина, которая покупает дорогие сигареты для себя. И она каждую нашу встречу жалуется, что не может найти уборщицу к себе в дом. Слово еще такое модное говорит… постой, как же она называет эту вакансию… Работник домашнего клининга, вот. Может быть, я посоветую твою кандидатуру?

– Странно это как-то, – дую на горячий чай перед тем, как сделать глоток, – почему же к ней никто не идет? Что-то не так с характером или поведением?

– Да вроде бы интеллигентная, вежливая. Сына вот недавно женила, им квартиру в центре отдала, а сама в дом переехала. Видно, что немного ей одиноко и она ищет с кем бы скоротать время. Может стоять и болтать у моего киоска час, а то и более. Но разве это какой-то страшный недостаток?

– Может быть требования высокие, а оплата низкая? – Продолжаю гадать.

– Дочка, вот как раз деньгами там не обижают. Она как-то назвала мне сколько готова платить, – и мама проговаривает цифры вслух.

От названной суммы внутри все сжимается. Это же даже больше, чем мы зарабатываем все вместе взятые за два месяца. Да что говорить, мама свободно могла больше не работать и подстраховывать меня с дочкой на случай непредвиденных больничных. И у нас бы при этом еще оставались свободные деньги. Черт, да я уже забыла, что это такое, когда денег в кошельке не впритык.

– Мам, а ты ничего не перепутала? Разве столько платят за уборку пыли и мойку полов?

– Нет, – качает она головой в ответ, – думаю, что там попросту много работы. Что скажешь? Не будет ли тебе стыдно…

–Боже мама, какой стыд? – Перебиваю ее. – Это такая же работа, как и все остальные. Подумаешь, ведра потаскать нужно и тряпкой поработать. Не вижу ничего страшного.

– Так ты согласна?

– А у меня есть выбор? – Смотрю в ее глаза.

И она молча кивает. Потому что выбора как такового нет. Хочешь жить – умей вертеться. А ради Милки я готова и на тяжелый труд, лишь бы она ни в чем не нуждалась.

2.Карина

– Кариночка, свет моей души, босс у себя?

Поднимаю глаза и вижу начальника юридического отдела. Семен Олегович как всегда уперся обеими ладонями об столешницу моего стола и навис надо мной. При этом, плотоядно скользя взглядом по моему лицу и спускаясь к фигуре. Вздыхаю и откладываю в сторону ежедневник, в котором как раз в это время отмечала встречу с девчонками.

– У него совещание, – прищуриваюсь, – подождете или оставите послание?

– Я бы с удовольствием задержался часок – другой в твоей компании, – сально усмехается мужик, – но лучше черкани ему записочку.

– Внимательно слушаю, – беру листочек, пропуская мимо ушей явный пошлый подтекст.

– В восемь у Марика на его махине, – Семен Олегович тычет пальцем по дорогим часам. – И пусть не опаздывает. А еще не мешало бы, если бы он захватил два последних контракта, может чего выгорит. Я б в этот список еще и тебя добавил, но у Ильи ж свои принципы.

– И как нам с этим несказанно повезло, да? – Вздыхаю.

– А я тебе уже давно говорил, красавица, время зря теряешь. Сговорчивей надо быть, Кариночка. Не там ты свое счастье ищешь.

Медленно закипаю, но стараюсь не подать вида. Вскидываю голову и улыбаюсь приторной улыбкой, от которой у самой сводит челюсть.

– А с кем надо? С вами что ли?

– Разве плохой вариант?

– Да так, не очень.

– А ты внимательней приглядись, – он обводит себя рукой. – При деньгах, при статусе. Не женат.

– Семен Олегович, придумайте что-то новенькое.

– Он на тебя никогда так не посмотрит, как смотрю я, – шипит обиженный мужчина. – Он свою жену в жизни не оставит. Ты же девочка не глупая, Кариш…

– Вот поэтому, уважаемый Семен Олегович, я на ваши выпады и не реагирую. – Облизываю губы. – Потому что умная. Что-то еще в записочке допишем?

– Нет, этого достаточно. – Мужчина отлипает от стола, но не спешит покидать приемную. – Красивая ты Карина, но сука.

Смотрю вслед удаляющемуся начальнику отдела, а у самой медленно сползает с губ эта треклятая улыбка.

– Урод, – шепчу себе под нос, когда откидываюсь на мягкую спинку кресла.

Но слова Семена противно впиваются в мозг и набатом звучат в ушах.

Он свою жену в жизни не оставит…

Вздыхаю и прикрываю глаза, когда за закрытой дверью слышится властный тон. От него тут же на коже все волоски встают дыбом. А за ними и соски царапаются об тонкое кружево лифа. И внизу живота нарастает привычное напряжение. Приходится сжать колени крепче и устремить взгляд в окно. А там сыро, пасмурно и дождливо. Прямо как мое настроение с утра. Прямо как и вся моя жизнь в последнее время с того момента, как я устроилась сюда на работу.

За дверью снова слышатся возгласы и звон битой посуды. Морщусь и тянусь за ежедневником, чтобы сделать пометку о покупке нового кофейного сервиза. Пятого за две недели. Дверь с грохотом распахивается и вереница людей оказывается в приемной. Не завидую им сейчас. Кто-то точно останется без отпуска, кто-то без премии, а кто-то вообще лишится своего места…

– Карина!– слышится почти приказ.

И если все остальные, поджав голову, спешат быстрее скрыться, то я… наоборот. Спокойно встаю со своего места и, не реагируя на косые взгляды, иду в кабинет.

– Да, Илья Романович? – на автомате прикрываю дверь за собой и невозмутимо смотрю на мужчину.

Но это так чертовски сложно делать, когда перед тобой тот, кем ты восхищаешься. Панфилов Илья – был именно таким человеком для меня. Красивый, мужественный, акула в своем деле. Всегда и во всем строгий. Именно по его желанию, для женского персонала в этом холдинге существовал дресс-код: никаких юбок и платьев, тем более не приветствовалось декольте. Спокойный макияж, неброская прическа. Вообщем, под запретом было все то, что могло хотя бы на долю секунды привлечь мужское внимание. Все то, что было нашим женским орудием. И соблазнить желанного мужчину без этого… было крайне затруднительно. Но я не сдавалась.

Брюки и водолазка кофейного оттенка облегают мое тело, словно вторая кожа. Волосы собраны в высокий конский хвост, на запястьях звенит пару браслетов. Шпильки надежно прикрыты краями штанин. Но он не обращает никакого внимания на этот до каждой детали продуманный образ. Пол нашего этажа пускает слюни мне вслед. А я пускаю эти слюни на Илью. И ничего не могу с собой поделать. Он чертовски привлекателен, особенно, когда зол.

– Петров, Скляренко и Черкашин, – он дергает галстук вниз, ослабляя узел, – подготовь документы на их увольнение.

– Есть, – черкаю в блокноте фамилии бедолаг.

– Фомин и Жаров – минус двадцать процентов от оклада и внесение выговора в личное дело.

– Угу, – отрываюсь от записей и встречаюсь с невероятно красивыми глазами, в которых сейчас плещется раздраженность. – Кстати, Семен Олегович просил вам передать вот это послание.

Делаю пару шагов навстречу и протягиваю ему заметку, но когда наши пальцы соприкасаются, отшатываюсь. И на чем свет матерю свое тело за предательски влажнеющие трусики.

– Хорошо, – отзывается он после изучения записки. – Перераспредели все мои оставшиеся дела на завтра.

– Что-то еще?

– Да, – он даже не смотрит на меня, когда указывает на стену, – вызови уборщиц, чтобы убрали косяки.

На поверхности уродливо расползается кофейная клякса с подтеками до самого низа. А так как именно я занималась вопросами отделки этого кабинета, то прекрасно знаю, что пятно уже въелось в фактурное покрытие стены и просто отмыть его не получится. Но молчу, зная и то, что Илье глубоко плевать на процесс и способы достижения желаемого. Ему важен результат.

– Будут ли еще указания до моего обеда?

– Нет, ты свободна. – Илья на секунду перемещает свой взгляд на меня. – Хотя нет, закажи доставку белых лилий на сегодня ко мне домой.

– Вашей жене очень повезло, – позволяю себе редкий комментарий в сторону его семьи, – мужчина, который помнит памятную дату – на вес золота.

– Мне не нужны никакие особые даты в календаре, чтобы порадовать свою жену. Это моя прямая обязанность. – В холодной и только ему свойственно манере, отвечает Илья.

И я отчаянно завидую ей. Потому что любая женщина костьми ляжет за такого мужчину. И это дикая несправедливость, что он достался не мне. Я же по любому лучшее нее. Возможно, даже красивее. А еще моложе. Кто бы что ни говорил, а молодое тело все же способно на большее, чем то, которое лет на пять старше.

Выхожу из его кабинета и, подхватив свою сумочку, ухожу в уборную. Не смогу работать, пока хотя бы раз не доведу себя до оргазма.

3.Света

– Только не говори, что ты это сделала, – даже перестаю помешивать чай, пялясь на подругу, как на больную.

– А что здесь такого? – Карина грациозно закидывает ногу на ногу.

– Ну, самоудовлетворение на рабочем месте… так себе затея. Тебя же могли услышать.

– Но не услышали же.

– Что вы уже не поделили? – подоспевает к нашему столику Ника и плюхается на соседний стул.

– Да наш светлый ангел Светлана решила почитать мне морали по поводу оргазмов на работе.

– А, – Ника качает головой, – я надеюсь, ты хоть делала это не вот этим самым пальцем, который сейчас облизываешь от крема?

– Может быть и им, – нахально ухмыляется подруга и демонстративно посасывает указательный палец.

– Фу, – вырывается у меня, – это, по меньшей мере, аморально.

– А по большей?

– Не гигиенично. – Багровею. Блин, делала она, а краснею почему-то я.

– Ох, Светка, ты десять лет замужем, а до сих пор ведешь себя как монашка. – Карина отпивает свой латте. – Как там Федя поживает? Все так же довольствуется сексом раз в месяц, когда дети у бабушки?

– Ну, знаешь ли, – фыркаю, – трудно выделить минутку на интим, когда у тебя под ногами вечно снуют два карапуза.

– Господи, Света, одному десять, а второй восемь. И они явно уже не вписываются в эту категорию. Между прочим, вас никто не заставлял делать столько детей так быстро. Можно было сначала встать на ноги, а уж потом трахаться как кролики без гандонов.

– Федя не любит презервативы, они ему натирают. – Не знаю зачем, но оправдываюсь.

– Он и работать у тебя не любит. – Безжалостно рубит Карина. – Зато тебе такая жизнь по ходу в радость. Трое висят на твоей шее, в то время как ты сама пашешь без выходных кассиром в супермаркете.

– Не надо на мне срываться лишь из-за того, что тебе между ног не падает мужик, которого ты так хочешь, – огрызаюсь на ее выпад.

– Вот, – Карина даже не обижается на мои слова, а начинает восторженно хлопать в ладони, – будь добра, сохрани эту интонацию для своего мужа, когда погонишь его поганой метлой из своей жизни.

– Карин, хватит, – Ника осторожно влезает в разговор, – ты реально перегибаешь палку.

– Снова играешь в адвоката? – Карина скептически выгибает бровь.

– Ну, кто-то же должен, – Ника крутит в руках салфетку и улыбается, – если бы не я, ты бы Светку давно сожрала и не подавилась.

– Значит, кое-кому пора наконец-то научиться отстаивать свое мнение. – Стоит на своем подруга.

И я не обижаюсь на нее. Правда. Уже привыкла. Как ни как, нас троих связывает дружба со школьной скамьи. И Карина всегда была такой. Дерзкой, колкой на язык и амбициозной. Учителей доводила до седых волос своими выходками. Хотя была умной, зараза. И школу закончила с тройками по основным предметам лишь из-за вредности. А точнее, назло отцу. Потому что не хотела идти в выбранный им институт. Почему? Карина с юного возраста видела себя именно на месте секретарши успешного человека. Или «секретутки», как в порыве злости часто называл ее папа.

Я тоже не понимала эту странную зацикленность подруги. Но с каждым годом нашего взросления, появлялись бреши в этой загадке. Карине нравилось быть на виду у мужчин. Ей нравилось флиртовать с ними, получать подарки, которые она потом без зазрения совести сбагривала нам. А мы… сначала сопротивлялись. А потом принимали.

Я – потому что в жизни бы не получила таких украшений от Федьки. Да и сама бы не купила.

Ника – потому что на деньги от сданных в ломбард драгоценностей выживала со своей семьей.

А кто мог лучше всего утолить желания Карины? Для кого такие презенты были обычным делом? Богатые бизнесмены и главы крупных холдингов. И обычные знакомства с такими людьми в барах да ресторана подруге не нравились.

Скучно.

Вот как она говорила о них. А ей подавай охоту, драйв, азарт от того, как мужики теряли свою голову при виде роковой брюнетки. И звание «любовницы» ее вовсе не смущало. Ведь все спонсоры были поголовно женаты. А она все перебирала, все искала кого-то особенного. И, вот, нашла. Теперь с ума сходит от того, что ей впервые отказывают да еще и в такой манере.

Где-то на подсознательном уровне я немного злорадствовала. Потому что, как бы ни сопротивлялась самой себе, все равно проигрывала своей же собственной зависти. По сравнению с Кариной, моя жизнь была тухлой и однобокой. Залетела от Феди на выпускном в школе после одиннадцатого класса. Родители были в шоке, но быстро среагировали. Молниеносная свадьба, чтобы слухи не поползли. Рождение сына и с горем пополам оконченный техникум, откуда я вышла Светкой – швеей. Муж обещал золотые горы, собственный дом и полное благополучие. Но… ни черта для этого не делал. Мечты так и остались ими. А мы, уже пополневшие на дочь, до сих пор ютились в бабушкиной однушке. Я работала кассиром, Федя перебивался на стройках. А хотелось жить, как в сказке. Да не получалось.

– Ну, а ты как? – голос Карины возвращает меня к нашим посиделкам.

– Я? – Ника пожимает плечами. – Да все, как ты любишь. Полная и непросветная задница. Ирка снова с кем-то шляется, мама загинается в ларьке. А я вот пришла выпить человеческого кофе за твой счет, потому что у самой нет таких денег.

Усмехаюсь. Ника – молодец. Я ею восхищаюсь. Простая, как я. Бед по жизни хлебает чаще, чем среднестатистический человек и все равно не утратила огонька. Каринку вон как осаждает правильно. Если на нас троих посмотреть, то мы похожи на море.

Карина – верхушка, по которой гуляют крышесносные волны. И своей опасной красотой они влекут тех, кто желает их покорить. Но не все выживают в этом водовороте.

Ника – середина. На такой глубине уже нет шторма, здесь спокойно. И красота этой воды хоть и не такая яркая, но она обещает тебе какое-то умиротворение.

Я – дно. Здесь темно, вязко и нет просвета. Здесь покоятся обломки всех мечтаний и надежд. Отсюда уже не всплывают.

У девчонок хоть как-то жизнь менялась, а я что? Настолько погрязла в бытовухе, что однажды проснулась и поняла, насколько стала похожей на Федю. Есть хоть какая-то крыша над головой – хорошо. Хватило продуктов, чтобы борща на две недели сварить – отлично. Шевелиться не хотелось. Да и стимула больше не было.

– Хотя нет, – Ника ставит на стол опустевшую чашку, – есть хорошая новость. У меня появится скоро работа.

– Какая? – подаю голос, обозначая, что все-таки слушаю разговор.

– Десятая по счету, – подкалывает Карина.

– Убирать дом, – Ника тепло улыбается мне и совершенно не реагирует на нашу зазнайку.

– Поломойка что ли? – снова влезает брюнетка.

– Карин, выбирай слова, – шикаю на нее.

– А что? Я ей предлагала нормальную работу и что теперь слышу? – не унимается та.

– Для должности секретарши у меня, к сожалению, нет твоей красоты и харизмы. – Ника украдкой посматривает на часы. – И твоих оральных… прости, ораторских и организаторских талантов.

– Всему можно научиться, – парирует Карина. – Было бы желание. А у тебя его нет. Променяла реальный шанс хорошо устроиться на… Ладно, спасение утопающих дело самих утопающих. Если нравится, то почему бы и нет? Светка вон не жалуется. Значит, по ту сторону благополучия не так уж и плохо.

– Спасибо, родная, – закатываю глаза, – всегда знала, что я для тебя пример для подражания.

– Скорее, прямое доказательство того, как делать не стоит. – Девушка бросает купюры на стол и встает со своего места. – Пора мне бежать, мои хорошие, начальник не любит опозданий.

– Да он и тебя не любит, – меланхолично подсказываю ей.

– А это, – лукаво улыбается Карина, – временное явление.