Loe raamatut: «Ты не заставишь меня»

Глава 1

Не хочу открывать глаза. В черном вакууме спокойно.

Я не знаю, что случилось. Перед глазами мелькают лишь осколки памяти, как те осколки машины, которые я запомнила.

Да, я помню осколки стекол. Тонкий лед. Холодную, химозную воду, которая вспарывает кожу тонкими иглами. Помню боль, помню сильные руки… и одновременно с этим не помню ничего.

Потому и не хочу открывать глаза – страшно. А в темноте безопасно, потому я снова засыпаю.

… – Алина Руслановна, очнитесь! – услышала настойчивый голос, выдернувший меня из сна.

Меня и до этого пару раз тормошили, но мягко, а когда я отказывалась приходить в себя, меня быстро оставляли в покое.

Но не в этот раз, к сожалению.

– Алина Руслановна! – строго произнес второй голос. – Откройте глаза. Датчики показывают, что вы уже не спите.

А жаль.

Не понимаю, с чем связан этот панический страх возвращения в реальность, но я дико боюсь. И знаю, сердцем чувствую, что стоит мне открыть глаза, случится нечто плохое.

– Алина! – резко произнес мужчина, очень повелительно, и я не могла не послушаться. Голос будто отцовский, на который у меня рефлекс.

Я открыла глаза, и застонала от боли.

Так и знала, что не стоило этого делать. В темноте я не чувствовала ничего, а сейчас… сейчас навалились все ощущения разом.

Глазам больно, они слезятся от рези и яркого света, фигуры стоящих передо мной людей расплываются. Лицо щиплет, дышать больно, и тот воздух, что я вдыхаю, пропитан лекарствами и хлором. Кости на ногах и руках выкручивает, сводит спазмами. Я шевелю губами, силясь произнести хоть что-то, но вырываются лишь негромкие стоны и хрипы.

– Алина Руслановна, у нас всего пара вопросов. Ответьте на них, и мы оставим вас лечиться. Хорошо?

Света в комнате стало меньше, глаза привыкли к отсутствию приятной тьмы, и я начала различать предметы и людей. Их передо мной трое: мужчина в желтовато-белом халате, к карману которого прицеплена ручка, и двое худых мужчин в мешковатой полицейской форме не по размеру.

– Думаю, вам стоит прийти позже, – нахмурился врач, обращаясь к полицейским.

Я в больнице. И меня пришли навестить полицейские. Навестить или допросить?

– Что… что случилось? – смогла я, наконец, прошептать, раздражаясь на саму себя за вялые, путающиеся мысли, и за то, что тело меня не слушается. – Где я?

– Вы в больнице. Меня зовут Арнольд Викторович, – представился мужчина в белом халате. – Я ваш лечащий врач. Алина Руслановна, вы упали с моста в реку. Лед треснул, и вы ушли под воду. Ваш спутник, Демьян Сергеевич смог вас вытащить на набережную, на противоположный берег. Вам повезло, что у вас нет переломов, только ушибы и сильное обморожение. Ваш спутник тоже здесь, в соседней палате.

Мозг выхватывает отдельные слова – машина, лед, вода… да, именно это я помню. Грязную воду, то, как отчаянно я скребла руками по поясу безопасности, и лютый холод. Этот холод до сих пор со мной.

– Вы можете ответить на наши вопросы? – деловито спросил полицейский. – Я здесь по делу пропажи вашего отца. Вы знаете, куда он направился?

– Папа… он в салоне «Соблазн», – после минутного молчания ответила я.

Где еще быть отцу? Я даже не надеялась обнаружить его здесь, рядом со мной, чтобы как в фильмах – ребенок просыпается после болезни, а его за руку держат любящие родители.

– Салон закрыт, – нахмурился полицейский, и присел рядом с моей койкой на стул. – Ваш отец пропал, и нам необходимо его найти. Все очень серьезно, Алина Руслановна!

Пропал? Папа? Он не мог исчезнуть. Глупости какие-то!

Видимо, полицейский прочел это по моему лицу, вздохнул, и снова заговорил, уже более мягко, отбросив канцелярский тон:

– Так, хорошо, опустим это. Опишите вашу последнюю встречу с вашим отцом.

Описать? Хорошо, только вряд ли это впечатлит полицейских. Папа иногда говорил, что к нам с Ларой могут прийти, могут допрашивать, и мы должны говорить только о личном. И только правду. Ларису он считал недалекой, и был уверен, что если мы будем лгать, то наши показания не совпадут.

Значит, и я должна говорить правду.

– Я собиралась на учебу, – в памяти всплывает последняя наша встреча с папой. – Папа еще был дома. Сидел на кухне, и завтракал. Я поздоровалась с ним, и ушла. А когда вернулась, его давно не было дома.

– Где это происходило? – задал полицейский идиотский вопрос.

– Дома.

– Где вы жили в последнее время, после того как ваш дом сгорел?

– Сгорел? – не поняла я.

– В вашем доме произошел пожар ровно неделю назад, – терпеливо пояснил полицейский. – Так в каком именно доме вы виделись с вашим отцом? Он до сих пор там?

– Как сгорел? – смогла я вымолвить, и растерянно оглядела мужчин. – Я не понимаю, о чем вы.

Я же помню, как вышла на кухню, а там папа. Взглянул на меня мимолетно, мне даже показалось, что с одобрением, и я убежала на учебу. Вернулась, села делать… эссе, кажется. Гору информации перелопатила, и, наконец, написала. Пошла в душ, а после легла спать.

А затем стекла, лед, вода и холод. Больница и полиция.

– Вы отказываетесь говорить? – жестко спросил мужчина.

– Я просто не понимаю, что вы хотите! – я застонала от судороги, мышцы с каждой секундой болят все сильнее, и сильнее. – Папа не мог исчезнуть. Может, по делам уехал. Он скоро вернется, никогда он не докладывал мне о своей работе. Вы спросили, и я ответила!

– Тише, тише, – засуетился врач, и неодобрительно взглянул на полицейских. – Девушка не лжет, она пока не в себе. Вам стоит уйти, вы мешаете процессу восстановления.

– Мы еще вернемся! – заявил полицейский, резко встал, и кивнул своему молчаливому товарищу с блокнотом. Оба они вышли, врач начал что-то спрашивать, но я устало закрыла глаза, проваливаясь в мутный сон, полный черно-синей воды.

В следующий раз я проснулась, когда за окном было уже темно, как и в самой палате. Мне снова долго пришлось вспоминать, где я нахожусь, и с этим я справилась. Но в памяти всплыл и разговор с полицейскими.

Папа пропал.

Дом сгорел.

Это правда, или это мне тоже приснилось?!

Раздался тихий скрип, дверь палаты отворилась, впустив мимолетный свет из коридора. Но свет пропал, впустив высокого, массивного мужчину, медленно, но неотвратимо идущего ко мне.

Сначала я испугалась, сердце забилось в моей груди, как птица в клетке от зловещей фигуры, но чем ближе мужчина приближался, тем больше приходило узнавание, пока я не увидела его лицо.

– Демьян, – выдохнула я. – Ты?

Глава 2

ДЕМЬЯН

К ней не пускали весь день. А когда я растолкал врачей и рванул по коридору – меня скрутили санитары.

Вкололи успокоительное.

Они бы со мной не справились, не будь я так слаб.

Но у меня даже резервный запас сил закончился, все ушло на то, чтобы спасти ее, не дать утонуть.

Она бы не умерла, я бы не позволил, скорее река бы высохла.

Шагнул в палату.

В окно падает свет фонарей, желтоватая полоса по постели слабой краской, и Алину не видно почти. Узкое лицо. Темные волосы по подушке разбросаны. Под одеялом хрупкое тело.

Сглотнул.

Шагнул ближе.

Моя девочка.

Чтобы выжить в воде нужно сбросить лишнюю одежду. Открыть окно, и выбираться, но сначала вытолкнуть ее – ту, за которую я сам бы умер.

И если бы не моя физическая подготовка мы бы вдвоем отправились кормить рыб.

– Демьян? – какой тихий голос, шелест.

Помню берег, и ее синее лицо, и как воду из ее легких выталкивал помню, и как по щеке ее ударил, когда не мог пульс нащупать.

А после сбежались люди.

– Как ты? – спросил хрипло и остановился. Ближе подойти не решился, оробел. Если прогонит – уйду, перетерплю, дождусь, когда местные лекари поставят ее на ноги.

Она молчит, разглядывает меня блестящими глазами, а я стою, жду приговора.

Кожу жжет под узкой футболкой, почесать хочется. Скоро появятся волдыри, но мне плевать на рубцы, она не полюбила меня раньше, а теперь не шрамы ее оттолкнут.

Я сам ее отталкиваю, такой, какой есть.

– Где папа, Демьян? – она попыталась привстать, и я дернулся к ней.

– Лежи, не вставай, Алина, – дотронулся до края одеяла, неловко подтянул выше. – Потом поговорим. Обо всем. Сейчас нужно лечиться.

– Ко мне полиция приходила, выясняли, – она кашлянула, – сказали, что дом сгорел. Я не понимаю.

– А ты не помнишь? – спросил.

И замер.

В коридоре зашуршала по полу тапками медсестра, снаружи, с улицы, в тишине раздался шум двигателя.

Секунда бесконечно длилась, я взглядом вцепился в покрасневшее лицо Алины.

Мы оба красные, как из бани.

– Нет. Ничего не помню. Холодную воду. А до этого универ. Господи, – она поморщилась, коснулась виска, – голова кружится. Что-то с папой случилось. С домом. А Лара как же?

Показалось, что я ослышался.

Засыпал, и мертвецом был внутри, тем, кто на кон поставил всё и проиграл.

А проснулся и увидел – сам дьявол за меня, и он дает мне отсрочку.

– Совсем ничего не помнишь? – присел на край кровати. – А как мне звонила? И в долг просила. Пять тысяч баксов.

– Когда? – она все же привстала и охнула, упала обратно в подушку. Повторила. – Господи. С головой что-то. Сотрясение?

Наверное.

Жадно смотрел на нее и не верил, искал признаки вранья. Она притворяется, она всё помнит и мечтает на могиле моей станцевать.

– А Лара, что с ней? – она коснулась моей руки, и я напрягся.

Она тоже, почувствовала, отдернула пальцы.

– Извини. Просто. В голове каша, – шепнула.

Кивнул.

Она не помнит. Иначе бы не притронулась, в лицо мне плюнула.

– С Ларисой все нормально. В отличие от тебя, – встал с постели. – Не о том думаешь, Алина.

Отошел к окну, посмотрел на снег. С неба падает, в свете фонарей белой крупкой на ветру кружит.

Я привык быть честным. За все мои грехи меня кто-то другой судить будет, не люди. Я не жалею. Никого из тех, кто отправился к праотцам из-за моей одержимости этой женщиной.

И я готов был ломать ее, пока она не поймет, что не будет других в ее жизни, буду я только.

Но сутки назад, на мосту, она искренне желала мне смерти. Я ненависть на вкус еще в детстве распробовал, а вчера в глазах ее увидел тот же огонь.

Она ненавидит меня.

И не знает пока об этом.

А напоминать я не буду.

– Надо отдыхать, Алина, – обернулся и посмотрел на нее, маленькую, больную, в кровати. Скрипнул зубами. – Память восстановится, со временем, – подошел, наклонился. – За отца не думай. Дела разгребет и вернется. Поняла?

– Да. А ты сам… – она помолчала. – Как?

– Как я? – мрачно усмехнулся.

Выпрямился, пальцами сдавил переносицу. В тихом голосе забота, от которой меня отучили вечность назад, километры времени.

Странно обратно привыкать, это ведь все фантомно, неправда, она не знает, в чем я виновен.

– Я в норме, Алина, спасибо, – отступил и широким шагом рванул к выходу. – Позову медсестру, если больно.

Прикрыл дверь.

И в коридоре столкнулся с медсестрой.

– Вам же велено лежать, – ахнула блондинка, туго затянутая в белый халат. – У вас обморожение, боли.

– Ничего не болит. К девушке загляните, в эту палату, – повел подбородком и двинулся по коридору.

– А одежду кто вам дал? – она не отстала, побежала за мной. – Почему вы в брюках?

– Лучше бы было без них? – остановился.

Она покраснела под моим взглядом.

– Да. И лучше бы было лечь в постель, – прозвучало двусмысленно, к ее пожеланию добавился игривый тон.

С поста в холле прибавилось света, и я рассмотрел ее, и накрашенные глаза, и помаду на губах. В больницах частый гость, и еще неделю назад предложением медсестры бы воспользовался, она бы в палате моей голая акробатикой занималась.

Мне и сейчас хочется, несмотря на слабость. Но не с ней, не с той, кто губы призывно облизывает, а с той, что там осталась, за спиной, и демоном считает меня.

Но как только Алину выпишут.

Я свое возьму.

– К девушке зайдите, – повторил.

Развернулся, прошел мимо поста, глянул на беззвучно работающий телевизор, где в новостях уже обсасывают нашу аварию.

Свернул к своей палате и толкнул дверь.

Глава 3

– Состояние удовлетворительное, – диагностировал врач на осмотре перед выпиской. – Запомните: отдыхайте побольше, хорошо питайтесь, поменьше бывайте на морозе. Кости будет ломить первое время, это нормально. Рекомендую вам массаж.

– Лечебный? – испугалась я.

В детстве проблемы со спиной были, и лечебный массаж – вовсе не самая приятная процедура.

Массаж я видела либо лечебный, либо слышала стоны из кабинетов, и это вызывало отвращение. Может, поэтому я никогда и не рвалась в СПА.

– Самый обычный, разогревающий, – успокоил меня врач. – Ноги, руки, спину желательно массировать.

– Но…

– Будет массаж, – отрезал Демьян, и врач вздрогнул.

Понимаю его. Демьян даже в больничных палатах, с кругами под глазами, немного похудевший умудряется нагонять страх.

Он был со мной эти два дня. Заходил, был рядом. Нет, за руку не держал, и не уверял, что все будет хорошо. Просто смотрел. Иногда задавал вопросы, но чаще молчал.

– Вам бы тоже поберечь себя, – осторожно сказал врач, когда мы вышли из палаты, на что Демьян не ответил ничего, лишь сухое:

– Спасибо.

И мы сели в такси. Кто-то, пока я спала, привез мне пуховик и шапку, сменную одежду. Как и Демьяну.

– Где мы? – удивилась я.

Кошмар, я даже не задавалась вопросом, а куда мы едем! И вот, мы в центре, в глубине дворов перед обычной девятиэтажкой.

– Заходи, – мужчина открыл передо мной дверь подъезда, и молчал, пока мы поднимались на лифте до восьмого этажа.

Затем открыл входную дверь, и мы вошли… в темноту. Густую, почти непроглядную, а ведь сейчас день! Я вскрикнула от испуга – недавно темнота казалась спасительной, а потом начала пугать.

В воде тоже была темнота, и я помню то ощущение. Как я захлебываюсь, тону.

– Не кричи, это мой дом, – Демьян что-то сделал, наверное, нажал на пульт, или на управление у двери, и плотные жалюзи разъехались. Мы оказались в просторном коридоре, который идет в огромную кухню, из окон которой и проникает теперь свет.

– Твой дом? – я скинула обувь, и вошла внутрь.

Здесь пусто. Нет, стоит диван, стол, кухонный гарнитур. Наверное, в спальнях есть мебель, но тем не менее, здесь пусто. Нет уюта, нет жизни. И пахнет не как в доме, а как в помещении.

– Можно и так сказать, – хмыкнул Демьян. – Купил недавно, оформил не на себя, никто про квартиру не знает. Только мы с тобой, Алина. Ты и я.

– Ты и я, – эхом повторила я.

Это прозвучало так интимно – и мои слова, и слова Демьяна, что я не удержалась, и покраснела.

С этим мужчиной мы практически не общались. Но почему-то оказались в одной машине, летящей в реку. И он спас меня! Был рядом в больнице, тогда как папа не смог даже позвонить, хоть и тайно. И Лариса не навещала.

Только Демьян был со мной.

А теперь мы в его доме. Наедине. Только он и я.

– А Лариса? – спросила я, и прочистила горло, чтобы скрыть волнение. – Она здесь?

– Она в другом месте. Потом увидитесь, как-нибудь.

– Когда?

– Не сейчас.

– Но я хочу…

– Алина, – Демьян покачал головой, – когда придет время, тогда и увидитесь. На капризы я не ведусь, сейчас не то время. Твоя сестра в безопасности, под присмотром. И ты под присмотром.

– А папа?

– Не думай о нем, – спокойно ответил Демьян. – Хочешь осмотреть квартиру? Я два этажа выкупил.

– Два этажа пустоты, – заметила я. – Покажешь мне мою комнату? Наверное, нужно отдохнуть.

– Нашу комнату, Алина, – поправил Демьян, и подошел ко мне вплотную. – Мы с тобой будем жить вместе. И спать вместе.

Он посмотрел на меня своими глазами, в которых плескалась самая черная тьма, и я сглотнула. Этот мужчина всегда вызывал во мне страх, томление, любопытство, разумное желание держаться подальше, и постыдный жар внизу живота.

Сейчас эти чувства усилились многократно. Так сильно, что я не выдержала его что-то ищущий во мне взгляд, и опустила глаза.

– О чем ты? Мне не нужна охрана в спальне.

– Она тебе не помешает. Но я не про охрану, Алина, – Демьян опустил свои горячие, тяжелые ладони на мои плечи, и вынудил поднять на него лицо. – Я знаю, что ты забыла последние дни, и кое-что тебе не помешает вспомнить. Или напомнить. Ты теперь моя.

– Твоя? Что это значит? – ахнула я. – Отец отдал тебе меня?

– Это значит, что ты принадлежишь мне. Мы были близки, я трахал тебя, – хрипло произнес мужчина. – И тебе нравилось, ты кончала раз за разом, это было охуенно. И повторится много раз, много тысяч раз.

– Но я же… я же…

Я же девственница! Неужели такое можно забыть? Я уже женщина? Я потеряла невинность с Демьяном? Как это вообще возможно?

Разве не должно было что-то измениться во мне? Я всегда думала, что потеря невинности станет чем-то, что разделит жизнь на «до» и «после». И никакая амнезия не сможет это стереть.

А еще я была уверена, что отец отдаст меня отвратительному Петру Волынову. Я не хотела, чтобы моя невинность досталась головорезу, планировала лишиться девственности с Марком. Он был бы нежен, он бы все сделал правильно. Кровать, лепестки роз, признания. Может, я бы решилась предложить ему бежать со мной!

О Демьяне я думала три года. И все эти три года силой заставляла себя не развивать свои постыдные фантазии. Но мне всегда было волнительно-интересно: а каково это с ним? Наверное, без лепестков роз, без нежных признаний, без романтики. И стоило мне подумать об этом, представить меня и этого мужчину, и жесткий, животный секс, я прикусила губу в смятении.

Наверное, он прочитал на моем лице все сомнения, увидел, как мечется моя душа, и властно привлек к себе.

– Я напомню тебе, каково это – быть со мной, и быть моей.

Глава 4

Его губы смяли мои, горячий язык ворвался в рот. Широкие ладони стиснули талию, и я не поняла даже, больно мне или приятно, это тягучее ощущение в теле после больницы или из-за Демьяна.

Испуганно дернулась, но он сжал меня крепче. Вплотную прижал к себе. Наши языки столкнулись, и меня с ног до головы обдало волной жара.

Во рту горьковатый привкус, он знакомым мне кажется. В воздухе повис этот запах – тяжелый густой, опасный, в напряженной тишине лишь шорох одежды, и стук сердца, барабаном в ушах.

Его руки спустились на ягодицы, сдавили.

Охнула ему в рот, распахнула глаза.

Я не могла такое забыть. Он врет, мы с ним не были, никогда…

– Отпусти меня, что ты делаешь! – выкрикнула и уперлась ладонями в каменную грудь.

Он отклонился, продолжая удерживать меня. Внимательным темным взглядом пробежался по лицу, и я съежилась, ни разу на этого человека не кричала, и теперь испугалась. Молний-вспышек в глазах.

Демьян медленно разжал руки.

Отшатнулась, приложила ладони к горящим щекам.

– Это неправда, – глухо пробормотала и отвернулась, огляделась в пустой прихожей. – Папа бы тебе не позволил. Он меня для Волынова бережет. Ты сам понимаешь.

– Папе мы не сказали, Алина, – Демьян жестко усмехнулся. – Коваль мне запретить не может. Ни он, никто. Ты уже моя, – его сухие горячие пальцы сжались на моем запястье, – пойдем наверх. Ляжешь.

– Я уже не хочу, – неуверенно возразила, когда он потянул меня к лестнице. – Я не знаю, где Лара и что с ней. Мне надо увидеть сестру, Демьян.

– Я подумаю, – он втянул меня на второй этаж.

Огляделась.

Здесь, в холле тоже пусто, лишь большая синяя ваза у стены. И три двери.

Демьян толкнул крайнюю слева, пропустил меня вперед.

Чисто мужская спальня в темных тонах, черные шторы и большая кровать, пара светильников, свисающих с потолка.

Я так и представляла его комнату – минимум мебели и никаких личных вещей, ни брошенной рубашки, ни книги, ни цепочки какой-нибудь, по обе стороны от постели две тумбочки с гладкой черной поверхностью.

И слоя пыли тоже нет, словно в квартире регулярно убираются, хоть и не живут.

– Раздевайся, – его руки легли мне на плечи, стянули куртку. Потянули наверх свитер, и я задрожала, обернулась.

– Демьян.

– Врач сказал делать массаж, Алина, – отрубил он привычным тоном человека, которому подчиняются, без разговоров и споров.

И я молча подняла руки, позволила снять с себя свитер. Он упал к нашим ногам вслед за курткой.

– Это тоже, – Демьян взялся за край футболки и, не давая мне опомниться, задрал ее по груди выше, к шее, и кожу обожгло под его взглядом.

Волосы заискрили, когда он сдернул с меня футболку.

Обняла себя за плечи и прикрыла голую грудь, в больнице бюстгальтера мне не дали, и здесь, наедине с этим мужчиной, полураздетая, я так остро ощутила беспомощность, что послушно шагнула к постели, едва Демьян глазами показал на нее.

Улеглась на живот, подставила голую спину.

Будет ли массаж?

Вряд ли, не станет такой человек, как Демьян, моим лечением заниматься, это просто повод раздеть меня, чтобы я не вырывалась при этом, я все поняла.

И прикрыла глаза, когда обнаженной поясницы коснулась его ладонь.

Матрас слегка прогнулся под его весом, его рука двинулась по спине выше, вдоль позвоночника, до плеча.

– Боишься? – хрипло спросил он. – Расслабься.

Почувствовала вторую ладонь, и движение пальцев, тихо хрустнули позвонки, и внутри в один миг разлилось приятное тепло.

Потерлась щекой о подушку, вдохнула еле уловимый аромат парфюма. Покорно вытянула руки вдоль тела, и каждая клеточка с жадностью потребовала еще.

Услышала его тихий смешок, но отказаться сил не был.

И он продолжил. Гладить и осторожно мять мою кожу, пощипывать, отводить мою руку назад и надавливать, и все мысли в голове спутались в один мягкий клубок.

И навалилась сонная нега.

Потому не сразу сообразила, что Демьян остановился. Приподнял меня, тихонько подтолкнул, перевернул на спину…

Кровать прогнулась с обеих сторон от меня, а потом мужская ладонь накрыла грудь, чуть сжала.

Ресницы дрогнули, приоткрыла глаза. И тут же встретила его неотрывный взгляд.

– Демьян…

– Тш-ш, – шепнул он. Ущипнул сосок, потянул. – Тут тоже нужен массаж.

– Не надо, – простонала, и под ним выгнулась, навстречу ему, машинально, словно в памяти моей провал, а тело не забыло, отозвалось, рванулось к нему.

Посмотрела в красивое мужское лицо и закусила губу. Демьян нависал надо мной и смотрел в ответ, и не останавливался, пощипывал сосок, и грудь потяжелела, набухла, и внизу живота усилилось покалывание.

Сжала ноги.

Там…мокро, ощутила, как трусики прилипают к складкам, и сразу, против воли, не сознавая, что делаю, автоматически развела бедра.

Демьян уловил это движение, опустил глаза. На одной руке приподнялся.

Соски затвердели, тот, который он пощипывал, заныл без ласки. Пальцы Демьяна коснулись другой груди, быстро, неуловимо, подразнив только, и сразу спустились к поясу моих джинсов, щелкнули пуговкой.

Его ладонь скользнула под пояс, под белье, и я затряслась.

– Убери, не смей, – в испуге перехватила его руку, до боли сощурилась, когда он голову вскинул, но не смогла достать из памяти ничего. Только черную воду. Врач сказал, что это бывает, на фоне стресса и травмы, и все наладится, и я все вспомню.

Но сейчас-то мне что делать.

– Я два дня ждал, пока смогу забрать тебя из больницы, принцесса, – одной рукой он ухватил оба моих запястья, завел их мне за голову. – И я очень за это время проголодался. Подчинись мне. Сама. Я не хочу заставлять.