Это были уже другие немцы, не те, что были тогда в канаве. И тоже двое. Катя почувствовала, как по всему телу пробежал неприятный холод. И этот холод был не от снега, а от страха. Тем временем, оккупанты продолжали вести свою тихую беседу, которую девочка при всём своём старании, мало могла разобрать:

– Glaubst du, sie sind bewaffnet? (Как ты думаешь, они вооружены?)

– Ich glaube nicht. Sie würden sich wehren. Sie laufen vor uns weg, sie haben nichts, um sich zu verteidigen. (Мне кажется, нет. Они бы дали отпор. Они бегут от нас, им нечем защищаться).

А вот последнее предложение Катя разобрала очень хорошо и дословно. «Ты прав», – обратилась мысленно к немцу она, – «нам нечем защищаться».

– Es scheint mir, dass dies keine Partisanen sind, sondern nur Kinder. Wir haben alle Partisanen getötet. (Я думаю, это не партизаны, просто дети. Всех партизан мы перебили).

– Du willst den Befehlen des Kapitäns nicht Folge leisten? Wir müssen jeden schlagen, der verdächtigt wird. Es ist mir egal, ob es Kinder oder Erwachsene sind. Das sind Tiere, das sind keine Menschen. (Ты не хочешь выполнять приказ капитана? Нам нужно бить всех, кто попадает под подозрение. Плевать кто это – дети или взрослые. Это животные, они не люди), – он сделал паузу, а потом продолжил. – Verdammt, es ist kalt hier! (Чёрт, как тут холодно!)

Это Кате перевести не удалось. Уши её были закрыты платком. В нос неприятно лез снег, часть лица, погружённая в снег, окоченела. Щёку больно покалывало, ухо тоже болело. Как же тяжело так лежать! Катя приоткрыла один глаз. Лучше бы она этого не делала. Рядом с ней лежала мёртвая девушка: губы её съехали в разные стороны друг от друга, один глаз был зажмурен, а второй… А второго не было. Половину жёлтого лица снесла пуля и оголила плоть и череп. Из-под платка выбивались мочалистые каштановые волосы. На шее у убитой была деревянная табличка, надпись которой скрыл снег. Кате совсем стало плохо. Её начинало мутить, всё вокруг двоилось. Таких изуродованных тел она ещё никогда в жизни не видела. Это ещё очень повезло, что Катя не могла чувствовать запах медленно, но разлагающего тела, благодаря заложенному носу. А то было бы совсем худо. Быть среди трупов – самый настоящий ужас, который передать словами не получится. Вот лежишь среди них и понимаешь, что этот человек когда-то жил, чувствовал, учился, любил… А сейчас от него осталась только обезображенная оболочка, совершенно на него не похожая. «Спасибо вам, родные», – мысленно поблагодарила убитых девочка. Благодаря им они с Гришей сейчас могли спрятаться. Катя зажмурила глаз. Она дышала малейшими глоточками воздуха, чтобы лишний раз не шевелиться и не привлекать внимание немцев. Сейчас их главная задача была – слиться с мёртвыми. Вдруг Катя почувствовала, как фриц подошёл прямо к ней. Он был настолько близко, что ноги слегка могли касаться её бока. Девочка перестала дышать совсем. Вдруг она услышала голос прямо над ней:

– Okay, Alfred, machen wir weiter. Unter den Leichen werden wir sowieso nichts finden. (Ладно, Альфред, пошли дальше. Мы тут среди трупов всё равно ничего не найдём).

С этими словами он наступил на спину Кати и ещё больше вжал её в снег. От такого сильного давления, у девочки нечаянно из груди вырвался сип. Его невозможно было не услышать, он был слишком громкий. Нога немца резко убралась со спины ребёнка:

– Sie sind unter den Leichen! (Они среди трупов!) – прокричал он и схватился за оружие.

В этот момент Катя, сама от себя такого не ожидая, вскочила на ноги и бросилась на врага, который ещё не успел поднять автомат. Девочка не думала ни о чём, в голове было пусто, только прилив неизвестного адреналина. Она врезалась в ошарашенного немца и свалила его с ног. Раздались выстрелы, пули вошли в снег. Она налегла на оружие, не давая оккупанту развернуть дуло в её сторону. Катя давила руками немцу на лицо. Бороться в варежках было сильно неудобно. Но девочка понимала одно: если не справится – это смерть. Сзади тоже слышались звуки борьбы: там дрался Гриша со вторым немцем. Тем временем оккупант, на котором лежала Катя, опомнился и стал сопротивляться активнее. Он схватил ребёнка за запястья и с лёгкостью скинул её с себя в снег. Руки его потянулись к автомату, но девочка не хотела разделить участь тех, кого застрелили на этой поляне несколько дней назад:

– Нет! – крикнула она и вцепилась в немца с новой силой.

Одна из варежек, наконец, слетела с руки. Катя скинула с фрица шапку и вцепилась в его светло-рыжие длинные волосы:

– Не смей! Не смей! Не смей! – повторяла она в истерике.

– Mist! Geh weg, kleines Wesen! (Чёрт! Уйди, мелкая тварь!) – бранился немец.

– Не смей! Не смей! – твердила та.

Девочка не слышала того, что говорит оккупант. Куда там! Она себя не слышала! Катя настолько была напугана, что говорила не обдуманные слова. Они сами вырывались из рта, действия её происходили непроизвольно. Было страшно. Девочка знала, что у него есть оружие, понимала, что фриц гораздо сильнее и выше её. И он побеждал. Тут ему удалось развернуть оружие в сторону ребёнка. Дуло взглянуло прямо в лицо Кате и коснулось её носа. «Боже!» – успела подумать девочка перед тем, как враг нажал на курок. Раздался щелчок, но выстрела не последовало. Оружие «наглоталось» слишком много снега – произошла отсечка. Фриц нажал на курок ещё раз, но результата опять не последовало. Он откинул от себя оружие и больно вцепился руками в плечи ребёнка. Даже через телогрейку Катя почувствовала его силу. Она пыталась сопротивляться, но немец отодвинул её от себя так, что руки не касались его. Он снова скинул девочку в снег и вскочил на ноги. Когда он это делал, из кобуры у него выпал пистолет. Повисла секундная пауза: девочка с немцем замерли и посмотрели на оружие. Это было для девочки одновременно и спасение, и смерть. Поскольку, она лежала на земле, вещь была ближе к ней. Катя схватила пистолет прямо из-под рук врага и уже собиралась наставить дуло на немца, но тот не дал этого сделать. Он резко толкнул ребёнка в снег. Катя опять свалилась на спину. Фриц нагнулся и вырвал пистолет из её рук. Теперь точно всё решено: оружие было рабочим, отсечку не даст. Через несколько мгновений жизнь её оборвётся, и она присоединиться к этому кладбищу, слившись с расстрелянными мирными жителями. Девочка лежала в снегу и смотрела, как оккупант направляет дуло в её сторону. Вдруг сзади на него кто-то запрыгнул и обвил туловище руками и ногами. Это был Гриша. Немец выстрелил, но промахнулся: пуля вошла в снег рядом с Катей. Мальчик потянул врага на себя и тот выронил пистолет.

– Kreatur! (Тварь!) – сквозь зубы прошипел оккупант.

Девочка, не теряя времени, подползла ближе и схватила оружие. Она встала, направила пистолет на врага и застыла на месте. Катя не могла никак прицелиться: немец всё время вертелся, можно было попасть в самого Гришу.

– Стреляй! – зажмурился мальчик, ему было очень трудно удерживать взрослого крепкого мужика.

– Отпусти его! – крикнула наконец Катя.

Гриша, не став спорить, разомкнул руки и свалился вниз. В этот момент девочка нажала на курок. Две пули вонзились точно в грудь оккупанту. Он пошатнулся и упал на бок. Теперь он лежал мёртвым грузом перед Катей, а не наоборот. Она, тяжело дыша, взглянула на своего товарища, без которого её бы не было сейчас в живых. Он до сих пор валялся в снегу, опустив голову на руки. «А где второй немец?» – задалась вопросом девочка. Она присмотрелась вдаль и увидела другого немца, который лежал навзничь с воткнутым в глаз ножом. Тем самым, который они нашли в землянке. Тут ноги девочки подкосились, и она села на вытоптанный снег.

Глава 9

«Опасная тишина»

Где-то вдали слышались возмущённые резкие голоса немцев. Густой лес доносил их эхо до самых укромных его уголков. Они уже наткнулись на своих убитых товарищей и, судя по ругательствам, желали детям далеко не самого хорошего. Поблизости не было ни души, даже птиц не летало, все куда-то скрылись. Маленькие разведчики забились в густые заросли и затаились. Катя сидела, закрыв глаза и подняв голову кверху. Хлопья снега тихо падали ей на лицо и, быстро тая, скатывались каплями воды вниз. Только на ресницах и спутанных, похожих на мочалку волосах, они оставались прежними. Она сидела так уже давно, но сердце продолжало вырываться из груди. Оно билось как бешенное и его никак не удавалось унять. Руки, лежащие на автомате, слегка потряхивало. Девочка молчала не только снаружи, но и внутри. Обычно, в такие моменты она обращалась к Высшим силам, но теперь… Теперь Катя была в замешательстве. Она не понимала, почему её молитвы никак не доходят до Всевышнего. Почему он её не слышит? Сколько бы девочка не молилась, сколько бы не просила помочь, становилось только хуже. Вспомнились слова Зои Мамонтовой, сказанные ещё до того, как она стала дочерью полка: «Ты, конечно, верь, но не надейся. Он не поможет». До недавнего времени Катя искренне отталкивала всё это и продолжала полагаться на Высшие Силы. Но с каждым днём девиз жестокой войны становился ей всё ближе и ближе. «Полагаться можно только на себя и верных товарищей», – так говорили всегда бойцы. И за эти дни девочка поняла это как никогда. Она открыла глаза и повернулась к своему товарищу, сидящему рядом. Ему было совсем плохо: белые губы были сильно сжаты, пальцы крепко вцепились в телогрейку, а во взгляде читалась пустота и больше ничего. После того, как всё закончилось, он так и не смог вытащить нож из глаза убитого им немца, хотя и предпринимал попытки. Но каждый раз мальчик отворачивался и отдёргивал руку.

– Ты как? – спросила сипло Катя.

Гриша опустил голову вниз, но ничего не сказал. Девочка нащупала пальцами тяжёлую, полную флягу, которую она сняла у одного из врагов с пояса. Она сильно отличалась от фляг Красной армии: чехол, надетый на жёсткий и ледяной металл, был из другого, непонятного ей материала. Помимо этого, имелись кожаные ремешки, которые были пришиты к чехлу и прицеплены к небольшому стаканчику. Такую посуду девочка видела впервые. У них все пили исключительно из горла. Но сейчас было не до рассматривания посуды. Катя сняла стаканчик и отвинтила крышку. Она принюхалась к горлышку и поморщилась. В нос ударил резкий запах алкоголя. Причём не какой-то неизвестный, заграничный. Внутри была обычная водка. Катя ничему не удивилась. Она помнила, как ненасытные оккупанты напивались у них в деревне порой до невменяемого состояния. Своего алкоголя, как ни странно, у немцев не было, поэтому и брали чужой. Девочка протянула флягу товарищу:

– Держи, – сказала она, – это наша водка. Дядя Ваня говорил, что легче становится после неё. Новобранцам помогало.

Гриша кивнул и взял флягу. Он сжал её двумя руками и поднёс ко рту. Железное горлышко застучало по зубам, алкоголь полился мимо, но большая часть всё равно попала куда надо. Мальчик поморщился, закашлялся и вытер губы рукавом.

– Ты первый раз убил? – нерешительно задала вопрос Катя. – Я же верно поняла?

Гриша кивнул и закрутил крышку:

– Да, – наконец произнёс он. – До сих пор всё это перед глазами мелькает… – мальчик покачал головой и отвернулся. – А ты?

– Я второй, – обвила ноги руками та. – Мне тогда тоже плохо было. После этого поседела окончательно.

– На, тоже хлебни, – протянул флягу Гриша. – Там почти до конца налито.

Девочка взяла предмет и задумчиво посмотрела на него. Она долго не могла решиться, руки крепко сжимали посуду, но потом, открутила крышку и неуверенно сделала один маленький глоток. Горло сразу неприятно обожгло, но зато тепло стало расходиться по всей груди. Катя зажмурилась и потрясла головой. Да, штука, конечно, мощная. Правда, девочка не знала, чем водка может помочь. Но если дядя Ваня об этом говорил, то это должно действительно работать. «Положиться только на себя и товарища», – повторила у себя в голове она. Внутри всё неприятно сжалось. Девочке было трудно сомневаться в вере, которой жила всю сознательную жизнь. Жила не только она, но и покойная мать. Что она ей сказала бы на это? «Может, он помогает?» – задумалась в надежде Катя. – «Он есть, но не слышит?» Она ничего не могла понять. Внутри происходила непонятная борьба. С одной стороны – вера, с другой – реальность жестокой войны. Её стали мучить эти предательские мысли ещё после трагедии в родном селе. Почему Небеса не услышали молитвы стольких матерей? Что нужно было сделать для того, чтобы до них дошло? Девочка ничего не понимала. Почему так? Может с ней что-то не то? Может делает что-то неправильно? Она не могла ещё определиться. Внутри были смешанные чувства, которые разрывали изнутри. Но решать этот вопрос сейчас было некогда. Здесь, в лесу шла реальная борьба. Борьба за жизнь.

– А как ты первый раз убила? – повернулся к ней мальчик. – Застрелила?

– Застрелила, – кивнула Катя. – Мне пришлось. В прошлый раз на разведке я встретила знакомого немца. Он был одним из оккупантов в моём родном селе.

– Оккупантом? – переспросил тот.

– Вот такое совпадение, – убрала флягу девочка. – Он меня узнал. Из-за него могли убить всех жителей и в этой деревне.

– И как? – с некой надеждой спросил Гриша. – Ты же, получается, отомстила ему?

– Нет, – помотала головой Катя. – Я убила его нечаянно. И… – она прервалась. – И никакого удовлетворения не получила. Моих родных это не вернёт, а убивать оказалось не так просто, как я себе это представляла.

Вновь повисла тишина. Девочка выпрямила ноги и они, разгребая снег, ушли в сугроб. Штаны и юбка уже заледенели, грязные спутанные локоны неприятно лезли в лицо. Лента для волос потерялась где-то в канаве, да и если бы она была, ничего бы на голове заплести не удалось. Сбоку послышался голос Гриши:

– У нас есть один пистолет и один рабочий автомат, – решительно произнёс он и сжал ладонь в кулак. – Это уже утешает. Я беру винтовку, ты пистолет. Он легче и не отдаёт так.

«Нет, всё-таки прав был дядя Ваня», – подумала Катя, глядя на то, как её товарищ потихоньку начинает выходить из состояния шока. Подождав ещё немного и сверившись с картой, они направились дальше. Времени у них оставалось мало, а нужно было ещё добраться и разузнать всё про вооружение врага. Только вот сделать это будет в десять раз сложнее, чем они думали изначально. Теперь немцы никому не дадут сунуться. Но рисковать было нужно. Ради прорыва наших солдат, ради спасения выживших гражданских людей, ради мести фашистам за причинённые страдания народу. Катя шла, прижимая к ноге пистолет. Они даже не стали прятать оружие, ибо маскировка была бесполезна. Пальцы крепко сжимали ствол. В голове проносились моменты стрельбы с командиром. Как она стреляла по банкам. Как было трудно в начале, и как было легко после случая в Малиновке. Девочка повернулась к Грише:

– Тебя стрелять командир учил? – шёпотом спросила она.

– Когда как, – смотрел под ноги тот. – У дяди иногда времени не хватает.

– А ты в каком батальоне служишь?

– В пятом, – ответил тот.

– Я в третьем, – перешагнула корягу девочка.

– В курсе, – кивнул Гриша, – я знаком с вашим командиром.

Катя нахмурилась. «А я ведь никаких больше батальонов, кроме первого и второго не знаю. И знакома только с их командирами». Вдруг послышался шорох. Девочка легонько стукнула товарища по спине и сняла пистолет с предохранителя. Дети замерли, держа оружие наготове. Но никого не было. Это деревья и подпитанное страхом воображение играли с ними злую шутку. Останавливались они так уже далеко не один раз. Гриша вынул карту из ватника и всунул напарнице в руку, а сам перезарядил автомат:

– Посмотри не сбились ли мы, – прошептал он, оглядываясь по сторонам.

Девочка развернула бумагу и взглянула на разбухшие от воды пометки. Она обернулась назад:

– Ну, с учётом того, что там был…

– Переход, – сказал за неё мальчик.

– Переход, – повторила Катя. – То, нам нужно пройти ещё немного до следующего и дальше выйдем на поле. Тут ещё один населённый пункт, – она сделала паузу. – Вот здесь они должны, по мнению наших, разместить своё вооружение. Тут, правда, ещё одна деревня есть, но она перечёркнута почему-то.

– Она им невыгодна, – ответил тот. – Находится с краю, добраться легко. К тому же, наша разведка сумела к ней подойти…

– И что? – свернула карту девочка.

– Этой деревни уже нет, – опустил автомат Гриша и взял у неё бумагу. – Фрицы выжгли её дотла. Говорят, там нет сейчас ничего, кроме обломков.

«Да что же они здесь делают?!» – подумала Катя и почувствовала, как сердце больно закололо в груди. – «Что же эти подонки вытворяют?!» В голове вспыхнули воспоминания о доме. Тяжёлые и болезненные. И тут девочка поняла: враг не страшен на поле боя, самый настоящий кровожадный монстр лезет к беззащитным и слабым. Именно здесь он проявляет всю свою жестокость и силу. Именно здесь разворачивается весь ужас. На этой невесёлой ноте они продолжили свой путь. Но пройти суждено было недолго. Подбираясь к переходу, они снова отчётливо услышали немецкую речь. И на этот раз это не была никакая злая шутка природы или воображения. Здесь точно были враги. Разобрать, что они говорили было трудно, но дети даже не пытались это сделать. Обстановка была слишком напряжённая, чтобы ещё и прислушиваться. Судя по звуку, они были на несколько метров сбоку. Маленькие разведчики быстро прошмыгнули за дерево. Катя прижалась спиной к стволу и дрожащими, потрескавшимися, красными от мороза пальцами ещё раз проверила пистолет. Сердце колотилось с такой силой, что она могла услышать его биение. Вздохнуть полной грудью никак не получалось. Стало заметно жарко.

– Не стрелять пока, – почти не шевеля губами прошептал Гриша. – Попытаемся пройти незаметно. – Если что – я тебя прикрываю.

– Мы прикрываем друг друга! – возразила девочка сквозь зубы. – Я не буду прятаться за спиной товарищей!

– Ты будешь делать так, как говорю я, – мельком выглянул из укрытия тот. – Не хватало мне ещё тебя не уберечь.

– Ты о чём вообще? – не поняла Катя.

– Всё-всё-всё! – прижался к дереву мальчик. – Выходим потихоньку.

Они, пригибаясь, перебежали за ближайшее дерево. Сердце стало биться ещё громче. У Кати уже на полном серьёзе возникло ощущение, что оно скоро прорвёт её грудь и выпрыгнет в шершавый снег, если, конечно, фашистская пуля не остановит его раньше.

– Ну что? – прошептал Гриша. – Побежали?

Девочка снова схватила его за ватник и внимательно прислушалась. Но голосов уже не было слышно. Её пугала эта тишина. Немцы не могли испариться. Они где-то ходят, только не разговаривают. Пальцы её разжали куртку товарища. Катя аккуратно выглянула и огляделась по сторонам. На глаза попались две тёмные, высокие фигуры – это были фрицы. Они куда-то направлялись, проваливаясь в снег, и держа автомат в руках. Но к огромному счастью детей, немцы двигались в совершенно противоположную от них сторону. «Не заметили», – с облегчением подумала девочка и повернулась к Грише:

– Пошли, – тихо проговорила она, спустя некоторое время, и они вышли из-за дерева.

Идти приходилось одновременно быстро, но и осторожно. Вся эта обстановка сильно напрягала. Знание того, что в любой момент кто-то может выстрелить тебе в спину или голову. Особенно пугала тишина. Это коварное, спокойствие, за которым скрывается настоящий ужас. Катя боялась его. Ей было легче жить с отдалённым шумом боя, но не с тишиной. Дышать становилось всё тяжелее и тяжелее, лес не кончался и с каждым шагом всё давил со всех сторон. Мрак с неба опускался с неба и окружал их. Катя крепко сжимала ледяной пистолет в руках, касаясь периодически предохранителя. Что делал Гриша – было сложно понять. Он снова шёл впереди, прокладывая дорогу и защищая их спереди. В обязанности Кати входило прикрывать спину. Поэтому она время от времени оглядывалась по сторонам, но во мраке было трудно что-либо разглядеть. Так что, если немцы бы там и были, девочка бы просто физически не смогла бы их заметить. Но она всё равно оглядывалась. Наконец, они вышли к тому самому переходу, который разделял две части леса. Дети остановились и спрятались в зарослях. Они внимательно вглядывалась в сумрак, но врага вроде не было поблизости. «Странно», – подумала Катя. – «Почему нет немцев? Они нас заманивают?» Что-то было тут не так. Гриша нахмурился и взглянул на трофейный автомат:

– Катя, – тихо обратился к девочке он.

– Что? – повернулась к нему та.

– Если я сейчас выйду и меня подстрелят – не оставайся здесь. Не оставайся, даже если я буду жив. Спасай себя.

Глава 10

«Вместе»

Катя замерла. Она со страхом глядела на своего товарища. «Не оставаться, даже, если будет жив?» – прокручивала его слова девочка. – «Это как? Бросить его что ли погибать?!»

– Нужно найти другой выход, – прошептала Катя.

– У нас его нет, – пристально глядел на переход мальчик. Он облизал потрескавшиеся до крови губы и добавил. – На этот раз нет. Отойди, я сейчас выхожу.

Гриша уже собирался приподняться, но Катя остановила его, опустив руку на плечо:

– Мы выходим вместе! – по словам произнесла она.

– Не время спорить! – шикнул тот. – Если подстрелят – подстрелят одного!

– Тогда давай выйду я! – неожиданно сказала девочка. – Какая разница кто выживет?

Гриша опешил. Он на секунду замер, на лице отразился тот же страх, что и у девочки некоторое время назад после его заявления:

– Не смей!

Но Катя продолжила спорить с Гришей, пользуясь его же аргументами. Она поняла, что остановить его по-другому не получится, нужно разговаривать на его языке:

– А что? Ты гораздо опытней меня. Я сама отсюда не выберусь, а ты сможешь! И сведенья доставишь к товарищу полковнику.

– Ты не понимаешь! Ты этого не заслужила!

Девочка схватила его за плечи:

– Нет, Гриша, это ты не понимаешь! При таком раскладе нас обоих ждёт смерть. Разница только во времени. Я далеко уйти не смогу от них. Товарищ командир мне ясно дал указание не разделяться и стоять друг за друга. Только вместе у нас есть шанс на спасение. По одиночке нас добьют, как собак. Это не смерть для настоящего бойца. Ты не пойдёшь к немцам, как скот на убой, и я не побегу, как трус…

Вдруг их шептания прервал шорох. Дети резко обернулись и поглядели в сторону звука, но там никого не было. Катя, не отворачивая взгляда от тёмных зарослей закончила вполголоса:

– Так что, выбираем другой план.

Гриша нахмурился и взглянул вниз на голубой из-за ночного света снег. Внутри него происходила борьба между своим упрямством и аргументами напарницы. И судя по всему, девочка побеждала. Он взял валяющуюся рядом длинную палку и снял с головы шапку. Мальчик надел ушанку на конец ветки и тихонько высунул её из зарослей. «А говорил, что другого выхода нет», – подумала Катя, внимательно наблюдая за головным убором. Но ничего не происходило, шапку никто не сбивал, несмотря на то, что была хорошо видна. Мальчик вздохнул и подвигал палку из стороны в сторону, но реакции не последовало.

– Может там нет никого? – предположила девочка.

Гриша опустил палку и снял с конца ушанку:

– Может и нет, – надел головной убор он.

Они слегка приподнялись и взглянули на дорогу, через которую им нужно было перебежать. Она была такая короткая и лёгкая, но одновременно длинная и тяжёлая. Катя сглотнула подошедший к горлу ком:

– Ну? – спросила она. – Двигаемся?

– Очень быстро, – кивнул тот и, не оглядываясь на девочку, взял её за рукав. – На счёт три. Раз…два…три!

Они выбежали из зарослей и понеслись через дорогу. Вдруг раздался выстрел, пуля со свистом пролетела совсем рядом. Враг был не спереди, как предполагали дети, он затаился где-то сбоку. Маленькие разведчики съёжились и прикрыли голову рукой. У них одновременно вырвалось:

– Ай! – вскрикнула Катя.

– Твою ж! – подтянул напарницу ближе Гриша.

Почему-то именно в эти моменты время, начинает замедляться, а маленькая на вид дорога, всё дальше удлиняться. Катя с таким сталкивалась далеко не первый раз и эту злую игру разума она ненавидела всей душой. Прозвучало ещё два выстрела. Девочка даже не смотрела в сторону. Её стало окружать то самое пространство, состоящее из паники. И в этом пространстве не получалось ни дышать, ни слышать ничего, кроме выстрелов, всё куда-то отдалялось, ноги становились ватными. Всё внимание сейчас было сосредоточенно на спасительных зарослях. Наконец, дети пересекли дорогу и ввалились в кусты. За ними раздалось ещё несколько выстрелов. Лицо неприятно расцарапали колючие голые ветки, после которых их сразу встретил глубокий сугроб. Они свалились в него. Лицо и руки больно обожгло холодом, снег попал в глаза, нос и рукава телогрейки. Но не было времени у них разлёживаться. Катя тут же вскочила и взглянула на товарища, который до сих пор стоял на четвереньках:

– Вставай! – схватила его за шиворот она. – Сейчас остальные подтянутся!

Гриша кивнул и, медленно подтянув ноги, встал. Что-то с ним было не так: лицо мальчика исказилось, глаза были влажными, крепко сжатые губы побелели, не желая выпускать наружу крик. Мальчик опустил голову и, прерывисто вздохнув, указал пальцем вперёд.

– Что с то… – хотела спросить девочка, но её перебили.

– Бежим… – проговорил сквозь зубы тот, слёзы быстро скатились по бледным щекам. Он, всё ещё морщась, поспешил вперёд.

Было видно, что Грише было больно. Катя с волнением взглянула на него и заметила большое тёмное пятно, растекающееся на рукаве ватника. «Подстрелили!» – с ужасом подумала она и побежала догонять напарника. Останавливаться было нельзя, немцы уже выдвинулись за ними следом. Гриша бежал всё медленнее. Нужно было бы перетянуть чем-нибудь рану, но останавливаться было опасно – получишь ещё пулю. Девочка сочувствовала своему товарищу. Она знала, как ему больно. В неё тоже когда-то стреляли. Только в её случае, пуля задела ей ладонь, а тут целая рука:

– Давай я понесу мешок с автоматом! –предложила Катя. – Тебе так легче будет!

– Бежим! – выдохнул он, не останавливаясь.

Так они и продолжали бежать, почти не понимая куда. Лишь бы подальше. А лес уже стал доносить голоса оккупантов. Плохо дело. Очень плохо! Катя обернулась и увидела три маленькие отдалённые фигуры. Это были немцы и они направлялись прямо к ним. Догнали. Тут один из них встретился с ней взглядом. Девочка это не увидела, а больше почувствовала. Дыхание перехватило. Она подняла пистолет и выстрелила в их сторону. Промахнулась. Фрицы стали стрелять в ответ. Пули пробивали деревья, слышался треск коры. Дети спрятались за елями. Дыхание совсем сбилось, Катя закашлялась, а сердце уже готово проломить грудную клетку.

– Пистолет! – протянул здоровую руку Гриша и потряс ей. – Пистолет дай!

Катя, ни о чём не задумываясь, положила оружие на ладонь товарища. Мальчик кивнул на оставшийся автомат:

– Умеешь пользоваться?!

– Да! – дрожащими от волнения руками сняла оружие с плеча Гриши девочка. – Да, я умею!

В её голове снова прозвучали слова командира: «Не вздыхаем, боец. Надеюсь, тебе это не пригодится в жизни, но знать, как это делать, ты обязана». Катя выглянула из укрытия и прицелилась в немцев:

– Как же вы были правы, товарищ командир! – сказала сквозь зубы она и нажала на курок.

Оружие привычно отдало назад. На этот раз пуля попала одному из оккупантов в плечо. Он со стоном упал в снег, держась за рану. Но девочка целилась далеко не в плечо, а в голову. Стрелять из винтовки ей давалось труднее, чем из пистолета в силу возраста и физических сил. А тут вообще новое для неё оружие. Но другого нет. Только Катя сейчас могла держать автомат. Фрицы тем временем тоже спрятались за деревья, оставив лежать своего раненного товарища в снегу. Дети стали отходить, параллельно стреляя по стволам. Убить они их сейчас никак не могли, но вот не дать подобраться и скрыться можно было. Наконец, они опустили оружие и бросились назад, пользуясь небольшой паузой перед тем, как враги снова откроют огонь. Бежать, как и предполагалось, суждено было недолго – оккупанты опять стали преследовать их. Послышались и другие голоса, которые уже раздавались сбоку. Фрицев было здесь очень много на них двоих.

– Они нас окружают! – вскрикнула Катя и почувствовала, как тело начинает охватывать истерика.

– Fahren Sie sie! Von allen Seiten drücken! (Гоните их! Жмите со всех сторон!) – послышался отчётливый голос немцев. – Schießen ohne Reue! (Стреляйте без сожаления!)

Если речь была слышна так хорошо и громко, то враг уже совсем рядом. Девочка мельком взглянула на чистое, красивое ночное небо. Это конец. Фрицы уже дышат им в спины, скоро также будут дышать их автоматы. Катя уже чувствовала свою гибель. Смерть на этот раз не просто кружила рядом, Костлявая шла напрямик, раскинув тонкие, холодные руки для объятий. Вдруг земля под ногами резко пропала, одновременно с этим, немцы выстрелили по детям. Маленькие разведчики кубарем полетели со склона. Катя услышала, как вскрикнул Гриша. А потом она уже ничего не могла разобрать. Небо, земля, деревья – всё быстро мелькало перед глазами, сменяя друг друга. Тело по инерции разгонялось ещё быстрее. «Только бы ничего не сломать», – успела подумать Катя и влетела в поваленное дерево спиной, ударившись затылком о ствол. В ушах зазвенело, вскоре и шатающаяся, размытая картина мира стала темнеть в глазах. Перед тем, как всё вокруг окончательно накрыло тьмой, девочка увидела в нескольких шагах страшную, бледную старуху, одетую в белое платье. Это был не человек, это что-то другое. Пожилая женщина смотрела на ребёнка пустыми стеклянными глазами и улыбалась своим беззубым чёрным ртом. Катю парализовало от страха, тело будто придавило что-то невидимое и неподъёмное. Это была Смерть. Именно так её представляла девочка, слушая страшилки деревенских мальчишек. И вот теперь она пришла и за её душой. Время вокруг остановилось, звон в ушах прошёл, на смену ему пришла абсолютная тишина, боль в затылке и холод от снега перестал чувствоваться. Старуха улыбнулась ещё шире и медленно поплыла к ней. Всё вокруг становилось всё темней, а старуха наоборот, сияла с новой силой. Девочку трясло. Ей было страшно. Она не хотела, не хотела умирать! «Уйди!» – успела просипеть Катя перед тем, как потерять сознание.

Глава 11

«Нельзя сдаваться»

– Sollen wir runtergehen? (Будем спускаться?)

– Willst du deinen Hals verdrehen? Sie sind tot. (Ты шею хочешь свернуть? Они мертвы).

– Ja, Helmut, warum machst du das? (Да, Хелмут, зачем тебе это?)

– Sie sind Partisanen. (Они же партизаны).

– Nur weil sie Partisanen sind, heißt das nicht, dass sie unsterblich sind. Mädchen hat Blut im ganzen Gesicht. (То, что они партизаны, не значит, что они бессмертные. У девочки вообще всё лицо в крови).