Loe raamatut: «Эсхато. Бешеные»

Пролог

Вокруг было много пыли. Разбитое стекло, клочки старых газет, пустые полки и тьма – хоть глаз выколи. Внутри крохотного магазинчика у автозаправки было невообразимо грязно.

Первым зашёл отец, держа наготове самодельное копьё: он вырезал его на днях из крепкой ветви ясеня. Нож, как всегда, был рядом – на поясе, в нужный момент можно было легко выхватить и пустить в дело. Чёрная краска с лезвия давно сползла как кора с умершего дерева. Ей хотелось получить такой же, с деревянной рукояткой, с блестящим на солнце лезвием, но…

Еще настанет время, Саш.

Он сделал несколько шагов вперёд, оставив отпечатки подошв на пыльном полу. Пальцы крепко сжимали копьё, это было заметно по выступившим венам на исхудалых кистях. Он посмотрел сначала влево, потом вправо, напоминая крысу, покидающую свою нору для вылазки.

Просто слушай, что я буду говорить, и ни в коем случае не отдаляйся от меня ни на шаг, всегда повторял он ей.

Уже не первый раз они выбирались из деревни на разведку, но отец неустанно продолжал давать ей наставления. Когда он говорил одно и то же раз за разом, она чувствовала себя неуютно. Думала, что ее присутствие и не нужно вовсе и она отыгрывала роль призрака, следовавшего по пятам отца – паршивое ощущение.

Отец осмотрелся, сделал несколько более уверенных шагов вперед, по-прежнему оставаясь начеку.

– Пап, а можно… – сказала она.

– Нет. Жди возле входа, – прервал он ее.

И так всегда, подумала она.

Она даже не знала, что это за здание. Что такое «дорожный магазин»? Он мог передвигаться по дороге? И кто такой Алекс? Почему это место названо в его честь? Интересно, жив ли этот Алекс сейчас? Странные вывески, прикрепленные к потолку и гласящие «Говядина по цене 250!», еще больше вводили в заблуждение. Что означали эти цифры?

– Пап…

– Следи за входом, – перебил он.

– Ладно…

Находясь в пути почти весь день она порядком устала. Зной, стоящий на улице, заставлял частенько протягивать руку за пластиковой бутылкой, хранившейся в боковом кармане рюкзака. Сегодня она уже дважды прикладывала к губам горлышко, в то время как отец – ни разу. Как ему это удается? По пути она постоянно предлагала ему сделать глоток, но он отказывался. Сколько она себя помнила, папа всегда пил только из собственной фляги и строго-настрого запрещал к ней даже прикасаться. Она не помнит и дня, чтобы он пил из чего-то другого, все время у него была эта ненавистная металлическая с множеством царапин на корпусе, фляга.

Саша посмотрела на отца. Его губы, спрятавшиеся в зарослях полуседой бороды, давно высохли и казались чересчур тонкими. Взгляд грустный, но в то же время такой добрый и пронзительный. Голубые глаза всегда успокаивали ее, словно говоря: «Ты в надежных руках, я тебя не брошу».

– Саша. – Голос отца отвлек ее от мыслей. – Заходи, но оставайся начеку.

Еще раз оглядевшись и убедившись, что на шоссе никого нет, она зашла внутрь – медленно, боясь нарушить тишину этого давно заброшенного места.

– Приметишь что-нибудь – дай знать. Только сама не трогай, – велел отец.

Она кивнула и все тем же настороженным шагом принялась ходить возле полок. В глаза бросилась стойка кассира, где стояла пустая подставка для журналов, похожая на елку без зелени и иголок. Она подошла, чтобы разглядеть ее поближе, и услышала, как под ногами раздался хруст, словно бы она наступила на сухой лист. Ногой она смахнула слой пыли и увидела выцветшую фотографию на обложке с изображением океана и странными деревьями с длинными стволами и забавными листьями на конце. Никогда в жизни она не видела ничего подобного.

Саша опустилась на корточки и взяла в руки журнал, пара листов которого тут же упали на пол. На одной из страниц красовалась улыбающаяся парочка. Глаза у них закрыты солнцезащитными очками, а позади – синее без единого облачка небо. Эти двое заставили Сашу впервые за долгое время улыбнуться. Она хотела полистать журнал, но тут подошел отец.

– Нашла что-то? – Он посмотрел на находку Саши и улыбнулся. – Вот так да, где же ты это нашла?

Глаза отца радостно расцвели. Она давно научилась только по ним определять, что чувствовал ее отец, поскольку остальная часть его лица была скрыта бородой. Иногда ей сильно хотелось, чтобы он наконец сбрил ее, но боялась увидеть другого человека, не своего папу. Саша уже давно привыкла к этой темной полуседой бороде, поэтому желание от нее избавиться было скорее любопытством.

– Вот здесь. – Саша указала на пол, где минуту назад был толстый слой пыли.

– Позволишь? – спросил отец.

Саша протянула отцу журнал, и тот бережно взял его в руки. Улыбка не сходила с его лица, когда он не спеша перелистывал грязные, ветхие страницы. Он переводил взгляд с одной фотографии на другую, тщательно их разглядывая.

– Что это, пап? – спросила Саша.

– Это прошлое, замечательное прошлое.

Когда речь заходила о прошлом, отец всегда чувствовал себя неважно. Он то плакал, то улыбался, вспоминая «ту самую» жизнь, «жизнь до того, как все полетело в тартарары», как он любил говорить. Саша не понимала, как можно, вспоминая что-то, улыбаться и плакать одновременно.

Отец протянул ей открытую страницу, на которой были изображены пляж и голубой океан.

– А что это такое черное? – спросила Саша.

Он посмотрел на место на фотографии, куда ткнула пальцем Саша.

– Это океан, и он вовсе не черный, он… – Отец попытался пальцем стереть пыль с листа, но бумага была слишком старой и испорченной временем.

– Он синий.

– Как небо? – спросила она.

– Не совсем, чуть темнее. – Он указал на песок. – А вот это пляж. Здесь люди отдыхали и купались.

– Купались? Чтобы помыться?

– Не обязательно, – улыбнувшись, ответил отец. – Купались, потому что это было весело и приятно.Он заметил, как она рассматривает картинку: без сомнений она представляла себя там, лежащей в этом песке. Отец продолжил рассказ.

– Мы с твоей мамой были на одном таком пляже, он назывался «Красная Жемчужина». – Он улыбнулся и на секунду прикрыл глаза, отдавшись воспоминаниям.

– Папа…? – Саша недоумевающе посмотрела на отца, из глаз которого вытекли, а затем спрятались в зарослях бороды, несколько слезинок.

– Прости, Саш, я просто…

Раздался шум, и отец тут же схватил копье, вытянув его вперед. Жестом он приказал девочке стоять на месте.

– Кажется, это возле той двери. – Саша указала на кладовую, где она успела краем глаза заметить небольшую тень. Она крепко сжала журнал в руке, думая, что его отберут

Отец сделал несколько осторожных шагов и приблизился к кладовой. Концом копья он приоткрыл дверь и немедленно ударил копьем в темноту. Мгновение спустя послышался жалобный писк.

– Что там, пап? – взволнованно поинтересовалась Саша.

– Ужин, – после небольшой паузы отозвался отец.

Он опустился на корточки, а затем поднялся, держа за глотку кролика: худой, серая шерстка грязная и пыльная. Из его брюшка текла кровь, испачкав парой капель плащ отца. Лапы еще дергались, он был живой.

– Саш, ты должна… – сказал отец.

– Нет, – тут же перебила его она, – я не хочу, не буду…

– Ты должна это сделать.

– Нет, я не буду, – настойчиво повторила девочка.

Он с досадой вздохнул, и не стал переубеждать ее.

Саша закрыла глаза ладонями. Воображение вырисовывало как отец сворачивает шею бедному кролику. Как она прикончит его собственными руками, если даже сама мысль об убийстве зверька вгоняла в дрожь?

Послышался хруст и тело Саши на секунду дернулось.

– Нам повезло, – сказал отец.

– Уже можно смотреть? – спросила Саша, игнорируя слова отца.

– Да, можно.

Повернувшись, она успела заметить, как он прячет тушку в рюкзак. Затем он поднял копье, конец которого был испачкан кровью.

– Давай поищем здесь еще чего-нибудь полезное и будем возвращаться в деревню, – сказал он. – Уже темнеет.

Но она словно не слышала его слов. Перед глазами до сих пор стоял кролик, чьи лапы дергаются в предсмертных конвульсиях. Она подумала о маленьких крольчатах, которые теперь остались сиротами.

– Саша… – Он приблизился к ней и положил руку на плечо. – Рано или поздно тебе придется это сделать. Ты должна быть готова.

– К убийству?

– К выживанию, – сказал отец. – Ты моя дочь, и я буду заботиться о тебе до самой смерти, но когда-нибудь меня не станет, и тебе придется заботиться о себе самой. Мир уже не такой, как был тогда, теперь все иначе. Ты понимаешь? Либо ты их, либо они тебя.

Она опустила взгляд. В сердце крылась нелепая обида на отца за то, что он лишил жизни невинное животное. Но она знала, что ее отец говорит правду, знала это всегда.

Она кивнула.

Он поцеловал ее в лоб, пощекотав нос своей бородой.

– Давай продолжим.

Они всегда ходили только по лесу, стараясь избегать открытых участков. Приближалась зима, и деревья понемногу избавлялись от своих желтых одеяний, сбрасывая их на землю. Иногда где-то раздавался хруст упавшей ветки, и отец сию же секунду останавливался и настораживался.

– Будь внимательнее и смотри под ноги. Лишний шум нам ни к чему.

Каждый раз когда он произносил эти слова, его лицо выглядело серьезным. Саше казалось, что он накричит на нее, наорет и бросит.

Может, я все же обуза для тебя, папа? Не будь меня, тебе было бы гораздо проще.

Она задавала себе этот вопрос каждый раз, когда видела этот взгляд. Каждый раз коленки ее начинали подкашиваться, когда он делал ей подобные замечания. Наверное, только в эти секунды она боялась своего отца, самого близкого на свете человека. Он никогда не поднимал на нее руку, никогда не бил, но этот взгляд, в котором так и читалось: «Если ты будешь все делать неправильно, я тебя живьем закопаю», заставлял ее нервничать.

– Прости. – Сашин голос немного задрожал.

Ответа не последовало. Он посмотрел на небо, а затем вокруг.

– Стоит поторопиться, скоро начнет темнеть, а нам еще часа так два идти до деревни.

Саша покачала головой. Он заметил это.

– Чего такое? Все хорошо?

Она приоткрыла рот, намереваясь сказать кое-что, но не смогла.

– Ну ты чего? – Отец подошел к ней вплотную.

– Ты меня любишь? – Она произнесла эти слова так быстро, словно прочла по бумажке.

Отец сначала улыбнулся, а потом обнял ее.

– Конечно, люблю. Только тебя одну и больше никого на свете.

– Ты же меня не бросишь никогда?

– Никогда.

– И не обидишь?

– Что ты! Нет, ни за что.

Они стояли, крепко обнявшись, еще несколько секунд, пока отец не сказал:

– Надо идти, темнеет.

Океан.

Она никогда не видела так много воды в одном месте и даже не подозревала, что нечто подобное существует. По пути она постоянно доставала журнал из-за пазухи и рассматривала картинки. Она попыталась представить себя там, среди этих людей с широкими улыбками и счастливыми лицами.

Казалось, что у океана нет ни конца, ни края. В ее воображении он был бесконечно длинным и терялся где-то в неизвестности. Ей хотелось верить, что однажды она вместе с папой окажется там. Он научит ее плавать, и они уплывут так далеко, как только смогут.

Впервые в ее жизни у нее образовалась первая настоящая мечта – оказаться у океана и увидеть его своими собственными глазами.

Отец заметил, что она рассматривает картинки.

– Когда мама была беременна тобой двенадцать лет назад, мы отдыхали на одном из таких пляжей, – начал он.

– Красная жемчужина? Ты говорил утром.

– Да, Красная жемчужина. Он так назывался из-за солнца. Как только оно опускалось за горизонт, песок становился ярко-красным, отчего пляж и получил такое название.

Саша попыталась представить себе это мгновение. Яркий и теплый красный свет ложится на все вокруг: на море, деревья, песок, камни, людей. Неужели такое чудо и вправду существует?

Они ускорили шаг.

С неба посыпались крохотные хлопья снега, самого первого в этом году. Саша на секунду остановилась и взглянула на солнце, которое уже готовилось спрятаться за горизонтом.

Отец словно бы и не заметил снега, продолжая медленно идти вперед, озираясь по сторонам и продолжая рассказывать.

– Нам так понравился этот пляж, что мы пообещали себе во что бы то ни стало туда вернуться, но перед этим мы проделали одно дельце…

Отец вдруг остановился и принюхался. Он вытянул копье вперед – что-то его смутило. Саша уже давно досконально выучила все движения отца и тут же поняла, что настало время быть особенно внимательной. Она не произносила ни звука и задержала дыхание, хоть в этом и не было необходимости.

– Чуешь? – шепотом спросил он.

В ее ноздри ударил резкий влажный запах. Запах тухлого, мертвого, сырого. Рядом была опасность. Нечто приближалось, и оно было явно не с добрыми намерениями. И кажется, Саша догадывалась кто это…

– Это они. Приготовься, – сказал отец, не сводя глаз с края леса.

Тьма понемногу окутывала лес, видимость ухудшилась.

Хруст ветки послышался за спиной.

Быстрый разворот. Никого. Копье в руках отца задрожало. Новый хруст, на этот раз ближе, совсем рядом. Из-за деревьев невозможно было увидеть, откуда приближается опасность. Саша вдруг захотела оказаться на шоссе, куда было строго-настрого запрещено выходить. На открытой местности она хотя бы увидела их, и смогла бы что-нибудь предпринять, но здесь чувствовала себя абсолютно беззащитной.

Рычание. Затем хруст листьев.

– Папа, слева!

Зверь выпрыгнул из темноты. Стволы деревьев и сумерки послужили ему надежным укрытием для внезапной атаки. Отцовское копье почти настигло зверя, но не хватило скорости. Оружие упало и улетело в сторону, к корням толстого дуба. Среди деревьев слышалось только рычание зверя и яростные крики отца, которого волк повалил на землю. Шерсть зверя вздыблена, морда в шрамах, а сам он был истощен до такой степени, что его ребра могли в любую секунду проткнуть шерсть и показаться наружу. В голове не укладывалось, как такой хилый зверь сбил с ног взрослого человека. Еще секунда промедления – и острые зубы вцепятся в лицо… в лицо ее папы.

– Папа!

Ему пришлось подставить правую руку, чтобы защититься от морды зверя. Он закричал из-за невыносимой боли: волк прогрыз ткань куртки и впился клыками в плоть.

Саша была потрясена и напугана. Все, что она делала – это стояла и смотрела, как ее отца заживо пожирает дикое животное. Из шокового состояние ее вывел вопль отца:

– Саша, помоги!

Она метнулась в сторону, где упало копье, но не успела к нему даже прикоснуться. Еще один зверь появился из-за своего укрытия и побежал в сторону девочки. Он был точной копией своего соплеменника: исхудалый и озлобленный, и готовый убить. Слюни из пасти текли вязкой массой, падая на мокрые от снега листья. Серая шерсть торчала дыбом.

Зверь зарычал и бросился на беззащитную девочку.

Часть I. Прошлое и настоящее

"Всё страньше и страньше! Всё чудесатее и чудесатее! Всё любопытственнее и любопытственнее! Всё страннее и страннее! Всё чудесится и чудесится!" (с) Алиса в стране чудес.

"И пошлет ангелов Своих с трубой громогласной, и соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до края их." (Библия, Евангелие от Матфея 24:31)

2019 год. Конец сентября.

За 12 лет до событий в прологе.

День 1.

По телевизору сообщали следующее:

«…ученые и медики до сих пор не установили причины появления инфекции. Напоминаем, что впервые вспышка болезни зафиксирована на западе страны месяца назад, где из-за нее скончалось как минимум двести человек, и еще пятьсот госпитализированы в критическом состоянии. В центральной части страны вирус не обнаружен. Гражданам рекомендуется обращаться в ближайший медицинский центр при появлениях следующих перечисленных симптомов: сухой кашель, высокая температура, быстрая утомляемость, боли в мышцах, повышенная раздражительность и, самое главное, – обильное кровотечение из глазных яблок…»

– Лёшка, ты дома?

Голос жены вернул его в реальный мир. Телевизор словно невидимыми щупальцами обхватил его тело, не намереваясь выпускать. Но теплый голос жены заставил их отпустить его, ненадолго…

Как только она зашла в комнату – повеяло приятной прохладой: на улице стояла морозная осень, и она принесла ее частичку в их дом.

– Привет, – сказал он и поцеловал ее в розовые прохладные щеки. Парфюм, не резкий и не едкий, смешался с домашним запахом комнаты. На ее глазах – яркая черная подводка, из-за которой казалось, будто ее глаза наполнены слезами, однако милая усмешка говорила об обратном. Он любил ее улыбку и думал, что милее и добрее этой улыбки нет ничего на свете.

Алексей вновь позволил зловещим телевизионным щупальцам захватить его разум. Репортаж о загадочном вирусе по необъяснимым причинам настораживал его.

– Сашку покормил? – спросила она.

Ей пришлось подождать несколько секунд, прежде чем невидимая сила телевизора отпустила ее мужа на пару секунд, позволив ему ответить.

– Да, да, она в кроватке – спешно ответил он, не отрывая взгляда от людей на экране. В телевизоре, как раз в эту минуту в студию вошел маленький лысенький старичок. На переносице у него были большие очки с толстой черной оправой, удерживающие круглый нос, похожий на красную картофелину. Несмотря на свое комичное лицо, выглядел старик в своем дорогом синем пиджаке и сером галстуке довольно солидно. Алексей даже представил на мгновение, как утром вокруг него металась его жена, подбирая тому костюм и завязывая галстук. «Телевидение! Поверить не могу, что увижу тебя в телевизоре!» – наверное, бормотала она.

Старичок удобно уселся в кожаное кресло напротив ведущей. Камера взяла его лицо крупным планом. «Григорий Бернштайн, вирусолог» – гласила телевизионная сноска внизу экрана.

– Уважаемые телезрители, у нас в гостях доктор наук, профессор института имени Скрижаковского, Григорий Бернштайн.

Старичок быстро поклонился в сторону камеру, поправил очки. При первом взгляде на него, можно было предположить, что он куда то торопится.

Миловидная ведущая, с модной стрижкой в виде выбритого веска и длинной челки, улыбнулась ему в ответ, обнажив белоснежные зубы. Она выглядела моложе своих лет, – как-то раз Алексей ради интереса даже набрал ее в гугле и с удивлением обнаружил, что ей аж сорок пять, – и была одета по последнему писку моды.

Ведущая положила ногу на ногу, выставив напоказ свои ноги. На ней была серая юбка известного бренда и белая рубашка с расстегнутыми двумя верхними пуговицами. Она начала беседу с гостем:

– Григорий, наша страна встревожена происходящими событиями в ее западной части. Граница стала охраняться более тщательно, количество проверок допускаемых военными превысили разумные меры: военные чуть ли не лезут в трусы к каждому, кто приезжает в город. Многие наши телезрители переживают на счет этой новой болезни и не понимают, что думать. Скажите пожалуйста, доктор Бернштайн, разрабатывается ли лекарство? Предпринимается хоть что-нибудь для борьбы с этой напастью? В конце-концов у нас уже имеется двести жертв, а подобное количество заставляет насторожиться…

Почти на каждое слово ведущей доктор утвердительно кивал. На вопрос он ответил сразу же, без запинок.

– Безусловно я так считаю. Происходящее на западе пугает, но я бы посоветовал гражданам не паниковать. Вскоре лекарство, ровным счетом, как и причина возникновения болезни, будут найдены.

– Как я понимаю, вы являетесь одним из участников программы по созданию лекарства?

– Да. Я и моя команда, лучшие ученые, биологи и вирусологи Скрижаковского университета, изучаем этот вопрос в сотрудничестве с другими инстанциями.

На последнем слове доктор Бернштайн поперхнулся и сделал глоток воды. Разумеется телеведущая тут же заметила эту осечку со стороны гостя.

– Какими инстанциями? – поинтересовалась она.

– Извините, этого я не могу сообщить.

Телеведущая не сдавалась.

– Григорий, наши телезрители просто хотят понять…

– Я понимаю, но сейчас это неважно, уверяю вас.

Григорий сделал еще глоток, после чего натянуто улыбнулся телеведущей, которая продолжила.

– Есть ли у вас предположения касательно причин возникновения вируса? Какие-нибудь зацепки? Факты? Ходят слухи, что это сверхсекретное оружие, созданное спецслужбами, которые вышло из под контроля.

Григорий натянуто улыбнулся.

– Про оружие – чушь, сразу вам говорю. В остальном, к сожалению, предполагать я ничего не могу. Однако у нас есть догадки, что это вирус так называемый «брат», свиного гриппа, застигшего нас в 2008 году. Но в отличие от своего предка, этот более необычный.

– И что же необычного в этом вирусе помимо симптомов?

– Простите, но я не хочу грузить ваших телезрителей всеми тонкими и непонятными нюансами нашей науки, – ответил доктор и натянуто улыбнулся.

Что-то ты не договариваешь, пухляш подумал Алексей.

– М-м-м, хорошо… – явно не удовлетворившись ответом, сказала ведущая, – а что скажете на счет сроков? Когда стоит ждать вакцину?

– Не буду ничего обещать, но велика вероятность, что уже на следующей неделе мы получим первые результаты.Алексей дернулся от испуга, когда жена коснулась его волос. Он настолько погрузился в диалог на экране, что вновь понадобилась магия его любимой для возвращения обратно.

– Ты какой-то встревоженный, все в порядке?

Он нежно коснулся губами ее кисти, которая все еще была прохладной после улицы.

– Да все нормально. Просто этот вирус…

Она обошла диван, села рядом с мужем и легла головой к нему на плечо. Он почувствовал кисло-сладкий запах ее лака для волос.

– Не думаю, что тебе стоит переживать на счет этого. Мы далеко от места, где все началось. К тому же современная медицина творит чудеса. Справятся, им не впервой.

– Да, справятся… – неуверенно произнес Алексей, а затем добавил, – Просто тревожусь за нас.

Яблочки ее щек приподнялись, она улыбнулась.

– Не парься, Лёш. Все будет хорошо.

– Ты так думаешь?

– Да чего тут думать то, просто знаю.

Он приобнял ее крепче, лицом окунувшись в ее густые волосы. Она взяла пульт от телевизора и отключила его. Последнее, что он услышал, были слова Григория: «…оставаться дома и реже выходить на улицу».

– Думаю, хватит на сегодня телевизора, – сказала она. – Твоя дочь скоро проснется и потребует очередную порцию молочка, а я так устала после работы…

– Ни слова больше, милая. Как только эта пигалица проснется, я займусь ее пищевым вопросом.

– Вот и славненько, – сказала она голосом, пародируя героя любимого мультфильма. – Я пойду вздремну, а потом сварганю чего-нибудь на ужин.

– Идет.

Она легла на кровать, вытянула руки и ноги. Делала она это как-то по-детски: перебирала кончиками пальцев рук по одеялу и двигала ногами влево и вправо. Лёшу забавляло ее ребячество, и, наверное, это была одна из многих ее особенностей, за которые он ее полюбил.

Наблюдая, как она ложится спать, он почему-то захотел сказать ей слова, по неведомой причине рвавшиеся у него наружу с тех пор как она зашла домой.

– Диана.

– А?

– Я тебя люблю.

– И я тебя, – сказала она и улыбнулась.

День 5.

Телевизор приковал взгляд обоих родителей. Со стороны это выглядело так, словно мифическая Горгона появилась в центре их кухни и одним лишь взглядом превратила в статуи. Алексей держал в руке ложку, наполненную молоком, которая так и не достигла ротика маленькой Саши. Диана перестала покачивать малышку и нашептывать ей "волшебные успокоительные заклинания", как называл их Алексей.

–…пациент был доставлен сегодня утром в центральную больницу. Имеются сведения о наличии у больного симптомов нового гриппа, прозванными учеными как «Мортем». Как сообщают врачи, пациент полностью изолирован от основного медперсонала и находится в зоне карантина.

– Пациент поступил в больницу около шести тридцати утра, – заявил доктор на экране. На нем была помятая лицевая маска. Судя по каплям пота на лбу, гроздями сползающим вниз, он был сильно взволнован. Причины для волнения были как минимум две: либо это первое интервью в его жизни на телевидение, либо новый пациент, зараженный смертельной болезнью. Подтвердилось худшее.

– Коллеги сразу заметили симптомы Мортема. – Доктор вздохнул, снял очки и протер их краешком халата.

– О каких конкретно симптомах идет речь? – поинтересовался репортер.

– Вздутые вены возле глазных яблок, обильное кровотечение из глаз, сухой кашель.

– Что вы скажете о дальнейшей судьбе пациента?

– Ничего не скажу. Сейчас он находится в изоляционном боксе до приезда экспертов, и я не имею к нему доступа. Там работают ученые в защитных костюмах, вот к ним и все вопросы.

Доктор надел обратно свои очки и добавил:

– А сейчас простите, мне нужно идти. У меня много работы.

На экране снова появилась телеведущая, подводя итог.

– Напоминаем, что сегодня утром в центральную больницу был доставлен и помещен в зону карантина на неопределенный срок пациент с симптомами неизвестного до сих пор гриппа. Нам удалось установить его личность…

На экране в углу появилось фото молодого светловолосого парня с улыбкой до ушей. Одного лишь взгляда на его лицо хватало, чтобы понять, каким он был наверняка: добрый и жизнерадостный парень. Смерть частенько выбирает кого помоложе, как будто оберегая их от суеты взрослой жизни.

–…что находится на Западе, где он навещал своих родных, – продолжала телеведущая. – В связи с этим происшествием президент объявил о начале карантина в большей части городов и поселков на западе страны. Все рейсы, как воздушные, так и наземные, отменены. Гражданам категорически не рекомендуется покидать дома и уезжать из города без крайней на то необходимости, пока не будет иных указаний…

Алексей убавил звук и посмотрел на жену, она посмотрела на него, и они поняли друг друга без слов.

– Пожалуй, сегодня не пойдем на прогулку, – сказала Диана и продолжила укачивать дочку на руках.

– Да, согласен. Лучше как можно меньше появляться на улице, – добавил Алексей.

Диана кивнула. Она взяла бутылочку молока из кастрюли с теплой водой и поднесла к маленькому ротику Саши. В такие моменты ее ребячество куда-то исчезало, делая ее серьезной матерью. Когда речь шла об их дочери, а точнее о ее безопасности, она всегда была впереди планеты всей. Казалось, для нее не было сокровища дороже, и иногда Алексей даже немного ревновал жену к собственной дочери.

С Сашкой им повезло – им досталась необыкновенная девочка, про таких обычно говорят «золотой ребенок». Он и не думал, что дети, подобные Саше, вообще существуют. Когда он готовился стать отцом полтора года назад, он уже мысленно готовился к бессонным ночам и к увеличенным дозам кофеина по утрам, однако вышло все с точностью до наоборот. Саша поднимала родителей ночью не чаще пары раз, – с Дианой они ходили успокаивать малышку по очереди —.кушала охотно, да плакала не часто. О чем еще можно мечтать? Разве что об еще одном таком милом ангелочке, только мальчике.

И он мечтал.

Сын…

Иногда он шепотом произносил это слово, смакуя его словно дорогое виски. Маленькая его часть, плоть от плоти. Он хотел научить сына всему, что знает сам. Передать ему каждую частичку своих знаний, отдать часть своей души как жертвоприношение. У него были грандиозные планы на сына. Видит Бог, он любит Сашу и не представлял на ее месте никого, но грезы о сынишке не давали ему покоя…

Сын…

Как то раз Диана узнала о его желании и, ни секунды не сомневаясь, отдалась ему в ту же минуту. Тогда стояла прохладная и тихая ночь, часы показывали половину второго, и чтобы согреться они прижались друг к другу плотнее. Время словно замерло, не давая ему уснуть.

Он почувствовал, как ее острые ноготки щекочут его по спине.

Ты чего не спишь? – спросила она тогда.

Он сознался ей во всем, сознался в желании завести Сашке брата. Она залезла прямиком на него, заставив на мгновение почувствовать себя беспомощным. Сказать, что он не обожал такие моменты, было бы сущей ложью. В ту ночь он отдался ей, испытывая невероятное блаженство, которое

Увы!

длилось только пять минут…

Зато каких пять минут!

Утром, закусывая яичницей с тостами, они обсуждали бурную ночную пятиминутку. Она – ехидно улыбалась и можно было без слов понять ее реакцию на прошедшую ночь. Он в ответ нежно ей улыбался и подыгрывал. Подумаешь, пять минут! Зато все другие разы были о-го-го!

Та ночь, к сожалению, не дала никаких результатов. Затем они занимались незащищенным сексом чуть ли не каждый день, словно чувствовали, что им как можно быстрее нужен сын, но тест по-прежнему показывал одну полоску. Это длилось полгода, пока Диана не стала волноваться за состояние своего здоровья.

На днях подходит ее запись к врачу, и если доктор скажет…

– Мортем? – спросила Диана. – Это, случаем, не латынь?

Алексей не сразу услышал ее, все еще блуждая в воспоминаниях прошедших месяцев.

– Это латынь, она самая, – сухо произнес Алексей, взял в руки пустую тарелку с остатками яичницей и понес ее к раковине.

Латынь была не только частью его жизни, то как же одним из средств их финансового содержания. Он ощущал на себе огромную ответственность, обучая людей читать, писать и говорить на почти мертвом языке, на языке, носителями которого сегодня была маленькая часть людей на всей планете. Отец Алексея, Николай Леонов, гордился делом сына и, будучи глубоко верующим человеком, частенько любил поговаривать свою любимую фразу:

Учи латынь, сын мой, ибо в аду и в раю говорят исключительно на ней.

Алексей частенько любил цитировать слова отца, обращаясь к студентам. Забавно, но некоторые даже стали усерднее трудиться над изучением древнего языка. Иногда он подшучивал над такими студентами, спрашивая: «Что, боитесь неправильно спросить дорогу до собственных покоев у ангела?»

…или к собственной сковороде – у черта?

Эта безобидная шутка иногда казалась ему слишком жестокой, но он все равно предпочитал ее рассказывать из года в год новым студентом своего предмета.

В тот момент, когда Диана задала ему вопрос насчет значения этого слова, он поколебался, словно не поверил в правильность собственного перевода. Ох уж эти журналисты, напридумывают всякой чуши! Но на этот раз название подходило весьма кстати – невидимая болезнь, не дающая себя поймать и обезвредить, медленно обустраивалась в их городе, начиная забирать жизни. Первая жертва – тот молодой парень, а кто следующий? Может быть, ты, Лёш? Или…

Он посмотрел на Диану.

Выбрось из головы эту чушь. Ученые не сидят сложа руки, и тот больной – в карантинной зоне. Все будет хорошо. Не суйся слишком часто на улицу, и Дину не заставляй выходить без крайней нужды. Мы живем в двадцать первом веке, в конце-концов! Веке высоких технологий и научных открытий, происходящих чуть ли не каждый час! Вряд ли какой-то вшивый грипп может сильно навредить человечеству…

– Так как переводится слово? Ты не сказал.

Разве не сказал? Да, ей не сказал, но про себя уже успел сказать перевод тысячу раз.

– Смерть, Mortem переводится как смерть.

День 6

– Кто самая красивая девочка на всем белом свете? – Алексей поднял указательный палец руки вверх и поводил им из стороны в сторону, привлекая внимание дочери. Саша заметила колыхающийся палец отца, на мгновение прижала крохотные ручонки к ротику, пытаясь спрятать улыбку, но, как и каждый раз до этого – устоять перед заманчиво «танцующим» пальцем было невозможно. О, а потом раздался и сопутствующий на подняла крохотные ладошки, звонко засмеялась. Алексей медленно опустил свой палец, имитируя пикирующий самолет, который тут же захватили пальчики дочери.