Loe raamatut: «Сальто назад»
Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436–ФЗ от 29.12.2010 г.)

Литературно-художественное издание
Для среднего школьного возраста
Главный редактор: Лана Богомаз
Руководитель проекта: Ирина Останина
Литературный редактор: Наталья Александрова
Арт-директор: Таня Галябович
Обложка: Ксения Гурченкова
Корректор: Зоя Скобелкина
Компьютерная вёрстка: Марина Вахромеева
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
This edition is published by arrangement with HG Literary and The Van Lear Agency LLC
© 2017 by Darcy Miller
© Издание на русском языке. ООО «Альпина Паблишер», 2026
⁂

Посвящается Бену, кому же ещё
Глава первая
Так.
С неба падают птицы.
Я, конечно, не эксперт, но точно знаю, что падать с неба птицам не полагается.
Я серьёзно. Все же согласны, что это безумие?
Кстати, о безумии. Меня зовут Лорен… и я мальчик.
Неожиданный поворот, да? Папа говорит, у меня дар менять тему. Между прочим, это он решил назвать меня Лореном, так что его комплиментам я рад, но не от всей души.
По правде говоря, меня назвали в честь дедушки, он умер за неделю до моего рождения. Дедушка был отставным «морским котиком» ростом метр восемьдесят, то есть достаточно крутым, чтобы носить имя Лорен.
В отличие от меня.
Во-первых, я мелкий. Из всех моих знакомых одиннадцатилеток я ниже всех. Я ношу очки. И читаю комиксы. Ко всему прочему прибавьте, что однажды на физкультуре Дэвид Стадлер случайно вырубил меня волейбольным мячом, и картина будет полная.
Просто поверьте: имя Лорен – отстой. Пусть все и зовут меня Рен.
Я думал об этом много лет и пришёл к выводу, что дедушка бы со мной согласился. Если бы под конец жизни он мог говорить, то, наверно, сел бы в кровати и изрёк что-то вроде: «Не называй своего ребёнка Лореном, сынок. Это глупая затея».
Что-то я отвлёкся. Суть в том, что птицы падают с неба.
Погодите.
Птицы падали с неба. Клянусь, секунду назад так и было.
А сейчас они просто… там. Носятся над соседской опушкой, летают кругами туда-сюда, в общем, ведут себя как нормальные птицы.
Ну и ну.
Может, мне всё померещилось.
Может, после всех лет, что мне приходилось откликаться на имя Лорен, у меня всё-таки поехала крыша.
Может, это подъёмы в шесть утра на летних каникулах довели меня до ручки.
А может… Так, погодите! Они снова падают!
Я встаю с наблюдательного пункта в траве, отклеивая от спины потную футболку с надписью «Свободу Бананамену».
«Бананамен» – это мой любимый комикс. В восьмидесятые он был популярен в Англии, но здесь, в Штатах, о нём почему-то никто не знает.
Он дурацкий, но всё равно забавный. Там про парня по имени Эрик Вимп, он примерно моего возраста, и когда он съедает банан, то превращается в супергероя. Бананамен сильный, как двадцать мужиков (двадцать здоровенных мужиков), и сражается с суперзлодеями вроде Доктора Глума и Женщины-Скунса, которые, в отличие от настоящих, не страшные, а скорее смешные. А ещё на Северном полюсе у него есть крепость в форме огромного банана.
Говорю же, дурацкий комикс.
Я сажаю очки повыше на нос, чтобы получше разглядеть птиц. Линзы я не ношу: меня тошнит от одной мысли, что придётся трогать глазные яблоки.
Оказывается, я ошибся: птицы не падают с неба. Они вроде как… крутят сальто.
Будто кто-то шлёт им тайные послания и приказывает остановиться, на миг замереть в воздухе, а затем броситься навстречу земле, будто они маленькие пернатые гимнасты.
Когда птицы-самоубийцы оказываются у самой опушки, я сжимаюсь от страха. Но за секунду до столкновения с землёй эти ребята взмывают ввысь как ни в чём не бывало.
Очень странно.
Но что самое странное: они делают это снова.
И снова.
И снова.
Я начинаю беспокоиться, что птицы серьёзно больны (новым жутким суперзаразным птичьим гриппом, например), как вдруг входная дверь, протяжно скрипя, чиркает о крыльцо.
Папа обещает починить дверь с тех пор, как мы сюда переехали.
Странновато жить в бабулином старом доме. Он будто не совсем наш. В ванных комнатах всё ещё пахнет её ароматическими смесями, бабулин зонтик стоит на своей полке в прихожей, а дедушкина медаль «За выдающуюся службу» так и висит на стене.
В нашем прежнем доме, в городе, дверь не скрипела. В ванных пахло дезинфицирующим средством, а зонтиков вообще не водилось.
До Вествилла отсюда всего тринадцать километров, но иногда кажется, что целый миллион.
Я поворачиваюсь к двери и вижу папу. У него своя инженерно-строительная фирма, так что на работу он обычно ходит в рубашке, но сегодня у него встреча с важным клиентом из Фэрмонта.
Непривычно видеть папу в костюме.
– Здоро́во, дружище. Как пробежка?
Утомительно. Скучно. Больно.
– Отлично, – вру я. – Взгляни-ка на птиц.
Папа прислоняется к дверному косяку:
– Ты следил за техникой приземления?
Знаете, как сложно концентрироваться на технике приземления во время бега? Это всё равно что гладить себя по животу и похлопывать по затылку одновременно. Только ещё потеешь.
– Смотри, – я снова пытаюсь его отвлечь, – там птицы странно себя ведут.
Папа выходит на крыльцо, придерживая дверь ногой сорок шестого размера. У папы всё большое, в этом я не в него. Он ставит ладонь козырьком, прикрывая глаза от солнца.
– Какие птицы?
– Вон там.
Я указываю на другую сторону поля, которое идёт под уклон от нашего двора до самой соседской опушки. Если добираться по дороге, их дом примерно в полутора километрах от нас. А если срезать через поле, по диагонали, то ещё ближе.
Но «вон там» ничего нет.
То есть деревья, конечно, есть. Небо, парочка облаков, солнце – это всё на месте. Дом наших соседей не поглотила чёрная дыра, не подумайте.
А вот птицы исчезли.
– Но они там были, – говорю я, уставившись на клочок пустого неба.
Птицы же не могли просто раствориться в воздухе, так?
– Улетели, наверно. – Папа возвращает меня в реальный мир. – Идём домой. Нам с мамой скоро на работу.
Я вздрагиваю, когда он захлопывает за собой дверь, явно не обращая внимания на скрип.
Может, папа и прав. Может, птицы улетели. Но это не объясняет, куда они подевались. Или что они делали, пока не исчезли.
Я остаюсь ещё на минуту в надежде, что они вернутся.
– Рен! – доносится из-за двери папин голос. – Ты куда пропал, дружище?
Я неохотно встаю на ноги. Бросаю на небо последний взгляд и иду домой.
Глава вторая
Захотите как следует испугаться – погуглите как-нибудь «птицы падают с неба».
Результаты довольно жуткие.
По крайней мере, страх случайно отравиться пестицидами (а это одна из причин, по которой птицы могут падать) хоть как-то отвлекает меня во время пробежки следующим утром. Обычно я считаю телеграфные столбы и пытаюсь не думать о мошкаре, залетающей в нос.
К тому времени, как я поворачиваю в сторону дома, скуку не скрашивают даже мысли о дрейфующем облаке пестицидов. Мы же всё-таки на юге Миннесоты. Если соевые поля приводят вас в восторг, значит, вам повезло. А если нет… Скажем так, я в последнее время себя везучим не считаю.
Знаю, вся эта затея под названием «попасть в команду по кроссу» с самого начала принадлежала мне, но, видимо, я думал, что бегать – это как-то более… весело. Искренне не понимаю, почему папе так это нравится.
Я с трудом поднимаюсь на холм и дышу всё чаще и надрывнее. В боку уже начинает колоть. Я сгибаюсь в три погибели, сжимаю кулак и вдавливаю его в живот, чтобы унять спазм.
На вид я, наверно, вылитый Квазимодо, которого прохватил понос. В кои-то веки я рад, что мы переехали в такую дыру.
Я наконец спускаюсь с холма к перекрёстку и сворачиваю на нашу улицу. Я почти у цели, но вдруг улавливаю краем глаза какое-то движение. Всматриваюсь в поле и вижу примерно дюжину птиц сразу. Они снова порхают над соседским домом.
Я резко останавливаюсь.
Втягивая носом воздух (вместе с мошкарой), я смотрю на птиц в ожидании, что они снова начнут крутить сальто.
Медленно проходит минута.
У меня болит бок. Пот ручьём стекает по шее. Комары слетаются на меня, будто я их личный шведский стол.
Птицы так и летают кругами.
Я уже готов сдаться, как вдруг вот оно: голуби заваливаются на спину и делают сальто вниз, пикируя на деревья.
Я не позволю им снова исчезнуть.
Не раздумывая ни минуты, я ныряю в высокую траву на обочине дороги. То спотыкаясь, то бегом я добираюсь до кювета и перебираюсь на другую сторону. Иду к соседскому дому через поле, увязая ногами в земле.
Когда я оказываюсь у опушки, то снова еле дышу, а мои беговые кроссовки замызганы.
Деревья тут растут не так густо, как кажется издали. Между ветками проглядывают пятна голубого неба. Земля хрустит от опавших сосновых шишек.
Пахнет почему-то рождественским ужином. С ноткой удобрений.
Я вглядываюсь в деревья, рассматривая дом соседей. Мы с ними ещё не знакомы. Что, если они из тех, кто держит собак? Или оружие? Или и то и другое?
Белый коттедж с черепичной крышей напоминает наш дом, только у соседского местами облупилась краска, да и газон не мешало бы подстричь. На подъездной дорожке припаркован красный универсал с кучей выцветших наклеек на бампере.
Я прищуриваюсь, пытаясь их разглядеть. Наклейки на бампере многое говорят о человеке. К счастью, выбор соседей не внушает опасений. На одной написано «Борись за мир», что, по-моему, хороший знак: меня не пристрелят за вторжение на их территорию.
Ну, будем надеяться.
В поле за домом торчат стебли скошенных сорняков. Посередине стоит маленький домик размером как раз с бабулин садовый сарай. По правде, он и выглядит как бабулин сарай, вот только на крыше у него проволочная клетка.
Присмотревшись, я понимаю, что там, внутри, птицы. Судя по всему, всего парочка.
Из сарая выходит девчонка примерно моего возраста, и я мигом прячусь за ближайшим деревом. В ушах у меня шумит кровь. В венах бурлит адреналин.
Наверно, так себя обычно и чувствуют супергерои.
Я заставляю себя досчитать до двадцати. Затем смещаюсь вбок и украдкой выглядываю из-за дерева.
Вряд ли супергерои что-то делают украдкой. Я думаю, они и слова-то такого не знают.
С другой стороны, они ненастоящие, так что и словарный запас у них ограниченный.
– Что ты там делаешь?
Я замираю, обнимая дерево так, будто у меня к нему романтические чувства.
«Дендрофилия, – подсказывает мне частичка мозга. – Любовный интерес к деревьям».
Девчонка стоит всего в нескольких метрах и смотрит прямо на меня.
У неё рыжие волосы. Очень, очень рыжие. Неестественно рыжие. Кое-где проглядывают ярко-жёлтые и оранжевые пряди.
Будучи довольно умным для своего возраста, я делаю вывод, что волосы у неё крашеные.
В жизни не видел сверстников с крашеной шевелюрой.
Выглядит круто. Будто на её чёрную футболку по плечам стекает лава. Волосы словно извергаются из её головы.
Мы стоим, уставившись друг на друга. Она худая, почти как я, с острым подбородком и тёмно-синими глазами. Джинсовые шорты покрыты чёрными каракулями. Судя по всему, маркером постаралась. Все слова вверх тормашками. Может, ей стало скучно, а кроме шорт порисовать было не на чем.
Нацарапай я маркером на шортах хоть слово, мама бы меня убила.
Девчонка бросает взгляд мне за спину. Я оборачиваюсь. Когда птицы пикируют вниз в очередном кульбите, она поднимает руку, в которой зажат какой-то предмет – вроде рулетки, но меньше. Она часто-часто им щёлкает.
Я вдруг замечаю её накрашенные чёрным лаком ногти. Лак слегка облупился.
Я остро чувствую, насколько она круче меня.
– Заблудился?
У неё неожиданно хриплый голос. С таким звуком, наверное, расстёгивается липучка, если вы понимаете, о чём я.
Я силком отклеиваю себя от дерева и вытираю ладони о шорты.
– Я… бегал.
Она смотрит и явно ждёт, что я что-то добавлю.
– Я увидел птиц и… – Я замолкаю, не зная, что ещё сказать.
– Ты живёшь рядом? – спрашивает девочка, продолжая щёлкать.
– Мы недавно переехали. – Я указываю на холм, где стоит бабулин дом. Хотя теперь это, пожалуй, наш дом. – Из города. Так что я местный.
– А я вот нет, – просто отвечает она и наклоняется почесать комариный укус на ноге. – Мы переехали месяц назад. Из Вашингтона. Кстати, я Саттон. Саттон Дэвис.
Саттон. Саттон Дэвис.
– Лорен. – Я сжимаюсь, заранее зная, что сейчас будет. – Лорен Холл.
Я уже готов услышать смех. Но она просто переспрашивает:
– Лорен?
Я киваю.
– Не думал представляться вторым именем?
Как будто это не приходило мне в голову.
– У меня нет второго имени.
Она пожимает плечами:
– Ты не много потерял. Моё вот – Присцилла.
Присцилла. Саттон Присцилла Дэвис.
Ну не знаю. Вообще-то звучит неплохо.
– Все зовут меня Рен, – говорю я.
Птицы над нами снова крутят сальто назад. Саттон поднимает руку, щёлкая своим приборчиком.
– Почему они так делают? – спрашиваю я.
Саттон не сводит глаз с птиц.
– Это бирмингемские роллеры. Для них это в порядке вещей.
Секунду.
– Голуби? Это что, твои домашние животные?
– Они не домашние животные. – Саттон смотрит на меня вздёрнув подбородок. – Я их тренирую. Они станут чемпионами.
Tasuta katkend on lõppenud.