Академия Форхиллз

Глава 1. Особняк Теймроуз

Мы с мамой сидели в опустевшей спальне на втором этаже семейного особняка Теймроуз, а шум и разговоры доносившиеся снизу, казались нам чем-то сюрреалистичным из другого измерения. Как и сама комната. Она выглядела слишком чужой, несмотря на то что здесь с самого детства жил наш самый близкий на этом свете человек Вианора Теймроуз, моя сестра и старшая дочь моей матери.

Для меня она всегда была девушкой из Зазеркалья. Такой пугающе похожей на меня во всем: темно карие радужки с дымными ободками и двумя крохотными пигментными точечкамм на правом глазу. Длинные ресницы на верхних веках и нелепые куцые на нижних, непослушная чёлка, живущая своей жизнью, странный неописуемый цвет волос, который мы обе прятали за постоянными перекрашиваниями. В последний раз мы обе остановились на красных перышках, запутавшихся среди русых прядей. Слишком часто мы невольно выбирали все одинаковое, хоть нас и разлучили при рождении, а следом тут же возвели глухой забор, оградив Ви от всего мира фамилией Теймроуз, той самой, от которой однажды отказалась мать, выйдя замуж за пропахшего салями владельца пиццерии.

Она была счастлива. Папа был счастлив. Я была счастлива. Мы надеялись, что Ви тоже счастлива с бабулей Теймроуз. Но вот мы уже на вторых за этот год похоронах.

Сначала ушёл отец. Тихо-тихо во сне. Врачи объяснили это психическим истощением. Всё же разлука с одной из дочерей не пошла ему на пользу, и он слишком рано ушёл от нас. Ви не появилась на поминках. Ручаюсь, она даже не была в курсе, что папа умер. Мы получили лишь типовое письмо, подписанное секретарём семьи. Ничего не значащие слова выражали безмерное соболезнование нашей утрате.

Безмерное соболезнование. Так там и было написано. Черт возьми, что значит безмерное соболезнование?! Такое огромное, что придавит нас ещё сильнее свалившегося внезапно горя?

А теперь следом за ним ушла Ви. Моя родная незнакомка с идеальной жизнью в роскошном особняке, учебой в частной закрытой школе и наверняка отношениями с самым крутым парнем из самой влиятельной семьи. Но разве хоронят девочек с идеальной жизнью в закрытом гробу? Такие даже на смертном одре должны выглядеть прекрасно. Но может это к лучшему. Ума не приложу, что бы я почувствовала, увидев своё мертвое лицо, непослушную челку и красные пёрышки в русых волосах…

Маме было хуже. Она у меня никогда не отличалась самостоятельностью и твердостью характера. Простые решения всегда перекладывала на нас с отцом, а нам нравилось нянчиться с нашей маленькой женщиной. Выбирать в какой цвет покрасить кухню и какой фильм посмотреть вечером субботы. Она всегда была со всем согласна, улыбалась и не спорила. Когда-то она так же без боя отдала свою дочь, потому что ей сказали.

Я не винила её. На то были веские причины. Мне ещё тогда пытались объяснить, но из всего того суеверного и бессвязного бреда, которым меня накормили, я вынесла лишь

то, что Ви серьёзно больна, и только Теймроузы знают, как её вылечить.

Видимо, не знали, раз она теперь мертва.

Я жалела мою бедную Ви, кляла себя, что не приняла половину её болезни, но теперь я не уверена, что сестра была больна. Я вообще ни в чем не уверена. Тупо смотрю, как мама баюкает на руках старую куклу и пытается заплакать, но у неё ничего не получается. Она корчит какую-то детскую гримасу, отчего мне становится только хуже. И я не могу плакать. Чувствую себя Атакамой. Я пустое выжженное солнцем поле, покрытое крупными трещинами. Высокая стена семьи Теймроуз, подобно Андам не пропускает ко мне ни единой тучи…

– Смотри, ей нравились такие же книги, как и тебе, – мама смахивает несуществующие слёзы и в её руках дрожит нетронутое издание “Сердца Трёх” для детей.

– Это здорово, ма, – молюсь, чтобы она не открыла и не увидела сделанную ей же памятную надпись. Он часто покупала нам одинаковые вещи, это помогало избежать гнетущего чувства вины. Но я всё равно улыбнулась, глядя на книгу. Я тоже терпеть не могла эту историю про близнецов-кузенов. Интересно, что ещё одинаково бесило нас с тобой Ви? Я вот ненавижу похороны… Ты наверно тоже, раз не приехала поддержать нас.

– Миссис и Мисс Рид. Прошу вас спуститься для оглашения завещания Вианоры Теймроуз, – торжественно позвал нас один из лакеев бабушки. Их она подбирает одинаково безликими. Ничего не выражающий взгляд, зачесанные назад волосы и костюм без единого катышка. По сравнению с ним мы с ма выглядели как бродяжки, но точно не ближайшие родственницы хозяйки поместья.

Мама издала какой-то сдавленный стон и крепче вцепилась в найденную на полке куклу, абсолютную копию моей. Всё-таки Ви хранила наши подарки.

– Кто… Кто в семнадцать лет пишет завещание? – каким-то не своим голосом спрашивала мама, будто я знала ответ, словно это так же легко, как сказать что мы сегодня будем смотреть по ящику. Словно меня саму не мучает тот же вопрос. Словно я сама уже написала своё. Почему так, Ви?

Мужчина терпеливо стоял на пороге, совсем не обращая внимание на нарастающую истерику моей матери, а она отчаянно пыталась найти точку опоры в этом безумии, как жаль, что именно сегодня я ничем не могу ей помочь.

– Подождите нас минуту. За дверью!

Ни возражения. Ни упрёка. Ничего. Он молча вышел и запер за собой дверь. Я же ужаснулась тому, как сильно я скопировала властный тон бабушки. Прижала ладонь к дрожащим на шее венам. Показалось. Показалось. Я не похожа на эту страшную женщину.

Поздно. Мама тоже заметила это. Шмыгнула носом и как-то пугливо шагнула назад.

Эти странности с ней уже давно. Вглядывается в меня, ищет какие-то одной лишь ей известные знаки, а потом вот так шарахается, как от чужой.

Вздохнула и с улыбкой протянула ей руку.

– Это последняя воля, Ви, ма. Мы должны.

Как чертовски мало ступенек на этой гребанной лестнице. Нам сейчас очень не хватает свободного полёта перед падением. Оно наступает слишком быстро. Встречает нас утопающим в кроваво алых розах гробом. Мама по-детски пугливо вжимается в меня. Зарывается лицом у меня в волосах, сильнее тянет к земле. А я мотаю головой, чтобы челка упала мне на лицо и спрятала хоть немного от хищных взглядов незнакомцев.

Но мне приходится смотреть за нас двоих. На лицах гостей не лежит печать скорби. Им интересно. Все взгляды прикованы к двум чужачкам, которые должны быть благодарны, что их на время пустили в этот тайный круг холеных уродов, которыми правила моя бабушка.

– Вивьен, Беатриче, – торжественно обращаются к нам неприлично алые губы леди Теймроуз, и мама начинает дрожать сильнее.

– Дорогие гости, вы едва ли успели познакомиться с моей второй внучкой. Виви, солнышко, выйди вперёд и покажись нашим гостям. Пусть все увидят ещё одну ветвь нашего большого древа.

Госпожа Теймроуз не привыкла к отказам. Кому как не моей бунтарке-маме знать об этом. Но сегодня не тот день, чтобы топать ножкой или сбегать с пропахшим салями парнем на его скутере, и она покорно отпускает меня.

Ума не приложу, что имеет в виду бабушка под фразой “покажись” гостям. Я должна покружиться или сделать книксен?

Тупо стою на месте. Разглядываю идеальную причёску матери моей матери. Ни единого седого волоса, едва заметные морщинки вокруг глаз и на шее. Тонкие длинные пальцы с двумя фамильным кольцам на каждой руке. На одной печатка миссис Теймроуз, на второй дедушки, которого не стало ещё до нашего с Ви рождения.

– Не робей, милая, здесь все свои.

По стройному ряду “своих” пробежал ободряющий незлой смешок. Но мне он не помог, я лишь сильнее стиснула зубы и сжала в кулаках подол моего черного платья.

Бабушке не понравилась заминка и моя внезапная непокорность. Быстрым шагом она пересекла разделяющее нас расстояние, и угрожающий цокот её каблуков эхом растекался у меня в груди.

Лишь оказавшись напротив меня, она прошипела так тихо, чтобы услышать могла только я и мама.

– Когда я говорю, ты слушаешься, а не позоришь меня перед людьми, Вивиан. Подними голову.

Все ещё смотрела на неё из под челки.

Бабушка не стала ждать, что вычурно одетая толпа усомнится в безграничном авторитете семьи Теймроуз. Она схватила меня за подбородок и рывком сбросила с моего лица волосы.

Все ахнули. Даже золотистые пузырьки в их непочатых бокалах шампанского замерли в этот миг. Шампанское! Они пьют шампанское на похоронах моей сестры!

– Поразительно сходство, не правда ли?

Бабушка была довольна произведенным эффектом и даже ослабила пальцы. Вовремя, казалось ещё секунда, и она пропорет мне щёки. Уверена, у меня на коже остались следы в виде полумесяцев от её ногтей.

– Госпожа Теймроуз никогда не упоминала о том, что у Вианор есть сестра-близнец. Как-то очень удобно вскрылся этот факт, не находите? – вперёд вышел мужчина без бокала. Его руки были сложены за спиной, словно крылья. А сам он напоминал немолодого ворона. Уверена его глаза когда-то были чёрными, а теперь напоминали темные озера охваченные белесым туманом. Он слеп! Почему-то пришла в голову спасительная мысль. Но я всё равно боюсь его взгляда.

– Господин Эшрейвен видимо проморгал этот момент.

Вот так панч, бабуля. Общением с этими Эшрейвенами ты явно не дорожишь, так какого дьявола пригласила на похороны этого страшного мужика. Да и сам он явно не в восторге от такой компании.

– Эшрейвены видят куда больше, чем Теймроузы, – он не сводил с меня взгляда. – А здесь я, чтобы поддержать племянника. Общество твоей родственницы мне одинаково неприятно, Виви.

Потребовался добрый десяток ударов сердца, чтобы понять, что он не произнёс последнюю фразу вслух. Комната поплыла, а ухмылка старого ворона и прижатый к губам палец лишь добавили нереальности происходящего.

Цветы. Гроб. Сестра. Мысли. Вороны. Розы. Перья. Шипы. Кровь.

Я бормотала это одними губами а пальцы путались в вязком воздухе.

Цветы. Гроб. Сестра.

А что если там не она? Вдруг Ви жива? Не могут быть похороны такими странными. Не пишут в семнадцать завещания. А слепые мужчины не читают мыслей.

Мысли. Вороны. Розы.

Почему так много черных роз в венках.

Хочу выдрать их оттуда. Плевать на боль. Плевать на крики собравшихся и моей мамы. Я обезумела. Схватилась за стебли и потянула.

Ненавижу чёрный.

Ненавижу траур.

А если я не любила, то и ты тоже не любила, Ви!

Перья. Шипы.

Кровь.

Кто-то оттащил меня от гроба и поднял над полом, на который я щедро роняла кровь с израненных ладоней. Ощущения напомнили полёт. Даже хлопанье крыльев почудилось. Не долго. Почти в тот же миг меня швырнули на лопатки и придавили к паркету. Чья-то крепкая холодная рука мешала сделать вдох, а вторая занесла кинжал над моим правым глазом.

– Ты мертва! Ты мертва, Ви! Это не можешь быть ты!

Рука дрожала и незнакомец колебался, я же тупо смотрела на острие со смешанным чувством облегчения. Хоть ещё кто-то живой в этой комнате с манекенами. Он настоящий… и очень злой. Сломанный и злой. Прямо как я.

Все длилось недолго. Безумца схватили охранники бабушки и грубо подняли на ноги. Он рвался ко мне с каким-то животным остервенением, и было не понятно хочет ли он разорвать меня на части или обнять до треска костей. Неважно, какое его желание возымеет верх, уверена, оно меня прикончит в ту же секунду.

– Ви, скажи что-нибудь. Не молчи. Это же ты? Это ты!

Ещё никогда в жизни мне так сильно не хотелось солгать. Растрепанный парень с всклокоченными темные волосами и болезненной краснотой вокруг глаз. Сколько ты не спал? Явно больше одной ночи. Сейчас наверно ты думаешь:, привидится же такое? Точная копия лежащей в гробу девушки, которая явно была тебе очень дорога. До сломанных костей дорога. Я права?

– Это не Вианор, мистер Торнхарт. Это её сестра. Вивьен Рид.

– Рид? Вивиен? – тупо повторял незнакомец, щурясь от яркого света в гостиной. – Она никогда не говорила мне…

Ви вообще не была разговорчивой. Ты не знал? Ни одного развернутого письма, или грёбаной смски. Это у нас семейное, красавчик.

Болезненная гримаса осознания появилась на его лице, когда до него дошла такая простая разгадка. Близнецы. Да, мистер Торнхарт, вы ошиблись, я не она. Горло мгновенно сжал спазм, не то от подступающих к пустыне Атакама слёз, не то он прикосновений сумасшедшего, что чуть не задушил меня на похоронах моей сестры.

Мама наконец опомнились и рванула ко мне. Щебетала что-то неразборчивое, касалась болезненной припухлости на коже, а я все не сводила глаз с парня. Его взгляд носился по моему лицу, и я почти физически ощущала это жадное исследование. Волосы, мочки ушей, затылок, шея, подбородок. Воздух колыхался вокруг, ощупывал, забирался под платье, покусывал за щиколотки, заставляя ёжиться, но не от страха, а от пугающего чувства родства. Этот Торнхарт горевал по моей сестре даже больше моего.

Ревность. Вот ещё одно чувство, вырванное из глубин подсознания этим психом. Я ревновала сестру к нему. К тому, кто мог страдать и плакать из-за её смерти, потому что я не могла.

Быстро отвернулась, когда встретилась с ним взглядом, это оказалось слишком невыносимо. Отчего-то теперь я испытала вину перед ним, за то что в закрытом гробу лежит Ви, а не я.

– Откройте, – требовал парень, явно не поверивший в историю с сестрой. – Ты разыграла этот цирк для меня? Я не тупой, Ви. Я готов принять твой отказ, я уйду. Можешь дальше слушаться эту властную суку, но я-то знаю, то, что между нами – настоящее.

– Гнев и отрицание в одном флаконе, – бабушка даже бровью не повела, хотя властная сука было адресовано именно ей.

– Она запугала тебя, Ви? Пойдём со мной, семья Торнхарт защитит тебя.

– Шон Терренс Торнхарт, довольно! – осёк парня старый слепой ворон. – Вианора Теймроуз мертва, не строй из себя идиота при всех. Ты сам нашёл её тело, не веришь собственным инстинктам?

– Это все очередная жестокая игра, дядя.

– Тогда посмотри внимательнее, не заставляй всех вокруг считать того, в чьих жилах тоже течёт кровь Эшрейвеном слепцами. Эта девчонка пуста, – с нажимом произнёс мужчина.

Шон снова пригвоздил меня к полу взглядом, рассматривал что-то внутри меня, позади, сверху, пока шумно не выдохнул и подозрительно быстро согласился с своим странным родственником:

– Ты прав дядя. Миссиc Теймроуз, мне очень совестно за моё поведение. Скорбь превратила меня в безумца, – со стеклянным взглядом чеканил Шон, и только на меня он смотрел иначе, словно видел что-то такое, что оставалось незримым для остальных.

Лжец! Тебе же совсем не совестно сейчас! Да ты кайф ловил, когда вдавливал меня в мраморный пол.

Шон не остался на похороны и поминки. С явной натугой поклонился присутствующим, извинился за своё непростительное поведение и покинул холл. По громкому рёву мотоцикла быстро догадалась, на чём он сюда приехал. Подошла к окну и проводила удаляющийся от дома силуэт. И тут тоже не ошиблась, у Ви был крутой парень. Жаль его. Даже сильнее чем меня. С улыбкой отметила глубокий след от колеса на идеальной клумбе. Прощальный подарок от Шон Торнхарта.

Под проливным дождём, слуги бабули несли гроб к фамильному склепу, а мы с мамой жались друг к дружке под зонтом. С каждым шагом силы словно покидали её, а я не торопила, осторожно вела вперёд и старалась шептать что-то ободряющее.

В фамильный склеп мама не пошла. Привалилась к стене и отрешенно смотрела перед собой. Слуги протягивали ей зонты, предлагали какие-то капли, но она лишь слабо отмахивалась.

– Мама, ты заболеешь. Позволь им, – вмешалась я. Хоть мне и не нравились все эти безликие лакеи с их услугами, но это не повод оставить маму мокнуть под дождем.

Она сдалась, и я смогла на некоторое время отойти. Надеюсь, о ней позаботятся и не дадут простудиться, а то меня ждет непростая неделя. Когда мама болеет она хуже пятилеток, за которыми я присматриваю по выходным, ради карманных денег. Немного, но хватает на бензин для моей старенькой Ауди. На ней мы сюда и приехали не смотря на протесты бабушки. Она хотела отправить за нами своего личного водителя, но я сделала все по-своему, и теперь моя старушка, которой лет больше чем мне, мозолит всем глаза на парковке. Особенно бабушке своим несовершенством. Потертым треснутым бампером, мелкой паутинкой на лобовом стекле, на благородным серым цветом.

Внутрь склепа пускали не всех, да и многие попрощались с бабушкой еще в особняке, прикончили закуски и поехали по своим делам. Главное шоу они все равно посмотрели. Мое феерическое появление и псих, который чуть не отправил меня вслед за сестрой. Шея до сих пор болит. В зеркало бы посмотреться, там точно остались следы от его пальцев. Зато из гостей остался пугающий старик Эшрейвен и его немолодая сухая служанка. Вид у нее был настолько суровый, что сначала я приняла ее за госпожу. Она скрупулезно отчитывала таблетки, ругала своего хозяина, и тот виновато выжимал голову в плечи и безоговорочно слушался ее.

Я даже невольно улыбнулась, наблюдая за ними. Слишком уж эти двое были живыми во всей этой атмосфере фальши и показухи. Слишком живыми… в склепе. У моей семьи есть целый склеп. Никогда не привыкну к этому.

Чтобы понять насколько богата моя семья недостаточно взглянуть на наш особняк, в котором найдется целый этаж для слуг, дом для службы безопасности. Гараж с дорогими авто, кинотеатр, который не в каждом крупном городе-то найдется.

А ещё подъезжая я заметила вертолетную площадку.

Вам будет мало пройтись по паркам, садам и теплицам вокруг. У нас есть даже целый лес в распоряжении, и несколько рек протекает по землям семьи Теймроуз.

А ещё есть этот склеп, где золочеными буквами выведены имена и годы жизни моих предков. Пра-прадеды и пра-прабабки, дальние родственники и черт знает кто ещё, связанным с нами прочными узами крови и странной магии. Многоуровневая усыпальница хранила в себе останки почти все моих мало мальски известных предков. Исключения составляли лишь те, кто без вести пропал на войне, или в кораблекрушениях, или кто обесчестил нашу фамилию, лишившись исключительного права упокоиться здесь.

Не будет здесь и нас с ма. Мы две отщепенки. Не склонили голову перед величием Теймроузов, а я так вообще не унаследовала той самой магии, что должна была передаться мне через поколение. Все досталось сестре. Досталось так много, что её сердце не выдержало, и вот теперь она присоединялась к нашей родне. Гроб поместили в свободную нишу рядом с нашим дедушкой. Его я знала только по рассказам мамы. Он не был носителем фамилии и магии семьи Теймроуз, но его любовь к нашей бабушке была столь велика, что он отказался от своих корней и стал членом этой жуткой семейки. Дедушка Джордж едва дожил до пятидесяти. Обширный инфаркт настиг его во время утренней пробежки. Не помогли ни деньги, ни влияние, ни магия Теймроуз, он просто умер. Этот же диагноз прописали в истории болезни Ви. Не удивлюсь, если все члены нашей семьи мрут от “обширного инфаркта”. По рассказам мамы он был здоров, да и Вианора в соцсетях постоянно выкладывала фото со спортивных соревнований. Она была лучшая во всем. Бегала быстрее, прыгала выше своих одноклассников.

И вот инфаркт.

Я невольно погладила ладонью область сердца, и тут же поймала на себе слепой взгляд старика. Надеюсь, он больше не полезет ко мне в мысли. Меня не пугают и не удивляют способности этого тайного общества, но я бы с удовольствием вернулась поскорее в свой обычный мир без магии, дорогих особняков и неуравновешенных парней на байках.

– Она не отпустит тебя, Вивьен, ты же понимаешь?

Старик Эшрейвен все же влез ко мне в голову. А мне не нужно было обладать суперспособностями и ясновидением, чтобы догадаться, что говорит он о моей бабке. Еще бы она демонстрировала меня своим гостям как элитную кобылу. Разве что зубы показать не просила.

Но я свободный человек, бабке нечем меня запугать, чтобы я осталась. Сегодня же мы с ма сядем в мою ауди и вернёмся домой подальше от этого кошмара.

Без какого либо стеснения наблюдала за старым вороном, а он поглаживал надписи на мраморных плитах, изучал розы, которыми были украшены ниши. Даже он чувствовал что-то к моим предкам. Меня же охватывало лишь раздражение. Рядом суетились работники ритуальной службы. Они довольно грубо пропихивали гроб моей сестры в нишу и тихо переругивались между собой.

– Тяжелый, зараза!

Я ждала, что бабушка поставит их на место, и они будут вести себя достойнее с останками Ви, но они лишь распалялись и начали переходить границы.

– Её там со всем барахлом, что ли хоронят?

– Причуды богатых, потому они и строят эти склепы, чтобы никто не раскопал и не спёр ничего. Там внутри ещё один гроб, металлический с запаянной крышкой, потому так тяжело.

Нескромные смешки. Сделала шаг к ним навстречу, но тут же почувствовала у себя на плече сухую цепкую ладонь. Служанка семьи Эшрейвен крепко держала меня за плечо, а старик качал головой.

– Не стоит, Вивьен. Это их защитная реакция, чтобы с ума не сойти от такой работы. Каждый день они имеют тело с мертвыми. Шутки, единственное, что позволяет им отвлечься. Они не знали твою сестру, их неуважение адресовано не к ней, а к своей жизни.

– А вы её знали? – вдруг спросила я, чувствуя, что тугой узел в груди начинает понемногу слабеть, а слезы уже подступают к глазам. Чёртовы ритуальщики! Им удалось сделать то, с чем не справилась я сама. Мысль о том, что ни они, ни я не знала мою сестру и уже не узнаю никогда, злила меня, проносила тупую ноющую боль.

– Знал, заглядывай в гости. Я всегда рад скоротать время с интересным собеседником, – улыбнулся старик, и мне стало немного совестно за все свои плохие мысли о нем.

– Я сегодня же вернусь домой, господин Эшрейвен. Это наша первая и последняя встреча. Со смертью Вианоры больши ничего не связывает меня с семьей Теймроуз и вашим миром.

– Ты единственная наследница Авелин Теймроуз, не думай, что семья так просто отпустит свою… ветвь, – он повторил слова моей бабушки, и мои губы свело от усмешки.

– Мне не нужно все это, – я обвела рукой помещение склепа. – Как сказал ваш племянник, – при упоминании Шона Торнхарта, что-то зазвенело в груди, но я быстро взяла под контроль это странное чувство. – Я пустая. Во мне нет никакой магии, и ничего меня здесь не держит.

– Ты лукавишь, Вивьен. Что-то все-таки есть, и ты очень активно пользуешься своей силой,– тихо-тихо сказал старик.

– Это не ваше дело, и бабушке знать об этом не обязательно, – зашипела на него. – Я не извлекаю никакой выгоды в отличие от вас.

– Смотря что считать выгодой, мисс Рид. Для кого-то это богатый особняк с лесом, а для кого-то возможность снять стресс.

Я поджала губу, не ему учить меня!

– Ты права, – быстро согласился Эшрейвен. – Учить тебя должен не я, а кто-то из семьи Теймроуз. Твоя мама с этим не справится, остается только твоя бабушка. Но ей ты расскажешь сама о своей маленькой особенности, или…– Он кивнул на пустую нишу в стене. – Участь твоя незавидна, мисс Рид.

– Вианор жила здесь под крылом у бабули. Это уберегло её?

– Быть может, Вианора тоже не все рассказывала госпоже Теймроуз.

Я закусила губу. Он определённо что-то знает!

– Чашечка чая, мисс Рид. Я прошу у вас не так много, и я расскажу что-то важное, – он подмигнул мне, а затем служанка отвела его в сторону, чтобы скормить целую горсть таблеток. А дотянет ли он до нашей встречи?

Хочу ли я узнать что-то важное? Боюсь ли предостережений старого ворона? Вианору не уберегли ни врачи семьи, ни всемогущая бабка.

Работники ритуальной службы заливали бетоном нишу с гробом моей сестры и готовились установить мраморную плиту с гравировкой.

Цветы. Гроб. Сестра. Мысли. Вороны. Розы. Перья. Шипы. Кровь.

Шептал голос Вианор в моих мыслях. Её голос. Мой голос. Ждет ли меня та же судьба, и зачахнет ли род Теймроузов, если и моё сердце вдруг остановится от обширного инфаркта?

Проводили мою сестру в последний путь уже в молчании, слушая мерзкий чавкающий звук, с которым вливали раствор в нишу. Это все было ужасно не правильно. Ви словно навечно делали пленницей жуткого склепа. Двойной гроб, бетон, это не могила – это тюрьма. Мне хотелось растолкать всех и руками начать разгребать серую жижу, освободить сестру отсюда.

Это не правильно.

Все происходящее здесь не правильно.

Зачем я вообще сюда спустилась?

Не стала дожидаться конца этой бездушной процедуры, развернулась ко входу и взбежала по ступеням вверх прямо под освежающий осенний дождь. Подставила лицо к небу, и с удовольствием почувствовала влагу на своих щеках. Хоть так… Хоть немного избавиться этого могильного запаха.

Удовольствие длилось недолго над моей головой появился черный зонт, заботливо предложенный кем-то из слуг. Хотелось послать всех к черту, чтобы оставили меня в покое, но силы начали покидать и меня. Я лишь сдержано кивнула и позволила отвести себя в особняк. Меня осторожно усадили в гольфкар и покатили к дому.

– Ви любила играть в гольф? – я спросила парня, который сидел за рулем, и он вдруг вздрогнул и посмотрел на меня. Немного бледный, с темной россыпью веснушек на переносице и пушистыми ресницами. Из-под его вязаной шапочки пробивались каштановые кудри. Хорошенький. Но ему тут явно не место. Наш фамильный особняк сотрет с его лица эту живость и улыбку, вместе с озорными веснушками.

– Вы о юной леди Теймроуз? – он произнес это почти с религиозным благоговением.

– Рид! Её фамилия Рид, как и моя, – рыкнула на слугу, который ни в чем не был виноват.

Была. Она была Рид. А сейчас её больше нет. Была…

– Простите, госпожа. Я никак не мог знать о её фамилии. А в гольф она играла. Скверно играла, госпожа. Побила много окон в домике охране, а уж о машинах гостей вообще молчу. Ваша бабушка всегда ужасно ругалась, заставляла нас прятать клюшки. Но леди Вианор находила себе другую разрушительную забаву.

Не ожидала от этого парня таких откровений. Он вдруг осёкся, словно испугался, что лишнего наговорил и снова напустил на себя надменно холодный вид, что ему совсем не шло. Я же хотела обнять его. Ещё одна страница истории о моей сестре. Я словно стираю конденсат с ее портрета. До этого момента четкой там была лишь черная траурная лента, а теперь Ви стала чуточку живее и реальнее.

– Спасибо, – поблагодарила парня, чтобы он перестал грузиться, и он снова дёрнулся от моих слов, словно я кнутом его по спине стеганула.

– Не говорите госпоже Теймроуз, что я посмел открыть рот. Мне не следовало говорить без должного уважения о леди Вианор. Да и матушка меня точно заругает.

– Не скажу. Ни своей бабке, ни твоей матушке. Тогда и тебе совет. Беги отсюда. Они тут все сумасшедшие, – я покрутила пальцем у виска, надеясь, что мой спутник рассмеётся, но в его пустых глазах не было ничего кроме лакейской

покорности.

– Как скажете, леди Вивьен.

Мы подъехали к главному входу в дом. Парень помог мне выбраться из гольфкара, а после поспешил куда-то прочь от дома, даже не взяв с собой зонт.

Странный. Какие поручения у него могут быть в лесу в такую-то погоду? Потому что бежал он именно в лес. Даже имени его не спросила. А он был очень вежлив и по-настоящему добр со мной. Неважно, все равно я скоро уеду отсюда и больше не вернусь.

Толкнула двери в поместье. Внутри было тихо. Слуги прибирались, переставляли цветы, убирали посуду с закусками, вполголоса переговаривались, а завидя меня отводили глаза и склоняли головы. Лишний раз убедилась, что хочу поскорее сбежать отсюда, только бы найти маму.

Обошла гостиную, и уже собиралась подняться наверх, как увидела ее спящую на одном из диванчиков. Она подложила ладони под голову и напоминала ангелочка с фресок. Пухлые губки, щечки и завитки волос. После дождя пряди у нее всегда начинают закручиваться. Протянула к ней руку в каком болезненном желании облегчить ее состояние, но быстро отдернулась.

Что она будет чувствовать теперь, глядя на меня? Я точная копия ее безвременно ушедшей дочери, и если фотографии на можно убрать, чтобы унять скорбь, то я всегда буду рядом. Буду вечным напоминанием ее утраты. Да и самой от себя мне никуда не деться. От своего голоса, отражения в зеркале, собственного мятежного сердца.

– Не буди ее, Вивьен, – мягко попросила бабушка.

Она уже успела переодеться в домашнее, и больше не выглядела неприступной скалой. Алую помаду сменило что-то нюдовое, да и шпилек в волосах стало меньше, мягкой волной седоватые пряди падали ей на плечи.

– Сегодня вы останетесь здесь, – она не спрашивала, а констатировала факт. – Погода портится.

В подтверждение ее слов за окном вспыхнуло, а через несколько секунд раздались раскаты грома.

Интересно, тот парень вернулся? Я волновалась о слуге, хотя даже имени его не знала.

– Дождь мне не помеха, я и не в такую погоду ездила за рулем, – возразила я.

Ни секунды тут не останусь.

– Пожалей Беатриче, она только-только успокоилась, Вивьен.

– Дома она быстрее пойдет на поправку, – не сдавалась я и с вызовом глядела бабушке в глаза.

– Здесь тоже ваш дом, – напомнила она, а за окном снова угрожающе блеснуло. – Тем более нотариус еще не приехал, вы не можете уйти, не услышав оглашения завещание.

Мне совсем не понравилось ее “не можете". Еще как могу, могу, но… Меня в тот же миг пригвоздило к полу. Я чувствовала на себе силу убеждения Авелин Теймроуз, и хоть меня вселенная не наградила этим даром, но долгое время я могла противиться ему. Сейчас же ноги мои не слушались меня, а разум начал туманиться.

Хлопнули дверью, и бабушка с раздражением повернулась на звук, а я чуть выдохнула, избавившися от воздействия. На пороге стоял старик Эшрейвен со своей компаньонкой. Я видела, как губы Авелин кривятся от совсем не радушной улыбки.

– Редмонд, может быть чаю? Вы там не замерзли с Керри?

– Было бы чудесно, Авелин. Хочу ваш фирменный чай с шиповником.

– Я отдам распоряжение слугам.

Все их общение было натянуто вежливым, я же гадала, зачем на оглашение завещания остался старый ворон.

Ноги потащили меня вслед за бабушкой. Я вполне могла бы воспротивиться ее внушению, и уже чувствовала, как сбрасываю оковы, но решила подыграть и изобразить покорность.

– Что же ты задумала, Вианор, – искренне сокрушалась Авелин. – Зачем вписала его в завещание? Зачем связалась с Эшрейвенам и Торнхартами…

Я даже споткнулась. Ви имела какие-то дела с этим жутким типом? Теперь его приглашение на чай выглядело даже заманчивым, он явно был близок с моей сестрой, раз она упомянула его в такой важной бумаге. Но почему здесь нет самого Шона Торнхарта? Если он был чуть ли не женихом сестры, почему не остался на погребение и почему Вианор не включила его в завещание.

Снова вопросы. Может одна ночь в особняке не самая плохая идея? Узнаю перед отъездом хоть что-то иначе сойду с ума от догадок.

Очередная вспышка, и даже свет моргнул.