Loe raamatut: «Боевая экология. Как Greenpeace, WWF и другие международные экологические организации подрывают развитие России»

© ООО Издательство «Питер», 2020

* * *

Предисловие

От века тема взаимоотношений человека с окружающим миром была одной из самых востребованных в истории общественной мысли и никогда не теряла актуальности, потому что научная и социальная проблематика отношений человека и природы постоянно развивается в результате осмысления и анализа меняющихся условий и новых фактов.

Экология, то есть взаимодействие с окружающей средой, касается абсолютно всех аспектов жизни человека, затрагивает множество самых разнообразных и жизненно важных проблем. Ключевой концепцией авторов при анализе механизмов этого взаимодействия было целеполагание, понимаемое как в субъективном смысле (цели деятельности отдельных экологов), так и в объективном (глубинные социальные цели, достигаемые различными социальными группами через природоохранную деятельность).

Существует множество способов беречь окружающую среду. Как можно сделать выбор между этими различными способами? Только путем анализа их последствий в связи с достижением цели – освобождения человека и человечества от господства над ними материального мира? Известный марксистский теоретик и активист Джордж Новак подчеркивал, что «одни и те же особенности поведения, которые являются высшим благом для одной группы людей, в то же самое время являются величайшим злом для другой группы»¹.

Но все-таки то, что добро и зло относительны, вовсе не означает отсутствие разницы между добром и злом. Одно дело сказать, что экология является средством достижения высшей цели освобождения человека и человечества, а совсем другое – считать экологические требования абсолютной доминантой, которая оправдывает использование любых средств.

Преодолевая различные трудности, встающие перед людьми в процессе практического освоения природы, необходимо сознательно и рационально принимать решения с учетом всевозможных близких и отдаленных последствий вмешательства человека в природные процессы.

Так называемые боевые экологи, противопоставляющие себя технологическому прогрессу, не имеют отношения к подлинной защите окружающей среды, не понимая (или понимая, но сознательно не признавая и не принимая) глубокую диалектику триединства человека, общества и природы и возможных последствий все более полного овладения человеком грандиозными силами природы. Именно это единство и противостояние противоположностей и определяют степень приемлемости или неприемлемости для человечества тех или иных судьбоносных (и не очень судьбоносных) технологических решений.

Рассказывая об интеллектуальных истоках международного и отечественного экологического движения, методах влияния на общественное мнение и государственную власть, специфике его деятельности в России, авторы этой книги хотели показать опасность деструктивных сил, пытающихся под знаменем экологии остановить развитие нашей страны.

Мы разделяем тезис о том, что высшая цель экологии, как и любой гуманистической деятельности, – это самореализация каждого индивида, развитие и совершенствование человеческой личности, повышение уровня и качества взаимодействия человека и природы и уничтожение власти человека над человеком, то есть социального угнетения.

Любой автор, заканчивая книгу, рассчитывает на снисходительность читателей. Но вместе с тем мы пишем, чтобы нас читали, а не чтобы с нами обязательно соглашались: вот основополагающий принцип для нас. Споры по природоохранной тематике будут возникать неизбежно, но очень важно, чтобы слова не заменяли собой дела.

Авторы выражают глубокую благодарность большому количеству добровольных помощников, чью роль в деле сбора эмпирического материала для этой книги нельзя переоценить.

Введение

 
Безразлична
Природа-мать.
Равно светит солнце
На зло и благо,
И для злодея
Блещут, как для лучшего,
 

Месяц и звезды². Иоганн Вольфганг Гете

Маловероятно, что Российская Федерация в ее современном виде уцелеет. Неспособность России превратить прибыль от экспорта энергоресурсов в устойчивую экономику делает ее уязвимой к колебаниям цен на углеводороды. У РФ нет способа защититься от этих рыночных процессов. Учитывая структуру федерации, в которой прибыль от экспорта сначала идет в Москву и только потом перенаправляется местным правительствам, регионам будет доставаться очень разное количество этой прибыли. Это приведет к повторению советского опыта 1980-x и 1990-x, когда Москва утратила способность поддерживать государственную инфраструктуру. Все это заставит регионы спасаться от проблем самостоятельно, образуя формальные и неформальные автономные объединения. Экономические связи между Москвой и периферией ослабнут.

Decade Forecast: 2015–2025, Stratfor, 2015³

Это была бы чудесная сказка. Прискакал принц, весь такой в латах и на белом коне. Убил дракона, а люди на него набросились:

– Ты что наделал, окаянный? Кто ж нас теперь от принцессы защитит?

Внутренняя и внешняя политика любого государства представляет собой результат взаимодействия разнонаправленных интересов различных групп влияния. В странах Запада значительный вес принадлежит силам, которые ведут линию на противостояние России, какие бы политические формы ни принимала государственная власть в нашей стране. Некоторые эксперты даже считают, что напряженные отношения между Россией и странами Запада – явление не временное, это надолго, а так называемый «русский» вопрос в принципе не может быть разрешен, пока существует Россия.

«Сложилось впечатление, что холодная война разрешила русский вопрос, но это всего лишь впечатление. Если бы в 90-х годах XX века рухнула Российская Федерация, если бы она развалилась на множество мелких государств, российское могущество развеялось бы как дым, а с его исчезновением исчез бы и российский вызов Европе. Если бы американцы, европейцы и китайцы обрушились на Россию с целью ее уничтожения, русский вопрос был бы наконец решен. Но в конце XX века европейцы слишком слабы и разобщены, китайцы слишком замкнуты и поглощены своими внутренними проблемами, а американцы после 11 сентября 2001 года слишком отвлечены войной с исламистами для того, чтобы действовать решительно. Те действия, которые предприняты США, недостаточны и не сосредоточены. В сущности, эти действия лишь встревожили русских, предупредили их об огромной опасности, потенциально исходящей от США, и гарантировали ответ на эту угрозу», – писал основатель и руководитель частной разведывательной компании Stratfor, геополитик и стратег Джордж Фридман⁴.

Конечно, на Западе существуют и конструктивные силы, настроенные на взаимовыгодное сотрудничество и добрососедское сосуществование в Евразии. Однако, в том числе и в силу того, что они настроены миролюбиво, во внешней политике западных стран зачастую доминирует агрессивная «русофобская» линия, которая опирается на экономические интересы «хозяев жизни». «Россия, – считает Джордж Фридман, – огромная территория с огромным населением. Россия намного беднее остальной Европы, но у нее есть два актива – территория и природные ресурсы. Как таковая, эта страна вызывает постоянное искушение у европейских держав, которые видят в России возможность увеличить свою территорию и богатство за счет экспансии на восток»⁵.

На Западе хорошо понимают, что сохранение высокого уровня потребления ресурсов развитыми странами возможно только за счет других стран. У России, с ее ядерным щитом, отобрать ресурсы силой не получится, как это удалось сделать с относительно слабыми государствами, поэтому западные деятели будут предпринимать все возможные меры, чтобы русские отдали желаемое сами. То есть будут действовать уговорами, хитростью и обманом. «Предполагается, что, как и двадцать лет назад, мы все сделаем сами, своими руками. Сами доразворуем, отдадим, сдадимся на милость победителя. Далее – хаос из десятков карликовых демократий, который должен стать источником еды для пусть и уставших, но “цивилизованных” западных стран, а также жерновами для перемалывания уже органической составляющей России – многоэтнической имперской нации русской культуры, то есть собственно русского народа», – пишут авторы монографии «Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию»⁶.

Печально известный Збигнев Бжезинский считал, что «для европейцев Сибирь могла бы обернуться тем, чем Аляска и Калифорния, вместе взятые, стали в свое время для американцев: источником огромных богатств… Чтобы удержать Сибирь, России понадобится помощь, ей не под силу одолеть эту задачу самостоятельно в условиях переживаемого ею демографического спада и новых тенденций в соседнем Китае. Благодаря масштабному европейскому присутствию Сибирь могла бы со временем превратиться в общеевразийское достояние, использование которого происходило бы на многосторонней основе»⁷. «В книге “Великая шахматная доска” (“The Grand Chessboard”, 1997) он прямо говорит о расчленении России на три государственных образования. Сибирь с ее природными ресурсами, по Бжезинскому, не должна находиться под контролем Москвы»⁸.

По правилам неоколониальной политики должны найтись те, кто в силу жажды власти и богатства, из-за наличия компромата на себя, а иногда – просто по невежеству или тщеславию поможет захватить контроль над богатствами нашей страны. А идеологическим обоснованием послужит экология. «Экологические проблемы дают много примеров того, как экологические принципы были применены теми, кто представляет интересы самого крупного капитала», – пишет в своей книге «Зеленые капиталисты» Микаэль Нюберг⁹.

В авангарде неоколониализма – «боевые экологи». Это не активные защитники природы, а циничные и целеустремленные агенты влияния на зарплате транснациональных корпораций. Это рейдеры и спекулянты, действующие в своих интересах. На протяжении десятилетий они проникали в высшие эшелоны науки, бизнеса и власти развитых стран – и сегодня диктуют политику по отношению к остальному миру. Боевые экологи контролируют чиновников и политиков, они формируют научное знание и экспертное мнение, их поддерживают журналисты. В России боевые экологи держат курс на окончательную деиндустриализацию и африканизацию нашей страны. Их влияние сохраняется, хоть и намного слабее, чем в 1990-х, когда они проникли в высшую власть России. На пике могущества им удалось заблокировать важнейшие энергетические, промышленные и инфраструктурные проекты, такие как высокоскоростная железнодорожная магистраль Москва – Санкт-Петербург. Им почти удалось добиться запрета ядерной энергетики, они упорно добивались от «мирового сообщества» переноса Сочинской олимпиады. Активно противодействуют боевые экологи освоению природных богатств Арктики и решению проблемы мусора, протестуя против строительства современных мусоросжигательных заводов по европейскому образцу.

Сегодня на международных экологических конференциях активно продвигается теория о том, что природные ресурсы – это якобы общее достояние человечества. Она ставит под сомнение национальные суверенитеты, утверждая право западных государств вмешиваться в дела других стран, если там природные ресурсы используются – с точки зрения Запада – «неэффективно».

Сейчас этот подход проявляется, например, в нефтяной отрасли, где началась борьба за подчинение транснациональному капиталу национальных нефтяных компаний (прежде всего в странах ОПЕК, но и России не следует быть слишком самоуверенной: мы на очереди). Имеется в виду, что нефть – это богатство не ливийского, иракского или российского народа, а тех, кто считает, что может ею наиболее эффективно распорядиться, то есть англо-американских нефтяных монополий. И мы видим, что они уже не стесняются применения оружия, захватив контроль над иракской и ливийской нефтью¹⁰.

Корни этой экологической концепции глубоки. Еще в 1937 году Уинстон Черчилль официально заявлял: «Я не считаю, что собака на сене имеет какое-либо право на сено, даже если она очень долго на нем лежала. Я не признаю за ней такого права. Я не признаю, например, что большая несправедливость была совершена по отношению к красным индейцам Америки или черным аборигенам Австралии. Я не признаю, что несправедливость была совершена по отношению к этим людям, потому что более сильная раса, более высокоразвитая раса, более мудрая раса, скажем так, пришла и заняла их место»¹¹.

Но если раньше «более мудрая раса» захватывала территории с помощью стеклянных бус и ружей, то сегодня она делает это благодаря экологической «повестке».

Природоохранная деятельность исходит из объективной дилеммы: с одной стороны, человек по самой своей сущности неизбежно будет изменять природу в процессе практического преобразования реальной действительности, а с другой – для существования человека необходимо сохранение ее основных свойств.

Окружающая среда крайне изменчива, и универсальные, единые для всех стран и групп людей, принципы экологической деятельности невозможны. Для России, с ее огромными и разнообразными территориями, особенно сложно выработать универсальные экологические правила прямого действия, поэтому не должно быть места «экологической» истерии или «зеленому» экстремизму.

Тем не менее не прекращаются попытки международных экологических организаций навязать нам западные лекала экологического modus operandi.

В России «боевые экологи» продвигают политику деиндустриализации, сдерживания экономического развития России, депопуляции Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока, разжигания социальных конфликтов и межнациональной розни.

Конечно, в нашей стране с охраной окружающей среды не все обстоит гладко. Экологи у нас есть, и их немало, но доминирующую их часть представляют «боевые экологи». Они гиперактивны в публичном пространстве и представляют собой своего рода религиозный орден борющихся и обличающих. Есть версия, что эти экоактивисты – носители не выстраданных, а вычитанных (или подсмотренных на «Ютубе») идеалов. «Вычитанные (или подсмотренные на ютубе) моральные качества, – замечает известный публицист Виктор Мараховский, – вообще куда современней выстраданных. Их обладателем можно стать просто путем зачитывания соответствующей шахады»¹².

Экологическая присяга в версии Мараховского звучит примерно так: «Безоговорочно принимаю все ценности экологии и противников глобального потепления. Обязуюсь всемерно с искренней ненавистью осуждать нарушителей ее высоких принципов!» Всё. «С осуждением у них трудностей не бывает… С ненавистью тоже – но ненависть не бывает вычитанной, она всегда базируется на личном опыте». В силу крайней ограниченности личного опыта «их ненависть всегда несет тяжелые фрейдистские черты. Поэтому она: а) выборочна и б) имеет облик инфантилизма, неподвластного взрослению (сами боевые гуманисты называют это принципиальностью)»¹³. Они любят славу, шумиху и деньги, источником которых рассматривают благотворительные акции; они организуют сети и фонды, ходят по потенциальным меценатам и устраивают модные мероприятия в пользу природы.

Отличительной чертой настоящего отечественного боевого эколога является ненависть к экологической политике: в первую очередь, своего собственного государства, во вторую – союзников своего государства и лишь в третью, угаснув до простого неодобрения, – к экологической политике противников своей страны, причем этим противникам боевые экологи всегда пытаются найти оправдание (тут же обнаруживая понимание их причин, мотивов и исторических обстоятельств, которое начисто смывается экологическим пафосом, когда они начинают судить собственное государство). Причины такой странной солидарности вполне очевидны. Противники своей страны (любые) действительно рассматриваются боевыми экологами как «свои» – ведь сами они противостоят тому же государству. В «экологическом сообществе» не принято стесняться зарубежного финансирования – оно воспринимается как нечто само собой разумеющееся¹⁴.

Боевые экологи «любят повторять, что им “стыдно” за действия своего государства – однако в данном случае речь, безусловно, идет не о стыде. Стыд есть чувство глубоко дискомфортное, в то время как “стыд за свое государство”» экологов явно воодушевляет. «Если говорить прямо, – поясняет Мараховский, – то их “стыд” – всего лишь злорадство, исполняемое на благородных щах»¹⁵.

Экология как фашизм

15 марта 2019 года вошел в историю благополучной и зажиточной Новой Зеландии как один из самых темных дней.

Во время пятничной молитвы в 13:40 по местному времени в мечети Аль-Нур в тихом городке Крайстчерч раздались выстрелы. В прихожан стрелял 28-летний неонацист, австралиец Брентон Таррант, который вел трансляцию происходящего на «Фейсбуке». Спустя двадцать минут он продолжил расстрел в Линвудском мусульманском центре. Всего в результате кровавой бойни погиб пятьдесят один человек, было ранено сорок девять.

За несколько минут до своего преступления Таррант разослал «манифест», в котором признавал себя «экофашистом». «Окружающую среду разрушает перенаселение. Не мы, европейцы, перенаселяем мир, а захватчики. Убивайте захватчиков, боритесь с перенаселением и тем самым спасайте окружающую среду», – писал «крайстчерчский стрелок».

Издание Vice¹⁶ объясняет: «Экофашизм» – это идеология, которая переживает возрождение в крайне правых кругах и возлагает вину за разрушение окружающей среды на перенаселение, иммиграцию и развитие промышленности¹⁷.

Украинский перевод «манифеста» Брентона Тарранта, в котором заметное место уделяется экологизму (источник фото намеренно не указан во избежание пропаганды идей нацизма)

Многим может показаться странным само сочетание экологии и фашизма в одном слове, ведь с фашизмом связаны самые темные страницы новейшей истории человечества, а вот экология воспринимается как что-то светлое и жизнеутверждающее.

На самом деле эти два явления очень тесно связаны. У фашизма и экологии общие идейные корни и отцы-основатели. В развитых странах с момента своего появления на протяжении многих лет экология была побочным детищем самых реакционных идей – социального дарвинизма, евгеники и мальтузианства. Охрана природы для основателей экологии подразумевала прежде всего ее защиту от «варварского использования» неарийскими расами. По мнению первых западных экологов, в защите нуждалась и сама белая раса.

История природоохранного дела

Даже в самых примитивных обществах существовали ограничения и запреты, связанные с использованием природных ресурсов. Святые места, рощи, урочища, озера, родники охранялись как участки подлинной заповедности в разных районах нашей планеты. И сейчас коренные и малочисленные народы стремятся сохранять такие места.

Заповедные участки имели не только культовое, но и самое непосредственное практическое значение (зачастую охотхозяйственное). Североамериканские индейцы создавали подобия сезонных заказников для бизонов, некоторые африканские племена – для антилоп или слонов, австралийские аборигены – для кенгуру, северные народы – для тюленей; на острове Вайгач¹⁸ рядом со святилищами «дикие ненцы» запрещали охотиться и даже срывать цветы, и так далее.

По мере развития общественных отношений менялось и отношение к охране природы. Как в Западной Европе, так и в Киевской Руси, Московском княжестве, царской России создавались территории, предназначенные для охоты: государевы займища, потешные луга, потешные острова. Возле Москвы такими были Кунцевская местность, Сокольники, Измайловский зверинец, Лосиный остров, в окрестностях Петербурга – Заячий ремиз, Гатчинская охота и другие.

Еще одной причиной, по которой люди охраняли природу, была забота о лесе. Задолго до промышленной революции древесина стала одним из важнейших ресурсов развития, особенно для морских государств. Герой английских баллад Робин Гуд был браконьером в королевском Шервудском лесу (который англичане позднее вырубили под корень), а известная местная футбольная команда называется в его честь «Ноттингемский лес» (Nottingham Forest). И в России именно лесозащита была поставлена ранее других природозащитных практик. Еще в 1701 году Петр Первый подписал первый лесоохранный указ, запрещающий расчистку лесов на расстоянии 30 верст от сплавных рек с целью сохранения строевого леса для кораблестроения.

В европейской культуре фактически с начала эпохи германского романтизма (с конца XVIII века) прослеживаются истоки природозащитных идей в виде преклонения перед первозданной природой – им, к примеру, пронизана вся немецкая культура этого времени: от вносившего в понимание природы идеи развития, самодвижения, взаимодействия, продуктивности, полярности и восхождения¹⁹ Гете, Новалиса, считавшего, что «поэт постигает природу лучше, нежели разум ученого»²⁰, и Малера, чья программная Третья симфония говорила «об устройстве мира, единении природы, человека и божественного духа»²¹, – до философов Гердера и Шеллинга. Романтики восхищались самоценностью и красотой природы, не подвергшейся воздействию человека.

Американские индейцы подносят дары природы. Даже в примитивных обществах существовали запреты, связанные с использованием природных ресурсов

Переселившийся в Париж, ублажающий буржуазную и аристократическую Францию времен Луи-Филиппа и пропагандирующий их классовые интересы Винченцо Беллини в знаменитой каватине «Casta Diva» в опере «Норма» вкладывает в уста главной героини – античной друидской жрицы – благоговение перед «древними священными деревьями»²².

«Культурно-образовательные и туристические походы и лагеря в сельской местности, – пишет видный шведский эколог Торд Бьорк, – широко охватили многие классы, и с начала XX столетия развилась молодежная контркультура, которая объединяет опыт природы с культурным самовыражением, как в движении “Вандерфогель” (Wandervogel, “Перелетная птица”) в Германии»²³.

Об ущербе, нанесенном природе в результате промышленной революции, сожалели по всей Европе. Благоговейное отношение к природе, к примеру, отобразил в своих работах шотландский историк, писатель и философ Томас Карлейль, утверждавший, что «природу не обманешь»²⁴. Романтическому натурализму Карлейля присущ космизм – стремление объединить микрокосм «являющейся» природы со вселенской природой и вечностью, тождественными духу²⁵. В изобразительном искусстве Британии возникло целое художественное движение прерафаэлитов, основанное на стремлении вернуться в доиндустриальную эпоху.

В 1824 году в Великобритании было создано Общество защиты животных, а первая международная экологическая организация – Международный комитет по защите птиц (ICBP) – была основана в 1922 году²⁶. Строго говоря, первой международной природозащитной организацией все-таки было основанное в 1903 году в Англии Имперское общество сохранения дикой фауны: его создала английская аристократия и другие представители высшего общества, которые, в массе своей, были заядлыми охотниками, а потому получили в народе меткое прозвище «застенчивые мясники»²⁷.

Право на охоту было одной из феодальных привилегий, которую потребности промышленного развития ставили под угрозу. Высшим классам общества нужны были неэкономические меры защиты своих классовых привилегий от требований экономического развития общества. До сих пор охота на лис в Англии считается привилегией настоящего аристократа.

Император Петр I за работой, художник Василий Худояров. В России лесозащита была поставлена ранее других природоохранных практик

В конце XVIII века в Англии и Шотландии появились идеи создания «английских парков» (в противовес упорядоченным «французским паркам») как идеализированной природы. Из числа ныне существующих заповедников старейшим признан Йеллоустоунский национальный парк в США, организованный «для блага и радости нации» в 1872 году.

На самом деле, национальные парки в Америке не являются уголками девственной природы. Йеллоустоун, к примеру, был «зачищен» от коренных обитателей – индейцев, которые-то как раз и жили «в полной гармонии с природой». Первый директор американской Национальной службы природных парков Стивен Мазер отмечал, что задачей его службы является «содержать парки в состоянии, близком к тому, в котором их создал Бог». В то же время Мазер выступал за развитие парков для туризма, что означало строительство домов отдыха и дорог.

Американский исследователь Дуглас Вайнер подчеркивает, что первоначальным стимулом для создания национальных парков в США было желание сохранить «захватывающий пейзаж гор, ущелий и геологических причуд (geological freaks)» – то, что историк национальных парков Альфред Ранте назвал «монументализмом». Со времени своего основания парки в Соединенных Штатах предназначались для удовольствия туристов и утешения элит. До сих пор национальные парки в США широко используются именно для рекреационных целей – рыбной ловли, рафтинга, каякинга, пешего туризма.

Что касается живой природы, то «идеальным животным было нечто крупное, стоящее вблизи от групп и благородно позирующее на среднем расстоянии на фоне горных вершин или развлекающее туристов своими “симпатичными” проделками, – иронически отмечает Томас Данлэп. – Никто не думал о парках как заповедниках для всех видов в равновесии, диктуемом природными силами»²⁸. В этом, в частности, и состояло различие между путями развития природоохранной деятельности в США и СССР, где во главу угла ставилось исследование существующих биоценозов.

Утро в лесу, художник Фрэнсес Флора Бонд Палмер. Первой международной природозащитной организацией стало Имперское общество сохранения дикой фауны Соединенного королевства, основанное заядлыми охотниками – аристократами

И действительно, акцент на «демонстрационной фауне» (display fauna) в Штатах был столь значителен, что в парках проводились обширные кампании по истреблению хищников и других «вредных» жизненных форм, которые могли бы быть опасными или могли испортить впечатление любителей развлечений²⁹.

«На протяжении долгого времени лидерами охраны природы на Западе оставались охотники», – свидетельствует американский писатель Рэймонд Боннер³⁰. В 1887 году 28-летний будущий президент США Теодор Рузвельт собрал на званый ужин своих компаньонов по охоте, в результате появился клуб Boone and Crockett Club, одной из целей которого была защита крупной дичи в стране. Членом клуба мог стать только тот, «кто в честной погоне с винтовкой убил одного из представителей американской крупной дичи».

Боннер напоминает, что в 1900 году министры иностранных дел колониальных держав, представленных в Африке, подписали первое международное соглашение о защите природы. В преамбуле соглашения, которое считается предвестником ныне действующей Конвенции 1973 года о международной торговле видами, находящимися под угрозой исчезновения (Convention on International Trade in Endangered Species – CITES), зафиксировано доминирующее на тот момент отношение к защите природы. Европейские колониальные государства подписывали соглашение, «желая избежать безраздельного убийства и обеспечить сохранение в своих владениях в Африке разных форм животной жизни в диком состоянии, полезных или безвредных для человека»³¹.

Соглашение 1900 года поощряло убийство определенных видов животных: лев, леопард, дикая собака и пятнистая гиена. Британские колонисты считали их вредными. В 1930-х леопард был изъят из списка вредных животных Кении, но не по воле белых, а по инициативе местного населения, так как из-за истребления леопардов расплодились разорявшие посевы бабуины и дикие свиньи.

Таким образом, на Западе первые заповедники в современном понимании создавались из морально-эстетических (в развитых странах) и охотхозяйственных (в колониях) соображений. В 1948 году ЮНЕСКО выступила с инициативой образования Международного союза охраны природы (в 1956 году переименованного в Международный союз охраны природы и природных ресурсов). Эта организация отражала очень тесную связь между обществами охраны природы и правительствами, включая в свой состав как добровольные ассоциации, так и государственные учреждения³².

Российская и советская концепция охраны природы в заповедниках изначально фокусировалась на иных задачах – в первую очередь, научного изучения первозданной природы. В 1895 году выдающийся ученый-почвовед В. Докучаев выдвинул идею создания степных целинных заповедников, при которых он предлагал учредить специальные научно-исследовательские станции для детального наблюдения за естественными процессами³³. Это были бы своего рода природные эталоны, дающие возможность сравнивать ход почвообразовательных и других процессов с теми, которые имеют место на землях, преобразуемых с хозяйственными целями. Именно по этому пути и стало развиваться заповедное дело сначала в царской, а потом и в советской России.

К концу XIX века природоохранной деятельностью начали заниматься научные сообщества, созданные в начале столетия: Московское общество испытателей природы (создано в 1805 году), Российское минералогическое общество (1817), Общество для поощрения лесного хозяйства (1832). Известный украинский эколог В. Борейко подсчитал, что к 1917 году в стране насчитывалось три сотни краеведческих, естественнонаучных и чисто природоохранных объединений с общим количеством участников до 45 тысяч. Из них наиболее заметными были Постоянная природоохранительная комиссия Императорского Русского географического общества, Всероссийский союз охраны природы при Ассоциации русских естествоиспытателей и врачей, Российское общество покровительства животным с его сотней отделов, несколько десятков детских «Майских союзов» по охране птиц³⁴. На момент Октябрьской революции в России существовало около 30 государственных, общественных и частных заповедников общей площадью 1 миллион десятин.

После революции 1917 года работа по созданию заповедников в различных географических зонах страны активизировалась. В предвоенные годы в большинстве заповедников развернулись интенсивные научные исследования, причем не только по изучению охотничьих животных, но и в области ботаники, лесоводства, почвоведения. Закладывались метеорологические станции и посты, водомерные пункты, различные наблюдательные площадки и стационары. После войны количество и площадь заповедников в СССР постоянно возрастали.

Научный принцип создания заповедных участков, провозглашенный В. Докучаевым и получивший развитие в работах видных отечественных ученых (таких как Г. Морозов, И. Бородин, Г. Кожевников, В. Талиев), позволил объединить хозяйственный и морально-эстетический подходы к защите природы. Если охотничьи заповедники и заказники создаются в целях сохранения дичи, а охрана памятников природы ставит своей задачей спасение уникальных объектов, сохранение красоты и разнообразия естественных ландшафтов, то научный принцип делает возможным решение обеих этих задач³⁵.