Tasuta

Без спасения нет вознаграждения

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Ночь выдалась тихой. Когда наступил рассвет, и алый диск солнца окрасил море в розовые тона, Хэнли погасил фонарь. Где-то вдали кричали чайки, за окном открывался потрясающий вид на безмятежное море, и Хэнли заворожённо вглядывался в горизонт, размышляя о прошлом – светлом и не очень. Но вскоре усталость взяла своё, и Хэнли спустился вниз, с грустью отметив, что в былые годы преодолевал винтовую лестницу быстрее и легче. Добравшись же до спальни, он рухнул на первую попавшуюся кровать и забылся сном, едва голова его коснулась подушки.

Ему снился шторм. Такой яростный и свирепый, что казалось, будто это последний шторм в его жизни. Рядом с маяком проплыл огромный корабль. Так близко, что Хэнли отчётливо видел огни кают. И в каждой из них заливался плачем младенец.

Напуганные, с перекошенными от крика круглыми личиками, они визжали, всхлипывали и тянули к Хэнли свои крошечные ручки. Он хотел убежать, убежать как можно дальше. От бури, от маяка, от леденящих душу воплей. Но земля тряслась и ходила ходуном – твердь превратилась в бушующее море, и Хэнли едва держался на ногах, не в силах сделать и шага.

Из дурного сновидения его выдернул голос Кратчли, отчётливо прозвучавший у самого уха: «Уноси отсюда ноги, Хэн. Убирайся с острова, пока ещё не поздно».

Хэнли вскочил в кровати и завертел головой.

– Тоби? – с надеждой позвал он. – Тоби, это ты?

Ответом была тишина. Хэнли глубоко вздохнул и потёр заспанные глаза. Оказалось, что проспал он всего три часа. Не надеясь заснуть вновь, Хэнли прошёл на кухню и сварил крепкий кофе. С кружкой живительного напитка в руках обошёл все комнаты, словно потерял что-то важное, но не мог вспомнить, что именно. Дом утопал в золотистых лучах солнца, и с трудом верилось, что совсем недавно четверо людей пропали здесь без вести.

Хэнли прокручивал в голове все возможные варианты. Может, на ребят напали контрабандисты? Или кто-то из них – Бекел раздражён. Я и Рид стараемся успокоить его. — сошёл с ума и расправился с остальными, а затем свёл счёты с собственной жизнью? Не давала покоя и запись о шторме… Но даже если так, с трудом верилось в то, что опытная команда могла спасовать перед стихией и наделать глупостей.

Декабрьское солнце светило ярко, но не грело, и в комнате было неприютно и зябко. В камине тлели угли, и Хэнли подбросил дров. Огонь весело затрещал, разрывая тягостную тишину пустого дома. Хэнли уселся на стул, вытянув ноги к камину, и допил остатки уже остывшего кофе.

Но ни весёлое потрескивание поленьев, ни скрип балок под натиском морского ветра не спасали от гнетущей атмосферы. Наоборот, их стенания сводили с ума. Хэнли резко поднялся на ноги и зашагал из угла в угол, стараясь топать как можно громче. Устав нарезать бессмысленные круги, он вернулся в спальню и осмотрелся. Вокруг царил беспорядок, и Хэнли переходил от одной кровати к другой, поправляя скомканные одеяла и подушки, пока не зацепился взглядом за уголок тёмно-синего блокнота, торчащего из-под тонкого матраса.

Он достал пухлую тетрадь и покрутил в руках. Мелкий убористый почерк, которым кто-то исписал желтоватые страницы, оказался незнакомым. Тоби Кратчли писал небрежно, размашисто; слова под пером Оливера Рида, который порой заменял главного смотрителя и тоже делал пометки в вахтенном журнале, хаотично скакали, наклоняясь то вправо, то влево. В том, умел ли писать Саймон Бекел, Хэнли и вовсе сомневался. Значит, справедливо рассудил он, этот блокнот принадлежал журналисту. Хэнли порылся в памяти, пытаясь вспомнить имя. Миллз, кажется… Да, Эймонн Миллз.

Его Хэнли видел лишь однажды, в офисе Тринити-хаус – да и то мельком. Молодой паренёк с пышной копной медных волос. Невысокий, щуплый, сутуловатый, с крупными очками на носу. Таким не место на маяке, подумал тогда Хэнли, и, видно, оказался прав.

Он открыл случайную страницу, и от первой попавшейся на глаза строчки по телу пробежала нервная дрожь: «…я возненавидел маяк и его обитателей задолго до того момента, как оказался заперт на этом Богом забытом острове».

Шальная мысль острой иголкой кольнула сердце: не мог ли этот самый Миллз расправиться со смотрителями, раз они пришлись ему не по нраву? Но Хэнли быстро отогнал столь нелепые домыслы: такой хиляк не справился бы ни с кем из команды Кратчли.

«Он мог подсыпать в еду крысиный яд», – не унимался противный голос внутри.

Чтобы узнать виновен ли Миллз, следовало прочесть дневник бумагомарателя полностью. Но для начала Хэнли направился на кухню: при упоминании еды желудок свело от голода. Сделав наспех пару сэндвичей, Хэнли вернулся в спальню, на ходу откусывая большие куски: ему не терпелось вернуться к записям Миллза. Он плюхнулся на кровать, но тут же подскочил.

– Какого чёрта? – выпалил он от неожиданности.

Хэнли мог поклясться, что бросил тетрадь на прикроватную тумбочку, но теперь она лежала на кровати.

– Не сходи с ума, Хэн, не сходи с ума, – пробормотал он.

Аппетит резко пропал, и Хэнли отложил в сторону недоеденный сэндвич, затем осторожно сел на кровать и бережно взял в руки дневник Миллза, словно тот был живым существом. Существом, способным больно кусаться и царапаться.

Первые записи датировались последними числами ноября, и Хэнли лишь бегло пробежался по ним взглядом. Миллз изливал на листках бумаги душу, жалуясь и причитая на свою горькую судьбу: редактор не ценил его талант, арендатор не входил в тяжёлое положение и не шёл на уступки, а отец юной леди, в которую Миллз был влюблён, не желал родниться с жалким голодранцем.

Хэнли раздражённо пролистал ещё несколько страниц: его совсем не интересовали подробности личной жизни журналиста. Наконец, он нашёл нужную дату.

«9 декабря, воскресенье

Прошли почти сутки, как ржавое корыто, несправедливо носящее столь прекрасное имя «Даэна», доставило меня на Маллэнд. Но я возненавидел маяк и его обитателей задолго до того момента, как оказался заперт на этом Богом забытом острове. Клянусь жизнью, если бы не грозившее мне увольнение, я ни за что не согласился бы на подобную авантюру. Подумать только, мне предстоит пережить шесть недель заточения на крошечном клочке суши с тремя неотёсанными грубиянами».

Хэнли дёрнул плечами. Ему не нравилось, что какой-то непонятный тип плохо отзывался о его ребятах.

«В пути меня настигла морская болезнь, – продолжал ныть Миллз, и Хэнли ухмыльнулся, радуясь страданиям наглого мальца. – Да так сильно, что я пришёл в себя лишь этим утром. Но никто и не подумал проявить сочувствие. Наоборот, всё это время смотрители измывались надо мной и выдавали непристойные шуточки по поводу моей слабости. И это о них-то я должен писать хвалебные оды?! Это они-то “доблестные морские стражи”?»

Хэнли покачал головой. Смеяться над юродивым, конечно же, неправильно, но это вполне похоже на ребят. Во-всяком случае, Саймон Бекел вполне мог подтрунивать над бедолагой. И всё же своеобразное чувство юмора не делало его плохим человеком.

«От берега до дома смотрителей можно попасть, лишь поднявшись по крутому склону. У меня в руках был тяжёлый чемодан, но никто не предложил помощи, и всю дорогу я тащил его сам, хотя едва стоял на ногах после морской качки.

Канцелярские крысы из Тринити-хаус обещали, что меня встретят, как почётного гостя, но едва я преодолел недомогание, как старый плут, Тоби Кратчли, взвалил на меня всю грязную работу!