“На маяке нет места лодырям и белоручкам”, – заявил он и потребовал, чтобы я убирался в доме и помогал на кухне. Будто я нанимался на роль экономки!».
Хэнли засмеялся в голос, хлопнув ладонью по ноге. Другого от Кратчли он и не ожидал. Этот человек не знал слова «усталость» и не позволял никому бить баклуши, даже особо важным гостям.
«10 декабря, понедельник
Кажется, я простудился. Хотя это и немудрено: погода на острове всегда ветреная и сырая.
В перерывах между навязанной работой я пытаюсь заговорить со смотрителями, чтобы собрать материал для статьи, но они лишь отмахиваются. Все трое постоянно чем-то заняты. Казалось бы, какие дела могут быть на маяке? Просто включай да выключай фонарь вовремя, но это далеко не так».
Хэнли кивнул сам себе, соглашаясь с прочитанным. На маяке всегда есть работа: то стены побелить, то дрова заготовить. Каждый день находится что-то, требующее внимания или ремонта. Миллз невольно напомнил Хэнли, что его ожидала куча дел и никого, с кем можно было бы их разделить. Хэнли нехотя отложил дневник и встал с кровати.
До позднего вечера Хэнли занимался хозяйством, и лишь когда пришло время подниматься на башню, вернулся за дневником. Вновь ему показалось, что тетрадь лежала не на своём месте. Хэнли был уверен, что оставлял её в спальне, но теперь обнаружил её на столе в гостиной.
«Надолго ли хватит моих сил?» – со вздохом прошептал Хэнли, решив, что от переутомления его начала подводить память.
Он вышел из дома и, спасаясь от колкого дождя, поднял ворот лёгкого пальто – совсем не подходящего для ледяных ветров Маллэнда. Земля размокла и прилипала к подошвам, ноги Хэнли скользили и разъезжались в стороны. Всю дорогу ему казалось, что кто-то наблюдал за ним. Кожей он ощущал на себе чей-то взгляд – тяжёлый, пристальный, хищный. В какой-то момент ему почудилось хлюпанье шагов. Но вместо того, чтобы обернуться, Хэнли ускорился. Дикий, первобытный страх не позволял ему остановиться. Следовавший позади не отставал, и, не выдержав, Хэнли побежал, спотыкаясь и поскальзываясь на мокрых травяных кочках.
Наконец он добрался до башни, рывком распахнул дверь, и, залетев внутрь, быстро запер её на засов. Спустя всего мгновение кто-то с силой ударил в дверь с другой стороны так, что Хэнли отскочил на пару шагов назад.
Сердце бешено колотилось, в висках стучало, и казалось, будто стук этот гулким эхом отскакивал от стен башни. Хэнли постоял ещё немного, прислушиваясь, но всё стихло. Тогда он поднялся наверх и выглянул в маленькое оконце.
Ветер гнал по небу рваные облака, и они то закрывали луну, погружая остров во мрак, то, наоборот, позволяли земле утонуть в серебряном свете. В один из таких моментов Хэнли померещилась чья-то тёмная фигура. Кто-то стоял напротив маяка и смотрел прямо на него, Хэнли. Но тучи вновь заслонили ночное светило, а когда то место вновь озарилось лунным сиянием, странная фигура исчезла.
Хэнли потёр лицо ладонями и затряс головой, пытаясь сбросить наваждение.
– Там никого нет, – шептал он, сотрясаясь от нервной дрожи. – Не сходи с ума, Хэн. Не сходи с ума. Там никого нет и не было.
Он несколько раз глубоко вздохнул и, собравшись наконец с духом, принялся за работу, больше не решаясь выглядывать из окна, а когда луч яркого света пронзил темноту, поспешно заперся в вахтенной комнате и вернулся к дневнику Миллза.
«Я попросил разрешения подняться на башню, чтобы взглянуть на фонарь, но мне грубо отказали. Как же могу я писать о маяке, ни разу не взглянув на его сердце?
Я не могу посмотреть на фонарь, не могу нормально поговорить со смотрителями. Всё, что мне остаётся – наблюдать за ними со стороны. Пожалуй, это похоже на работу натуралиста, описывающего поведение диких горилл в естественной среде обитания.
Главный на маяке – Тоби Кратчли. Он часто говорит о жене и детях, ждущих его в Англии. Этакий примерный семьянин. Не понимаю, почему он не подыщет другую работу, если с таким трудом переживает разлуку. Надо признать, Кратчли действительно похож на заботливого папашу. Он постоянно следит за остальной командой, правда, и гоняет своих «детишек» будь здоров. Всё свободное время проводит за книгами.
Его помощник, Оливер Рид, на вид мой ровесник. Не знаю, долго ли эти двое работают вместе, но из них вышел неплохой дуэт. Рид частенько предугадывает указания Кратчли. Остёр на язык, быстр и ловок. Любит скрасить вечер игрой на скрипке, хотя играет посредственно.
Саймон Бекел – неотёсанный мужлан и моя головная боль. Он постоянно высмеивает и издевается над моей беспомощностью, когда дело доходит до физических нагрузок. Сам же Бекел не блещет интеллектом, зато с лёгкостью справляется даже с самой тяжёлой работой. К моему счастью, в те редкие моменты, когда Бекел не занят делами, он уходит к берегу рыбачить в одиночестве».
Хэнли снял очки и потёр переносицу. Пока что записи Миллза не приносили никакой пользы. Всё, что журналист писал о смотрителях, Хэнли знал и так, ведь он лично нанимал каждого из них на службу. Но в одном Хэнли убедился точно: он выбрал правильных ребят, ведь немалая часть смотрителей считает, что единственное спасение от скуки на маяке – спиртное, а не чтение или музыка. Но такое развлечение частенько приносило одни проблемы.
Косые струйки воды стекали по оконному стеклу – дождь набирал обороты. Хэнли надеялся, что дело не дойдёт до шторма.
– Ну, конечно! – воскликнул Хэнли и вновь нацепил очки на нос. Если Кратчли писал о буре, то и Миллз тоже должен упомянуть о ней в своём дневнике.
Он бегло просматривал страницу за страницей в поисках записей, датированных пятнадцатым декабря, но прежде, чем добрался до них, его внимание привлекли другие строки.
«12 декабря, среда
Вновь попросил разрешения подняться на башню. И вновь отказ. В этот раз Бекел наплёл что-то о кровожадном Генри – призраке старого смотрителя, который убивает любого чужака, посмевшего взглянуть на святую святых – фонарь маяка.
Промаявшись полдня от безделья, я решил прогуляться по острову. Жалкий клочок суши настолько мал, что его можно обойти меньше, чем за час, и настолько скалист, что даже вездесущие чайки обычно обходят эти безжизненные земли стороной.
Я направился прочь от маяка и почти дошёл до самого края обрыва, когда увидел едва различимую тропу, уводившую вниз, к побережью. С трудом спустился по склону, поросшему невысокой жёсткой травой. Тропинка над кручей привела меня к небольшому гроту, и в нём я увидел большой камень, испещрённый странными символами и рунами.
Я подошёл ближе, и меня обожгло лютым, замогильным холодом. Это показалось странным, ведь день выдался тёплым. Но воздух вокруг буквально звенел от мороза. Я протянул руку, желая прикоснуться к странному камню, но тут за спиной раздался голос Рида.
– Не трогай.
От неожиданности я отступил. Следовало бы потребовать объяснений, почему Рид пошёл за мной, но вместо этого, снедаемый любопытством, я спросил:
– Что это?
– Алтарный камень, – нехотя ответил Рид.
– Кто установил его? – задал я очередной вопрос, не сводя взгляд с камня.
Рид молчал, словно раздумывал, стоит ли ему отвечать или нет, но в конце концов сказал:
– Поговаривают, остров этот всегда принадлежал фейри. И камень тоже принадлежит им. Поэтому не стоит тревожить Фо-а.
– Кого? – я совсем не понимал, о чем он говорил.
– Просто не приходи сюда больше, – рассердился Рид. – Пойдём. Пора готовить обед.