Уходить совсем не хотелось. Диковинный камень завораживал, притягивал к себе. Но ещё ни разу я не видел добряка Рида таким раздражённым, и, не став спорить, вернулся вместе с ним к маяку.
За ужином как бы невзначай я заговорил о найденном камне и Фо-а, кем или чем бы он ни был, но ни Рид, ни остальные ничего не ответили – лишь обменялись быстрыми взглядами».
В задумчивости Хэнли почесал щетинистый подбородок. Он смутно помнил, что Фо-а называли злобных духов, так или иначе связанных с водой, но не припоминал, чтобы Рид и тем более Крачли всерьёз верили в детские сказки.
От долгого чтения при тусклом свете резало глаза, и Хэнли решил дочитать дневник завтра. А ещё отыскать загадочный камень, о котором писал Миллз.
Но долгие, упорные поиски не принесли результата. Хэнли обошёл весь остров вдоль и поперёк, но так и не нашёл алтаря феечек (как, впрочем, и следов ночного визитёра, о котором Хэнли не забывал ни на минуту). Всю дорогу назад уставший, продрогший до костей, Хэнли вполголоса костерил на чём свет стоит Миллза, Рида, а заодно и Кратчли с Бекелом.
Вернувшись домой, он нашёл флягу с бренди и, обнявшись с ней, не отходил от камина до самого вечера, пока не пришла пора подниматься на башню.
Хэнли вновь взял с собой дневник, но на этот раз решил не терять время и сразу же нашёл записи, датированные пятнадцатым декабря.
«Сегодня вновь поругался с Бекелом. С утра этот тип ходил мрачнее тучи, придираясь ко всем вокруг. Слово за слово лёгкая перебранка переросла в крупный спор, к которому в конце концов присоединились даже Кратчли и Рид. Они пытались успокоить Бекела, но тот как с цепи сорвался.
Накрапывал мелкий дождик, но я больше не мог находиться в одном доме с этим неотёсанным болваном и решил прогуляться. Никто не останавливал меня.
Бесцельно я бродил по острову, пока вновь не оказался у колдовского камня. Ноги сами привели меня к нему.
«Не трогай!» – эхом пронеслись в голове слова Рида.
Внезапно меня захлестнула волна ярости. Я злился на тупицу Бекела, на Рида и Кратчли, на редактора, затащившего меня на этот чёртов маяк.
«НЕ ТРОГАЙ!» – звенело в ушах. Громче, настойчивее.
Но от этого предостережения лишь сильнее захотелось не просто прикоснуться к загадочному алтарю, а осквернить его, разрушить до самого основания.
Я пнул камень. Несильно – лишь слегка задел носком ботинка. Затаив дыхание, замер в ожидании суровой расплаты Фо-а, о которых говорил Рид. Но ничего не произошло, и я ударил вновь, уже сильнее. И ещё, и ещё… Никогда прежде я не испытывал такой потребности к уничтожению.
Сперва камень стойко сносил все атаки, но после пятого или седьмого удара, пошатнулся, после девятого – развалился на части.
Утолив острую жажду разрушения, я почувствовал себя лучше, но лишь на пару мгновений. Осознание того, что я только что натворил, навалилось на плечи тяжким грузом. В панике я бросился бежать – подальше от грота, от поруганной святыни, от должного возмездия неведомых богов.
Но небеса не разверзлись, земля оставалась под моими ногами каменной твердью, и понемногу я успокоился, окончательно убедившись в том, что алтарь тот был никакой не святыней, а простым булыжником.
К вечеру поднялся шторм такой силы, что даже привычные к бурям смотрители с трудом сохраняли остатки самообладания. Залило весь двор, вокруг дома и маяка образовалось целое озеро. С западной стороны вода поднялась почти до окон. Затопило кладовую и подсобку.
Рид зовёт меня: хочет, чтобы я помог спасти остатки провизии. Кратчли заявил, что, если вода не прекратит прибывать, придётся взять всё необходимое и укрыться в башне».
От возбуждения Хэнли ударил ладонью по раскрытой тетради. Вот оно! Миллз написал о дьявольской стихии – значит, Рэнд ошибался по поводу Кратчли. Шторм действительно бушевал, но почему же ничего на острове не напоминало о нём? Даже упомянутые Миллзом кладовая и подсобка находились в идеальном состоянии.
Подошло время проверить фонарь, но Хэнли не мог оторваться от чтения. Почерк Миллза изменился: стал крупным, торопливым, местами совсем неразборчивым. Рука журналиста дрожала.
«Не помню, как и когда я заснул, но разбудили меня жуткие крики. Комнату заливал серый утренний свет. Выбежав из спальни, я увидел, как Кратчли, покраснев от натуги, удерживал Бекела около распахнутой двери.
– Не дури, Саймон! Нельзя соваться туда просто так!
—Оливер там! – не унимался Бекел, вырываясь из хватки смотрителя. – Ему надо помочь!
Я перевёл взгляд правее и только тогда заметил, что снаружи дом окутал плотный туман. По спине пробежал холодок: я осознал, что пронзительные вопли, разбудившие меня, принадлежали Риду.
– Ты же видишь, творится какая-то чертовщина! – пыхтел Кратчли, стараясь вразумить обезумевшего товарища. – Надо всё обмозговать!
Но ему так не удалось остановить Бекела – ни уговорами, ни силой. Выскользнув из ослабшей хватки, он схватил ружьё и выбежал из дома.
Я хотел спросить, что произошло, но в этот момент раздался жуткий протяжный вой. Бекел, не успев отойти и на пять футов, резко остановился.
– Саймон! Вернись в дом! – крикнул Кратчли, но Бекел замер как вкопанный.
– Этого не может быть, – вдруг взвыл он, вскинув ружьё. – Не приближайтесь!
– Кто там, Саймон? – не на шутку перепугался Кратчли. – Кого ты видишь?
Но Бекел не отвечал, будто и не слышал вовсе, что к нему обращались. Из-за белёсого тумана я с трудом различал его фигуру.
– Убирайтесь, проклятые твари! Исчезните! – кричал он кому-то, кого мы с Кратчли не могли видеть. Впервые за время нашего знакомства я услышал в голосе Бекела испуганные нотки.
У самой двери послышался утробный рык. Прогремел оглушительный выстрел, а в следующий миг, хрипло вскрикнув, Бекел свалился на землю – тварь, должно быть, обладала не дюжей силой, раз с лёгкостью сшибла с ног такого здоровяка. Бекел истошно кричал, судорожно отмахиваясь от неведомого зверя в тщетных попытках сбросить с себя.
Кратчли бросился к товарищу и, схватив его за руки, с трудом затащил в дом. Тонкая нить тумана белой змеей ползла вслед за ними.
– Закрой дверь! – рявкнул смотритель, и не сразу я сообразил, что он отдал распоряжение мне.
Но страх приковал меня к земле – словно заворожённый, я рассматривал струйки молочного тумана, что зловеще вились над кровавой полосой, тянувшейся за Бекелом.
– Чего стоишь как истукан?! – гаркнул Кратчли, хлопнув дверью. Призрачные завитки растаяли, и я, тряхнув головой, наконец сбросил оцепенение. – Быстро неси бинты и согрей воды, да побольше!
Бекел лежал на полу в луже собственной крови. Грудь его была разодрана чьими-то мощными когтями, на шее зияла отвратительная рваная рана: чудовище вырвало клок мяса.
– Я… – прохрипел Бекел, едва двигая посиневшими губами. – Хотел… Спасти…
Он закашлялся, и кровь полилась из раны пульсирующими толчками, окрашивая всё вокруг тёмно-вишнёвым.
– Помолчи, Саймон, помолчи, – склонился над ним Кратчли, прижимая ладони к глубокой ране. – Тебе нельзя разговаривать.
– Но вода… – в беспамятстве продолжил Бекел, – слишком холодная…а мешок – тяжёлый. А они всё скулили…скулили.
Он вновь зашёлся хриплым кашлем, а я, будучи не в силах смотреть на подобные мучения, выбежал из комнаты. Я сделал то, что велел Кратчли, но, вернувшись с кувшином воды и полотенцем в руках, обнаружил, что в них уже не было необходимости. Саймон Бекел покинул этот мир.