Loe raamatut: «Холмов трагических убийство», lehekülg 15
– Не думаю, что ты хочешь продолжать разговор со мной, Донлон. Но раз ты пришел…
– Кто такой Оскар Перри? Он ведь тоже был участником Семерки, и только попробуй соврать нам! – собравшись с мыслями и пропустив реплику Говарда, спросил Джон.
– Он! Безликий!? – еле сдерживал смех Вилли. -Прости, что заставляю тебя выглядеть неловко, но ты сам понимаешь, что сказал? Зачем кому-то из Семерки убивать кого-то из Семерки.
– За этим мы пришли к тебе.
– Пфф! Конечно же он не из нас, вы совсем спятили? В свое время он наделал делов… Все время следил за нами в Гранд-Энде, за нашей шайкой.
– Ты тоже ездил туда? – вспомнил обратные слова Говарда шериф.
– Ну конечно же! Как же легко вас обмануть! Этот Перри всегда знал, что мы совсем не обычные посетители, и потому доставлял массу проблем. Потом мы какое-то время не ездили туда, и он исчез. Сначала, признаюсь, мы хотели его убить, но потом…
– Вы его убили. И убили весьма неординарным способом.
– Что? Не-ет, я в этом не участвовал. Если бы участвовал, вы бы немедленно узнали об этом. Подумайте, как я могу выбраться отсюда?
– Ты, может, и не участвовал, но отношение к этом непосредственное имеешь.
– Интересно какое же! – воскликнул заключенный, отрицая любые домыслы детектива.
– С этим нам еще предстоит разобраться. Его точно не отравили, подделывание крови – пустая трата времени. Но и ранений я не заметил, не мог найти место, откуда могло возникнуть кровотечение. Мы исключаем любые проявления огнестрельного оружия, так как на звук выстрелов немедленно прибежал бы хозяин той гостинички.
– Сломать шею, удавить – есть множество способов тихо и незаметно убить человека так, чтобы вокруг него осталась кровь. – начал размышлять Вилли.
– И зачем ты нам это говоришь?
– Потому что мне нет смысла скрывать что-либо. Это совершил не я, а значит мне должно быть плевать на это все, на того, кто это сделал, и что с ним будет.
– Ты помогаешь раскрыть дело, в котором сам замешан?
– Трактуй как хочешь, рано или поздно все мои намеки раскроются, как будто бы в один миг повернутся все ключи ко всем потайным дверям.
– Не терпится уже привести тебя в зал слушания, когда твоя участь станет очевидна. – проворчал Джон.
– Не говори так, ты что, до сих пор не понял, что мы с тобой похожи?
– Еще что-нибудь есть по Оскару?
– Ты должен благодарить меня за то, что после всего того, что произошло между нами, я тебе помогаю.
– Это все в прошлом, и ты сам это знаешь.
– Иногда в него полезно смотреть. Если бы ты был чуточку умнее, то давно понял бы это.
– Или если бы был чуточку чудаковатее… Ну так что, о Перри ты больше ничего не знаешь?
– Даже если знаю, то вам об этом не скажу, дневная доза напутственных слов исчерпана. Могу поболтать с тобой о чем-нибудь другом. – он начал легко качаться на стуле, мотая головой.
– Нет уж, спасибочки. Болтать с тобой – это как прием у неправильного психолога – вместо того, чтобы отмывать тебе мозг от всякой дряни, он, наоборот, заставляет тебя привыкнуть к ней. – с этими словами Джон быстренько подтолкнул остальных и отправился в коридор, откуда бы никакие возгласы Говарда не были слышны.
– Он точно имел доступ к убийце Перри, в этом я уверен на сто процентов. – заверил всех шериф. -Он точно знал об убийстве.
– Как ты это понял? – еще сомневаясь, спросил Бенсон.
– Удушье, Перри умер от него, и Говард это знал. Он не соврал, она его задушила, потому что других объяснений его смерти я не вижу.
– Но тогда зачем ему раскрывать это?
– Возможно, хотел предать своих сообщников.
– Но зачем? Это ведь настоящее…
– Сумасшествие? Я так не думаю. Он, как я начинаю догадываться, затеял что-то хитрое, что-то такое, что должно удивить нас.
– Мне кажется, он просто псих. – обобщил свою позицию Бенсон.
– Нет, Мик, вы не правы! – возмутился Сол. -Вилли совсем не дурак. Он знает, что делает, и продумывает каждый свой шаг. Он ловко обходит нас, а мы даже не замечаем этого.
– Хм… – улыбнулся детектив и закурил сигарету. -Или не он обходит… В любом случае личность он довольно противоречивая.
– Все мы такие. – глубоко вздохнул Джефферсон, положив руку на плечо Солу. -И ничто не сможет нас изменить. Разве что мы сами.
Планк вырвался из-под ладони друга и подбежал к Джону.
– Ну так… может быть ты нам расскажешь?
– Время еще не пришло, Сол. Скажу тебе одно: если бы я жил только по закону, то я бы во-первых не был счастлив, а во-вторых уже бы мертвым разлагался в тюрьме. И между прочим, первое произошло бы не из-за второго.
– А что, если время не придет никогда?
– Тогда ты сам разберешься во всем этом.
– Но так нельзя! Оставлять свои проблемы на душе других?
– Слишком уж многого в этой жизни нельзя… Давай без лишних вопросов, хорошо?
Планк немного замедлил шаг, но это было бесполезно – они уже стояли у машины в полной готовности продолжать расследование.
– Дорога до Грасиас долгая, у нас еще есть около трех дней, чтобы бездействовать. – зная каждую, даже самую утоптанную тропинку в городе, сообщил Мик.
– Не называй это словом “бездействовать”, нам всем так или иначе нужно отдохнуть. – согласился с идеей напарника шериф. -Так что на (сколько тебе хватит, Джон, сколько хватит?) два дня остановимся в участке, заодно, может быть, закроем какие-нибудь дыры.
Все сели в патрульную, она выехала на прямое возвышающееся шоссе, перед этим круто повернув и оттого чуть не упав в с моста, и поехала вперед. И не был бы это конец главы, если бы не вечерний закат солнца, нежданно-негаданно появившегося из-за туч.
Это солнце! Такое солнце! Даже сейчас не до конца верю в увиденное. Оно было не красное или оранжевое, оно было точно розовое, я точно помню его! Думаю, если бы я сказал о его цвете кому-то другому, меня сочли бы за идиота. А может, солнце для всех свое, может оно необязательно должно быть оранжевым? Кстати интересно, солнце состоит из огня или оно лишь покрыто им? Судя по тому, что оно ОЧЕНЬ горячее, смею предположить, что это самый настоящий огненный шар. Тогда почему оно виделось мне розовым? Да уж… лучше как можно быстрее забыть об этом.
Из книги “Дело о Безликой Семерке”
Они вернулись в участок поздно вечером, когда везде уже было темно и безлюдно. В отделении лениво читали что-то за столом и попивали чашки кофе двое с виду не очень важных человека. Оба с завистью посмотрели на прибывших и уткнулись обратно глазами в стол.
– Вы трое. – обратился Джон к детям. -Можете идти домой, завтра утром я позвоню вам, нужно будет обсудить план.
“План”, как же меня взбесило это слово! – подумал Сол. -Как же часто я его уже за последнюю неделю слышал. Разве не лучше всего, когда плана нет? Если его нет, значит ничто не может провалиться, верно?”
– Конечно, разумеется. – вынужденно ответил он и приуныл.
Приуныл то ли от неискренности шерифа, то ли оттого, что не может сказать то, что думает, как бы не пытался.
– Жду не дождусь твоего звонка. – Сол постучал пальцем по револьверу и вышел из участка.
Джон зашел в свой кабинет и тихо, почти незаметно закрыл дверь.
– Ну и чего вы ждете? – спросил Бенсон у оставшихся Паркинсонов. -Разве вы не должны бежать за ним?
– Мы не можем так, сэр; постоянно нас обходят стороной, никто никогда не замечает нас.
– Оу! Не надо так, это совсем не…
– Нет, Мик, мы устали от этого. Планк видел в нас потенциал, а потом вмешались вы. Вы затмили его, а вместе с тем – и нас. – возразила Луна.
– Неужели в расследовании можно затмить кого-то? Оно ведь в равной степени важно для каждого из нас.
– Но принесет оно “для каждого из нас” что-то свое, и это нужно понимать. Хватит смотреть на нас, как на ходячих помощников, которых вы используете при нужде. Мы – такие же детективы, как и вы.
– Ну это вы преувеличили…
Напротив лба шерифа появилось дуло. Чуть выше – два испуганных голубых глаза, смотрящих в саму душу Бенсона.
– Что-то приходит со временем, а для чего-то есть лишь неуловимый момент. – пистолет, тот самый пистолет из подвала, резко уставился в пол. -Нет, я не могу!
– Вот и хорошо. – тот похлопал оробевшую Луну по голове и тепло улыбнулся. -А теперь идите-ка по домам, вам нельзя находиться тут.
Джефф нахмурился, но больше поделать ничего не мог. Он открыл стеклянную дверь и, подождав когда сестра выйдет на улицу, последовал за ней. Они, какой бы зловещей не была к ним судьба, пошли среди пучины рассеивающихся облаков, открывающих путь к земле.
– Такие забавные! – воскликнул себе Мик и пошел в свою комнату. -Думают, что смогут раскрыть что-то. Нет уж, об этом позаботимся мы. Точнее я один.
Смерть приходит неожиданно, как и жизнь.
Но в отличие от смерти, жизнь выбрать нельзя.
Ежесекундная стрелка часов и… Ба-дамс!
Из книги “Дело о ̶Б̶е̶з̶л̶и̶к̶о̶й̶ Чертовой Семерке”
Глава 17
Звон
Будильника,
Проснись!
“Да
Сквозь землю
Провались!”
Не судьба
Нам быть
Вдвоем,
Пока
Всех мы
Не убьем!
Сол ударил пальцем по стеклу часов. Звон не прекращался. Он, смотря в подушку, ударил по будильнику, и тот упал с прозрачного стола на деревянный пол. Раздался стук, но звон прекратился.
– Опять это солнце! – подняв голову, прикрыл лицо руками Сол.
Он посмотрел на часы, а стрелка на них уже не двигалась. Планк опять вспомнил, что он еще жив и такие пустяки еще вечность будут злить его, и пошел на кухню.
– Ты в курсе, что поднял на уши весь дом? – спустился к проснувшемуся Джефферсон.
– Весь дом – это три человека, Джефф. Я думаю, вас не ждет крах, если вы проснетесь на несколько часиков пораньше. Скоро должен позвонить Джон.
– Мм… этот самонадеянный старик?
– Ч-что? – не поверил услышанному Планк. -Как ты можешь говорить так о шерифе?
– Я устал быть подопытным кроликом!
– Но я не понимаю, о чем ты…
– Не понимаешь, потому что сам им являешься. Донлон и Бенсон нас используют!
– Но не будем ведь мы идти против них, обесценивая все то, что мы уже проделали?
– Нет, просто нужно дать понять им, кто тут главный.
– Ну и кто же? – с вопросительной жалостью посмотрел Планк на своего друга.
– Ты, Сол! Ты тот, кто взял их в это расследование, и не должен забывать об этом! Должен показать, что мы не…
– Звучит как начало восстания, не замечаешь? Джефф, мы всегда были с Джоном очень близки, разве я могу ему перечить?
– Конечно можешь! Твоя близость не должна мешать тебе смотреть на людей объективно, ты оправдываешь его правоту близостью с тобой, разве не это безрассудство?
– Нет, я так не могу. Не могу рисковать нашей дружбой.
– Ну и зря, Сол. Жизнь без риска, как печенье без сахара. И если хочешь продолжать так жить, то боюсь, рано или поздно наши дороги разойдутся.
– Разве это одно может повлиять на это?
– Не знаю… мы оба многого еще не знаем.
– Как и любой другой человек… Кажется, мы разгадали правду всей жизни. Как думаешь, в чем ее смысл?
– Да достал ты меня со своими дурацкими вопросами! – резко сменил позицию Джефферсон и развел руками в сторону. -Уж точно не в том, чтобы его искать.
– Тогда зачем же этим вопросом все время задаются?
– Ну не знаю. Может, потому что все вокруг откровенно лишь делать вид, что придают жизни какой-то смысл?
– А-а-а. – протянул Сол. -И он становится ложным ее смыслом, кажется я начинаю понимать.
– Этого я не говорил, но пусть будет так. Как думаешь, скоро все закончится?
– Ты говоришь об этом, как о ночных кошмарах, которые снятся тебе вот уже на протяжении месяца.
– Не подумай, просто это так изматывающе!
– А что мы сделали, чтобы уставать? – начал вспоминать все Планк. -Что сделали ты и я, чтобы истратить все свои силы? Вот я, например, в самом разгаре…
– Думаю, не станет секретом, если я скажу, что боюсь за свою жизнь. Я не хотел говорить вам всем, но по ночам я все время слышу шаги, они исходят откуда-то сверху… или снизу, я не могу понять. Мне страшно, что в одну ночь может не стать не только меня, но и вас с Луной! Я не могу выйти, потому что боюсь, что не успею защитить вас от опасности.
– Ты сказал только сейчас? – возмущенно надул щеки Сол.
– Я до сих пор не уверен, было ли это на самом деле. Может, они слышались мне, я не знаю, но нам срочно нужно что-то делать. Либо убегать…
– Нет. – уверенно отказал Планк. -Отступать мы ни в коем случае не будем. Мы зашли достаточно далеко, чтобы возвращаться в начало.
– Знаешь ли, иногда лучше вернуться, чем поплатиться за дерзость своей шкурой.
– Ты как-то пессимистично настроен. Вспомни того Джефферсона Паркинсона, который вместе с “расхитителем богатств” Солом Планком промышлял самые изощренные кражи в городе!
– Это было не так уж и давно, всего полтора-два года назад, и тогда мы не очень-то задумывались о наших поступках.
– А что сейчас мешает тебе начать делать то, что ты по правде хочешь?
– Я не хочу оставлять одну Луну, ты не понимаешь насколько она мне дорога. – обернулся в сторону лестницы Джефферсон. -А тогда, как я уже сказал, мы не думали о том, что будет завтра.
– А разве не лучше просыпаться и не знать, что ждет тебя сегодня?
– Просыпаться и допускать, что именно сегодня вся жизнь покатится черту? Спасибо, мне такого существования не надо.
– Ладно, ладно! Что ты там говорил про шаги? – сменил тему разговора, не желая больше спорить с товарищем, Сол.
– Каждую ночь, каждую. Ты не заметил пропавших листов?
Тут Планка охватила паника. Он совсем и позабыл, что забыл не только вчера проверить рукопись, но и вовсе – не открывал тающий в себе множество сконцентрированных мыслей сундук. Его глаза раскрылись от удивления, а сам он начал размахивать руками в стороны, не в состоянии произнести ни слова. Он уже предвкушал, что обнаружит, открыв роковой ящик.
Незнание ужасающей правды лучше его незнания, да ведь? Но оно вовсе не означает, что этой правды не существует, верно, Сол? На мой взгляд, знать, что она существует, но не знать какая она, намного хуже, чем ее принятие. Ты уже начинаешь кружить над стаей гиен, и с каждым преодолимым метром, ты теряешь высоту. Скоро вы всей компанией окажетесь в пасти у свирепых охотников на наживу. Советую вам как можно скорее заканчивать свое расследование, иначе, обещаю, ваша жизнь превратится в настоящий предсмертный полет.
Представь, что вместо того, чтобы быть съеденным, ты получишь две пули – одна в ногу, другая – в живот, чуть ниже печени. Так ты будешь умирать мучительной смертью, и мне это чертовски нравится.
Планк поднялся на чердак, и подошел к изливающему интригу сундуку. Он машинально схватил ключ под ним, не ощутив, что его положение изменилось, и стал поворачивать его в замочной скважине.
Чирк! и Солу оставалось только открыть крышку, за которой было то, чего он так боялся – правда о его незнании. “Долой промедление!” – подумала Планк и открыл ящик. Его ожидало не еще одно известие о пропавших листах, и даже не его отсутствие. На верхней странице он увидел большую надпись, написанную будто бы кровью: хвосты букв продолжались куда-то вниз, чуть ли доходя до края листа, а цвет их был то ли бурым, то ли алым, точно разобрать было нельзя – их смешение не поддалось тонкому анализу Сола, он лишь уставился на само послание: “Планку, вору из уголка, в котором нет места счастью”.
Стоящий за юношей Джефферсон, кажется, уловил каждую извилистость настроения своего товарища. Он точно с таким же ужасом прочитал эту надпись, и чуть было не сделал шаг назад – прямо в люк, ведущий на пол. Сол медленно отложил в сторону первый лист, и за ним посмотрел на второй. Сначала он обратил внимания на его номер – “36”. Было понятно, что злоумышленник неспроста поменял порядок листов, если, конечно, не украл все до этого. Внизу страницы, после всего текста, написанного карандашом Сола, следовала синее, очевидно, выполненное ручкой, сообщение.
– Ты тоже будешь корить себя, Сол. Будешь кататься по полу в полном понимании того, что натворил… ты не уйдешь от беспощадного рока, что в один прекрасный день разделит твою дорогу на до и после. Кто бы то ни был, он знает все про нас, абсолютно все.
– Я об этом и говорил, Сол. Мне страшно за свою жизнь, за твою и Луны!
Но Планк не мог ответить ни слова. Он перелистнул страницу и увидел:
“И когда-то ведь весь упрямый твой мозг,
За момент разлетится на щепки,
Но вынужден закончить я свой монолог,
Все слова ты запомнишь навеки”.
Каждая новая страница дополняла другую, их номера будто бы складывались воедино, но появляющийся шифр не означал совершенно ничего. Каждое написанное незнакомцем слово будто бы проваливалось в чертоги разума Сола и утопало в его бесконечных просторах. “36, 78, 23, 12, 7, 43”. – прочитывал Планк, смотря на номера страниц. Он не успевал осмыслить смысл предыдущих, как ужасался видом нового, затем следующего, и так, пока не долистал до последней страницы, с номером “1”.
– Все неслучайно. Во всем этом нет никакой случайности, тот, кто следит за нами, постоянно продумывает все, что делает.
– Да, Сол, в отличие от нас. – не мог не согласиться Джефферсон. -Нет времени на промедление.
– Ты слышал шаги этой ночью?
– Да, говорю же – шаги были здесь каждую ночь. – взмыл руками вверх Паркинсон.
– О, ну почему же все нельзя было сказать раньше? Что, черт возьми, останавливает нас всех? Так, нужно подумать.
– Не надо думать, нужно просто заканчивать все это. Не удивлюсь, если через пару недель, а может быть и дней, кого-то из нас уже точно не будет в живых.
– Отчасти ты прав, но вместо того, чтобы закончить расследование, мы быстренько доведем его до конца.
– Но как ты это сделаешь? Ты уже два месяца пытаешься его раскрыть, а у тебя ничего не выходит. Ты не знаешь, насколько могут растянуться сроки. Одно потраченное лето не стоит жизни человека!
– Для нас это какие-то два месяца, а для Донлона – целая жизнь.
– Донлон – убийца собственной жены, как ты можешь доверять этому человеку, быть преданным по отношению к…
– Он мне как отец, Джефф, разве ты этого не понимаешь? Для меня его история начинается с того, что наши взгляды встретились, тогда я даже не мог сказать и слова. Он спас меня, если бы не он, то…
– Откуда ты знаешь, что не он убил твоих родителей? Ты хоть знаешь обстоятельства их гибели, Сол!? Я не хотел напоминать тебе об этом, но ты не оставляешь мне выбора.
– Зачем ему это делать? Неужели он такой же идиот, как и все преступники?
– Нет, просто он не чувствует цену убийства. Это вовсе не означает, что он идиот.
– Нет, он не мог сделать этого, как бы он потом смотрел мне в глаза.
– Знаешь, легко простить себе убийство, когда оно совершено не полностью по твоей вине.
– Ого, знаток в убийствах, я смотрю, нашелся! Как ты можешь так говорить?
– Чтобы понять убийцу, не обязательно быть таким же, как он. Достаточно лишь иметь похожие взгляды на жизнь.
– А как же вкус крови, который кардинально меняет человека, как же вкус мести?
– Да нет никакого вкуса ни крови, ни мести. Все эти мифы понапридумывали себе сами преступники, чтобы их свершение казалось еще более высоким.
– Высоким?
– Ну да, настоящие убийцы никогда не убивают просто так. Если человек не дорожит жизнями других, то вот он – идиот. Но это не делает убийц человечными, они по-прежнему поистине ужасные люди. Джон, например. У него явно была причина убивать свою женушку, ни один нормальный человек не сделал бы этого просто так.
– Почему ты не допускаешь вероятности несчастного случая?
– Потому что это не оправдание. Если человеку все равно на остальных, у него намного больше шансов убить, чем у человека, который…
– Тогда может ли убийца сразу ненавидеть всех и при этом иметь четкую мотивацию?
– Ненависть и безразличие – разные вещи, Сол. Но отвечая на твой вопрос, разумеется, да. Ненависть не такое сильное чувство, как может показаться. Вот одержимость, пусть даже одержимость какой-то великой идеей, она-то может сыграть злую шутку на десятках других людей. Одержимый не перестает действовать даже тогда, когда понимает, что ему вот-вот придет конец.
– И что происходит в конце?
– Смерть одержимости приводит в действие самоуничтожение человека изнутри. Когда он теряет то, ради чего он существовал, то есть предмет его одержимости, если выражаться чуть менее экспрессивно, то он начинает поедать всего себя. Так он продолжает до тех пор, пока от него не останется живого места. В буквальном смысле. Все это может сопровождаться неконтролируемостью чувств, поступков…
– Ладно, не продолжай. Противно все это слушать. Так ты… предлагаешь нам сдаться?
– Не называй это таким словом. Мы тактично отступим. У меня есть идейка: что, если мы на несколько дней приостановим расследование, чтобы посмотреть, что тогда начнет делать Семерка. Я уверен, что этот человек из Безликих, потому что никому другому просто нет смысла мешать нам, разве что кому-то, кто тесно связан с ее делами, но поимка этого человека тоже нам не помешает.
– То ты говоришь, что мы не можем ждать, то предлагаешь подождать?
– Иногда это означает одно и то же, не задумывался?
– Так уж и быть, твоя идея кажется неплохой. – взгляд Сола поднялся, было похоже на то, что он отстранился от главной темы разговора.
– О чем болтаете? – с нижней ступеньки легко спрыгнула Луна. -Опять о своих вечных проблемах в этом скучном деле?
– Скучном? – переспросил Сол. -Почему вам обоим оно кажется скучным, разве вы не чувствуете того духа, с которым одна нить за другой разматывается из одного большого клубка?
– Это все, конечно, хорошо, но вот только от нас-то польза какая? Мы просто ходим за вами троими, а нам даже пистолет в руки взять нельзя. Сол, ты ведь сам понимаешь, что такое второстепенность. Когда нет ни одного человека, который бы мог отдать тебе все, что у него есть, когда ты знаешь, что никто не отдаст тебе тех чувств, что получают другие. – воскликнула Луна.
– Почему я должен знать, каково это? – с сомнениями спросил Планк.
– Потому что вся твоя жизнь ходила на грани между главным лицом в городе и не имеющим никакого значения воришкой.
– Тогда кто ты? Ты уверена, что являешься вершителем своей судьбы?
– Не знаю, у каждого осознание приходит в свое время.
– Ар-г! Легко списывать все на время, и говорить за другого. – заворчал Сол. -Раз вы так хотите взять все в свои руки – дерзайте. Но в ближайшие дни, как мы уже договорились, мы будем бездействовать. Тактично бездействовать.
Раздался телефонный звонок из гостиной комнаты. Сол проскочил между братом с сестрой и, краем глаза заметив подпрыгивающую трубку, подскочил к ней.
– Алло, Джон, это ты?
– Привет, Сол. Нет времени объяснять – мы совершили большую ошибку, но ее еще можно исправить, скорее отправляйтесь в участок, я с Миком пока проверю кое-что.
– Но… – не успал закончить слова Планк, как связь оборвалась, и послышались три гудка.
– Все, как я и говорил. Ему не важно мнение других, он просто делает то, что…
– Должен. – закончил слова Джефферсона Сол. -Через десять минут жду вас у крыльца.
Паркинсоны переглянулись, но не в способности поделать что-то, попятились вниз.
Планк положил листы обратно в сундук, ключ на этот раз решил спустился на первый этаж, накинул куртку, взял пистолет и вышел на улицу.
Синее небо, а вдали – надвигающиеся тучи. “Никогда не верил в предзнаменования. – подумал Сол. -Но это мне явно не нравится”. Тщательнее расмотрев свой пистолет, он заметил на нем то, чего раньше никогда не замечал – на нем было выцарапано имя, которое он прочитал не с первого раза.
–Вринна. Что бы это могло значить? – спросил он сам у себя. -Должно быть, это…
И сколько бы ты многоточий не ставил, последний твой знак в любом случае будет точкой. Печальной и ничем не утешающей точкой. Просто капля синих чернил, упавшая на белый лист и закончившая собой историю, растянувшуюся на многие годы. Прерывание – не значит прощание, как и движение не означает жизнь. Движение – это жизнь, говорите? Ни черта, это полнейшая глупость. Самая глупая глупость из самых глупых глупостей.
Из книги “Дело о Безликой Семерке”
Открылась дверь. Сол обернулся и увидел сперва Луну, за ней – Джефферсона. Он с энтузиазмом посмотрел в глаза первой, но затем быстро отвернулся.
– А вы шустрые. – заметил он и сделал шаг вперед. -За мной!
Он быстро прикрыл оружие и, не просовывая руки в рукава, поспешил к участку. Троица шла, а над головами их нагоняли облака. Армией бездушных темно-серых масс надвигалась буря, закрывая собой чуть выглядывающее из-за покрывших уже все небо облаков. Воцарилось молчание, скорее непонимающее, чем вынужденное. Вокруг – никого, слышен только ежесекундный топот, отбивающий точно в ритм какой-нибудь марш. Тем временем, расстояние между отделением непрерывно сокращалось. Сол иногда поглядывал на друзей, которые стали ему таковыми еще очень давно. Он посматривал то на Джеффа, то на Луну, и пытался понять, что происходит у них в голове. Пытался, но не мог. Не мог представить себя на их месте, не допускал такой возможности. Смотря то в голубые, то в зеленые глаза он пытался не утонуть в них, прекрасно понимая, что ничто не может тронуть его, как дружеский взгляд боли и неудовлетворения. А расстояние все уменьшалось и уменьшалось. Казалось, вот началась игра в выжидание, кто первый обратится к другому – будет вынужден сказать другому то, чего совсем не хочет говорить. Однако они сейчас шли в участок, а не по тропинке, в самом конце имеющей две противоположных развилки, они все понимали, что начать рассуждения о вечном и запретном сейчас было явно не лучшей идеей. Планка вдруг посетил странный голос, затем потемнело в глазах. Он пару секунд не понимал, куда идет, пока черный туман не рассеялся. Неподалеку показалось белое здание, чья верхушка заметно превышала любые другие. Сол опять вспомнил про расстояния. Расстояния, которые не дают свершить задуманное, в конце которых ты все равно когда-то падешь. Затем оттуда стали доноситься звуки выезжающих машин, голоса констеблей. Завернув за угол, Сол увидел множество бело-синих машин с двумя огоньками сверху. Он тут же, позабыв обо всем, ужаснулся происходящему, которое разбивало все его планы; Планк проскочил между стоящими и разговаривающими между собой полицейскими, и зашел внутрь здания. Он посмотрел по сторонам, и увидел открытую в кабинет шерифа дверь. Не дожидаясь напарников, он начал:
– Джон, что тут происходит? Мы не можем продолжать расследование.
– Мы изучили дело Фрэнсис Шенк, оно было у нас среди архивов. Пришлось попотеть, но мы все же добыли его. Говорят, она связана с двойным убийством, произошедшим на этой улице, поэтому шансы на то, что кто-то слышал о ней, возрастают в разы. Мы с Миком решили собрать весь штаб, чтобы отправить их расспрашивать город.
– Нет, Джон, постой. В моих записях кто-то делает свои. И этот “кто-то” точно жаждет моей смерти, а может даже и не ее одну.
– Мм. – пытаясь что-то утаить, промычал Донлон. -И что ты собираешься с этим делать?
– Мы должны сделать вид, что закончили расследование, пусть даже на несколько дней.
– Но Энн Уилтерс может ускользнуть в любой момент! Мы не можем сидеть, сложа руки.
– У нас есть по меньшей мере три дня, это точно. Отсюда до Грасиас, если мне правильно говорят карты, дорога занимает четверо суток.
– Но ты ведь сам знаешь, что секунда промедления…
– И все пойдет к чертям, да. Но пойми, разве жизни людей не так важны?
– С чего ты взял, что твоя жизнь в опасности, Планк? Тебе пишет какой-то неизвестный человек, и что с того?
– Да то, что все мои записи лежат на чердаке дома, в котором мы живем, и каждую ночь, как оказывается, нас посещал какой-то неизвестный человек.
– А входная дверь закрыта, ты проверял?
– Замок сломался, родители Джефферсона пытались починить, но ничего не вышло. – вздохнул Сол, понимая, в какой ситуации они оказались.
– Ты так говоришь, как будто бы о вашей незащищенности знаешь только ты.
– Так и есть, шериф, так и есть! Я не хочу испугать Луну с Джеффом, я не могу этого делать, потому что если сделаю, то все пойдет еще хуже.
– Ты ведь сам играешь жизнями, Сол. Разве это будет не предумышленное убийство?
– Что ты говоришь, Джон!? Если тот, кто рыщет по ночам у нас в доме, узнает, что на него началась охота, он немедленно заставит вас закончить все это. Лучше остановиться сейчас, пока еще не поздно повернуть все вспять.
– Вспять? Ты ведь не предлагаешь мне закончить дело окончательно?
– Пока нет. Но если того потребуют обстоятельства…
– Это все твои “друзья” тебе наговорили. Никакие они тебе не друзья, какими они тебе кажутся, они действуют лишь в собственных интересах.
– Ты спятил? Никто не может быть дороже, они – единственные, кто могут понять меня.
– Тебе лишь кажется так! Вспомни кто взрастил тебя, вспомни кто уберег тебя от той жизни, что ждала тебя, не приди на место трагедии я.
– Мы оба не знаем, что было бы тогда. Так что не надо опираться своими доводами на то, о чем никто никогда не узнает. Это правда, что ты виновен в их смерти?
Вопрос, неожиданный для шерифа, поразил его. Он был удивлен не столько самим вопросом, сколько его дерзостью. Но и ответа однозначного он не давал – стоял и неловко молчал, потому что понимал, что от ответа зависит чересчур много.
– Говори! – воскликнул Сол, опустив обе руки на стол возле опустошенной чашки со слоганом “Что бы не происходило, исправит это только шериф”.
Он посмотрел на ее дно и погрузился в бурую каплю, не сходящую с места.
– Говори! – опять сказал он, делая между словами частые вдохи и выдохи. -Ты спас меня, потому что не мог бросить, потому что это была твоя вина?
И опять (такое душераздирающее!) молчание, и опять Планку кажется, что все вокруг сходит с ума. Или он сходит с ума, но теперь это не важно, не так ли?
Сол замахнулся кулаком на Джона и отчаянно ударил того чуть ниже плеча. Оторвать руку от рубашки он уже не мог, силы вмиг исчезли, а ярость не оставляла от него ни живого места. Джон взял руку юноши и удержал ее, прежде чем она вырвалась из западни. Он, чувствуя, как слезы катятся по его звезде, до сих не мог издать звука.
– Что же ты молчишь? Что же ты молчишь, Джон? Умоляю тебя, только не молчи!
Это ли то самое незнание правды? Это ли та уверенность в безысходности? Это ли то мгновенье, когда все вокруг не имеет значения? В конце концов, это ли не конец чего-то долгого и грандиозного, о чем так тепло вспоминать, но холодно испытывать?
Но шериф был непреклонен. Он держал руку Сола в своем кулаке, не давая стать этому касанию последним между ними. Джон пытался понять, как из дружеского разговора их встреча превратилась в раскрытие тайны, кажущейся тайной всей их жизни.
– Хватит сидеть и ничего не говорить, Джон! Ты ведь знаешь, ты только убиваешь меня, почему всем так сложно сказать правду, чего все постоянно скрывают? О чем все пытаются не говорить, но всегда пользуются этим? Почему нельзя быть хоть капельку честнее, Джон, разве столько лет, сколько мы знаем друг друга, разве они не имеют значения? О боже, Джон, не молчи!
