– И что это меняет, позволь узнать? – вкрадчиво, без тени злости.
Ну, точно блаженная.
Я устал поражаться тому, что у Алины какое-то другое восприятие. Любая уже проявила бы агрессию, выплеснула бы всю грязь, которую я заслужил, пригрозила бы полицией… Да что угодно… Но не светилась бы безмятежностью. Когда ты готовился к совершенно иному, такой расклад выбивает почву из-под ног – а это, увы, добродетелей не прибавляет.
– Серьезно? – выплевываю, не веря своим ушам. – Это меняет все! Она – моя дочь!
Я понимаю, как это звучит. И что скрыто в этом безмолвии. Дочь, которую самолично хотел безжалостно убить вместе с ее матерью… Где-то в преисподней мне явно аплодируют стоя. Это седьмой круг по Данте, если правильно помню. Идеальный экземпляр.
– Я даю слово, что не причиню вреда. Никому из вас. Если мое слово что-либо значит, конечно, – горько усмехаюсь, – позволь пообщаться с…Мией?
Именно в эту секунду я и осознал: сейчас до ломоты в костях хочу еще раз взглянуть на девочку. Мысленно настраиваю себя на бой и готовлюсь перечислить аргументы из арсенала.
А потом мне летит короткое:
– Хорошо.
И я, право, убит…
Глава 14
Пальто нараспах. Ветер, колючий и злой, лижет кожу под слоем одежды, словно вонзая мелкие острые зубы. Ёжусь и шагаю дальше. Не хочу застегивать. Меня лихорадит. Горю. Полыхаю. И создается такой контраст. Снаружи – лед, внутри – пламя. И между ними – я. Потерянный и сбитый с толку. Иду по заснеженной улице, пытаясь остудить голову и найти хотя бы малейшее здравое зерно в том, что произошло.
До дома Яны, в котором она снимает квартиру, всего квартал. Это слишком мало, чтобы в проводимом самоанализе достигнуть той стадии, где зацепил хотя бы одну малейшую нитку, ведущую к чему-то спасительному.
Подхожу к ближайшему сугробу и обеими ладонями зачерпываю побольше снега, затем поднеся к себе, натираю лицо и шею, ощущая, как часть заваливается за шкирку, тая от адской температуры тела и сползая по позвоночнику прошибающей струей.
Разгибаюсь и ловлю парочку неодобрительных взглядов женщин и старушек, обходящих меня за несколько метров. Представляю, на какого параноика похож со стороны.
А эта инопланетянка разрешила мне завтра увидеться с девочкой. Дочкой…
На её месте я бы не позволил и мечтать о таком.
Алина всё же ненормальная. Меня пугает поведение этой девушки. Ни одного стандартного ответа. Ни одной ожидаемой реакции…
– Дим? – оказывается, я каким-то образом уже стоял в коридоре, а Яна обеспокоенно тормошила меня.
– Извини, я сначала в душ, потом всё объясню.
Стоя под нещадно жалящими, словно кипятком, мощными струями, зажмуривался, затем распахивал веки…и снова по кругу. Теперь контраст исчез. Внутри – горячо, снаружи – горячо. Настоящее пекло. Только когда ощутил, что дышать больше нечем, очнулся и решил закончить с водными процедурами. Обмотал полотенце вокруг бедер, даже не став вытираться, и вышел, глотая прохладный воздух за пределами самолично организованного ада. Прошлепал в гостиную, где на диване сидела жена, гипнотизируя бутылку коньяка и два пузатых бокала. Умница. Понимала, что ситуация требует такой нотки.
– Есть…что покрепче, Ян?
Она окинула меня немного испуганным взглядом, мол, неужели, всё настолько плохо? Но молча прошествовала в кухню и вернулась оттуда с бутылкой водки, одной стопкой и нарезанными бутербродами. Я всё это время стоял у окна, мрачно рассекая темноту глазами.
– Иди, Зотов. Чем скорее начнешь, тем выше шансы, что я не заработаю разрыва сердца. Не могу уже гадать, что случилось.
Сел рядом, сначала наполнил снифтер для неё, затем уже налил себе настоящего русского антидепрессанта. Залпом влил в себя обжигающую горло и пищевод жидкость, сжал на пару мгновений губы, выдохнул. Стеклянное дно звонко стукнулось о столешницу.
Чувствуя на себе обеспокоенный женский взор, выпалил на одном дыхании:
– У меня есть дочь, Ян. Та самая Мия Оганова. Я узнал только три часа назад. Это произошло до нашей свадьбы…связь с её матерью.
Ну, давай, Дима, расскажи ей. Ты же доверяешь. Яна – мудрая и понимающая, любит тебя…или любила когда-то. Близкий человек. Расскажи ей правду об это «связи»… Расскажи…
Но, как и четыре года назад, когда я оказался на пороге её квартиры в неадеквате из-за окончательного принятия содеянного, открыл рот и не издал ни звука. А что, собственно, рассказывать? Разве я смогу подобрать правильные слова и формулировки, чтобы кто-либо в этом мире понял меня?! Кроме осуждения, презрения и ненависти ничего мерзкому подлецу не светит. А я и так сыт по горло. Всё это в высочайшей концентрации плещется в моем организме очень давно…
Я перевел взгляд со стены напротив, куда пялился, на ошарашенную Яну, которая уставилась на поверхность столика не мигая. Какая безжалостная ирония судьбы. Девушка, столько времени пытающаяся забеременеть в законном браке, вдруг узнает, что у её мужа уже есть незаконный ребенок. Даже меня передергивает от осознания этой чудовищной истины. Что же говорить о ней?..
– Боже мой, Дима… Я же с первого приема подавляла в себе это непроизвольное сравнение, – на миг в ужасе закрывает ладонью рот, – боялась, как бы не ляпнуть «Ваша дочь так похожа на моего мужа». Охренеть… Вот это да…
Тонкая ручка тянется к бокалу, и моя непьющая жена залпом опрокидывает в себя благородный напиток. Даже не поморщившись.
А потом мы оба долго смотрим в одну точку в полной тишине.
– Дим, Алина вообще не в твоем вкусе. Как?..
– Так вышло, – упрямо мотаю головой, не собираясь распространяться о том, как именно.
– И что теперь?
– Еще не понял. Но…Ян, прости, я хочу общаться с дочерью. Твердо решил для себя.
– А её мать согласна? Должны быть серьезные причины, чтобы утаить от мужчины новость об отцовстве. Значит, она не хотела, чтобы ты имел отношение к девочке…
– Ты же помнишь, что я тогда был не в себе. Мы с Алиной…плохо расстались, да и длилось всё каких-то несколько недель, – выжимаю из себя завуалированные признания, ощущая, как чувство вины потрошит нутро. – Нет смысла сейчас это обсуждать. Констатация факта: у меня есть дочь, и я буду участвовать в её жизни. Что на это скажешь? Давай честно, как умеешь.
– Зотов, а что сказать? Ты бы что сказал? – потрясенное в ответ.
Да, она была шокирована и не реагировала долгое время, пока я сокрушенно вздыхал и оприходовал ещё пару стопок, а потом развела руками и резюмировала:
– Я сама обязана была догадаться, когда увидела её впервые. Она реально твоя копия. К тому же, знаешь ли, теперь с тебя автоматически спадают подозрения в плане неспособности зачать. Зато под ударом я.
– Прекрати, ничего подобного.
Яна автоматически кивает и, словно робот, неестественно зажато встает и покидает гостиную. Слышу, как полилась вода, принимает душ. Чтобы хоть как-то отвлечься, отношу содержимое журнального столика в кухню. Нетронутые бутерброды упаковываю и отправляю в холодильник. И с чудовищным чувством опустошенности, будто меня простирнули на режиме «отжим», плюхаюсь на постель и закрываю глаза, проваливаясь во тьму.
Проснувшись, обнаружил себя в одиночестве, жена ушла на работу. По тому, насколько все блестело и стояло в идеальной последовательности миллиметр к миллиметру, а также по изобилию приготовленных на завтрак блюд, понял, что Яна даже не ложилась. На еду смотреть не мог, поэтому сразу прошествовал в ванную, а после оперативно оделся и вышел на улицу. Надо пройтись и проветриться.
Сам не понял, как за несколько часов скупил пять пакетов игрушек и развивающих игр. На автомате заходил в детские магазины, минуя лишь одежду, поскольку не знал размера.
Как и договорились, вечером стоял на пороге дома Алины, которая, открыв, изумилась количеству подарков при мне, но ничего не стала говорить. Сгрузил все на пол в прихожей и разулся, а сердце в груди нещадно тарахтело в предвкушении новой встречи.
– Мия у моей соседки. Я хотела бы кое-что прояснить перед тем, как привести ее. Проходи на кухню. Чай или кофе?
– Воды, пожалуйста.
Она кивнула и скрылась за дверью, я немного выровнял дыхание и вошел следом, заняв вчерашнее место у окна. Девушка опускает передо мной стакан, а сама вновь занимает стойку «смирно» у раковины. Еле сдерживаюсь, чтобы не сопроводить всё соответствующими междометиями и фырканьем.
Мудак, знаю. Но все равно не по себе от того, как она держит дистанцию.
Отпиваю и поднимаю на нее выжидательный взгляд.
Алина спокойна, как удав. Скрещивает руки на груди и мягким голосом, полным беспрекословности и твердости, начинает:
– Я настаиваю, чтобы тема прошлого не обсуждалась. Совсем. Не надо окружающим знать, что произошло на самом деле. Это остается только между нами. И ты тоже не задаешь мне никаких вопросов, тебя не касаются причины моего переезда и отсутствие связи с семьей. Возражений, надеюсь, нет? – смотрит на меня и получает подтверждение, что информация усвоена, – Мия – моя дочь, моя, и на этот шаг я иду исключительно ради нее. Я буду присутствовать в помещении в качестве стороннего наблюдателя. Если пойму, что она испытывает дискомфорт, ваше общение ее угнетает или что-то подобное, я оставляю за собой право прекратить попытки сближения, – от этого заявления хочется заскрежетать зубами, но подавляю протест. – И, наконец, попрошу тебя поумерить пыл с этими дорогими покупками. Это неправильно.
– Там сладости и игрушки. Разве можно было иначе? Это примитивное проявление внимания.
– Я понимаю. Но не в таких количествах.
– Хорошо, – соглашаюсь, тяжело вздыхая.
Мне кажется, Алина хочет добавить что-то еще, причем, довольно важное, если судить по тому, как хмурит брови. Но в последний момент слегка встряхивает шевелюрой, будто отгоняя назойливую муху, и идет к выходу:
– Ладно, я за Мией, через минуту вернусь.
Встаю с тем, чтобы выйти в коридор и встретить их, но вновь оседаю, осознав, что с непривычки могу напугать девочку, лучше подожду здесь. А когда она появляется и улыбается мне, ошеломляя искренней радостью, и вовсе выпадаю в осадок…
Моя. Дочь.
– Привет, – мямлю, – привет, малыш…
Последующий час исчезает, будто по щелчку пальцев.
Не могу надышаться, насытиться, налюбоваться ею.
На Соньку похожа, только сдержаннее и смышленее. Умненькая, любопытная, веселая. И такая волшебно красивая…
Обалдеть. Ох*еть.
Моя. Дочь.
Я так счастлив в эти мгновения, что на физическом уровне чувствую боль за грудиной, потому что чувства и эмоции настолько разрослись, что никак не умещаются во мне. Словно сию же секунду лопну от переизбытка всего этого…
Я дышал жадно. Я смеялся безудержно. Я полюбил мгновенно и бесповоротно.
Я ожил…
* * *
Аэробус очередной бюджетной компании потерпел крушение на территории французских Альп. Эта история вдоль и поперек обсуждалась в любой организации, связанной с авиаперевозками. «Аэрофлот» дал свои комментарии на официальном сайте, призывая ужесточить правила нахождения летного экипажа в кабине. В принципе, ничего особо не изменилось, только лишняя нервотрепка и воспитательно-показательные выступления руководства. Естественно, ты как сознательный человек и адекватный профессиональный пилот должен убедиться, что второй пилот на рабочем месте взял управление самолетом на себя прежде, чем покинешь своё кресло и отправишься справлять нужду. Я категорически отказывался понимать эту тавтологию и игру в слова. Прописные истины не нуждались в повторении.
Беда в том, что из-за парочки долбо*бов погибло огромное количество людей, и это далеко не первый и не последний случай.
Как всегда, после любой новости о крушении воздушного судна я получил несчетное количество звонков и сообщений от родных и друзей.
«Ты видел?», «Ты слышал?», «Он, правда, ступил?», «У вас тоже так бывает?»…
Приходилось снисходительно качать головой и успокаивать всех.
Что удивительно, я абсолютно нормально реагировал, а раньше точно разозлился бы такой дотошности. И причины моих изменений вполне очевидны. Теперь большую часть мыслей занимала Мия.
Дочь.
У меня есть ребенок!
Ещё какой!
Глазища шоколадные, так и тонешь в их блеске, когда она что-то увлеченно рассказывает. Губки малиновые, словно ягодка, и, когда Мия улыбается, это дает сочный контраст с белыми зубками. Я – конченый маньяк. Готов был любоваться ею, впитывать детскую непосредственность, слушать этот звонкий голосок часами напролет. Я полюбил её всем сердцем. Этим, казалось, давно охладевшим и ни на что не способным куском плоти. Будто Кай, которого вернули к жизни.
Иногда смотрел на неё и зависал. Разве мог я, сотворивший столько ошибок, вдруг получить такое чудо? Персональное солнце? Яркую звездочку?
Может, мне целой жизни не хватит, чтобы осознать, насколько это громадное счастье. Я, безусловно, хотел детей, но не представлял себе, что быть отцом – чистой воды кайф. Когда твой ребенок заглядывает тебе в глаза и говорит, что скучал… Ты просто готов мир положить к его ногам. Это бесценное, несравненное и окрыляющее чувство.
Ряд сложностей, что возникли вместе с этой неожиданной новостью, меня не трогал от слова совсем. Это меркло. Одной улыбки Мии достаточно, чтобы я забыл обо всем плохом. Теперь только так. Иные приоритеты. И, признаться, меня малость пугает то, насколько легко я отказался от прежних…
Конечно, сказать было легче, чем сделать. Напускное спокойствие Яны тут же слетело с неё, когда после приобретения мною статуса отца мы впервые собрались вчетвером в неформальной обстановке перед возвращением в Москву на работу. Даже зная, что встреча может причинить ей боль, настаивал, чтобы она присутствовала – это отныне неотъемлемая часть меня самого. Как моя жена, мой друг, мой близкий человек должна принять сей факт. Гораздо хуже было бы, если бы я попробовал утаить. Наверное, все ощущали неловкость. Тем более что до этого они были знакомы.
К счастью, Яна сумела взять себя в руки и поддержать разговор:
– Вы с Мией давно живете здесь? Дима сказал, твои родные остались в столице.
– Я переехала чуть больше четырех лет назад, Мия родилась уже здесь. Семьи у меня нет. Они умерли, а на оставшиеся от продажи наследства средства я купила здесь квартиру.
Чуть не поперхнулся собственной слюной, вовремя прочистив горло. Неимоверным усилием воли заставил себя сосредоточиться на дочери и не смотреть на Алину, иначе выдал бы нас обоих. А она, наоборот, была столь равнодушна к сказанному, словно сама верила в это. И не оставалось сомнений в том, что эту «правду» девушка повторяет не первый раз.
– Ох, извини. Грустно, конечно. А мне вот бывший сокурсник предложил здесь обустроиться, пожаловался, что рук и светлых голов не хватает в педиатрии, а зарплаты вполне приличные. Хотя, честно, меня привлекает опыт. Вокруг так мало действительно толковых специалистов, возникает желание побороться, помочь, поднатаскать.
Я внимательно следил за Мией, машущей из паровозика, наматывающего круги по маленькой траектории. Вмешиваться в обсуждение не было ни малейшего рвения. За прошедшие полтора месяца я обнаружил, что Алина – самое непредсказуемое, выводящее меня этим фактом из себя, хладнокровное существо из женщин, которых я знаю. Блаженная оказалась не блаженной, а очень даже приземленной и прагматичной девушкой. Но такой невозмутимой и равнодушной к мирскому…
Отщепенец.
Ее не присобачишь ни к одной известной классификации. У нее своя логика, свое мировоззрение, свое всё…
И это бесит. Не знаешь, как себя вести, что и где можно говорить, а где – нельзя. Я осторожничаю, иду окольными путями, а Алина смотрит в лицо с прямотой и безмятежностью и обрубает заходы. Так и не поведала ничего ни о себе, ни о том, как жила эти годы. Как только речь заходила о материальной помощи – тупик и категоричный отказ. Хотел познакомить родителей с внучкой – требует повременить.
А я, бл*дь, не могу. Я обрел нечто чудесное, ради чего вскакивал утром с постели. Я спешил заполнить годы своего отсутствия. Я не мог молчать о таком. Хотелось кричать всему миру о чудесных переменах.
А она тормозила.
Понимал, что права, но от этого не легче. С ума сходил.
Теперь, согласовывая график на работе, подгонял смены так, чтобы выходные шли подряд. И срывался туда к ним. Даже если на сутки. Даже если семичасовая дорога в одну сторону выматывала, отбирала остатки сил. К ней, любимой Умке. Чтобы хотя бы глазком…обнять, ощутить тонкий детский аромат, прижать хрупкое тельце к себе и слышать, как набатом бьется мысль: никому не дам обидеть, порву любого за слезинку. Люблю больше жизни.
Друзья и родные удивлялись, подкалывали, что вновь влюбился в жену, рвусь к ней, как Ромео. А если бы знали…к кому…
К своей маленькой копии, с которой на двоих одна страсть – небо. Как говорят, неисповедимы пути Господни, кто бы знал, что такое возможно… Гены, что ли? Нас обоих завораживал полет, меня пленили железные птицы, а Мию в силу возраста – пока еще только живые. Но я в тайне уже мечтал о том, что она пойдет по моим стопам. Боже, как же это непередаваемо…думать, планировать, представлять ее взрослой и рядом с собой… Гордостью, отрадой, смыслом существования…
А потом вспоминать о её матери, что неизменной тенью стоит за ней и…несводимым пятном на моей совести.
И катиться, катиться, катиться в адово пекло, где персональные черти всегда встречают с энтузиазмом и помогают погрузиться в зной самобичевания…
Глава 15
– Лен, ты можешь на меня так не смотреть? Начни уже говорить, а то я скорую вызову!
Вглядываюсь в остекленевшие глаза подруги, абсолютно обескураженная таким поведением. Она в прямом смысле этого слова ввалилась в квартиру и без каких-либо объяснений сидела на пуфике в коридоре минут десять. Я и воду приносила, и кофе предлагала, и ладонью проводила перед лицом – безрезультатно. Сердце ушло в пятки с первой секунды и до сих пор пребывало где-то в низах. Я уже и не уверена – дышала ли все это время, вообще?
– Аль, – позвала, захрипев, – я изменила.
Неимоверная волна облегчения сшибла меня с ног, и я плюхнулась на пол прямо перед ней. Правда, не разобрала этого бреда. Главное – никто не умер. Через несколько секунд немного пришла в себя и прикоснулась к ее руке:
– Что ты сделала?
Лена, наконец, придает взгляду немного осмысленности, хотя и повторяет затравленно:
– Изменила…
Учитывая, что она полтора года в разводе, и мужчины у нее нет, мне сложно сориентироваться, приходится тупо продолжать задавать вопросы:
– Кому?
– Себе! – и вдруг осатанела. – Это какой-то п*здец! И не затыкай мне рот! Я буду материться! Я переспала с бывшим мужем! Бл*дь! Аля! Я изменила своим принципам! Всегда презирала тех, кто не умеет обрубать и идти дальше, давая слабину, а тут сама… И я не просто переспала, я с ним тр*ахалась, как животное! Словно…словно конец света…а он – моя единственная возможность выжить. Я же ненавижу его!
К концу своего страстного излияния подруга успела стащить с себя обувь и продолжила, вышагивая туда-сюда:
– Аля! Твою мать! Я – дура! И самое ужасное, знаешь, что?..
Я отрицательно покачала головой, пребывая в ступоре. Лена вернулась и рухнула обратно, плечи опустились, голубые глаза наполнились жутким страхом, а голос надломился:
– Что мне это понравилось…
– Спать с бывшим мужем?
– О, спать мне с ним как раз не нравилось! И это была одна из причин развода – периодическое ночное отсутствие, поздние приходы… А вот «не спать» с бывшим мужем – да.
– Где вы успели пересечься? Он же Владу забирает только по субботам.
– У нас драка случилась на первом этаже офиса, парень пострадал. Голову повредил, падая. Такой кипиш подняли… Сразу в преступление записали. Ну, и в составе следственно-оперативной группы дежурил этот козел. Видите ли, не понравилось, как вальяжно я общаюсь с сотрудниками мужского пола. Слово за слово, выбесил, пошел за мной в кабинет, дверь закрыл и начал о морали толковать, мол, ты дочь воспитываешь, скромнее будь. Алина! Я отказываюсь обсуждать свои дальнейшие действия! Им нет логики и оправдания! Накинулась, чтобы глаза выцарапать…и…состоялось кино для взрослых.
Поскольку определенных ответов и реакций от меня не требовалось, я предпочла оставаться в роли немого слушателя. Спорить и комментировать – себе дороже.
– Короче, засада. Все вокруг поняли, чем занят начальник отдела продаж. Только ленивые не поинтересовались, наверное, что произошло, чтобы подколоть меня. Я со вчерашнего дня утопаю в презрении и ненависти к себе. Специально сбагрила Владу маме, чтобы поговорить с тобой спокойно… Что мне делать? Ты самая мудрая женщина в моем окружении, мне нужен совет.
– Я не самая мудрая женщина в твоем окружении. И советов не раздаю. Ты должна решить, чего хочешь. А хочешь, по ходу, именно Валеру.
– Не хочу я Валеру! – взрывается, саданув кулачком по бедру. – Валера – козел и тиран. А…черт…и потрясающий любовник.
– У него кто-нибудь есть?
– Думаю, нет. Он тоже, как бы помягче выразиться, был изголодавшийся…
– Вывод сама сделать в состоянии? – развожу руками.
– Пожалуй, да.
– Благословляю, дочь моя.
У этих двоих весьма непростая история. Оба амбициозные и упрямые. Встретились несколько лет назад, заискрило, пошло-поехало. У Лены – перспективная работа в филиале крупной фирмы, специализирующейся на изготовлении оконных систем, балконных блоков и прочего в этом роде. Девчонка она пробивная и действительно достойная, путь свой начинала с продавца-консультанта и огромными усилиями дошла до нынешней должности. У Валеры – тоже перспективная работа…в органах. В силу специализации он довольно суров, прямолинеен и требователен. Давление неизбежно, а Елена давления не терпит. Каждая их ссора была сродни катастрофе, очевидцами которой становились соседи. Кто-то мечтательно вздыхал – ах, какие страсти кипят. Кто-то – злорадствовал. Но мужчину побаивались, поэтому особо не комментировали.
А потом подруга завыла и подала на развод. Не могу больше и всё тут. Я помню ее истерики и эмоциональные качели, мы на тот момент уже были близки, и она плакала у меня на плече. Бывает такое – любишь до потери пульса, но есть нечто, что гасит эту любовь.
Гасит – не стирает ведь, оставленный кусочек фитиля рискует вспыхнуть в любое мгновение. Поэтому я не особо впечатлена ее признанием. Принципы – это хорошо, но принципы и правила придуманы, чтобы ими время от времени поступаться, правда? А у них эмоции на грани, не перегорело еще.
Лена вздыхает и роняет голову на грудь. Сама понимает, что уже поздно пить боржоми.
– Угости хоть кофе со своими вкусняшками. И дай еще немного пожаловаться…
Такова дружба. Накрываю на стол и смиренно отдаю себя во власть ее пылкой натуры. Высказавшись, Елена Прекрасная удовлетворенно допивает третий по счету напиток и плавно переходит на мою территорию:
– Так ты всё-таки доверила Мию одну своему летчику впервые?
– Лен, он не мой. И он пилот. Летчики – по военной части. Пилоты – по гражданским воздушным суднам. Да, доверила, куда мне деваться, прошло четыре месяца…
– Не суть. Короче, авиатор своего добился?
Авиатор добился.
Мы тогда договорились, что он немного отойдет от первичного шока из-за наличия дочери и придет на следующий день. Стоит ли говорить о том, что я не сомкнула глаз в ту ночь? И задавалась вопросом, правильно ли поступаю? Мне даже не с кем было поделиться, потому что никто не знал тайну рождения Мии. Вечером Дмитрий явился с кучей подарков и сладостей, я с напускным спокойствием возилась на кухне, накрывала на стол, слушала их разговоры. Буквально через минут пять я поняла, насколько они между собой похожи. И дело не во внешности. Небо было их общей любовью. Дочь рассказывала о птицах, о полетах стай, о том, что мечтает парить, как они. А когда мужчина, с завороженной улыбкой внимательно слушавший её до этого, поведал о том, что летает выше них…Мия растаяла.
В общей сложности они общались часа полтора-два. Я намекнула, что ей пора спать, и наш гость засобирался. Когда уходил, на миг замешкался и выдал проникновенное «спасибо». У него от возбуждения блестели глаза, а лицо так и светилось триумфом, будто нашел сокровище. Ещё бы. Моя девочка его покорила. Впрочем, как и он её. А позже случилось:
– Мам?
– Да? – я выбирала сказку для чтения перед сном, стоя у полки.
– Это был папа?
Рука замерла на одном из корешков. Не сказать, что я не ждала вопроса. Просто надеялась, что прозвучит он позже.
– Это был папа.
Мия некоторое время переваривала информацию. Я успела присесть на краешек кровати и открыть книгу, когда она прагматично выдала:
– Папа хороший. Очень.
Дочь, как и я, чувствует людей. Она избирательна, и даже во дворе играет не со всеми. Само собой, я стараюсь прививать ей доброту и терпимость, объясняю, что дети разные, надо учиться видеть в них хорошее, делиться игрушками. Но есть случаи, когда Мия категорична, как взрослый человек.
Что я могла ответить на её заявление? Ничего. Кивнула и приступила к произведению. Я тоже знаю, что папа хороший. Но всё равно было страшно.
Потом в течение полутора месяцев он появлялся каждый Божий день. И Мия стала с самого утра ждать и готовиться к его приходу. Радовалась подаркам, среди которых было много полезного и развивающего. Они играли, занимались, что-то разучивали… А я наблюдала. Такое не опишешь словами. Иногда повороты в жизни настолько крутые, что сложно вписаться. И пока не понимаю, я вписалась или нет?..
В конце февраля у него закончился отпуск, Дмитрий уехал, но звонил в свободные минуты, показывал дочери самолет со всех ракурсов, даже кабину… Они щебетали о чем-то своём, будто единый организм. А когда ему удавалось приезжать в свои выходные, для малышки это стало целым праздником. И в таком режиме прошло ещё два с половиной месяца.
Мне некуда деваться от этой реальности. Это обоюдная потребность друг в друге. И сегодня я впервые решилась согласиться на их прогулку вдвоем. Без моего неусыпного контроля. Пора…
– Аль, когда ты мне расскажешь, что между вами произошло? – Лена со всей серьезностью заглядывает мне в глаза, словно дотрагиваясь до раны.
Никогда!
Вот, что хотелось выкрикнуть. Если бы я поведала правду, подруга покрутила бы пальцем у виска и ужаснулась бы, что дочка доверена…насильнику. И сейчас гуляет с ним по городу. Пусть он и отец. Я же, в свою очередь, не смогу ей внятно объяснить перипетии своего сердца, которым и руководствуюсь.
У меня не было любящих родителей. У Мии есть шанс. Я после её рождения чувствую себя такой сильной и всемогущей, что горы готова ради дочери свернуть. Но…отец для девочки – это первый любящий ее мужчина. И эта любовь, эта незримая связь во многом определяет отношение к себе в будущем. Если бы я хотя бы на миг засомневалась в правильности своего решения, ни за что не доверила бы малышку ему. А так…они ведь оба нуждаются в этом. В родственной душе.
– Лен, – возвращаюсь на грешную землю, хмурясь, – нечего рассказывать. Это была короткая пора, мы с ним не должны были встречаться, но так вышло. Я же говорила тебе, что о своей беременности не сообщала, потому что для него она была нежелательной. А теперь, когда Дмитрий познакомился с Мией, поменял свое отношение к данному вопросу.
– Боже мой, что ещё за «Дмитрий»? Ты с мужиком кувыркалась, имей совесть, мать, называй хотя бы Димой.
– Ты неисправима, – отмахиваюсь, смеясь, – не могу пока его так называть, он для меня чужой.
Кувыркалась, ага. Лежала пластом, стараясь не делать лишних телодвижений.
– Знаешь, дорогая, твое отношение к противоположному полу меня всегда смущало. Но это – верх всего! Он – твой бывший любовник и отец вашей дочери! Дмитрий, – пробует на вкус, изображая чопорность, – Дмитрий, голубчик, не изволите ли признать, что мы воспроизвели прекрасное дитя?
Я прыскаю со смеху и долго не могу остановиться.
Дверь с шумом открывается, и моя малышка влетает в квартиру, раскрасневшись и улыбаясь во всю ширину рта. В руках у неё птица, очень похожая на настоящую, и напоминает что-то среднее между аистом и фламинго – спасибо китайским производителям, никак не разобрать издалека.
– Мама! – запыхавшись, снимает обувь и подлетает ко мне. – Папа мне купил аиста! Он почти как живой!
В кухне воцарилась тишина. Наши с Дмитрием взгляды пересеклись. Он был изумлен настолько, что даже рот приоткрылся. Дело в том, что Мия никогда его так не называла. Было ощущение, что она дала ему испытательный срок, обращалась без имени и на ты, а на «папу» был какой-то внутренний запрет.
Мужчина растерян, лицо выражает неописуемые эмоции, и я завороженно наблюдаю за этими метаморфозами…
Сердце щемит от нежности, мне хочется расцеловать Мию. Но я почему-то не могу двигаться.
– Детка, а ты не хочешь сходить со мной за Владой? Как раз покажем твоего аиста и бабушке Маше, да?
Брови ребенка стремительно взлетели вверх от радости, я кивнула в подтверждение, и она тут же бросилась назад и обулась. Лена поднялась, скупо поздоровалась с Дмитрием и тоже принялась готовиться к выходу.
– Пока, малыш… – он крепко обнял её, а сам получил звонкий поцелуй в щеку.
– Мы скоро… – подруга, виртуозно пользуясь мимикой, делала знаки в его сторону, мол, покидаю вас, действуй. – До свидания, Дима.
– Я хочу с тобой поговорить, – вмиг переменился, стоило нам только остаться вдвоем.
Ох, как я не хочу всех этих «поговорить». Я не готова! И с самого начала поставила условие: не будет никаких обсуждений прошлого, разговоров о нем, анализа и прочего… Дмитрий был удивлен, но ради общения с дочерью моментально согласился. А я знала, что когда-нибудь мы всё равно должны будем выяснить отношения.
– Проходи. Чай или кофе?
– Воды, пожалуйста, – он разделся, устроился за столом и взглянул на меня, – Мия имеет право знать свою родню. Ты запретила спрашивать о семье. Но с моими я намерен её познакомить в ближайшее время.
– Нет, – перебиваю твердо, опустив перед ним стакан.
– Почему? – пожимает плечами раздраженно.
– Ты торопишься, всё это и так сложно осознать. Дай ей время. Мия впервые назвала тебя папой сегодня спустя четыре месяца. До этого у неё никого не было три с половиной года… А тут сразу – папа, бабушка с дедушкой, тети, дяди…
– Алин, я исхожу из мысли о том, что они будут помогать тебе в мое отсутствие. Как ты, вообще, справлялась одна?..
– Я польщена тем, что ты интересуешься этим, но жаловаться мне не на что. Мия – чудо, а не ребенок, ты и сам это знаешь. С ней никогда не было никаких проблем. Да и я всё делала с удовольствием. Потому что она – смысл моей жизни.
Не приветствую такой напор и с изумлением обнаруживаю, что его раздражительность заразительна! А мне несвойственно проявление негативных эмоций…
– Я настаиваю… – хмурится, вперив в меня настойчивый взгляд, от которого передергивает. – Это всё равно случится. Я буду участвовать в её судьбе.