Loe raamatut: «Психотерапевт Дьявола»

Чашка истины

В Аду всегда царил уют.

По крайней мере, для тех, кто любил тепло.

Реки раскаленной лавы безо всякого порядка и смысла пересекали континенты иссушенных земель. Там и тут к чернеющему небу поднимались пики вулканов, извергающих огненный пепел. Снизу доносился вечный гул мучающихся грешников – фоновая музыка для демонов, занятых работой.

Как легкий джаз по утрам в кофейнях Поверхности, продающих кофе на вынос.

Но за дверью кабинета Ксерта стояла тишина. Заставить клиентов погрузиться в собственные чувства – тяжелая задачка, учитывая, что последние пару тысяч лет наличие чувств у клиентов всячески отрицалось. Отвлекающим раздражителем могла послужить любая мелочь, включая мысль о том, что их разговор может кто-то подслушать. А потом настучать об излишней сентиментальности тем, кто сидит в Самом Низу.

Настучать на ближнего здесь было еще приятнее, чем наслаждаться мучениями нераскаявшихся душ, поэтому господин архидемон, обустраивая рабочее место, первым делом озаботился установкой звуконепроницаемых дверей. Чтобы все, что происходит в этих стенах, никогда не покидало их пределов.

Сам кабинет был довольно скромным. Потолок – чёрный, с редкими трещинами, из которых сочились капли лавы. Инфернальный красноватый свет, льющийся из трещин, уютно подсвечивал стены из серого камня. В одном из углов на столе из черного мрамора стояло нечто, накрытое темным колпаком. Другой угол кабинета занимала массивная статуя неизвестного демона, имя которого давно забыли даже в Аду, а рядом на столе тлел фонарь с бледным огоньком – его свет едва пробивался сквозь густую пелену адского жара.

В общем, самые комфортные условия для работы.

Ксерт расположился в глубоком темно-синем кресле, свесив крылья за спинку. Перед ним в красном кресле для посетителей сидел мелкий демон по имени Глукс. Он грыз когти острыми зубками, постукивал копытами по полу. Один из его рогов, похожих на завитки человеческих услов, обломался у основания.

– Итак, – начал Ксерт, опустив блокнот на колени. – Глукс, верно? Расскажи, что тебя беспокоит.

Глукс нервно оглянулся пару раз, потрогал рога, наклонился вперёд и шепотом проговорил:

– Понимаете, господин Ксерт… я… я не настоящий демон.

Архидемон поднял бровь. Синдром самозванца в Аду? Это что-то новенькое.

– Ты выглядишь достаточно… – он оглядел клиента с головы до ног, – демонично. Копыта раздвоены, рога… хм, присутствуют. Да и глаза горят.

Глукс завозился в кресле.

– Ну как же. Как же, господин Ксерт! Я ж все замечаю. Какие у меня коллеги. Да и родственнички… Вы видели?

– И какие?

– А злые и коварные! Разрушают всё на своём пути. А я, ну… не могу, – демон заломил руки и уставился в потолок. – Я пытался! Проклял двоих с Поверхности раз десять. И что в итоге? У одного кота за ухо укусила крыса, другому запор, и то на два дня.

Ксерт кивнул и сделал пометку в блокноте.

– Значит, ты считаешь, что недостаточно эффективен как демон? Что твои проклятия не соответствуют местным стандартам.

Глукс захлопал выпученными глазами.

– Вы не представляете, как это унизительно. Мама всегда говорила: «Глукс, будь как твой брат, будь как Нур-Шатал – он уже три города спалил». А я что? Даже сарай поджечь не могу!

– Глукс, – сказал архидемон, – позволь сказать кое-что. Зло внутри тебя самобытно и самодостаточно. Ты не обязан быть сверхъестественно злым, чтобы быть успешным демоном. Ад – это прежде всего разнообразие. Кто-то разрушает цивилизации и насылает на Поверхность голод и мор. А кто-то, – он сделал паузу и наклонился ближе, – может эффективно портить людям завтрак.

Глукс подобрался и вытаращил глаза.

– Портить завтрак?

– Да, – Ксерт позволил себе слабую улыбку. – Завтрак. Ты знаешь, сколько грешников клянутся, что попали в Ад из-за плохого начала дня? Тост у них подгорел, кофе был слишком горький, овсянка слиплась. Потом скандал с женой, пожелание соседям гореть в Аду, вождение транспортного средства в неумиротворенном виде, пересечение перекрестка на красный свет – и вуаля, он уже здесь. Смертные неустойчивы и наивны, пара неудач с утра – и они решают, что вселенная их ненавидит. Так что ты не обязан быть пятым Всадником Апокалипсиса, чтобы быть значимым.

Глукс моргнул несколько раз, переваривая услышанное.

– Завтрак… – повторил он так, как будто пробовал слово на вкус. – Завтрак.

– Подумай об этом, – архидемон закинул ногу на ногу. – Миллионы нераскаявшихся, психически нестабильных душ, у которых кофе проливается на рубашку перед важной встречей. Яичница, которая сгорела до угля. Или сахар в чае оказался солью. Ты можешь творить хаос в бытовых мелочах, Глукс. И поверь мне, это хуже, чем разрушенный город или неизлечимый мор.

Глукс опустил голову и потер обломок рога.

– Ну… Я даже не знаю. Это какое-то небольшое зло. Точнее говоря, совсем маленькое. Кто будет принимать меня всерьёз, если все, что я могу, это испортить завтрак?

– Твой брат, Нур-Шатал, – перебил его Ксерт. – Чем он занимается?

Демон махнул рукой.

– Хвастается катаклизмами. То подбил туристов устроить в заподведнике пожар. То приборы сейсмологов перед подземными толчками из строя вывел, и они не дали сигнал к эвакуации.

– В общем, действует с размахом, – поддержал его архидемон. – Верно? Но есть одна проблема, дорогой Глукс. Масштабные катастрофы часто объединяют людей, вынуждают быть добрее друг к другу. Так, сожженный город постепенно восстанавливается вместе с верой в общечеловеческую добродетель. Запускаются благотворительные сборы, люди начинают помогать ближним… А вот чья-то надежда на светлое будущее, когда каждое утро начинается с катастрофы на кухне, восстанавливается медленно. Очень медленно. Понимаешь? И скажу по секрету, что эта многообещающая ниша еще никем здесь, внизу, не занята.

Глукс вскинул голову, глаза его разгорелись.

– Правда?

– Подумай, – Ксерт отложил блокнот, – ты запускаешь цепочку. Одно за другим несколько маленьких несчастливых совпадений – и людям кажется, что они прокляты. Они опаздывают на автобус, проливают апельсиновый сок на документы, и вот их день пошёл насмарку. Три-четыре утра в таком духе – и им покажется, что вся их жизнь катится в Ад. Более разрушительного состояния для человеческого духа и вообразить себе нельзя. А теперь масштабируй эффект!

– Мээээ, – заблеял демон, явно не в силах что-либо масштабировать даже в воображении.

– Демоны вроде Нур-Шатала, – продолжал Ксерт, – уничтожают тысячи душ за мгновение. Но спасаются и устремляются к свету при этом десятки тысяч! А ты можешь медленно подтачивать психику всего человечества и медленно, но неуклонно вести их из света во мрак. День за днём. И кого же в следующем годовом отчете похвалит начальство, тебя или брата?

Глукс медленно распрямился в кресле.

– То есть, это… Если я буду каждый день портить всем завтраки, это будет мой вклад? В эту, как ее…

– В общечеловеческую деградацию, – архидемон снова позволил себе слабую улыбку. – Предположу, что ты даже станешь знаменит. Я уже вижу заголовки новостей, – он повел рукой в воздухе. – «Глукс – демон испорченных завтраков». Звучит? Представь: каждое утро миллионы людей по всему миру, едва открыв глаза, уже проклинают новый день. И все это – твоих рук дело. Дьявольски изящно!

Глукс вскочил с кресла.

– Я буду портить завтраки! – вопил он, потрясая кулачками. – Пусть все на Поверхности узнают: Глукс здесь, чтобы их утро стало кошмаром!

– Какой энтузиазм, – спокойно проговорил архидемон, соединяя кончики длинных пальцев. – Великолепно! Начинай действовать прямо сейчас. Над территорией Европы как раз восходит солнце и люди варят кофе. Comprendre?

Глукс зыркнул в сторону архидемона, отвесил его креслу глубокий поклон, щелкнул пальцами – и исчез, оставив вместо себя силуэт из серого дыма.

Ксерт некоторое время наблюдал за тем, как этот дым рассеивается, затем направился к столу из черного мрамора и приподнял колпак.

Под ним обнаружилась компактная кофемашина – Ксерт купил ее на Поверхности, не устояв перед уверениями продавца, что та будет работать даже в Аду.

Продавец не обманул: машина с трудом, но выдерживала экстремальные температуры. Однако кофе на выходе все равно получался никуда не годный.

Хороший кофе Ксерт любил не меньше, чем свою работу. Поэтому уже месяц бился с механизмом, перенастраивая температуру воды и экспериментируя с сортами зерен.

Безрезультатно. Машина хрипела, плевалась кипятком и извергала напиток, по вкусу напоминающий жженую резину, а не божественную жидкость, которой пару тысяч лет назад его угостил йеменский шейх. Добавив при этом, что никто не сможет подняться до истины, не вкусив пред тем кофейного пенного блаженства.

Поэтому за чашкой настоящей истины Ксерту приходилось то и дело гонять на Поверхность.

Но не сегодня. Сегодня все должно быть по-другому. Архидемон извлек из ящичка жестяную банку, покрутил ее в руках прежде чем открыть. Темный, как ночное небо Поверхности, порошок из молотых зерен Эфиопской арабики посыпался в круглый металлический фильтр. По кабинету поплыл пряно-горький аромат – смесь запахов сырого дерева, благовонного дыма и сладкой корицы.

Аромат для местного населения непозволительно роскошный. Какое счастливое совпадение, что все, что происходит в этом кабинете, никогда не распространяется дальше его стен!

Архидемон отправил фильтр в машину и нажатием кнопки привел ее движение.

Механизм ожил и загудел, пробуждаясь ото сна. Раздалось шипение. Ксерт прикрыл глаза, представляя, как горячая вода проникает сквозь плотные слои кофейного порошка. Как медленно, капля за каплей, тёмный напиток заполняет пространство чашки, а на поверхности образуется густая пена – шелковистая, золотистая, как мягкий пух облаков на фоне закатного солнца.

Машина затихла. Ксерт открыл глаза, подцепил когтем чашку, поднес к губам и осторожно сделал глоток.

И улыбнулся, обнажая острые белые зубы.

Кофе был превосходным. Даже лучше, чем тогда, в Йемене. Значит, Глукс уже взялся за дело. Главное, не переставать его поощрять, и тогда по извечному закону Единства Противоположностей адская кофемашина будет обречена выдавать великолепные напитки.

Ведь чем хуже дела обстоят на Поверхности, тем лучше они же идут здесь, внизу.

Климат-контроль

В полумраке кабинета адской психотерапии слышалось тихое потрескивание пламени.

Это был не камин.

Это был клиент.

– Позволь уточнить твоё состояние, дорогой Зигар, – произнес из своего кресла архидемон Ксерт и соединил кончики пальцев. – У тебя выгорание?

Демон огня Зигар сидел, понурившись, на краю жаропрочного табурета. По его черной коже, обычно полыхающей алым пламенем, пробегали едва заметные голубые сполохи. Одинокий оранжевый огонек на его длинном хвосте, обвитом вокруг ножек табурета, то вспыхивал, то гас.

– На работе сказали так, – откликнулся демон. – Выгорел ты, Зигар. Истлел. А я что им в ответ скажу? Дел навалилось выше дымовых труб – две смены по двенадцать часов в котельной, за температурой и давлением лично слежу в чёртовой дюжине самых больших котлов! А дома дети, жена внимания хочет. И ночью всякие спать не дают. Позавчера в полночь вот что было?

– Что же?

– Только я заснул, как вдруг – трах! бах! – и лежу уже где-то на Поверхности внутри треугольника, начерченного мелом. Напротив в кругу стоит какая-то шешура в мантиях и колпаках. И кричит: «О, великий демон огня! Уничтожь наших врагов! И пирог допеки, а то дрова закончились».

В каминном отверстии у кресла Ксерта нечто щелкнуло, потом полыхнуло. В кабинете и без того стояла невыносимая даже для архидемонов жара.

– Сочувствую, – Ксерт взмахнул крылом, сбивая пламя. – Мне очень жаль, что ты не высыпаешься.

– А дома? – продолжал причитать Зигар. – Дома ведь четверо по кованым лавкам. Ждут красного папу с работы, а папа приходит синий! Не успеваю лапы обогреть – а они наскакивают, искры из меня выбивают.

– И давно такое состояние?

– Уже месяц как… Нет, два! С тех пор, как старший зубы огненные начал менять – все, жизнь пошла под откос, – Зигар всхлипнул и утер ртутную слезу ладонью. – Ну вот, совсем раскис.

– Это абсолютно нормально, – Ксерт снова сбил самовозгоревшийся в камине огонь и протянул демону асбестовые салфетки. – Ты долго носил в себе напряжение, позволь ему выйти.

Зигар вытянул из пачки салфетку и громко в неё высморкался, исторгая клубы черного дыма.

– Не привык я к такому, господин Ксерт. Мне ведь как всегда говорили? Огонь – это сила! С детства папаша внушал, что кремнем надо быть, а не тряпкой. А теперь… вот это вот всё.

Ксерт пошевелил крыльями за спинкой кресла.

– Сила, дорогой Зигар, вовсе не в том, чтобы подавлять собственные слабости. Сила в том, чтобы их признать. То, что ты чувствуешь сейчас – это путь к восстановлению, lacrimae purgationis…

– Чего?

– Символ очищения, – архидемон позволил себе слабую улыбку. – Прими свои слезы. Они показывают, что ты в начале новой стадии жизни.

– Правда? – демон огня с недоверием уставился на психотерапевта.

– Именно так, – искрящую каминную полку снова накрыло черное крыло. – Ты не слаб, Зигар. Ты просто жив. Живой демон с живой психикой, которой временами нужна передышка.

– Эээ, – демон почесал макушку, на которой плясали язычки голубого пламени, – наверное.

– Видишь ли, – продолжал Ксерт, – демоны огня тратят слишком много сил на внешние процессы. И почти ничего – на внутренние. Такова природа пламени – служить ресурсом для мира. Давать свет и тепло на Поверхности, чтобы жизнь могла развиваться и делать выбор в пользу добра или зла. А внизу – поддерживать нужную температуру и давление в адских котлах, чтобы мучить грешников. Но вот вопрос: сколько своего огня ты ежедневно оставляешь для себя?

– Для себя? – хохотнул демон. – Я огонь, выгорать до угля – моё естественное состояние! Я и приходить-то не хотел, начальник цеха заставил. Хвост ему в…

– Верно, – перебил его архидемон, – ты и есть огонь. Поэтому тебе и важно относиться к себе бережно. Если постоянно гореть для других и ничего не оставлять для себя, скоро горение как основной процесс жизни лишится для тебя смысла.

Зигар снова почесал макушку.

– И что вы предлагаете? Отпуск в этих самых, в ледяных пещерах? Я ж там угасну!

– Бережность к внутреннему огню, – продолжал увещевать Ксерт, – это не про угасание. Это про сохранение интенсивности. Научись осознанно распределять ресурсы. Тогда и на работе будешь более эффективным.

– Ага, – крякнул демон. – Значит, про котел номер восемь вам уже настучали? Ну, Фрюнгл, коготь тебе в печень…

– Давай вернёмся к твоему вопросу, – Ксерт зыркнул в сторону дымящего камина и положил руку на подлокотник кресла. – Что, если ты как-нибудь попробуешь гореть для одного себя? Внутренний климат-контроль, каждый день по пять минут. Медитативное пламя Зигара, которое существует не ради поддержания адского пекла, а ради самого Зигара. Что скажешь?

На черной коже демона проступили багровые язычки.

– Медитативное пламя… Черт его знает. А меня жена из дома не выгонит? Я и так ей мало времени уделяю.

– А ты возьми отпуск. Побудь с семьей. Подумай, какой пример подаешь детям. И о том, что если научишься бережнее обращаться с внутренним огнём, это углубит эмоциональный контакт в паре.

– Какой-какой контакт? – демон раззявил пасть и растопырил уши.

– Чуткость по отношению к себе, – мягко пояснил Ксерт, – это навык, который со временем распространится и на других, дорогой Зигар. Ты станешь лучше понимать, чего от тебя хочет жена.

– А вот это хорошо, – демон улыбнулся, вокруг него проступил алый ореол жара. – Это то, что надо. И правда, возьму-ка я отпуск. Что они там, пару столетий без меня не продержатся?

Демон встал с табурета, повёл плечами, покрывшимися бордовыми протуберанцами, и прошлепал к выходу. Ксерт, не поднимая головы, сделал несколько пометок в блокноте. Ждать благодарности от демонов – самое неблагодарное на свете дело.

Раскалённый табурет, на котором сидел гость, и не думал остывать – в замкнутом пространстве кабинета стояла такая жара, что даже архидемону было душно.

Не успел Ксерт отложить карандаш, как в дверь постучали.

– Войдите, – Ксерт поднялся с кресла, чтобы встретить гостя.

В дверном проеме показалась бесформенная синюшно-серая голова с огромными глазами и растянутой по лицу ухмылкой. Выглядела эта голова так, как будто на неё несколько раз наступили.

– Ну что, ушел? – прогнусавила голова, обливаясь капельками пота.

– Дорогой Фрюнгл, – архидемон сделал приглашающий жест. – Проходи, располагайся. Как котельная? Как грешники? Мучаются?

– Да я, собсно, ненадолго, – Фрюнгл нехотя показался в двери весь, и стало ясно, что головой он явно планировал ограничиться.

Его фартук, перепачканный копотью, был прожжен в нескольких местах, на копытах налип недельный слой сажи, а руки пестрели зольными пятнами. Его старательно вычищенная голова контрастировала с грязным телом настолько, что казалась пришитой.

– Досточтенный господин наш Ксерт, – лепетал Фрюнгл, кланяясь и распространяю вокруг кислую вонь. – Наш спаситель! Избавитель. Сил моих больше не было. Три котла взорвал. Два поцарапал. Один опрокинул. А восьмой-то, восьмой! Взял воду газирную, из серного источника, и в котёл её. С грешниками! Известно ведь, что грешники снижают раствримсть газов – и вона эти газы как попёрли! И души за собой как потащат! Такая каша заварилась, черт ногу сломит. Каминная система взбесилась. Температура на верхних ярусах не регулируется. И ведь уволить не могу – сестрица заживо съест за то, что муженька с работы выгнал. Приди зло по мою душу, господин Ксерт, в отпуске ему самое оно! Столетия так на три.

– Пустяки, – Ксерт сдержанно поклонился в ответ. – Все, что угодно для управляющего адской котельной.

Фрюнгл сунул руку в глубины фартука и извлек оттуда черную, изрезанную рунами шкатулку.

– Примите, не обижайте отказом, – он протянул шкатулку архидемону. – Все, как господин хотели. Автономия от центральной вентиляции. Неограниченное время работы. Самообновляется раз в тыщу лет. Не шумит, не сбоит, мысли читает исправно. Неделю мастерил, все четыре стихии прикручены.

– Право, не стоило, – промурлыкал Ксерт, принимая дар.

Фрюнгл пошаркал копытами, вытер руки о фартук – и испарился.

Архидемон затворил за ним дверь, прошёлся к столу, где под жаропрочным колпаком отдыхала кофемашина, и поставил туда шкатулку. Открыл тяжёлую крышку.

Руны на черных гранях вспыхнули багровыми молниями, из шкатулки вырвался поток бледного света и залил потолок тонкой, полупрозрачной кисеей.

Ксерт прикрыл глаза и вспомнил, как ровно сто десять лет назад он предпринял большое путешествие по Поверхности в регионе Бернских Альп – к величественной, одиноко стоящей вершине пирамидальной горы Маттерхорн.

Во время подъёма по её склону холодный ветер нещадно резал кожу архидемона, пронизывая до костей. Под ногами скрипел хрупкий снег, а ледяные расщелины отзывались гулким эхом на каждый шаг. Перед глазами – куда ни глянь – стоял бескрайний горизонт, сотканный лишь из облаков, а воздух настолько пропитался ароматами хвои, что казался горьким на вкус.

Вместе с Ксертом в экспедиции участвовал один профессор – во время похода он рассказывал всем сказки собственного сочинения. Эти сказки каким-то невообразимым образом согревали продрогший дух Ксерта и увлекли его настолько, что тот порекомендовал профессору их издать…

Нечто прохладное коснулось его плеча. Архидемон открыл глаза и посмотрел вверх. На его скулу легли две снежинки.

С потолка крупными хлопьями падал снег. В камине у стены снова взревел огонь. Снежинки, касаясь пола, беззвучно испарялись и не оставляли в кабинете адского психотерапевта никаких следов своего существования. Воздух сделался приятно горячим, пропитался запахом хвои и горелого дерева. Ксерт блаженно зажмурился. Человечество, изобретая климат-контроль внутри жилищ, о собственном комфорте заботилось лишь во вторую очередь.

В то время как чувство независимости от власти матушки-Природы без сомнения было в приоритете.

Архидемон присел в кресло и щелкнул пальцами. В его руках оказалась истрепанная книга – первое издание волшебных сказок его попутчика к величественной одинокой горе. Книга раскрылась на первой странице:

"In a hole in the ground there lived a hobbit…"

Ксерт устроился поудобнее и принялся за чтение. До следующего клиента ещё час – значит, есть время на собственное медитативное пламя, которое ярче всего горит в ощущении превосходства над любой системой.