Накипело
Ваня откупорил бутылочку холодненького крепкого пивка, поставил перед собой тарелку с крупной тихоокеанской сельдью холодного копчения. Потер руки в предвкушении зрелища. Сегодня играют наши с Бразилией! Ну вот как такое пропустить? Да он специально с работы отпросился, сославшись на легкое недомогание, ради такого случая!
Рука потянулась к пульту дистанционного управления. Но пухлая ручка жены Светы цепко схватила его первой. Пальчик с облупленным ногтем нажал на кнопку. Выпуклый кинескоп озарил полутемную комнату.
«Пять лет назад российская туристка, отдыхая в Египте, добровольно вступила в интимную связь с командой непальских гандболистов. Вернувшись домой, обнаружила, что беременна. Родила дочь, которая сейчас задает нашей героине один вопрос: а кто мой папа? Нашей съемочной группе удалось разыскать лишь четверых членов сборной Непала. Остальных, включая запасных игроков, тренера и врача команды, пока ищут. Я Андрей Малахов. И мы начинаем «Прямой эфир» …
Ваня в раздражении сжал кулаки, стиснул зубы.
– Да выключи ты эту ёб@нь!
Но Света уже полностью погрузилась в действо, творящееся на экране. Он вырвал пульт из ее руки и переключил канал. Уставился на экран.
«… Да! Принимает мяч! Ведет! Ведет! Ну! Ну! Удар по воротам бразильцев!!!! Эх! Неудачно! Да, дорогие телезрители. Бразильский вратарь не зря ест свой бразильский хлеб…»
Жена с визгом отобрала пульт и щелкнула кнопкой. Спрятала его в карман застиранного халата. Показала Ване фигу и уставилась на героиню передачи, потасканного вида девицу, в пошлой розовой майке с надписью «Bad Girl».
«… Ну да. Никогда в Египте не была, поэтому решила туда поехать. Вечером зашла в бар, а там спортсмены из Непала отдыхают. Такие мужчины эти непальцы, знаете ли. Не пальцем деланные! Вы не думайте, я не проститутка, я просто очень любвеобильная…»
Телевизор погас и заискрил. Жена вздрогнула от неожиданности.
– Ты что сделал? – в ужасе прошептала Света, глядя на застрявший в кинескопе утюг.
– Я сделал то, что давно следовало было сделать! – нахохлился Ваня и приложился к бутылке. Пиво было невкусным, точнее, настроения уже не было наслаждаться вкусом.
– Ты телевизор разбил! – плаксиво сказала жена.
– А ты наблюдательная! – Ваня сделал еще глоток.
Света схватила хвост копченой селедки и от души съездила ею по небритой роже. Рыба, сверкая золотистой чешуей, выскользнула из руки и шмякнулась об стену, оставляя жирный след на выцветших обоях. Облезлая беспородная кошка тотчас утянула ее под диван. Спустя секунду оттуда донеслись чавкающие звуки.
Ваня поставил бутылку, громко отрыгнул, вытер лицо и накинулся на жену…
***
– Добрый вечер! Я Андрей Малахов. И это «Прямой эфир»… Житель села Уздечкино разбил телевизор и подрался со своей женой. Единственная свидетельница произошедшей трагедии, кошка, сейчас находится в ветлечебнице. От пережитого стресса она подавилась рыбной костью, и сейчас за ее жизнь борются лучшие ветеринары районного центра. Вся страна, затаив дыхание, следит за состоянием ее здоровья. И у нас в студии главный виновник событий – Иван!
Импозантный ведущий в очках и с безупречной прической, в костюме и в кроссовках на босу ногу, присел на диван. Забулдыжного вида мужчина в белой рубашке, спортивных штанах и в стоптанных туфлях, важно поправил петличку микрофона на груди.
– Иван, скажите, что вас заставило совершить такой поступок? – ведущий смотрел внимательно.
Ваня яростно почесал под мышкой – рубашка сына была мала. Посмотрел на сидящих в студии людей, что-то ждущих от него. Камеры, зрители, свет софитов. Ссыкотно как-то. Но надо быть стойким – ибо кто, если не он?!
– А я не согласен с тем, что творится сегодня на нашем телевидении! – смело заявил Ваня. – Почему я, рабочий консервного завода, труженик и ударник, исправно платящий все эти грабительские налоги, вынужден наблюдать все эту х…ету, которая творится на федеральных каналах? И заметьте, все это оплачиваем мы! Простые налогоплательщики!
– У-у-у-у-у!!!! – недовольно-осуждающе загудели зрители. Ваня презрительно поморщился: сидят тут за сто рублей, рты по команде открывают!
– А вы могли бы не выражаться? – поджала губки женщина в прозрачном платье, сидящая на диване напротив него. Обильный макияж и странная конусообразная прическа, возвышающаяся на добрых полметра, придавали ей странный вид.
«А-а-а-а, это же эти, как их там – эксперты, во!», – пронеслось в голове у Вани, но вслух сказал:
– Могу и не выражаться! Но у меня не хватает культурных слов, чтобы не выражаться! Как ни включишь телек – одно и то же! Всякая шляпа! Пенсионерка забеременела от десятилетнего соседа и теперь требует алиментов! Или вот еще… женщина спала с негром, и родила рыжего! Сенсация! Что ваще творится?!
– Уважаемый! Вы сейчас очень, знаете ли, некультурно себя ведете! – прервал его мужчина в розовой майке, также сидящий среди «экспертов». Ваня прищурился. Харя знакомая, слащавая такая, напудренная, бровки выщипанные. Какой-то недоактер из дебильного сериала, уже вторую неделю крутящегося по ящику. Светке он еще нравится очень. Тьфу!
– А я тебя знаю! – воскликнул Ваня. – Ты же тот полупокер, который мне настроение портит одним своим видом. Как ящик ни включишь – там ты. Кто-нибудь! Да дайте ему уже этот ср@ный Оскар, и пусть валит в свою голубую лагуну!
Мужчина недовольно поджал ботоксные губы.
– Я просто очень хорошо воспитан. Если бы я был… – начал он.
– Если бы ты был мужиком, я бы тебе такого в жизни не сказал! – опередил его Ваня. – Сиди обтекай, заднеприводный!
– У-у-у-у, – снова пронеслось над зрительскими рядами. Недовольное.
Ведущий поднял ладонь. Гул в студии утих.
– Ваша супруга сегодня тоже здесь! – загадочно сказал он, глядя на Ваню, надеясь вызвать у него нужную реакцию. Но тот и не собирался следовать инструкциям, полученным до эфира.
– Да неужели? – съязвил Ваня. – А я-то думаю, с кем это я в одном купе ехал трое суток до Москвы?
***
Под аплодисменты вышла пухленькая женщина в платье в крупную ромашку. Процокала каблуками на середину и запричитала.
– Люди добрые! Это что ж такое делается-то?!
В отличие от мужа, она свой гонорар отбивала честно и четко следовала всем инструкциям помощников ведущего.
– Сижу, никого не трогаю, смотрю свою любимую передачу! – продолжала она. – А тут этот паразит берет утюг и швыряет прямо в телевизор!
– У-у-у-у-у!!! – зрители дружно возмутились.
С дивана «экспертов» поднял руку солидный господин. Ему протянули микрофон.
– Простите, вас как зовут?
– Света, – моментально отозвалась жена.
– Светлана! Дело в том, что я адвокат. И мне, с профессиональной точки зрения, весьма интересно, утюг и телевизор – это ваше добрачное имущество?
Ваня хрюкнул от смеха. Кто о чем, а лысый о расческе!
– Мы когда поженились, телевизор уже был, – растерянно пробормотала жена. – И утюг тоже. А что?
– Просто если будете разводиться, то вы по закону имеете право… – начал адвокат.
– Тема передачи про кошку! При чем тут наша семейная жизнь и имущество? – спросил Ваня.
– Ну так, просто… – смутился адвокат.
– Просто, дядя, только мухи на стекле сношаются. Нечего сказать по существу – сиди и не бухти!
Адвокат покраснел и передал микрофон другому "эксперту" – тетке со злобным выражением лица.
– А сколько у вас вообще телевизоров? – спросила она.
– Так это… один. Был. – ответила жена, краснея под ее пристальным взглядом.
– А что ваш мужчина не мог второй купить? Так бы разногласий не было!
Ваня снял туфлю. Почесал пятку сквозь дыру в носке, надел обратно.
– Послушайте, дамочка… – начал он.
– Я тебе не дамочка! – отрезала тетка.
– А ты все равно послушай. Если у тебя телевизоров по четыре штуки в каждом сортире, то я за тебя бесконечно рад. Ты не врубаешься? Дело не в количестве телевизоров, а в том, ЧТО она смотрит! Если бы смотрела что-нибудь стоящее, да я бы даже не вякал! Да я даже перебился бы без своего футбола, потом бы повтор посмотрел – это ни есть проблема! Но она круглыми сутками смотрит эту чушь! А потом висит часами на телефоне и обсуждает с подругами очередную увиденную здесь яжемать и яжебл..дь!
– Купите второй телевизор! – продолжала настаивать тетка. – Она смотрит свою чушь! А ты – свою не чушь! И все счастливы!
– Захлопнись, а? – устало ответил Ваня. – Ты глухая? Или просто тупая?
– Не захлопнусь! Смотрите спутниковое… Интернет есть, в конце концов! – не унималась тетка. Очевидно, она относилась к той категории людей, которым надо обязательно до конца высказать свою мысль, даже когда этого не требуется (неактуально или просто глупо), из желания быть услышанной, доказать свою правоту или просто поумничать.
– Да, бл..дь, заткнись ты уже! – вырвалось у адвоката. – Даже я все понял!
Тетка обиженно закусила губу и замолчала.
Микрофон взяла симпатичная молодая женщина, сидящая на другом диване.
– А мне Иван нравится! Вот правда. Четко обозначил свои претензии. Мужик! Респект тебе, Ванечка! Только надо все-таки поделикатнее как-то.
Ваня приложил руку к груди и учтиво поклонился. Света злобно прищурилась. Она ее сразу узнала. Актриска! Играет всяких там принцесс и королев, благо внешность позволяет.
– А ты на чужих мужей хлеборезку свою не разевай! – рявкнула она.
– У-у-у-у-у!!!! – заинтересованно и радостно прогудели зрители. Захлопали.
– Женщина, да успокойтесь вы! Никто не разевает, как вы выразились, хлеборезку! – засмеялась актриса.
Но было поздно. Света налетела на нее словно коршун. Вцепилась в ее волосы, стащила с дивана и стала мутузить по полу.
– У-у-у-у-у-у!!! – восторженно кричали зрители.
– Охрана! – закричал ведущий. Выбежали двое, квадратных и здоровенных. Быстро растащили обеих. Рассадили по разным диванам.
– Ну-у-у-у-у! – пронеслось разочарованное.
Ваня закрыл глаза. Какого хрена он здесь вообще делает? Зачем ему это все? Кто все эти люди, решившие, что могут влезать в его жизнь, интересоваться количеством телевизоров в его доме, задавать другие тупые вопросы? Кто они вообще такие?! Да он их знать не знал никогда и нисколько от этого не страдал. Убрать из жизни, например, всех поваров, ткачей, продавцов, врачей, учителей, шахтеров и прочие нужные профессии и всё – мир накроется мамкиной пилоткой! А эти кто такие? Да бОльшая часть из них – просто бездельники, приходящие сюда себя показать, попиариться. Так и скачут из передачи в передачу. Наверное даже забыли, где выход из Останкино находится…
И вообще, при чем здесь его жизнь, если тема передачи – про кошку! В мире же проблем больше нет, только его кошка и та туристка, переспавшая с командой непальцев. Обсудить же больше нечего! Не умирают дети от того, что лекарства стоят запредельных денег, не происходят войны из-за чьих-то амбиций и жадности, не побираются старики от нищенской пенсии, не издаются тупейшие законы против своего же народа…
Ваня махнул рукой: да еб..сь оно все конем шахматным!
Снял с себя микрофон, бросил всю эту приблуду из проводов на пол. Подошел к плачущей растрепанной жене, взял за руку.
– Пойдем отсюда! Повеселили народ и будет! На обратные билеты нам хватит. А телевизор я тебе куплю.
Ведущий, естественно, пытался их остановить, из-за кулис ему в помощь выскочила креативный менеджер и несколько помощников, но, глядя на хмурое выражение лица Вани, они поняли: кина не будет!
***
Передача с участием Вани так и не вышла в эфир. Она была сорвана, поэтому нечего было показывать. Вскоре эта история окончательно забылась, потому что по большому счету всем на всё плевать.
Ваня купил два телевизора, побольше – в комнату, поменьше – на кухню. Смотрел свои матчи, пил пиво и не парился. Лично для него ничего не поменялось, ну разве только денег в кармане резко поубавилось, да на пару кредитов стало больше. Мужик он работящий, поэтому справится. А еще Ваня подсел на один сопливый сериал. Если честно, сериал был – ну полное г..вно, но там играла та самая симпатичная актриса, единственная, кто сказал в его адрес доброе слово.
Что касается жены, то для нее все поменялось кардинально. Во-первых, она занялась собой, и вскоре стала заметно стройнее. Во-вторых, она перестала смотреть все эти помойные передачки. Днем занималась хозяйством, варила обеды и ужины, а по вечерам сидела и, поглаживая выздоровевшую кошку, смотрела телеканал «Культура».
Ваня как-то задал ей вопрос, почему она больше не смотрит свои любимые ток-шоу, на что ответила:
– Противно. Хватило того, что я побывала там, посмотрела на всю эту кухню изнутри. Гадостное чувство осталось. Жизнь напоказ, по сценарию, под диктовку. И никаких денег не стоит то, чтобы тебе в душу лезли. С вопросами. С ногами.
Непутевый
Илью вытолкали из сельпо. Не удержался, сковырнулся с дощатых ступеней. Зарылся патлатой головой в грязный подтаявший снег, усеянный окурками. Встал, отряхнулся и неровной походкой побрел в сторону своей лачуги.
В нетопленной избе рухнул на грубо сколоченный топчан и затих. Крутил в памяти свою жизнь, жалея себя. После двух часов внутренних терзаний решил – надо кончать с такой жизнью! Не в смысле, начинать новую, а заканчивать свое существование на этом свете, таком жестоком и несправедливом.
Пошарил мутным взглядом по грязной комнате: пыльные полки, немытое окно, заляпанный стол, везде окурки и мусор. Стыло, грязно, мерзко. У покосившейся входной двери замерли стоптанные кирзовые сапоги.
Взгляд остановился на веревке, висящей на ржавом гвозде. То, что нужно!
Встал, снял веревку и, задрав голову, посмотрел на крюк. Саму-то люстру он давно пропил, только крючок сиротливо торчал из беленого, в разводах, потолка. Мастеря петлю, он вдруг подумал, что неплохо было бы оставить предсмертную записку, ну, для пущего драматизма – он в кино такое видел. Прощения у всех попросить, прочие трали-вали, короче, чтобы все было по-взрослому.
Вытащил из засаленного ватника пожелтевшую квитанцию за свет, послюнявил карандаш. Подумал, вздохнул и на обратной стороне корявым почерком и с чудовищными ошибками нацарапал:
«Ухажу из этой жизни дабравольно. Простите миня все ково я обидил».
Размашисто подписался. Придавил записку треснутым граненым стаканом. Пододвинул табуретку на середину комнаты, залез, приладил веревку к крюку. Несколько раз подергал – выдержит!
Накинув петлю на шею, вдруг ощутил дрожь в коленях. Трясло похлеще, чем с бодуна. И если трясучка с похмелья была для Ильи привычным состоянием на протяжении последних трех лет, то нынешние ощущения вызывали страх.
Так! Соберись! Просто оттолкнуть табуретку и все!
Вешаться не хотелось решительно. Внезапно в похмельную голову пришла спасительная мысль: уходить из жизни, предварительно не накатив – плохой тон.
С облегчением скинув петлю, Илья слез с табуретки и задумался. Вдруг вспомнил, что местный электрик Акимыч обещал ему бутылку. За то, что Илья не сдал его, когда встретил на пункте приема цветного лома с мотком кабеля на плече.
Повеселевший Илья снял веревку с крюка, накинул обратно на гвоздь и пнул входную дверь.
***
– Эй, Илья! Ты дома? – баба Нюра постучала в грязное окошко хибарки.
Не дождавшись ответа, старуха вошла в дом и поставила кастрюльку на стол. Пущай хоть поест, непутевый! Баба Нюра жалела бедного соседа-алкоголика – без нее Илья давно бы уже помер от голода, ибо все редкие деньги, которые у него появлялись от незаконного промысла цветметом, он привык тратить исключительно на нее родимую. На водку.
Взгляд сердобольной старухи упал на прощальную записку под стаканом. Бабке потребовалось время, чтобы разобрать подслеповатыми глазами каракули. Спустя минуту она, охая и смешно переваливаясь на подагрических ногах, бежала к участковому.
***
Леонид Сергеевич, участковый, внимательно осмотрел записку, зачем-то понюхал, брезгливо сморщился.
– Анна Григорьевна, а с чего ты решила, что он топиться пошел?
– А что ему, паразиту такому, еще делать-то? Утоп, не иначе! – баба Нюра была категорична.
– Проверим, – неохотно ответил участковый, пряча записку в папку. – Иди, Анна Григорьевна. Разберусь.
Выпроводив односельчанку, Леонид Сергеевич вышел на крыльцо и закурил. Сколько проблем из-за этого Романова! То соседский сарай спалит по пьяни, то провода срежет, то дебош учинит в клубе. Бестолковый, никчемный человек!
Тем не менее, сигнал поступил – обязан проверить. Он завел мотоцикл и поехал к дому Ильи.
***
– Акимыч! Акимыч, сук@ такая! – надрывался Илья у покосившегося забора. Никто не выходил, только грозно лаял Джек – огромный серый пес. Илья схватил обломок кирпича и запустил в собаку. Не попал, но этого оказалось достаточно, чтобы Джек окончательно взбесился. Навалился мощными лапами на забор – две прогнившие доски выпали, и пес мгновенно оказался на улице.
Илья икнул от испуга, беспомощно огляделся. Куда бежать?! С одной стороны злобная собака, грозно рыча, медленно надвигалась на непрошенного гостя, с другой – река. Илья развернулся и ринулся в сторону реки. Джек, роняя слюну, пустился за ним.
Последний раз Илья так быстро бегал год назад, когда стащил из сельского клуба бронзовый бюстик Феликса Дзержинского, который намеревался продать в городе на толкучке. Тогда ему убежать не удалось – заведующий клубом, быстроногий Васька, его догнал, отобрал бюстик и насовал щедрых п..здюлей.
Может сейчас удастся? Тем более, вот она – река, уже поблескивает блестящей корочкой. Илья забежал на лед и обернулся. Джек остановился как вкопанный, и злобно поглядывая на алкаша на тонкой льдине, продолжал лаять.
А счастливый Илья матерился в адрес пса и радостно выплясывал на льдине. Только не учел, что весеннее солнышко уже давно не просто ярко светило, но и хорошо припекало. Лед под пляшущим алкашом треснул, тот даже сообразить ничего не успел, как оказался в холодной воде. Мгновенно намокшая одежда тяжелым грузом тянула вниз. Жалобные булькающие крики заглушало громкое гавканье собаки.
***
– Ну и дурак же ты! – мокрого участкового колотило от холода и злости. Распластавшись на льду, крепко держал Илью, жадно хватающего ртом морозный воздух. Рыча, потянул по льду в сторону берега, куда уже сбегались односельчане. Среди них был и похмельный Акимыч, проснувшийся от лая собаки.
– Ну, что я говорила?! – кричала баба Нюра. – Утопиться решил! У-у-у, паразит такой! Самоубивец!
***
В доме Ильи было жарко, в прямом и переносном смысле. Соседи, растопив печь, теперь наперебой выкрикивали в его адрес все, что думали. А думали о нем всякое: и безалаберный, и алкаш, и эгоист, и грешник, и просто муд@к.
Илья, завернутый в одеяло, молча слушал, пил чай с малиной (спасибо бабе Нюре) и кивал. Такого внимания к своей персоне он еще не испытывал. И ему это нравилось.
Участковый, обсохнув у печи, вытащил из папки его предсмертную записку.
– Что за писулька? Объясни! – грозно потребовал он.
У Ильи слезы навернулись. Вытер костлявой ладонью глаза.
– А что объяснять-то?! – запальчиво выкрикнул он. – Да, хотел! А кому я нужон-то? Я же тут что-то навроде прокаженного! И все-то вы надо мной смеетесь, и все-то вы хотите побольнее ударить! А никто не знает, что в душе моей делается!
Голос сорвался, Илья лег на лавку и зарыдал. В избе стало тихо. Соседи переглядывались: кто виновато, кто в испуге, кто в недоумении.
– Ты о чем, Илья? Кто смеется-то? – озадаченно спросил Акимыч и тут же добавил, пытаясь успокоить односельчанина. – Да всем пох..й!
Почему-то от этих слов Илья расстроился еще больше. Бил по лавке худыми кулаками и ревел белугой. На электрика зашикали. Тот обескураженно почесал плешивый затылок и, решив реабилитироваться, брякнул:
– Бабу тебе надобно, Илья! Правильная баба – она из тебя человека сделает!
Илья моментально затих, поднял на него красные глаза.
– А есть? – буднично спросил он, будто электрик предложил ему похмелиться.
– Тут сложно, – задумчиво протянул Акимыч, поглаживая заросшее рыжей щетиной лицо. – Надо подумать…
***
– Ты с ума сошел? – Алена покрутила пальцем у виска.
Акимыч задумчиво жевал сало.
– Я вот где-то читал, что у каждого человека по земле бродит вторая половинка. Может и у Ильи есть? Тоже где-то бродит, а?
– Обязательно бродит. И бутылки собирает, – жена у электрика была язвительной.
– Не скажи, – продолжал философствовать Акимыч. – А может она… не знаю… может она – бухгалтер, а? Или, скажем, учительница?
Жена присела напротив. Сдвинула тонкие брови.
– Ты мне лучше ответь на один вопрос! Как в твою бестолковку пришла такая светлая мысль пообещать его женить? Да еще при всем народе?!
Акимыч покраснел.
– Это еще не все, – смущенно пробормотал он. – Я с мужиками поспорил на ящик портвейна…
Алена вздохнула. Устало провела рукой по лбу.
– Денег не дам! Как хочешь, так и отдавай!
Акимыч нахохлился.
– В смысле?! Кто тебе сказал, что я проиграю?! Найду я Илье бабу!
– Где?! Село маленькое, его тут все знают, кто за него пойдет? За такого?
Акимыч подумал.
– Может Катьку рябую?
– Совсем уже с дуба рухнул? Рябая Митьку из армии ждет! Митька в десанте служит, придет – порвет всех троих!
– А третий-то кто? – удивился Акимыч.
– Ты! – злорадно выкрикнула жена.
– Ну да, ну да… А если Александру Васильевну? Учителку? Она же вроде одинокая.
– Учительница русского языка и Илья?! – жену пробрал хохот.
– Да уж… – досадливо согласился Акимыч. – А может тетю Стешу? Она вдовая.
– Тете Стеше позавчера шестьдесят стукнуло. А Илье сколько? Тридцать пять, кажись?
– А может…
– Не может! – отрезала Алена, которой все это порядком надоело. – Нет баб для алкашонка! Кончились!
***
– Петя, ты спишь? – Алена толкнула спящего Акимыча, сладко похрапывающего на высокой подушке.
– Ну чего еще? – недовольно, не открывая глаз, буркнул муж. Перевернулся на другой бок.
– Я, кажется, нашла для Ильи женщину, – зашептала жена.
– Ну и славненько, – пробубнил Акимыч. Почмокал губами. Захрапел.
– Хватит харю плющить! Я тут не сплю, думаю, а он дрыхнет! – возмутилась Алена.
Акимыч с сожалением открыл глаза. Повернулся.
– Ну?!
– Помнишь Сонечку? Сестру мою троюродную? Мы еще к ней в Поздняковку ездили осенью.
Акимыч проснулся окончательно, в ужасе уставился на Алену. Сонечку он помнил прекрасно. Крепкая высокая бабища, с густым низким голосом. Некрасивая, своенравная, грубоватая. Замуж никто не берет, уж больно страшненькая, мужеподобная, а характер – туши свет!
– Ёптить, – прошептал он. – Алена, ты чего?!
– А чего? – невозмутимо спросила жена. – Девке за тридцать уже, ни семьи, никого. Зато умненькая, серьезная. Гиревым спортом увлекается. Я думаю, этому алконавту только такая и нужна. Чтобы вот где он у нее был!
Крепко сжатый кулак жены хрустнул перед носом Акимыча. Он испуганно сглотнул.
– Алена, твои предки случайно не инквизиторами были?
– Если Илью отмыть, причесать, то сойдет за жениха. – продолжала рассуждать жена. – Ну так, на хиленькую троечку. Сонечка тоже не красавица, между прочим. Позвоню ей, а ты давай, морально готовь алкашонка.
– Может его в город отвезти, к врачу? Ну там, закодировать?
– А платить кто за это будет? И не факт, что поможет. Так что, давай своими силами, раз пообещал. Спи, завтра еще поговорим!
Остаток ночи Акимыч не спал. Он круглыми от ужаса глазами смотрел в окно и задавал себе один и тот же вопрос:
«Нах..й я ввязался в эту авантюру?!»
***
– Акимыч, трубы горят! – сипел Илья. – Дай похмелиться, а потом знакомь хоть с кем, хоть с Соней, хоть с чертом лысым!
«С чертом лысым, наверное, было бы гуманнее», – подумал Акимыч, но вслух ответил решительно:
– Значит так! Никакого опохмела! Сейчас растопим баню и…
– Акимыч! – взмолился Илья. – Трясет всего!
Его и правда колбасило так, что без слез не взглянешь. И Акимыч дрогнул. Вытащил из кармана пиджака мятую фляжку, вылил содержимое в стакан. Трясущиеся руки схватили стакан, приставили к губам. Булькающие звуки.
Минуту Илья сидел с закрытыми глазами, прислушиваясь к журчанию в желудке. Улыбнулся. Открыл глаза.
– Итак, кто есть Соня?
Акимыч терпеливо повторил, мол, через три дня приезжает Соня, троюродная сестра Алены. Приедет специально знакомиться с ним.
– Со мной? – просиял Илья.
Акимыч потер красные от бессонной ночи глаза.
– Да, Илья, с тобой. За три дня ты должен превратиться из того, кто ты есть, в того, кто нам нужен.
– А кто вам нужен?
– Трезвый, работящий… – устало начал Акимыч и вдруг психанул. – Да бл..дь это невозможно! Да лучше бы ты, сук@, утоп! Закопали бы тебя в огороде, да и забыли! Возись теперь с тобой!
Акимыч одним ударом распахнул створки окна. Закурил, мрачно глядя на загаженный двор. Теперь все село на смех поднимет, еще и мужикам ящик портвейна отдавать! Бля-я-я-ядь!
Илья тихонько заплакал. Размазывая слезы по худому, заросшему лицу, смотрел в пол.
– Устал я, Петр Акимыч, от этого всего, – прогундосил он.
– А кто виноват? – не оборачиваясь, бросил Акимыч. – Только не говори, что водка!
– Да никто не виноват, – уныло согласился Илья. – Сам виноват.
Акимыч нахмурился, выкинул папиросу, повернулся.
– Чего ты хочешь?
Илья не ответил, просто пожал плечами.
– Чего ты хочешь?! – с нажимом повторил Акимыч.
– Что ты заладил, чего-чего?! – заорал Илья. – Жить!
***
Акимыч заколачивал ставни, сильными ударами вгоняя гвозди. Илья стоял рядом.
– Ты гвоздей не жалей, а то вдруг сбегу? – заботливо советовал он.
Акимыч не жалел гвоздей, он жалел себя. Ну вот почему, за какие такие грехи он должен возиться сейчас с ним? А все Аленка со своей сестрой – замуж ее, видите ли, надо срочно выдать!
– Доску подай лучше! – хмуро приказал он Илье. Тот с готовностью протянул ему доску.
Через полчаса все окна были заколочены. Оба вошли в дом. Илья сел на топчан, посмотрел на тускло светившую настольную лампу.
– А кормить меня кто будет?
– Баба Нюра. Раз в день. Ты побольше воды пей. Телевизор у меня маленький есть, принесу. Читай, пой, спи. – дал последние указания Акимыч. Вышел из дома. Навесил тяжеленный амбарный замок. Повернул ключ.
– Акимыч! – донеслось из-за двери. – А в сортир как?!
– Ведро!
***
Маленькое зеркало над умывальником треснуло – до того мерзотно Илья пел. Он лежал на топчане и драл глотку, размахивая рукой. Пел не потому, что было весело – ему было страшно. Вся эйфория от перспективы начать новую жизнь прошла, все торжественные клятвы, данные Акимычу, забыты, а неведомая Соня вызывала раздражение и злость, ибо это из-за нее он согласился на добровольное заточение.
– Илья! Ты заткнешься или нет, ирод?! Как серпом по яйцам! – баба Нюра поставила сковородку на стол и в возмущении уставилась на соседа.
Илья был так увлечен, воя песни, что даже не заметил, как вошла соседка. Слетел с топчана.
– Баба Нюра! Анечка Григорьевна! – упал он на колени. – Налей! У тебя же там самогоночка есть. Капельку, граммов триста!
Баба Нюра покачала головой. Притопнула ногой.
– Не-е-е. Петенька из тебя человека хочет сделать, а ты! У-у-у, шалопут такой! Встань с колен!
– Да Акимыч поспорил с мужиками на портвешок! – взвыл Илья. – У него своя цель! Женить меня хочет еще, непонятно на ком! Там у него тоже свой интерес!
– А мне-то что за печаль?! – отмахнулась баба Нюра и торжественно добавила. – Главное – результат!
Илья вскочил с колен, схватил валявшийся в сенях топор. Потряс. С угрозой прорычал:
– Бабка, не доводи до греха! Налей!
Он стоял, тряс топором, пуская слюну по небритому подбородку.
Баба Нюра призывно свистнула. В дом стремительной серой молнией влетел Джек. Остановился напротив Ильи, зарычал. Он в испуге выронил топор.
– Джек, ко мне! – скомандовала бабка. Собака послушно, виляя хвостом, подбежала к ней. Джек ее любил, ибо все самые лучшие говяжьи косточки старушка скармливала ему.
– Думаешь, что умнее других? – прищурилась бабка. – Увидел слабую бабку, и герой? Акимыч сказал, что Джек теперича будет возле твоего дома дежурство нести. Энто на тот случай ежели тебе в голову придет всякая глупость и недоразумение.
Она показала на сковородку и добавила ласково:
– Поешь, Ильюшенька. Яишеньки тебе пожарила.
Направилась к двери, собака послушно засеменила рядом, бросив на него злобный взгляд. Хлопок двери, скрежет проворачиваемого ключа. И все стихло.
Но тишина обманчива. Илья был полностью уверен, что хитрый Джек затаился и ждет удобного момента, чтобы закончить то, что не закончил тогда, у реки. Другими словами, все попытки выбраться из дома будут иметь плачевный результат. Бл…дский бобик!
Илья протяжно завыл. Только сейчас понял, что шутки кончились – все по-взрослому.
***
Сонечка придирчиво осмотрела платье. Она его не надевала уже лет пять, и неизвестно, налезет ли сейчас? Да и некуда было надевать! На свидания ее не звали, цветы не дарили, комплименты не говорили. А ей так хотелось любви!
Платье не налезало, вот хоть тресни! Сонечка вздохнула. У нее есть два дня, чтобы решить вопрос с гардеробом. Будем думать…
***
– Вот, можешь смотреть! – Акимыч держал в руках маленький портативный телевизор.
– Акимыч! Давай так! – Илья с надеждой уставился на электрика. – Я тебе возвращаю твое обещание меня женить, и мы прекращаем этот цирк!
– Ненадолго же тебя хватило, – вздохнул Акимыч. – Даже суток не выдержал.
– Ты думаешь, это так легко?! – заорал Илья. – Что за самодеятельность?! Я на вас жаловаться буду! Сергеичу, участковому!
Акимыч, глядя на брызжущего слюной Илью, вытащил из кармана какую-то книжицу. Бросил на стол.
– Участковый просил тебе это передать, почитай! И еще он сказал, цитирую дословно: «Либо он тихо сидит дома, либо он сидит…».
Хлопнула дверь. Поворот ключа. Приглушенный веселый лай Джека.
Илья с тоской посмотрел на стол, на котором сиротливо лежал «Уголовный Кодекс».
Лег на топчан, накрыл голову руками. Он вдруг почувствовал, как его тело в один момент покрылось потом. В голову как будто всадили стальной раскаленный прут и стали медленно проворачивать. Подкатила тошнота. В глазах потемнело.
Потом пришла дрожь. Крупная, пугающая.
Воя от боли в голове и суставах, он скатился на пол.
Началась алкогольная ломка…
***
– Жалко-то как! Мучается болезный! – причитала баба Нюра, слушая вопли. – Может налить ему? Немного, а, Петенька?
– И тогда все насмарку! Переживет! – Акимыч оторвался от щели в заколоченных ставнях. – Иди, баба Нюра, я еще постою. Жиденькое и горячее что-нибудь сготовь ему завтра.
***
– Как зовут тебя, красавица?
– Сонечка! – ласково отозвалась девушка, глядя на него изумрудными глазами. Черные волосы роскошной волной спадали на округлые плечи, белозубая улыбка освещала неописуемой красоты лицо.
– А чем потчевать будешь, Сонечка?
– Тем, что душеньке твоей угодно! – Сонечка взмахнула тонкой рукой. Грязная комната вдруг превратилась в царские золоченые палаты, а вместо обшарпанного стола появился длиннющий стол с богатой, расшитой золотом, скатертью. А на столе… А на столе стройными рядами стояли бутылки с водкой, бочонки с медовухой и бутыли с самогоном. И среди всего этого алкогольного великолепия красовался серебряный поднос, на котором лежали один сырок «Волна» и две ириски.