Волки, подумалось Феранору, подходят к своему логову.
Глава 10
Саракаш I – третий царь Мааритской державы, правил с 2602 по 2652 годы III Эпохи. Управлял царством на его пике, когда оно включала большую часть восточной Алькарии, с южной границей по реке Апр и северной, по южной оконечности Дамазтанинских гор. На Востоке его владения ограничивало Срединное море, а на Западе Таниджабальский хребет. Вёл агрессивную политику, отчего даже соплеменники, люди не склонные к милосердию, прозвали его Злым.
Гоэцан Титланский
«Новейшая История»
К полудню вдали показались какие-то руины. Свет слепил глаза, отражаясь от белых камней, ветер шуршал и скрипел, продувая сквозь пустую арку ворот с парой каменных изваяний. Что или кого изображали каменные гиганты, распознать было нельзя. Кто-то поработал над ними, отбив лица. За входом обнаружился двор, двухэтажное здание без крыши и поразительно сохранившаяся композиция, изображавшая сцену борьбы человека с четвероруким гигантом. Но что важнее, у композиции находился колодец, сложенный из булыжников, вывороченных из стены. По двору ходили люди, вооружённые как попало и чем попало. Где-то ржали кони. В глубине двора белел высокий шатёр.
Прибывших приветствовали как своих.
Пленников предоставили самим себе. Эльдары направились к колодцу, у которого уже образовалась небольшая очередь. Коротая время ожидания, Феранор разглядывал скульптуры у колодца.
Человек маленький и угловатый как подросток, сидел на загривке чудовища, крепко оплетая толстую шею ногами. Великан стоял на коленях, запустив три руки себе за спину и царапая шею четвертой. На грубом узколобом лице застыла маска полного изумления
– Басарган и Марустаф,– сказал Бальфур, кивая на изваяние.– Я читал эту легенду.
– И кто из них кто?
На самом деле Феранора это не интересовало, просто стоять и молчать было скучно.
– Юноша с крепкими ногами это Марустаф, а Басарган это великан. Я только не знаю собственное ли это имя или название всех таких как он. По легенде, Марустаф был пастухом, жившим во времена между Исходом эльдар и падением Амаэля. Однажды его стадо преградило дорогу царской охоте. Правил тогда этими землями Саракаш. Он был жестоким царем и приказал своему великану оторвать пастуху руки и ноги, а пастуху разрешил сопротивляться. Победить в обычной борьбе у человека не было шансов. Но Марустаф не стал бороться как принято. Он был ловок, сумел взобраться на спину гиганту и задушить его ногами. Впечатлённый царь приказал скульпторам увековечить борьбу в камне и поставить в каждом из своих дворцов. А их у него было не мало.
Место возле колодца очистилось. Феранор взял ковш с длинной ручкой, зачерпнул из колодца воды. Плеснул в подставленные ладони Бальфура, утолил жажду сам. Второй вылил себе на голову. Вода не была холодной, но она освежала. Сорвав с плеч оставшиеся от рубахи лохмотья, он с наслаждением опрокинул на себя третий ковш. Когда зачерпнул воду в четвёртый раз к ним подошло пятеро загорелых до черна человека – бывшие рабы Омидана, прошедшие отбор поединком. Они успели пообвыкнуть в новой роли и даже немного приодеться, нарядившись в вещи надсмотрщиков и ламелляры стражи, ещё хранившие следы крови прежних владельцев, головы их покрывали одинаковые платки, стянутые на лбах ремешками. На жёстких лицах играли возмущённо-презрительные гримасы. Особенно злой и жестокий взгляд был у одного, со сломанным носом и косым шрамом на губе. Он вышел вперёд, сжимая палку из виноградной лозы. Скрестил на груди руки, смерил эльдаров высокомерным взглядом, процедил несколько фраз, будто сплюнул.
В душе Феранора зашевелились нехорошие подозрения. Бальфур побелел, открыл и закрыл рот.
– Хеир… он говорит, что мы пьем без очереди и… наше место у корыта…
– Да ну? – спокойно переспросил капитан, расправляя плечи, гордо вскидывая голову и копируя взгляд человека.– Скажи этой обезьяне: давно ли он сам оставил рабский ошейник, что смеет решать где кому пить. Так и переведи!
Сломанный Нос издевательски ухмыльнулся и внезапно замахнулся дубинкой. Феранор резко шагнул вперёд, сокращая расстояние, плеснул водой в лицо, заехал ковшом в висок. Человек рухнул на землю, а четверо других выхватили ножи, бросились на выручку. Феранор перекинул ковш Бальфуру, а сам поймал на лету выроненную предводителем палку. Сделанная из виноградной лозы она была лёгкой, но в то же время прочной, а её удары – чувствительны. Краем глаза он видел, как товарищ с отчаянным кличем ринулся в самую гущу схватки, сразу ударил по лапе первого нападающего. Разбойник взвыл, выбитый нож крутясь улетел в сторону.
На Феранора насело сразу двое. Помня о том, что они смогли продержаться в бою против устрашающего громилы он не стал играться, а сразу обманул ближайшего финтом, перехватил руку с ножом, выкрутил, толкнул одного на другого. Подставил подножку, ударил дубинкой по ногам, валяя бандитов в грязь.
Бальфур пытался достать ковшом своего противника, но, то ли тот оказался ловким, то ли сам Бальфур бил слишком размашисто – все удары уходили впустую. В это же время его получивший по руке враг подбирался к эльдару сзади. Не благородно и совсем не рыцарственно Феранор сам хватанул его по спине и подсечкой опрокинул головой на каменный бортик.
Поднялся оглушённый в самом начале Нос. Утерев струящуюся по виску кровь, он кинулся на Феранора, ревя раненным зубром. Капитан с разворота разбил ему губы, ударил между ног и когда тот согнулся – добавил локтём по загривку.
– Алязам ас’мургу! Шипази!
Сагмира растолкала собравшихся вокруг драки зевак. Впрочем, те сами шарахались в стороны при виде её искаженного гневом лица. На ней больше не было шлема и железной чешуи. Две чёрные косы спадали на полную грудь, стиснутую золотыми чашами, широкий в ладонь пояс обвивал бёдра, по бокам торчали позолоченные эфесы двух сабель, на ногах красные шаровары и мягкие сапожки ниже колен с лихо задранными носами.
Феранор опустил палку. Побитый главарь, пошатываясь, встал на ноги, сплюнул кровавый сгусток. Разбойница одарила его свирепым взглядом.
– Пожри вас Минра…– прошипела она, скаля белые зубы.
Тут взгляд её упал на Феранора. Она примолкла, ловя ускользающую мысль. Заговорила на атраванском, медленно и задумчиво.
–…Кто разрешил вам, псы, драться друг с другом?
– Ястреб,– подал голос разбойник в толпе, чьё лицо напоминало мордочку грызуна, с маленькими чёрными глазками.– Просто эти алялаты стали плескаться в водичке, словно изнеженные наложницы. Новеньких это возмутило, они подошли объяснить, но алялаты затеяли драку…
Исайритка холодно взглянула на Феранора. Эльдар старался сохранить невозмутимость, жалея, что не понимает, о чём говорит ей бандит.
– Ты поднял руку на моих людей,– сказала Сагмира на диалекте Риенлисета.– За такой проступок я беру кровью…
Острый, как бритва, клинок, вылетел из изящно украшенных ножен. Холодное изогнутое лезвие прижалось к его шее. Феранор покосился на разбойников обступивших колодец тесным кольцом, посмотрел на Сагмиру. Умирать совсем не хотелось, но он не собирался лебезить и просить о пощаде. Он – перворождённый. Он – Мистериорн!
– Хочешь убить – убивай. Я не собираюсь вымаливать жизнь.
– Говори, как всё было.
– На нас напали собаки, я отогнал их палкой. Нечего говорить.
– Ты! – взгляд разбойницы упёрся в Бальфура.– Говори, что здесь было.
– Мы пили воду,– эльдар с опаской поглядел на неё, на бандитов.– А эти подошли и стали прогонять. А потом схватились за ножи…
Он показал на песок, где всё ещё валялся выбитый в драке нож.
Атаманша посмотрела на Феранора.
– Так ты бросился с вартанаком на нож, алялат?
Она прищурилась, хищно наклонила голову на бок, оценивающим взглядом скользя по его крепким плечам и рельефным линиям мышц. Да, его тело выгодно отличалось от обычно грузных фигур мужчин-людей. Выражение её лица немного переменилось.
Феранор облегчённо сглотнул, когда железо убралось от его горла.
Сагмира воздела саблю над головой. Заговорила, чётко выкрикивая слова, в первую очередь для своей банды.
– Хочу, чтобы все раз и навсегда запомнили: только я решаю, что пленникам можно, а что нет! И только я вправе поднять на них руку!
Никто не успел ничего сказать или сделать. Многие даже не заметили блеска сабли, только услышали хруст и увидели, как голова со сломанным носом взлетает над собственными плечами.
– За ослушание – смерть! – провозгласила Сагмира.
Измазанное в крови лезвие нацелилось на толпу.
– Кто-нибудь из вас хочет возразить мне?
– Нет! – ближайшие головорезы отшатнулись.
На лицах многих читался совершенно отчётливый страх.
Удовлетворенно кивнув, Сагмира одним изящным движением вытерла с клинка кровь об одежду убитого и вложила его в ножны. Поглядела на остолбеневшего Феранора. Сказала тихо, на талье.
– А для тебя наказание будет иное…
Развернулась и зашагала прочь. Бандиты убирались с её дороги, будто мимо шла сама Смерть.
***
Феранор привалился спиной к шершавой стене из ракушечника, окинул взглядом потолок покрытый мелкой сетью трещин, узкое арочное окно закрытое самодельной решёткой плетённой из тростника.
Им принесли еды – полоски вяленой баранины и тонкие лепёшки, которые можно было свернуть в трубочки. Было скучно. Эльдары убивали время пустым разговором.
– А хорошо мы им дали! – вспоминал Бальфур.– Вдвоём без оружия, против пятерых! До подвига Канхорбесны конечно не дотягивает – он победил двадцать врагов, но всё же…
Бальфур замолк, судорожно проглатывая пережёванное.
– Знаете, хеир… могло быть и хуже,– он вытер о песок жирные после баранины руки.– Нас могли посадить и в вонючую земляную яму, я читал о них в одной книге… А вам часто доводилось попадать в плен, хеир?
Феранор покачал головой.
– Ни разу. И уж конечно меня не держали в царском дворце. Как ты говорил, звали его хозяина?
– Саракаш. Он был и царём и верховным жрецом и искусным волшебником. Вот, четырёхрукие великаны его творение. А вы знаете, что он охотился за перворождёнными, чтобы выпытать тайны их волшебства? А в 2524 году он принёс грандиозную жертву богам продлившуюся от заката до утренней зари. Количество зарезанных на алтаре было таким, что семь дней из города выходили полные телеги мертвецов. А однажды ему сказали, что ванны из крови продлевают молодость и здоровье и он пустил под нож всех девственников и девственниц своей столицы.
– А девственность были обязательным условием?
– Этого не знаю. Но знаю, что его самый любимый полководец пил кровь сражённых врагов, думая, что тем самым к нему переходит их сила. Когда Саракаша свергли, заговорщики уничтожили его тело, замуровав прах в Храме Солнца, а Душу, по преданию, заточили в ковчег, который отдали эльдарам из Амаэля. Те враждовали с Саркашаем и после свержения воевали с его сторонниками в союзе с Офиром и Бедзаном – сейчас это просто провинции в атраванском царстве.
– Откуда ты всё это знаешь?
– Читал «Новейшую Историю» Гоэцана Титланского, а ещё «Варварские государства Риенлисета» и «Новые Народы» Каэля Арелина…
Феранор поднял руки, прося пощады.
– Где ты их столько нашёл?!
– У моего отца богатая библиотека…– Бальфур осёкся перехватив его взгляд.– То есть не совсем у него… мой отец вхож к Лорду Дома. Они часто встречались, обсуждали торговые сделки, а я проводил время в библиотеке.
– А атраванский ты учил тоже в библиотеке? – приподнял бровь Феранор.
– Нет, у меня были учителя. Не забывайте, я из «Серебряных Драконов». Наш Дом торгует со всем Срединноморьем.
На короткое время в камере повисло молчание. Феранор был занят тем, что стирал с рук песком оставшийся после трапезы жир. Бальфур сидел, обхватив колени и положив на них подбородок, смотрел в пустоту.
– Наши, наверное, добрались уже до Амаэля,– вздохнул он.– Я бы хотел посмотреть на его легендарную сокровищницу, хотя бы одним глазком.
– О сокровищнице, Бальфур, лучше даже не вспоминать. Тем более здесь.
– Думаете, мы сумеем выбраться?
– Я в это верю. Иначе давно бы бросился на свой меч. Ах, да… у меня его забрали. Тогда на чей-нибудь меч.
– Вы шутите.
Бальфур уткнул подбородок обратно в колени и вроде бы обиделся.
***
Вечером за ним пришли. Знаками показали чтобы Феранор собирался на выход.
Над руинами разливались серые сумерки, горели костры, шкворчало на углях мясо. Разбойники предавались кутежу: резались в кости, спорили, по рукам гуляли большие полные бурдюки от которых несло невероятной кислятиной, но люди выхватывали их друг у друга, жадно присасывались к горлышку.
Белый шатер Сагмиры стоял между двумя стенами. Перед входом нервно прохаживался Багаутдин, что-то бормоча под нос. При каждом шаге непопулярный в этих краях тяжёлый гросс-мессер бил его по ногам. Здоровяк хищно раздувал горбатый нос и шевелил усами сращенными с широкими как паруса бакенбардами. На Феранора взглянул как на старого врага.
Капитана втолкнули в шатёр и, так как никто за ним не последовал, он остановился на пороге. Подсознательно он ожидал, что внутреннее убранство будет под стать жёсткому характеру Сагмиры – только самое необходимое с минимум роскоши и удобств, но действительность превзошла все ожидания. Пол устилали мягкие узорчатые ковры, у дальней стены стояла низкая кровать, покрытая львиной шкурой, большие толстые подушки лежали у изголовья. Рядом резной шкаф-бюро для документов, подставка с доспехами и оружием. Несколько позолоченных масляных светильников по углам освещали шатёр жёлто-золотистым светом. На раскладном столе горели свечи.
– Задёрни полог и затяни клапан,– приказала атаманша из глубины.
Она ждала его у стола, зябко кутаясь в алый шерстяной плащ, доходивший до пят. Карие глаза смотрели на Феранора повелительно.
– Подойди,– приказала она.– Или ты боишься меня сильнее чем тех головорезов?
Феранор подошёл, держась настороженно. Он никак не мог понять, чем вызвана столь резкая перемена в поведении атаманши. Ноздри его приятно щекотнул пряный запах. О, Таэ! Она воспользовалась благовониями?!
– Ты необычайно молчалив со мной,– подметила она.– А с другом болтаешь без умолку. Кажется, я знаю в чём дело. Считаешь, что я проявила неблагодарность. Пойми глупец – Чёрный Ястреб не может быть спасена, к тому же бывшим рабом, к тому же на глазах её людей. Ладно, ладно, не гляди так, признаю, ты не раб, в битве кое-чего стоишь. Как тебя зовут?
– Феранор,– представился он и, сделав над собой усилие, добавил: – Госпожа. Для чего ты хотела меня видеть?
– Хочу поговорить о выкупе.
– И какова цена? Я не очень богат и…
– Золото? Не-ет,– она рассмеялась, видя его замешательство.– Золото меня не интересует. Только за последние полгода я перехватила шестнадцать караванов. Представляешь сколько это добычи? Я могу уйти подальше от этих земель туда, где меня никто не знает, купить там большой дворец, есть и пить из золота. Не в золоте будет измеряться твоя свобода.
– Тогда в чём?
Она небрежно сбросила плащ на ковёр, представая пред ним в своей дерзкой неприкрытой варварской наготе. У Феранора перехватило дыхание.
– Покажи насколько ты хороший мужчина!
Она решительно шагнула к нему. Он издал короткий сдавленный взвизг и попятился. Брови её взлетели вверх. Небольшая упругая грудь, волнующе вздымалась, поневоле притягивая взгляд, тонкая талия подчёркивала крутые бёдра.
– Я дам тебе коня и оружие, дам свободу,– заговорила она, голосом глухим и хрипловатым.– Сможешь остаться с нами или вернёшься к своей… этой… чьё имя ты выкрикиваешь по ночам.
Она сделала к нему новый шаг и ровно на шаг он отодвинулся от неё.
– Явидела как ты гонял моих негодяев палкой,– продолжала она, наступая. – Но не вмешивалась, следила. Мне доводилось видеть много красивых мужчин, были среди них и хорошие воины, но ты… ты выделяешься среди них как благородный леопард в стае волков. Багаутдин – из известных мне мужчин он сильнейший – в сравнении с тобой носорог. Могучий, свирепый, неуклюжий и такой же грубый.
Феранор продолжал пятиться, пока не упёрся спиной в стену палатки. Он никак не мог прогнать дурацкое ощущение себя пленной девицей, которую домогается грозный бандит. Она прижала ладони к его груди. Взглянула снизу вверх из-под ресниц, такая притягательная, но одновременно отталкивающая…
– А если я окажусь плохим мужчиной? – он всё ещё пытался ускользнуть в сторону, но Сагмира цепко схватила его за плечи.
– Ты настолько не веришь в свои силы? – она рассмеялась, задумчиво сморщила лоб и выпячивая нижнюю губу. – Тогда ты тоже уйдешь. Живой. Подарю тебе на бедность верблюда. Ну же, не стой столбом, обними меня!
Её руки повелительно потянули его вниз. Феранор не шелохнулся. Он будто превратился в камень.
«Дурак! Не время проявлять брезгливость,– зашептал где-то внутри чужой незнакомый голос.– Она обыкновенная людинка. Поступи с ней как поступал с ними до этого и можешь уходить на все четыре стороны!» Но перед внутренним взором возникали совсем другие образы, как давние, так и свежие: угольно-чёрная орчанка с голой грудью и взлохмаченными волосами замахивается на него топором; дикий ийлан скалит подпиленные треугольником зубы. Эти образы сливались друг с другом и воплощлись в женщину, стоявшую перед ним. Дикую, смертельно опасную и голодную, хотя голод её был немного иной направленности.
– Нет.
– Ч-что?
– Нет! – твёрже повторил Феранор, отталкивая её.– Найди себе другого жеребца, людинка. Я не желаю обладать тобой…
На мгновение в шатре повисла грозовая тишина, не было слышно даже звука дыхания. Глаза атаманши опасно сузились, превратившись в две чёрные щели, готовые метать молнии.
– Ещё ни один мужчина не смел называть меня своей! И я не наложница, которую можно отбросить как блудливую потаскуху! Я – Чёрный Ястреб! Я никогда не выпрашиваю, я сама беру то, что хочу! Я!!!
Она прыгнула на него. Тонкий острый клинок длиною в два пальца (где она его прятала?!) едва не вонзился в грудь Феранора. Он перехватил её руку в запястье, стиснул, выкрутил, заставив пальцы разжаться, а Сагмиру болезненно вскрикнуть.
– Дурак! Обезьяна! Осёл!
Он отшвырнул ее. Она перекатилась, вскочила на ноги. Снаружи шатра встревожено заговорил Багаутдин, стянутый шнуровкой полог затрещал под напором могучих рук. Сагмира ответила, коротко, но достаточно, чтобы отвадить всех добровольных спасителей. В три прыжка она оказалась возле стойки с оружием, схватила саблю.
– Ты дурак! Дурак, глупец! Я собственноручно вырежу твоё сердце!
Феранор увернулся, один раз, потом другой. Сабля в руках атаманши выписывала непрерывные восьмёрки, со свистом рассекала воздух в каком-то волоске от его тела. С грохотом опрокинулась бюро, рассыпая по коврам содержимое ящиков. Под ноги покатились мелкие флакончики, баночки с маслами и мазями, воздух напитала невообразимая смесь благовоний. Он поскользнулся. Упал.
– Убью! – рычала Сагмира.
Феранор откатился в сторону – сабля пронзила ковёр, уйдя в песок в том месте, где он был всего мгновенье назад. Под руку попался кинжал – тот самый, тонкий в два пальца длиной. Он, схватил не думая, принял на него удар. Подсёк опорную ногу исайритки навалился, придавил руку с оружием, другую поймал и заломил за спину. Воительница билась под ним как кошка, к тому же гнев придавал ей сил, долго удержать её Феранор не мог. Глаза его лихорадочно шарили по полу в поисках верёвки, шарфа, пояса, да хотя бы шнурка… Ничего!
В отчаянии он совершил то, чего делать не собирался – ударил Сагмиру в затылок рукоятью кинжала. Тело её дёрнулось и обмякло. Капитан немедленно выкрутил саблю из ослабевших пальцев. Вскочил.
– Катмэ…– он шумно перевёл дыхание. – Это тебе за прошлые тумаки! Видит Таэ, я не тот мужчина, который станет сносить побои от женщин.
Он огляделся. Тень Багаутдина больше не просвечивала через стенки, но эльдар не сомневался – громила рядом. Если решит войти, ткань шатра его не удержит. А войдёт он обязательно, если решит, что здесь не любовные игры.
Был нужен план. И быстро…
***
Когда Сагмира пришла в себя, Феранор уже хозяйничал в шатре. Ей это не понравилось, она попробовала встать, но не смогла даже пошевелиться – эльдар плотно замотал её в плащ и стянул найденными поясами. Рывшийся в сундуке капитан мельком обернулся на шорох и вернулся к прерванному занятию. Он успел разжиться атраванской рубахой без рукавов, платком и плащом.
Разбойница попробовала закричать, но рот оказался предусмотрительно заткнут кляпом. Она могла только гусеницей извиваться на кровати, и бессильно наблюдать, как присваивают её арсенал. Феранор оставил выбор на двух мечах со скошенными лезвиями, больше отвечавших требованиям капитана, привыкшего к прямому оружию.
Исайритка скатилась с кровати, сдавленно всхлипнула, как делают женщины в полном бессилии. Феранор затушил весь свет, встал над Сагмирой, думая что-то сказать. Благодарности он к ней не испытывал, большого зла не питал, а извинения в сложившейся ситуации звучали бы глупо. Так ничего не сказав, он вынул кинжал. Сагмира отвернулась, решив, что её собираются резать, но через миг передумала, повернулась, широко распахнула глаза.
Возможно, он совершал ошибку, но убивать её не собирался.
Прожигаемый полным презрения и ненависти взглядом, он подошёл к противоположной от входа стене и прислушался. Потом проколол в ней на уровне пояса наблюдательную дырку. Убедившись, что за шатром никого нет, он осторожно разрезал белое полотно.
Он окунулся в прохладную свежую ночь. Было слышно, как за развалинами всхрапывают и переступают копытами кони. У дальней стены мерцали костры. Несколько разбойников пускали по кругу бурдюк с кислым пойлом, остальные спали, завернувшись в плащи, возле огня.
Сжимая кинжал в зубах Феранор бесшумно, как кошка, скользнул в тень. Единственный часовой поставленный охранять пленников дремал привалившись к стене. Сон его стал ещё глубже, когда капитан вонзил ему в шею стилет. В узилище было темно. Бальфур не спал. При виде командира глаза его округлились.
– Тс-с,– Феранор прижал палец к губам, кинул соратнику плащ и один из мечей.
Тот всё понял, вскочил, мгновенно одел всё на себя, знаками показал готовность. Им следовало спешить – дыру в шатре могли заметить (при условии, что в лагере остался кто-то не упившийся до свинячьего визга), но необходимо соблюдать осторожность – другого шанса не будет.
Они обошли открытое место вдоль стены, прячась за крупными валунами, всякий раз замирая, когда кто-то из спящих разбойников громко ворочался, или начинал бормотать сквозь сон.
Коней было мало. Куда меньше чем показалось Феранору днём, но их охраняли. Один единственный часовой, на удивление – трезвый. Вначале он почти не обратил на них внимания, увидел одежду и видимо принял за своих. Но уже через мгновение вскинулся, вскочил, собираясь заорать. Меч Феранора опустился ему на тюрбан, с хрустом развалив череп до переносицы. Почуяв кровь, кони заволновались, заржали.
Оттащив тело в сторону, эльдары выбрали лошадей. Пока Феранор седлал – Бальфур резал уздечки и кожаные ремни на подпругах, чтобы разбойники не смогли сразу пуститься в погоню.
– Готово, хеир! – шёпотом доложил он.
– Да поможет нам Солнцеликий…
Два всадника вырвались из темноты, махнули прямо через костёр, подняв копытами тучу песка. Лагерь взорвался испуганным гвалтом. Разбойники, вырванные из объятий пьяного сна, вскакивали, ошеломлённо оглядывались. Рёв Багаутдина перекрыл панические вопли нескольких десятков глоток. Поддавшись наитию, Феранор резко дёрнул за повод, заставляя коня скакнуть в сторону – мимо, гудя, пронеслось брошенное копьё, ударилось о камень арки и отскочило.
Припав к лошадиным гривам, эльдары галопом уносились в пустыню. Ветер свистел в ушах, пыль шлейфом стелилась из-под копыт, а грудь разрывали ликование и восторг.
Свобода!
***
Солнце высоко висело над головой, опаляя их как гнев жестокого бога. Уставшие после ночной скачки кони понуро брели, увязая в песке по самые бабки. К полудню Феранор начал ругаться, шепча проклятия под нос. Скоро он ругался уже в полный голос и вот-вот готов был завыть от ярости и отчаяния. От ночной эйфории не осталось и следа – суровая действительность расставила всё на места.
Он полагал, что разбойники не уходят далеко от дорог и если удастся сбежать и уйти от погони, они выйдут на одну из караванных троп, присоединятся к первому же каравану и доберутся до цивилизации. Ха! Да они заблудились в первый же день! Феранор не представлял, что можно заблудиться в пустыне. Здесь не было деревьев и холмов, за какие мог зацепиться взгляд – только барханы, похожие друг на друга как близнецы. Всё чаще ему казалось, что они едут кругами.
Вскоре зрение начало проделывать жестокие шутки. Несколько раз они замечали вдали сверкающую серебром озёрную гладь, сворачивали с пути, понукали уставших коней, а позже обнаруживали, что гонятся за миражом.
Вскоре лошади стали всё чаще спотыкаться и жалобно храпеть. Первым пал конь Феранора – лошадь Бальфура прошла немногим дольше. В один момент она просто отказалась идти и завалилась на бок, бессильно уронив голову на раскалённый песок. Капитан помог Бальфуру выпутаться из стремян. Юноша опустился рядом с лошадью, осторожно погладил конскую шею.
Феранор удивился, не ожидал, что у кого-то могут остаться силы на сострадание. А потом вспомнил о своём – Джеслине.
«Верный товарищ. Хорошо, что ты не рядом со мной!»
Он немного постоял над ними, вынул нож. Лошадь раскрыла глаза, увидела, еле слышно заржала, будто всё понимая. Капитан задрал ей голову, провёл по горлу ножом. У лошади была тёмно-вишневая кровь.
– Хеир?
Не обращая внимания на Бальфура, Феранор жадно приник к ране. Едкий лошадиный пот щипнул язык. С усилием сделал первый глоток, чувствуя, как в горло заливается жижа, тёплая, как протухшая от жары вода, с густым привкусом железа. Кровь это та же влага, пытался убедить он себя, это Жизнь. Его вырвало. Он отвернулся, откашлялся. Прохрипел:
– Пей.
Бальфур взглянул на него со страхом и отвращением, будто ему предложили отведать собственной плоти.
– Н-нет…– он замотал головой, вскочил, отстранился.– Нет! Так нельзя! Это не честно! Низость! Я не могу… не буду!
– Дурак! Мальчишка! Пей, я сказал.
– У вас нет права оскорблять меня! – глаза Бальфура полыхнули зелёным огнём.– Но если благодарность для вас равна дурости, я готов быть дураком!
– Какая ещё благодарность?
– Этот конь вынес меня из плена.
Феранор не стал спорить. Сплюнул кровавый сгусток, спрятал кинжал, поднялся и зашагал вперёд. Больше они не говорили друг с другом.
Спустя несколько часов солнце стало клониться к закату, но облегчения это не приносило. Солнечные лучи выжигали мысли. Они отупело брели, тяжело переставляя ноги, словно восставшие из могил мертвецы.
Феранор вспоминал Талиан, которую больше никогда не увидит. А вспоминает ли его она? Наверное, стоит возле окна и смотрит на сад, или гуляет по оранжерее под крышей. Смотрит в пустоту и не понимает, почему вдруг так щемит сердце…
В какой-то момент, он вдруг понял, что больше не видит длинной тени Бальфура, не слышит шороха его шагов. Он обернулся, увидел одинокую цепочку своих следов идущих по гребню дюны.
«Наверно свалился,– подумал он.– Лежит под склоном. Надо вернуться».
«Ничего не надо! – возмутился другой Феранор, злой и сердитый.– Забыл, что из-за этого сопляка ты попал в плен? К тому же он всё равно умрёт, так что оставь и не продлевай его муки.»
Голоса заспорили в его голове, перебивая и перекрикивая друг друга. Феранор сжал ладонями виски. Некоторое время он, стоял на месте, раскачиваясь, будто не знал, в какую сторону идти. Наконец он медленно двинулся по своим следам, жалея каждом проделанном шаге.
Бальфур лежал на боку, шагах в десяти от склона. Обрушивая ногами целые лавины песка, капитан начал спускаться, дошёл до подножия и замер, застигнутый внезапным чувством опасности. Что-то приближалось. Феранор подозревал, что именно и заранее вытащил меч.
Вскоре он различил всадников, идущих по их следам. Она не простила выходки. Надо было прирезать тогда…
Преследователи приближались. Он разглядел и узнал низкорослую атаманшу и не отстающую от неё ни на шаг богатырскую фигуру Багаутдина, услышал торжествующие крики.
Когда до эльдаров оставалось не более тридцати шагов, всадники раздались в стороны, окружили, встали кольцом. Феранор вытащил меч, выставил перед собой. Смерть в бою не пугала. Она виделась наилучшим исходом.
Разбойники, окружив их, нападать не спешили. Куда торопиться? Они уже никуда не сбегут. Ярость Сагмиры требовала выхода. Ей было мало просто убить. Ей требовалось оправдаться перед своими людьми, которые увидели её не грозным безжалостным вожаком, а нагой связанной женщиной.
Звенело оружие, исайриты похохатывали. Лошади храпели, роя песок копытами. Каурый конь вынес атаманшу вперёд. Она склонилась, подобралась вся, как кошка, словно хотела прыгнуть на Феранора прямо с седла. Эльдар отметил и удивился, как заострилось и посерело её лицо. Несколько мгновений она молчала, сверля его пылающим взглядом чёрных очей. Видимо, его неподвижное лицо, и отсутствие страха смущали её.
– Ты решил нас покинуть? – сказала она, низким дрожащим голосом.– Не знаю, благодарить ли Бога, или демонов пустыни, что не дали тебе издохнуть раньше, чем ты попадёшь в мои руки.
– В твои руки? Подойди и возьми!
– Что мы с ним разговариваем, – бросил один из разбойников.– Почему просто не пристрелим его?
– Закрой рот! – рявкнул Багаутдин.
Жутким взглядом он заскользил по лицам стоящих вокруг.
– Только Ястреб решает, как умрёт этот алялат!
– Я разделаю тебя как свинью,– пообещала Сагмира, вытягивая из ножен клинок.– Ты…
И, резко вскинулась, замолчала, прислушиваясь. На лице ее мелькнула растерянность. Тут и Феранор уловил отчётливый гул множества копыт. Из-за склона ближайшей дюны высыпала уйма всадников в жёлтых плащах. Солнце горело багрянцем на шлемах, медных личинах. Замешательство разбойницы длилось не долго. Она первая поняла, что это значит. Ощерилась. Послала коня вперёд. Замахнулась.
Дзынь! – длинная гранёная стрела пронзила её ладонь. Пальцы непроизвольно разжались, роняя саблю.
Разбойники разом посмотрели на вершину ближайшей дюны и тут же ударили пятками в тугие конские бока. Феранор проследил за их взглядом, увидел гарцующего на гребне всадника в жёлтом плаще. И удивился. А ещё через миг, огибая сыпучие склоны, щетинясь острыми жалами копий, вынеслась целая дюжина конных воинов. Ветер трепал султаны на шлемах, крыльями вздувал красные плащи с серебрянным кантом Мчащиеся впереди, не останавливаясь, вскинули луки…
Пятеро опередивших атаманшу бандитов вскрикнули, вылетая из сёдел. Остальные бросились врассыпную. Поздно. «Ревнители» врезались в них как таран, опрокидывая визжащих коней, пронзая и топча копытами седоков. Всё потонуло в треске, лязге, криках и стонах. Перепуганные разбойники не думали о сопротивлении. Отряд их распался на множество одиночек, несущихся сломя голову кто куда, полагаясь только на быстроту своих лошадей.