Loe raamatut: «Скандинавская мифология: Сага о богах и героях»

Глава 1: Гиннунгагап – Пустота и Начало

Меня зовут Хавар Сигурдсон. С каждым новым днём я убеждаюсь, что древние легенды живут не только в песнях и рунах, но и в самой сути нашего мира. Я переплёл свою жизнь с этими историями, оберегая их от забвения и возвращая в них жизнь, когда сижу у очага, постукивая по деревянной чаше, полной эля. Каждый раз, когда я произношу первое слово, в моей памяти всплывают вечные образы – рёв суровых ветров, треск огня и скрип льда. И в этих звуках оживает первозданная бездна, что когда-то была всем и ничем одновременно.

Такова она, таинственная Гиннунгагап, Пустота и Начало всего сущего. Прежде чем появился хоть один маленький островок жизни, раньше, чем где-то мог пробежать снежный заяц или злобно сверкнуть глаза волка, была лишь бескрайняя бездна. Её едва ли можно представить, а ещё труднее описать: это было место, где не существовало ни верха, ни низа, ни правды, ни лжи. Когда я рассказываю об этом, всякий раз ощущаю холодок на затылке: будто ветер, заглядывающий в треснувшую дверь моего дома, внезапно обдаёт морозным дыханием, заставляя вспомнить о ледяных пустошах Нифльхейма и об огненных просторах Муспельхейма.

Сказание гласит, что на одном краю бездны обитал Нифльхейм – край льда, тумана и непроглядной стужи. Я представляю его так: царство в вечном полумраке, где каждый шаг отзывается хрустом замёрзшего льда, а тёмные воды залегают под ослепительно-белыми напластованиями снега. И лишь жалобный вой ветра или редкие трески ледяных глыб заполняют собой это пространство. Стоит думам моим унестись туда, и я уже почти слышу, как колеблется внутри меня энергия первозданного мрака и осознаю собственную незначительность перед лицом древних стихий.

На другом краю Гиннунгагапа кипел Муспельхейм. Я не раз пытался вообразить то пекло: пульсирующие потоки магмы, языки пламени, ярче которых нет ничего на свете, и искры, взлетающие к самому небу. Там, говорят, обитали перворожденные существа огня – суровые и могущественные, несущие в себе непостижимую силу разрушения и созидания. В своих странствиях я встречал моряков, которые клялись, что видели за морскими далями отблески какого-то неукротимого пламени. Может, то был лишь закат, но я всегда думал: а вдруг они краем глаза, неведомо как, заглянули в сам Муспельхейм?

И вот когда искры огня из Муспельхейма столкнулись с мёрзлым дыханием Нифльхейма в бездонной Гиннунгагап, случилось великое чудо – возник первичный хаос, первый вздох мира. В тот миг родились силы, что дали начало жизни и движению. Те, кто слышал эту легенду впервые, часто переспрашивают: «Но как может родиться что-то из столкновения противоположностей?» Я отвечаю, что жизнь всегда рождается там, где сталкиваются крайности – холод и пламя, смерть и рождение, страх и надежда. Разве не так свершается наш путь, когда мы идём вопреки опасностям, когда боремся за выживание?

Так и тогда, в самом сердце Гиннунгагапа, из льда и огня возник Имир – первый великан, могущественный и безмерно опасный. Люди, да и сами асы, порой называют его Хримтурс, что значит «инейный великан». В моих рассказах он всегда предстает колоссальным существом, чьи размеры неподвластны человеческому воображению, а дыхание его подобно ледяному вихрю, что сбивает с ног. Имир олицетворял собой сырую первозданную стихию, погружённую во мрак, не имеющую ни чёткого облика, ни покоя.

Но не один лишь великан появился в результате того столкновения. Вместе с Имиром возникла и Аудумла – первозданная корова, несущая в своём вымени животворные потоки молока. Словно сама природа в обличье простого, но крайне важного существа, она стала кормилицей Имира и всех его потомков. Порой мне задают вопрос: «Почему именно корова?» Я только посмеиваюсь в ответ. В древних преданиях сквозит мудрость, что всё в мире взаимосвязано: даже самые свирепые существа нуждаются в пище, материнской опеке или поддержке. И Аудумла была тем самым символом питательной силы жизни, вскормившей последующие поколения миров.

Когда Аудумла лизала солёные камни и кристаллы льда, она вызволила на свет нечто ещё более важное для дальнейшей истории. Вместе с желанием удовлетворить свой голод, корова постепенно освобождала из ледяных глыб существо, чьё имя уже тогда зловеще предвещало изменения – Бури, предка всех богов. Его сын – Бёр – а уж затем родились Один, Вили и Ве. Но об этом я расскажу чуть позже.

Скажу лишь, что мир не может существовать без противоречий, без взаимодействия льда и огня, без силы, что борется с другой силой. Так было и при рождении Имира. Он не знал сострадания – у первожданной мощи не бывает рассудка. Но уже тогда, на краю бытия, затеплилась искра божественного замысла – властного и одновременно созидательного. Ведь без замыслов, без мечты о порядке невозможно вырвать новое начало из темноты хаоса.

Когда я рассказываю эту историю молодым скальдам или любопытным путешественникам, они, бывает, смотрят на меня недоверчиво. Мол, как человек может знать то, что было задолго до появления людей? Но храню в сердце древние слова, переданные по цепи поколений. И в каждом звуке ветра над замёрзшими озёрами, в каждом треске горящего полена в очаге я слышу отзвуки того изначального конфликта.

Так рождается понимание: бездна Гиннунгагап – это не пустая история из старых песен. Она – сама основа нашего мира, первозданная колыбель, в которой холод и огонь сплелись воедино и дали жизнь всему сущему. Когда захочется представить Гиннунгагап, можно закрыть глаза и почувствовать, как все вокруг замирает, растворяется в беззвучной тишине. А затем, вдалеке, будто искры от удара молота о наковальню, вспыхивают крошечные точки света, встречаются со снежной стужей, и начинается великая пляска рождений и смертей.

Те, кто просил меня поведать этот рассказ, спрашивали: «Но что же стало с великаном Имиром, с коровой Аудумлой и богами, чьё появление ты предвещаешь?» Я только улыбаюсь в ответ, покачивая головой, и говорю: «Терпение, друг мой. История о сотворении мира – это целая сага, которую не постичь в один миг». А сам в душе вспоминаю грядущие сцены, где Один и его братья восстанут против Имира, где от крови великана затопит всё вокруг, а кости его станут горами в новом мире. Но об этом – в другой раз.

Сегодня же, в этой главе, я хотел лишь показать путь, которым мы вернёмся к истокам. Садясь у очага в кругу друзей или под открытым небом, пусть каждый ощутит дыхание Гиннунгагапа. И пусть поймёт, что наша жизнь зиждется на переплетении невидимых нитей, тянущихся сквозь льды Нифльхейма и огни Муспельхейма. А я обещаю и впредь рассказывать эту великую сагу, постепенно раскрывая тайны, которые вынес из глубин веков.

Пока вы слушаете мой голос, помните: каждое слово – словно искра, порождённая из сплетения огня и льда. И пусть она озарит ваш путь, как когда-то озарила мой. Ведь с признанием в сердце первозданного холода и неукротимого огня мы можем понять главное: всё имеет начало, всё когда-нибудь придёт к концу – и всё снова возродится из Гиннунгагапа.

Так начинается наша история, друзья. И имя ей – рождение мира из пустоты.

Я, Хавар Сигурдсон, знаю, что память о прошлом часто похожа на полузабытый сон. Но стоит лишь коснуться древних песнопений и рунических преданий, как образы вдруг оживают, и, кажется, что я сам становлюсь частью великой саги, слышу рёв первозданных ветров и шум тающего льда под жаркими искрами. Именно поэтому я хочу продолжить наш рассказ о зарождении могучих великанов и первых богов, чья судьба вплелась в основу мироздания.

Помните, в предыдущей главе я рассказывал о Гиннунгагапе – безграничной Пустоте, в которой столкнулись морозные волны Нифльхейма и неугасимые пламени Муспельхейма? Там и родился первый великан, Имир, чья величина и мощь будоражили даже непостижимую бездну. Однако не думайте, что его появление означало порядок и гармонию. Напротив, Имир олицетворял собой хаос и дикость природы, не знавшей ни законов, ни сопереживания. Он, как и Гиннунгагап, был загадкой, открывавшейся лишь тем, кто готов вглядеться в самые глубины.

Но не один Имир возник из первозданной колыбели. После того как корова Аудумла начала лизать солёные льды, появился Бури – существо иного рода, несшее в себе искру будущего порядка. Из Бури в дальнейшем родился Бёр, а уже от Бёра – те, кто стали прообразами первых богов. Тогда, греясь у очага в зимнюю стужу, я часто ловил себя на мысли: неужели именно в тот миг, когда Аудумла смахивала языком слой льда, зародились линии судеб, от которых зависело всё будущее?

Однако прежде чем я поведаю о становлении богов, скажу пару слов о самих великанах, ибо Имир не остался в этом мире одиноким. Из его тела, как говорят легенды, появлялись новые существа. Считается, что от пота под его руками, словно из влажной и мрачной тьмы, народились первые инеистые великаны – Хримтурсы. Мне самому трудно представить, как одна-единственная искра жизни способна была породить целые поколения гигантов. Но так уж устроено мироздание: оно не спрашивает согласия у смертных, его законы прорастают сквозь толщу веков, переплетаясь на наших глазах.

Хримтурсы были свирепы, беспощадны и сильны, как сама древняя природа. Они не признавали никаких законов, кроме власти грубой силы. В их жилах текла энергия первозданного хаоса, и потому неудивительно, что, обосновавшись в Ётунхейме, так стали называть местность, где они расселились, великаны лишь умножали свою мощь. Из уст в уста передаются истории о том, как они громили утёсы, перекраивали долины и скалы, меняли русла рек. Когда я пытаюсь осознать это, мне представляется раскалённый рёв вулкана, который одним движением может изменить лицо земли. Таковы были великаны: сила, которую не удержать никакими цепями.

Между тем, из рода Бури появился Бёр, а его женой стала великанша по имени Бестла. Вот она – удивительная ирония судеб: чтобы продолжить кровь будущих богов, нужен был союз с великанами, оттого смешение этих двух начал привело к появлению Одина, Вили и Ве. «Странно», – скажете вы, – «как можно соединить такую противоположность?» Но я всегда отвечаю: «Разве не из ледяной стужи и бушующего пламени возродилась жизнь?» Так и тут – смешение противоположностей в конечном счёте рождает что-то новое и более мощное, чем каждая сила по отдельности.

Один, Вили и Ве стали первыми среди равных – первыми богами, чья задача состояла в том, чтобы упорядочить бытие и защитить его от разрушительных сил хаоса. Когда я произношу их имена, у меня на губах появляется уважительная улыбка: слишком много историй связано с этими тремя, особенно с Одином. Но мы ещё дойдём до подробностей каждого. Пока же достаточно знать, что они осознали свою ответственность перед миром. Имир, Хримтурсы и вся первозданная стихия вокруг представляли собой угрозу, если не обуздать их или не направить эту силу в мирное русло.

Как рассказывают мудрецы, Один, Вили и Ве, осмотрев творение своего деда Имира, поняли, что столь безудержная сила не может оставаться бесконтрольной. Это рождало постоянное столкновение и грозило уничтожить любую возможность зарождения порядка. Но боги, только обретающие свою силу, не могли одним словом заставить великанов отступить. Осознание этого привело их к тяжким раздумьям: что делать с бесчисленным родом инеистых гигантов и их progenitor-отцом – самим Имиром?

Говорят, что именно тогда среди богов зародилась мысль о решительном шаге – устранении Имира. Но прежде чем я расскажу о дальнейшей судьбе первого великана, давайте коснёмся самого появления богов и того, что означала их власть над миром. Ведь до сих пор мир был лишь хаотичным клубком льда и пламени. А богам была уготована роль не просто правителей, но и хранителей, творцов порядка и законов. Для этого требовались не только сила и отвага, но и мудрость – та самая искра, что отличает безумное буйство природы от разумного стремления к созданию новых миров.

В моих странствиях я видел разные отображения лиц богов, вырезанные в камне или отлитые в бронзе. Один, Вили и Ве предстают там как юные воины: руки их крепко сжимают оружие, взгляд устремлён в бездну. Есть в них нечто от людей, ведь они плоть от плоти той самой материи мироздания, но и нечто неземное: отрешённая уверенность, будто они стоят на пороге чуда, готовые возглавить весь этот смутный мир.

Одним из первых дел, к которому приступили молодые боги, стало упорядочивание хаоса вокруг. Они видели, как тот же Имир, в сущности, дал рождение множеству великанов, но сам оставался лишь грубой силой, не имеющей цели. А хаос без цели – это разрушение, которое затмит любой росток жизни. Всё отчётливее в умах богов вырисовывалась мысль о том, чтобы разделить мир на части, выстроить границы, указать обитателям каждой из сфер их место и назначение. И как только зародилась эта мысль, они почувствовали собственную миссию – быть творцами нового уклада.

Разумеется, Хримтурсы и сам Имир не были рады такому развитию событий. Они жили по своим, пусть и варварским, но всё же понятным им законам. И тут некие «новорождённые» боги начали посягать на их свободу. Можно ли ожидать, что это окончится миром? Конечно, нет. Сама природа конфликтов и противоречий, заложенная в столкновении огня и льда, не могла обойтись без кровопролития. Грядут великие события, о которых ещё сотни лет будут слагать песни. Но знаю одно: эти события лишь начало пути, ведущего к созданию нашего мира.

Когда я рассказываю об этих временах, часто вижу, как вспыхивают глаза у слушателей: они жаждут подробностей, хотят знать, как боги решились сделать первый шаг, как Имир ответил на их вызов, и кто в итоге склонил чашу весов в ту или иную сторону. Но я всё же сдерживаю свой рассказ: без должной подготовки, без понимания сути новой власти богов мы не сможем по-настоящему оценить масштаб грядущих перемен.

Позвольте мне добавить лишь то, что рождение богов и великанов не было просто частью истории – это было рождение наших дней и ночей, рождение наших страхов и надежд. Ведь многие из нас, людей, чувствуя на себе холод зимы или мощь бури, несут в душе эхо того самого вечного конфликта. Мы видим в небесных раскатах грома проблески божественного вмешательства и в то же время ощущаем в мощи ветра отголосок былого хаоса.

Итак, господа, не сочтите меня болтливым или хитрым, ведь я лишь приоткрываю завесу, чтобы показать вам рождение великанов и богов. Тех, кто стал основой и движущей силой всей вселенной, чьи решения определили судьбу миров. И если какой-нибудь отважный скальд попробует вычеркнуть из саги имена Одина, Вили и Ве, он мигом потеряет саму нить повествования, ибо всё существенное берёт корни именно там – у первородного Хаоса, где из искры и льда родились будущие владыки мироздания.

Но не будем забегать вперёд. Впереди вас ждёт рассказ о том, как боги, осознав свою природу и силу, приняли нелёгкое решение – ступить на тропу против Имира, решив судьбу и великанов, и своего собственного мира. И когда в бездну ворвётся божественное оружие, а вода смешается с кровью, наступит момент самого важного преобразования. Я расскажу об этом с почтением и трепетом, ведь то, что случится, изменит всё: от небесных сводов до земли, по которой мы ходим. И предопределит рождение новых миров, столь близких и дорогих нам, людям.

Таким было рождение великанов и богов, друзья. Истоки всего, с чего начинается наша история. Помните: говорю это не для того, чтобы лишь развлекать вас, но и чтобы сохранить память о том, как всё было устроено в самом начале времён. Ведь только узнав, как сшивались льды и огни, великая пустота и первые живые существа, мы сможем по-настоящему ценить этот мир – каким бы хрупким и временами жестоким он ни был. И, наверное, есть в том мудрость: если даже боги появились благодаря упорству, смелости и преодолению, то и мы, люди, можем справиться с любыми невзгодами, если у нас есть сердце, разум и сила воли.

На этом пока что остановлюсь, чтобы дать вам время переварить услышанное. Но будьте готовы: грядут ещё более значимые события, о которых я расскажу в следующих главах, когда мы перейдём к тому, как братья-боги начали творить нашу действительность из самого сердца первородного хаоса. И да хранит вас память о древних подвигах и воля к свершениям – точно так же, как она хранит меня.

Вы, наверное, помните, как в прошлой главе я рассказал о том, что боги – Один, Вили и Ве – были рождены в этом мире и осознали своё предназначение. Я, Хавар Сигурдсон, поведал вам о зловещей и всесокрушающей силе Имира, о том, как его неиссякаемая мощь порождала всё новых и новых великанов. Теперь настало время открыть одну из самых драматичных страниц в истории сотворения миров – историю о том, как боги решились на убийство первородного великана и как этот поступок определил облик самого мироздания.

Говорят, что решение выступить против Имира созрело не в один миг. Представьте себе: три бога, ещё не утвердившиеся в своей божественной силе, стоят перед необходимостью подчинить хаос. Имир был не просто великаном, а перворожденным источником всей нескованной энергии, которая могла в любой момент обернуться гибелью для будущего мира. Боги чувствовали, что, пока существует Имир со своим нескончаемым потомством, порядка не будет, и сама возможность рождения людей или других созданий останется лишь далёкой мечтой. У людей есть пословица: «Железо куётся в огне». Но тут и речь шла не о жалком кусочке железа, а о судьбе всех девяти миров – даже тех, что ещё только предстояло создать.

Я часто представляю себе, как Один, Вили и Ве, облачённые в простые, но прочные доспехи, берут в руки оружие, выкованное в жерле изначального пламени. Никто до них не смел бросить вызов Имиру, ведь он казался неуязвимым. Три бога походили на путников, вступающих в тёмную пещеру, полную неведомых зверей. Но у них не было выбора: либо они сразят Имира, либо тот захлестнёт мир своими хаотичными силами, уничтожая все зародившиеся ростки порядка.

Великан чувствовал опасность. Сила, струившаяся по его венам, была могущественна и дика. Одна мысль о том, что трое дерзких богов восстали против него, вызывала у него первобытную ярость. В древних песнопениях говорится, что гул от рыка Имира был слышен повсюду, от самой глубины Гиннунгагапа до огненных рубежей Муспельхейма. Земля дрожала, ледяные горы трескались. Казалось, сама природа отвергает возможность такого столкновения. Но боги уже выбрали свой путь.

Когда схватка началась, мир застыл в напряжении. Даже Хримтурсы – дети Имира – не сразу ринулись на помощь, ошеломлённые тем, что кто-то вообще осмелился выступить против их прародителя. Никто не знает, сколько времени длилась та битва. Одни сказания утверждают, что она продолжалась лишь мгновение, подобно молнии, что рассекает ночное небо. Другие настаивают, что боги и великан мерились силами столь долго, что все девять миров чуть не погрузились в бездну. Я же думаю, что время там текло иначе, ведь речь шла о схватке божественных начал.

Но чем бы ни закончилась борьба, итог известен: Один, Вили и Ве одолели Имира. В их оружие словно вселилась сама идея порядка, дававшая им несломимую решимость. Силы великана пошатнулись, и он пал, сражённый. Когда его плоть коснулась земли, из его тела хлынула кровь – густая, обжигающе-холодная, наполнявшая собой всё вокруг. Хримтурсы не успели спастись и большей частью утонули в этом потоке. Так погиб и их мир, не успевший укрепиться.

Но убийство Имира стало не просто актом войны. Оно обозначило рождение нового мира, ведь боги использовали останки великана как строительный материал для мироздания. Из плоти Имира сотворили они нашу землю – твёрдую кору, по которой мы, люди, ходим своими ногами. Когда я бреду по морозным пустошам зимой, я порой думаю о том, что чувствовала его плоть в момент творения. Его кости стали горами, величаво вздымающимися над равнинами. Череп его, свод огромной головы, боги превратили в небесный купол – тот самый, который простирается над нами, усыпанный сияющими звёздами. И я, оглядывая ночное небо, понимаю, как грандиозна эта жертва.

Кровь Имира обернулась морями и океанами. Мне нравится думать, что когда я стою на берегу Северного моря и слышу, как волны раз за разом накатывают на песок, то словно слышу отголоски той первородной реки крови, что некогда смыла с лица земли целый род великанов. А волосы его легли лесами, покрывшими мир изумрудной листвой и бесчисленными стволами деревьев. Каждый раз, проходя сквозь тёмные чащи, я чувствую внутренний трепет – будто касается меня чья-то невидимая память о рождении, о боли и величии.