Loe raamatut: «Последний рассвет Тарайи», lehekülg 14

Глава 17

Острый кончик пера Гаруды скользил по холодному камню внутри сводчатого чертога. Зор медленно расхаживал вдоль стен, рисуя лезвием беспорядочные линии на них. Он ждал, готовился, собирался с мыслями. Как только Ильм шагнет в туманность столпов – сферу, покоившуюся, словно в невесомости над ними следовало уничтожить. Это было сделать совсем не сложно, Зор уже испробовал свой клинок и он с отменной легкостью рубил камень, будто тот был и не камень, а плоть податливая. Он помнил, как тогда варр случайно отсек от глыбы кусок и, зная о происхождении стали, решил испробовать свой меч. На удивление лунная сталь без каких-либо сложностей рубила любую породу.

Чертог этот был точно таким же, как и тот с сапфировыми вратами. Все один в один: столпы, сфера, постамент, отверстие в центре купола, кроме цвета камня из которого были изготовлены врата – зеленый с белыми туманными проливами и редкими красными вкраплениями.

За те дни пока охраняли вход, ожидали каращеев, как ни странно никто так и не появился в те моменты, когда сфера оживала и проход открывался. Наверняка каращеи все понимали и просто не видели смысла сюда идти, или же чего хуже – были готовы другие проходы, которыми они уже пользовались.

Сборное войско гарийцев и сирхов в ожидании находилось в становом положении здесь же в долине, а частые дозоры разъезжали по ближайшим окрестностям, разведывая обстановку. Все были в ожидании уничтожения сферы. Как только это произойдет, в планах был крупномасштабный поход по гряде на север и к соседним империям с целью выведывания новых чертогов.

– Маргас! – окликнул Зор здоровяка, который вот уже долгое время стоял напротив столпов и как заколдованный жадным взглядом смотрел на их красочные переливы. Под куполом находились еще трое: Ильм, Качудай, Размид. Все напряженно ждали, когда можно будет уже оживить проход. По сути, только Зор и Ильм понимали, что это такое, для остальных же было всё в диковинку.

– А? – Очнулся от созерцания Маргас.

– Уйду я вместе с Ильмом.

– Это еще зачем?! Каращеев прогнали, камень этот утихомирим, другие отыщем… Эх, жаль, красивый он какой!

– Там Тарайя осталась. Она клятву понесла каращеям, чтобы меня спасти и ту клятву нужно прекратить. Да и пути выведать надобно у тулейцев, что устроители древние оставили. Каращеи тулейцев неволят, а урайцев лживыми клятвами льстят или вовсе воюют уже, кто знает. Если мы все уничтожим здесь, они найдут способы проникнуть иначе. Пока есть пути в пространстве темном, проносящие помимо чертогов земных, они смогут прийти. Я должен знать все это, должен понимать и только так есть способ сохранить народы земель. Тарайя сказывала, что каращеи просто так не приходят, на то причина всегда бывает весомая. У них есть цель, и цель не праздная – не просто людей уничтожить, земли захватить, а в чем-то ином смысл, понимаешь?! Они пришли на Тулею, несмотря на то, что она заперта давно была, но все же сумели и Тулея лишь привалом служит. Они к нам стремятся, здесь их цель, я понял это не так давно, но понял явно. Остановить их можно только на подходах или же вовсе добравшись до варров, а лучше спрос иметь с адивьев главных, тогда и вопросы разрешатся. Ты же, Маргас, передай вести Мерьяну, что армией Солнца Красного правит и Кубаю, что в Дакане воинов растит смелых, чтобы они силы крепили, если я не успею в срок ответы те выведать.

– Ты знаешь, что делаешь и не мне тебя учить, но тебе меня! – Ответил Маргас, приложив руку к груди в знак солидарности, – Сделаю, что в моих силах, но только там, где помощь моя будет важнее. С тобой, Зор, позволь пойти, охранить если смогу в миг трудный и то лучше будет, чем речи буду говорить Мерьяну, да Кубаю. Их и без меня донесут, не утаив ни мысли, в том сноровки большой не надобно. На Земле не нашел я места себе, так может место моё там? – кивнул он на столпы.

– Урус-Зор, без меня тоже ходу тебе не будет, ты знаешь! – Исподлобья посмотрел Качудай. Он сидел на принесенном пихтовом лапнике, ноги его еще были слабы, но уже гораздо лучше, чем в первые дни после боя, – Размид станом управится. Верно, Размид?!

– Управлюсь, только мы все охранители Уруса, что под крылом Гаруды. Мы клятву несем и помним об этом в миг каждый яви нашей! Уйдёте вы – что сирхи делать будут, куда пойдут? Осиротели воины степные, нет больше нас, нет степи вольной, что водой жизни окроплена. Посмотри, Урус-Зор, как сирхи смотрят высоко! Никогда сирх такого взгляда глубокого не имел! Никогда на памяти моей сирх мараджават такой не нес, а все потому, что нет нас больше, и не будет никогда! То взгляд предсмертный, но яркий, будто восход Ра Великого в ясное утро. Мы воздух одним глотком вдыхаем, и как только прекратится вдох тот, так и мараджават исполнен будет, так и падет последний сирх, выдохнув навсегда, очи карие сомкнув, чтобы полет великий видеть, в полете том раствориться! Посмотри, Урус-Зор, как сирхи полны вдохновения! Они все, кто живы сейчас, видели тот танец, что ты смерти посвятил и цель их – путём идти, что выбрал ты, ибо мараджават тот провозглашен тобой и тобою положено ему начало! Оставишь нас – мы предательство совершим по отношению к себе, прервав тот священный бой, на который нас правил Всевышний! Поэтому дорожка наша – следом ступать, священный бой вершить за братьев наших, за жен, за детей, что никогда не увидят новые лета; за степь, за гряду и за леса твои, что колыбелью воину такому были!

– Размид дело говорит, Урус-Зор, – кряхтя поднялся Качудай, прихрамывая подошел к столпам, – Туда нам нужно! – на его лице растянулась улыбка, а взгляд горел азартом, – Здесь воины Гарии останутся, да и вести уже наверняка достигли соседних империй. Гарийцам нет равных в бою, да и каращеев меч гарийский сечет отменно, а нам смерти уготованы, но смерти те пустыми быть не должны, чтобы стыдно не было перед Всевышним представая!

Зор усмехнулся удрученно, задрал голову вверх, посмотрев в узкое отверстие купола, прикрыл глаза. Не так давно он с Яром пил вкусный отвар на высоком уступе и радовался очередному рассвету, а заботой была всего лишь незначительная вещь – сирхов от гряды отвадить. Но даже в самых далеких своих мыслях и подумать не мог, что вскоре Яра не станет, а он будет стоять на развилке миров с оружием в руках, во главе тех же степняков, которые будут слушать каждое его слово. Не думал, что будут руки его в крови чужой утопать, и не будет понимания – что мир творит в себе? Зачем творит…

– Урус-Зо-о-р! – послышался протяжный крик. В чертог вбежал сирх, что стоял у входа в дозоре, – Посланники там из Красного Солнца!

Зор убрал клинок в ножны, которым уже исчертил все стены и вышел наружу, за ним последовали остальные.

Со стороны реки медленной процессией двигались около двух десятков всадников в однотипном походном обмундировании, хорошо шитом, справно прилаженным на каждого. Их сопровождали несколько гарийцев, встретивших на подступах.

– Зор, вести из империи, – быстрой трусцой подъехал и спрыгнул с лошади один из гарийцев, – С тобой говорить хотят. Слово несут, что умысла дурного не имеют.

– Пусть несут, мы каждому рады и встретим добром, кровом делясь! Ты, Елей, отдых дай путникам, да питьё и пищу с дороги долгой! – Зор поднял голову, посмотрев в небо на солнце, клонившееся к закату. Он немного нервничал, столпы вскоре должны были ожить, и нужно не упустить этот момент, иначе придется ждать до следующего заката, а каждый новый день ожидания, давал каращеям очень большое преимущество и это гариец понимал очень чётко.

– Ты ли – Зор?! – грубым басом, чуть хриплым голосом вопросил один из процессии, когда все приблизились. Он спрыгнул с лошади, гремя своей походной сбруей, сделал шаг навстречу. Сирхи, стоявшие по бокам Зора дернулись вперед, схватившись за рукояти мечей. Гость замер на месте.

– Да, я Зор.

– Меня зовут Макниминтир! – он коротко кивнул, окинул цепким взглядом собравшихся, особенно насторожившихся сирхов, достал медленно из-за пазухи свиток, развернул, уставившись в него, откашлялся, – Гарийцам вести, что за грядой холмы населяют! – начал он, хмурясь в грубый пергамент, – Зору, сыну Амура, брата почившего! От Варга – императора Солнца Красного! Вести имеем о темных воителях. Войско, золотом знамен сверкающее под верной рукой Мерьяна Ликого в Луну полную походом к гряде ступает, помыслы добрые неся, подмогой поспешая! Послы мир несут и с миром уйдут, не тронуты, не посрамлены, ибо вестники благие и беспристрастные! На том слово наше крепко! – он свернул свиток обратно и протянул Зору.

– Добрые вести! – подал голос Маргас, подошел, хлопнул по плечу посла и обнял коротко. – В луну полную ушли, стало быть на полпути уж будут.

– Спасибо, Макниминтир! – поблагодарил Зор, – Отдыхайте с дороги!

– Знатная битва будет… – задумчиво пробормотал Качудай, щурясь от багряного зарева.

Все разошлись, гостей проводили отдыхать. Зор успокоился немного, зная, что армия во главе с Мерьяном уже направлялась к гряде, это вселяло надежды и появилось ощущение некоего облегчения, можно было отправляться в путь со спокойной душой. До этого же не покидало стойкое чувство дикой ответственности, которое мешало оставить гряду, нагоняя нервное состояние.

– Воины великого мараджавата! – вдруг раздалось позади.

Зор обернулся. Качудай верхом на пегой невысокой степной лошадке заехал на низенький холм неподалеку и, подняв на кончике меча над головой красную ткань где-то раздобытую, стал ею размахивать, чтобы привлечь внимание, – Сирхи, гарийцы, слово моё последнее имею отдать вам на земле этой!

Занимавшиеся приготовлением ко сну и к дозорам, все, кто был в долине стали стягиваться к холму – гарийцы сосредоточенно молча подходили, кто пешком, кто на лошадях, внимательно глядя на щурящегося степняка, а сирхи галдя от любопытства, спешили скорей, боясь пропустить что-то важное.

– Урус-Зор, я речь хочу нести последнюю в этом мире, дозволь, чтобы все слышали, верь мне! – повернулся степняк к подошедшему Зору.

– Твоя воля, Качудай, – кивнул в ответ он, сложив руги на груди.

– Воины великого мараджавата! Слово несу вам последнее на земле этой, не утаив ни помысла, ни мысли! Урус-Зор идет в земли далекие, что мирами иными зовутся и мы – вольные степные сыны шагаем в след его, дабы лета грядущие травами пышными на земле этой шумели в трепете и дети наши летам тем радовались! Большое войско Солнца Красного уже на подходе и я смело ухожу вершить мараджават там, где каращеи только готовят свои помыслы дурные, ибо врага нужно бить там, на далеких землях, тогда наша сохранится. Урус–Зор знает, что делает и мы обязаны охранить его в миг трудный. Сирхи, гарийцы, я призываю вас всех отправиться следом и сделать всё возможное, чтобы сюда ни один темный воитель больше не ступил, а мы, если понадобится, жизни сложим за это! И не важно, где погибнем, небо все одно, оно объединит нас в миг полета вышнего, а рода наши продолжатся и в памяти доброй охранят каждого из вас! И помните, все, кто идет – нас прежних нет, все мы мертвы, нас больше нет и не будет никогда! Примите это и как только свыкнитесь с мыслью такой, тогда и победителем станет каждый и мараджават свершится истинно! Не поминайте, братья…! – Качудай развернул коня и, спустившись с холма, слез с него, молча направившись к пещере, прихрамывая на обе ноги.

***

Сирхи, как один решили идти все. Гарийцы же здраво рассудив, отправили на Тулею сотню, остальных оставив здесь, потому как, кроме них, гряду не знал более никто, да и нельзя уходить всем, Мерьяна нужно было встречать еще. Пока временно здесь был тыл, но в любой момент он мог снова оказаться передовой, как было ранее.

Сотня гарийцев и две сотни сирхов столпились у входа в пещеру. Проход открыли. Зор помнил – как, и труда это не составило никакого. Ильм расхаживал среди бойцов и проводил инструктаж, как себя вести и что делать. Готовили ремни, чтобы вязать к рукам. Ильм строго наказал ни в коем случае не прерывать цепь, иначе смерть. Сам тулеец шёл первым, только он знал, куда и как, а Зор решил замыкать всю процессию, чтобы быть уверенным, что все прошли и никто не потерялся, к тому же нужно было разрушить сферу. Как говорил Ильм – после разрушения проход еще какие-то мгновения оставался живым, этого вполне должно хватить, чтобы сделать последний рывок. Как возвращаться назад, уже никто не думал, это было не важно, каждый для себя решил, что пути назад нет, и каждый готов был к гибели без сомнений, а поживут за них другие.

Ныряли в туман смело, быстро, никто не мешкал и даже не думал. Все шли так, словно проделывали это уже много раз.

Цепочка двигалась быстро. Зор обнажил меч, приготовился. Как только ступил на постамент, взмахнул, рубанув по сфере и не останавливаясь, шагнул в туман, держась за ремень последнего бойца.

Сфера вспыхнула коротким всполохом искр и угасла, помутнев тут же, оскалившись широким шрамом, в миг почерневшим. Туман среди столпов постепенно рассеялся, а камень покрылся какой-то молочной пеленой, погасив в себе былую яркость. Вторые врата на Земле были уничтожены.

Глава 18

Просторная равнина, усыпанная ярко-синими низкорослыми цветами, раскинувшаяся до горизонта была абсолютно прямая, казалось без малейшего изгиба, холма или ямы. Светло-голубое небо с едва уловимым зеленоватым оттенком будто колыхалось легкой волной, словно ткань шелковая. Небо иногда замирало на какое-то время, а затем снова являло легкое непринужденное движение. В самом зените светило местное солнце. Оно было раза в полтора больше родного – абсолютно белое, но никак не ранило взгляд, не вышибало слезу, и щуриться не заставляло. Свет был словно за какой-то пеленой. Создавалось впечатление, что в воздухе была плотная граница из воды, сглаживающая яркую остроту. Терпкий запах теплого воздуха немного пьянил, если вдыхать слишком глубоко. Дышать почему-то получалось очень медленно, раза в два реже, чем обычно. При попытках делать ритмичные привычные вдохи, голова начинала кружиться, как это бывает высоко в горах.

– Смотри, Урус-Зор! – Качудай подпрыгнул на месте, оторвавшись от поверхности весьма уверенно и высоко, – Ноги не болят! – придурковато улыбнулся он, задрал голову вверх, глубоко вдохнул и тут же чуть не повалился от резкого помутнения.

Сирхи и гарийцы удивленно разглядывали окружающее пространство, делали неуверенные шаги, делились друг с другом впечатлениями, кто–то падал при попытке дышать часто и глубоко.

– Будто алдык-бая чашу хорошую испил, – усмехнулся Размид, растянувшись в улыбке.

– Не зря жил, не зря ждал, уже и помирать можно! – с широко раскрытыми глазами чуть пошатываясь, стоял, опираясь на свой меч взволнованный Маргас.

Зор с восхищением смотрел на огромную высокую четырехгранную пирамиду позади, откуда они только что все вышли. Она была матового стального цвета с широким, шагов в пятьсот основанием – тянулась всеми гранями ввысь, теряясь где-то в небе остроконечной вершиной. Она была единственным сооружением, что хоть как-то разбавляло ландшафт. Сколько хватало взгляда, везде простиралась идеальная равнина синих цветов, вдалеке теряясь за туманной дымкой, словно стеной тянувшейся в небо.

Ильм стоял неподалеку и с легкой улыбкой наблюдал за поведением гостей, в ожидании, давая всем время привыкнуть.

– Вы скоро воспримите Тулею, – успокоил Ильм Зора на немой вопрос об их состоянии, – Это пройдет, еще немного нужно ждать и Тулея примет блудных сыновей своих.

– Отчего так ярко все, будто в дурмане?

– Здесь врата в окружении семицвета, воздух другой, более живой, чем на Мидее и достаточно одного глотка вместо двух, но вы по привычке вдыхаете слишком много, оттого пьянит, но это пройдет.

– И свет совсем не ранит, – смотрел Зор на небесное светило, не веря пока еще всему, что они видели и ощущали. Реальность была очень яркой и четкой, но какой-то волшебной, что никак не воспринималась сознанием всерьез.

– Свет не ранит оттого, что в небе нашем, воды щитом служат от частиц Ассирия, которые мы впитать пользой не можем, и воды те оберегают всех тулейцев и всякое живое. Представь, что море плещется там, только не в том проявлении, как ты можешь это вообразить, а в виде чистых кристаллов, которые лишь тепло нужное впускают на Тулею, ненужное отсекая. Так же было и на Мидее когда-то, и Ра ваш только добрый свет давал людям. Тогда град стоял наш на Мидее, где льды сейчас лежат, а в граде том славные тулейцы мастерством в ворохе жили, нужное для людей строя, мы мастера ведь от Рода первого общего и врата не без помощи предков моих строились. Периней Урайский тогда камни нужные со вселенной собрал и по землям определил, а тулейцы форму тем камням придали и жизнь вдохнули в них, и жили люди в достатке на землях своих сообща друг с другом, красоту созидая, делясь с далекими родичами. Ваше небо иным было, и люди жить могли многие сотни лет, не дряхлея столь быстро, но небеса излились в один момент, свои кристаллы обрушив на Мидейцев сильных и храбрых, беды учинив великие. Так происходило на многих землях, и возможно когда-то произойдёт на Тулее. Ты не печалься, Зор, Мидея рано или поздно восстановит небеса свои и люди ей в том помогут, но сначала жертва великая отдана будет человеком, которую он никогда еще не отдавал – жертва своей памяти, своей сути, своей искры, и тысячелетия пройдут, прежде чем возродится всё.

– Да уж… – протянул Зор, по привычке вдохнул глубоко, улыбнулся, сознание на миг помутилось, но сразу же все прошло.

Привыкали быстро.

Три сотни бойцов уже довольно уверенно расхаживали по цветочному ковру, разминаясь, разглядывая небо, а некоторые из гарийцев разошлись в стороны дозорами, внимательно всматриваясь в цветочную даль. Качудай видя это, тут же отдал указания степнякам усилить гарийские дозоры.

– Ни к чему, – кивнул Ильм на дозорных, – Каращеи сюда не могут пройти. Врата эти закрыты и ключи тулейцы пока не отдали от них. Я старался прийти именно сюда, а не в те, откуда ушел, там каращеи владеют аскрипалем.

– Но мы ведь уже вне врат, поэтому всяко может быть, – почесал подбородок Зор.

– Врата, это не только аскрипаль, – указал он на пирамиду, – Семицвет, есть тоже часть врат, посему не тревожься, Зор, я ведь не посмел бы вас привести в небезопасное место. Позже увидишь все сам, я не знаю, как звуки нужные подобрать, чтобы ты понял.

– Твоя правда, Ильм! А я уж задумался, отчего это ты не опасаешься здесь каращеев? Твоя земля дивна, хоть мы и не видели её ещё, но и этого в достаток! – Зор присел, скрестив ноги, прикрыл глаза, какое-то время размеренно редко дышал, затем поднялся, – Пора идти. Веди, Ильм!

– Туда! – указал тулеец в известном ему направлении.

Зор молча кивнул и последовал за ним.

– Качудай, правь бойцами, выдвигаемся! – скомандовал Маргас, поспешив следом.

– Эх, коней степных бы… – посетовал досадно степняк, развернулся и заорал во всю глотку, чтобы все собирались.

Гарийцы уже организованно торопились за удаляющимся проводником, сирхи суматошно подбирали вещи и шли следом. В небольшом войске царила легкая суматоха и неразбериха, не было единого порядка и это очень раздражало Маргаса, который в свою бытность много лет служил в императорской армии, где дисциплина была одним из основополагающих факторов, благодаря которым строилась сильная армия.

– Постой, Зор! – догнал их с Ильмом здоровяк, – Они же тебе клятву принесли, усмири эту толпу, смотреть ведь тошно! – досадно покачал головой Маргас.

– Хм, что хочешь, чтобы я сделал?

– Объяснить нужно всем, что толпой на войну не ходят. Где послушание и строгий шаг?! Сирхи испокон веков толпой воюют, гарийцы тоже строя никогда не знали. Я нисколько не сомневаюсь в их воинском деле, но толпа всегда уязвима, в толпе нет слаженности действий. Мы должны быть готовы ко всему, но как быть готовым к чему-то, когда они все сами по себе и биться будут сами по себе. А ежели бы каждый знал свое место в бою, да действо нужное, то и победы слаще и легче случались бы. Нужно унять, Зор, толпу, послушай меня старого вояку, и строгость всегда одержит верх над расхлябанностью!

– Ты хочешь, чтобы я в неволю каждого определил, указав действо правильное? – недоверчиво исподлобья посмотрел на него Зор.

– Не неволя это, а ведь благо для них же. Определив для каждого по отдельности и для всех вместе строгий порядок, ты жизни сохранишь многим. Вот представь, что враг вдруг налетит, что делать будем?

– Как и всегда – кровь лить, – буркнул Качудай.

– Вот! И все будут биться каждый за себя, а если бы иначе? А иначе был бы строй, порядок! Враг идет, бойцы в нужную оборону сообща встают и сообща бьются и каждый спины друг друга прикрывает. Гарийцы сильны, а сирхи не ведают такого искусства боя и у нас одна половина больше уязвима перед другой, они гибнут быстро. Ты вспомни бой в долине, сколько сирхов к праотцам ушло и сколько гарийцев. А вот если бы каждому указать, как быть, да одного гарийца на двух сирхов ставить и сообща им биться, то и целее неопытные будут, а там и опыта наберутся!

– В том правда твоя, Маргас! – Улыбнулся Зор, – Ты и научишь, ведь знаешь больше нашего об этом.

– Поделюсь, чем смогу, ежели на пользу пойдёт.

– Качудай, слыхал?! – повернулся к степняку Зор, – Знание берите, что Маргас поведает, в том толк будет, я знаю точно!

Качудай приложил руку к груди и кивнул в знак согласия, на том и порешили, а Маргас тут же принялся что-то на ходу объяснять Качудаю, тот внимательно слушал, кивая, иногда переспрашивая, но старался все запоминать.

Шли недолго. Стена странного тумана по мере приближения приобретала формы вертикальных потоков, чуть извилистых, будто водопад струился с неба. Дымка была плотная, что даже свет солнца на безоблачном небе не мог пробиться сквозь нее.

– Здесь врата заканчиваются, – остановился Ильм, подойдя почти вплотную к туманной преграде, – Дальше просторы, где тулейцы все живут, но и каращеи в любой момент спуститься могут, поэтому пока здесь все в безопасности, но как только выйдем из врат, может произойти все, что угодно.

– Каращеев не видали что ль? – Усмехнулся Качудай, демонстративно сложив руки на груди, – Уж насмотрелись в достаток, что и детям хватит рассказать.

– Ты не хорохорься, Качудай, а то смерть ведь как раз таких любит, а скромных презирает, – хмыкнул Маргас в ответ.

– Уймите речи ненужные и слушайте все, что говорит Ильм, а ты, Качудай, прежде всего, управься со всеми, чтобы порядок был, а то некому будет потомкам ведать о подвигах, при такой несобранности!

– Не гневайся, Урус-Зор, все сделаем! Поспешая тихонько, сладимся как-нибудь.

Ильм подошел на расстояние вытянутой руки к преграде. Дымка заискрилась, заиграла яркими всполохами, будто молниями. Они, как щупальца медленно устремились в его сторону, переливаясь синим и белым цветом. Ильм протянул руку в ответ, коснувшись пальцем одной из таких молний, она еще ярче вспыхнула, увеличившись в размерах, будто наливаясь объёмом изнутри. Тулеец поднял вторую руку, коснулся другой молнии, та так же обрела объем почти мгновенно. Ильм вдруг убрал руки, встряхнув ими сильно, а стена тумана внезапно растворилась, прибравшись подобно воротам вверх, и все это сопровождалось глухим весьма неприятным гулом, от которого поморщились, зажмурившись почти все, за исключением Ильма.

В проеме за туманной стеной, сколько хватало взгляда, простирался красивейший пейзаж. Ярко-зеленые луга переливались водным серебром, приятно сверкавшим на солнце. Их перемежала волнистая местность, покрытая огромными по земным меркам деревьями с роскошными пышными кронами. Те деревья были похожи чем-то на дубы, хотя может они ими и являлись, а их шелест доносился до слуха легкими порывами ветра.

Как оказалось, и потом объяснил Ильм, они находились на высоком плато, которое служило вратами, и было неприступным для несведущих, укрытое маревом этого странного тумана, через который пройти было невозможно, не имея на то нужных знаний прохода.

Спуск шагов в триста был довольно крутой, но терпимый. Спускались тропой, которой вел Ильм, но при первом взгляде она не была заметна глазу, проявляясь лишь тогда, когда тулеец по ней ступал, хотя может она и появлялась как раз там, где он шел, и что было первичным, а что вторичным, сейчас в принципе не имело значения.

Воздух был внизу не такой, как вверху за границей тумана, и привычное дыхание уже не пьянило, хотя может они просто привыкли, как обещал Ильм?

Многое было знакомо: камни, трава, вода, и пенье птиц, словно родное, но деревья выделялись особенно. Стволы оказались ещё огромнее при приближении. Их невероятные размеры вызывали восхищение. В окружности не менее десяти шагов самое мелкое – они выглядели очень величественными, древними, будто умудренными тайными знаниями, опытом жизни.

Еще одним значительным отличием был местный рельеф, где плавные зеленые волны суши перемежались с луговым мелководьем огромных пятен кристально прозрачной воды, покрытых огненно-красными распустившимися бутонами цветов. Хотя может такие места и на родной земле были, но никто из присутствующих их никогда не видел, поэтому всё было в диковинку.

– Какова наша тропа, Ильм? – поинтересовался Зор, шагая рядом с ним, во главе отряда, – Покажи тех, кто может поведать об устроителях древних и о проходах, которыми я смогу найти дорожки к адивьям, мне важно знать это! И на Урай я бы хотел попасть, но не ведаю путей нужных.

– В граде Урелле были когда-то те, кто знания имел, но давно уж канули в тысячелетиях они, да и нельзя нам являться туда, там каращеи в неволю всех славных мастеров пленили и теперь ключи ждут от больших врат. Те ключи у Свароднича нашего, он открыть проходы обязан к большим вратам, иначе на десятый восход тулейцы со всего града жизнями заплатят, и пойдет новая десница, после которой новый град жизни положит. Но тулейцы не отдадут ключей, ты не думай, Зор. Тулейцы зрят в грядущее и жизни отдадут с радостью, но не ключи. А нам к водам Анабараха нужно путь держать в обход градов, сквозь дубравы, которые спрячут нас в своей тишине. Каращеи в леса наши не идут, им там делать нечего, они знают, что погибель отыщут здесь и не пойдут. У стороны восхода Ассирия нашего, на неприступном кряже, в великой дубраве у залива Анабараха жизнь свою творит Еганика-Чудесная, что мастерством владеет вышним, к которому тулейцы стремятся, она-то про устроителей тех ведает, я знание о том имею, верь мне, Зор.

Они подошли к опушке пышной дубравы, где за редколесьем в глубине виднелась мрачная чаща, приятным шелестом своих крон, будто шёпотом сладким зазывая.

– Где же Урель тот? – остановился вдруг Зор, поднял руку вверх и все замерли за его спиной.

– Видишь отвал древний? – махнул Ильм в сторону горизонта, где виднелся длинный высокий холм, похожий на ровное высокогорное плато, – За тем отвалом древним на слиянии четырех могучих вод в расстояние одного восхода Ассирия и обустроен Урель древний, где в веках мастера славные созидание творят своё.

– Урус-Зор, я ведь понимаю, что ты задумал… – подошел Качудай, вглядываясь в далекий горизонт, приложив по привычке руку козырьком ко лбу, хотя местное солнце вовсе не слепило, несмотря на всю его кажущуюся яркость.

– Тулейцев неволят за нас, Качудай. Ответы потом искать будем, но что те ответы дадут, если десятого дня они погибель свою найдут? Примем ли мы те ответы?

– Не примем, Урус-Зор, не примем… – вздохнул степняк, ¬– Маргас, ты можешь свою дисциплину как можно раньше объяснить всем?

– Отчего же не объяснить, конечно!

– Так давай, не тяни, а то Гаруда не ровен час призовёт, а мы не отведавши этого чудного знания, – усмехнулся Качудай.

– Скажи, Ильм, сколько дней осталось до исхода неволи? – Зор подошел к одному из деревьев, задрал голову, коснувшись осторожно грубого ствола.

– Три, но это неважно.

– Важно! Встанем здесь лагерем, нужно подготовиться, а поутру выдвигаемся на Урель.

– Ты, Зор, с Каращеями тягаться желание имеешь?

– Нет. Имею желание плату им ту же отдать, что они щедро раздают другим. Не тревожься, Ильм, я понимаю вас, понимаю тебя и всех вас через тебя. Моя искра еще кое-как теплится внутри, и могу ещё прочувствовать, понять намерения, нравы, желания и вашу правду и вижу, что кривды не имеете в разумении своём. Я не виню тебя и всех тулейцев, что на свою защиту не встаете, знаю почему, но лишь восхититься могу. Вы сумели сохранить в себе то, ради чего я с оружием дружен, а вы ради этого умираете. Я ваш убийца, Ильм, но сделаю все, что смогу, чтобы им не быть более. Но я так же многое не понимаю в деяниях ваших, но не понимаю лишь своим неведением, поэтому даже не спрошу и не упрекну никогда, ибо неведение мое, это печаль моя, а не ваша досада.

– Как скажешь, Зор. Не смею путь твой словом своим вершить, он только твой! – согласился Ильм, сверкнув зеленью глаз.

Весь оставшийся день готовились к походу на Урель. Маргас был занят формированием небольших сборных команд. На одного гарийца, ставили по двое сирхов, такая группа должна была являть собой полную боевую единицу, где каждый в троице вкруговую друг за друга был в ответе. На этих порах Маргасу казалось, что хотя бы такое, но уже сохранит многим жизни, главное донести правильно мысль. Гарийцы все понимали и без слов, и даже больше самого Маргаса, а вот сирхи поначалу противились такому раскладу, но потом уловив полный смысл, соглашаться начали охотно. Качудай попутно поучал степняков нужными речами, сам запоминая все объяснения Маргаса. Здоровяк в свою очередь пытался сделать из толпы нечто похожее на имперский ударный тантер – штурмовой отряд, которым он когда-то командовал в бытность в армии Красного Солнца. Времени конечно на это было совсем немного, но хотя бы объяснить суть почти получилось. В боях кто выживет, привыкнут и запомнят быстро, это Маргас знал из опыта. К тому же все были матерые, что степняки, что гарийцы, остальное дело времени. Он пытался формировать из мелких групп уже более крупные, которые должны были нести еще большую ударную единицу, и так по нарастающей, пока не доходила очередь до всего отряда, как единого целого. На примеры и объяснения ушел целый день, который как оказалось, был весьма длиннее земного, но усталости никто не чувствовал, может быть действительно здесь было иное течение жизни, не отнимая столько сил, сколько на родной земле. Ассирий очень медленно двигался по тулейскому небосводу, нехотя скатываясь к горизонту, едва меняя цвет от полностью белого до слегка желтоватого.

– Странные они, Урус-Зор, – нахмурил брови Качудай, подойдя к огромному стволу, где прислонившись спиной к шершавой грубой поверхности, сидел Зор, наблюдая за тренировками Маргаса и о чем-то размышляя.