Loe raamatut: «Денис Ленский. Алгоритмы, или Ошибка в коде. Концептуальная фантазия»

© Денис Ленский, 2024

ISBN 978-5-0062-7765-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эта книга посвящается человеку, благодаря которому многие люди смогли по-новому взглянуть на Мир – Владимиру Михайловичу Зазнобину.

Пролог

Предиктор (от англ. predictor «предсказатель») – термин, используемый в различных системах управления для описания процессов прогнозирования.

17 мая 1991 года

Зайдя в свой новый кабинет загородной резиденции, Михаил Сергеевич Горбачёв уселся за рабочий стол и первым же делом стянул ужасно неудобные туфли. Откинувшись на спинку эргономичного кресла, которое врачи настоятельно ему рекомендовали, он с облегчением вытянул ноги и пошевелил онемевшими пальцами. В совершенно новом кабинете, где только недавно сделали ремонт, почему-то пахло подвальной сыростью. Встав из-за стола, прямо в носках он проследовал через весь кабинет, отодвинул тяжёлую штору и резким движением распахнул окно. Весенний воздух ворвался в комнату, вытесняя оттуда накопившуюся затхлость. Сидевшая на террасе Раиса Максимовна оторвалась от книги и подняла голову.

– Ты уже вернулся? Как прошло совещание?

– Нормально, потом расскажу. Мне нужно немного поработать. Не возражаешь?

– Ты обедал? – заботливо спросила жена.

Этот вопрос почему-то вызвал у Горбачёва раздражение.

– Я не голоден, – сухо ответил он и, смягчившись, добавил: – Давай чуть позже попьём чайку, а сейчас я немного поработаю.

Раиса Максимовна кивнула и сделала лёгкое движение рукой, словно отпускала Президента немного поработать.

Он вернулся к столу, сел в кресло и снова принюхался. Открытое окно не помогло – в кабинете всё ещё чем-то пахло. Горбачёв покосился на туфли. Нет, туфли совершенно новые, и странный запах исходит явно не от них. Он вспомнил этот запах. Так пахло в старой часовне, переделанной колхозниками под лесопильный склад, куда он ещё пацаном лазил со своими ставропольскими друганами, когда они играли в войну.

Тяжело вздохнув, Горбачёв взял папку с бумагами, подготовленную его помощником по международным делам, и хотел было углубиться в чтение, но его внимание привлекла тёмно-синяя папка-скоросшиватель, которой он никогда раньше не видел. Она лежала чуть сбоку на той же тумбочке для срочных документов, и Горбачёв был уверен, что два часа назад этой довольно объёмной папки там не было. Может кто-то её забыл? Интересно, когда? И самое главное – КТО? Горбачёв нажал кнопку нового селектора.

– Илья, кто был в кабинете в моё отсутствие? – спросил он, пригнувшись к микрофону.

В динамике что-то щёлкнуло, и голос секретаря несколько растерянно произнёс:

– Никого, Михаил Сергеевич. Что-то случилось?

– Нет, всё нормально, Илья. Минут через двадцать организуй нам с Раисой Максимовной чай. Мне с лимоном, как обычно.

– Хорошо, Михаил Сергеевич. Что-нибудь ещё?

– Нет, спасибо, – ответил Горбачёв. «Интересно, откуда в таком случае эта папка?» – подумал он.

Отложив международные дела в сторону, он стал рассматривать дешёвую папку из прессованного картона и вспомнил инструкцию 9-го Управления КГБ, строго запрещающую брать в руки, открывать и даже находиться рядом с любыми папками, неизвестно как попавшими в рабочий кабинет Президента. Немного поколебавшись, он не удержался и всё-таки взял её в руки.

На ощупь папка была тёплой. На титульном листе крупным жирным шрифтом в три ряда было написано: «Целебная вода. Концепция общественной безопасности. Внутренний Предиктор СССР». И в самом низу помельче: «Державный град Китеж». Горбачёв недовольно скривился и отложил папку в сторону, после чего понюхал руки. Никакого запах не было.

– Рая, – громко окликнул он жену, – не знаешь, что обозначает слово «предиктор»?

– Предиктор? – Раиса Максимовна задумалась всего лишь на секунду. – Это существительное, неологизм, образованный от слова «диктор». Приставка «пре» в данном случае, вероятней всего имеет значения «до», «перед началом». Возможно это суфлёр? А почему ты интересуешься?

«Какой ещё суфлёр? Мало у меня своих суфлёров?» – раздражённо подумал Президент и, словно испугавшись, что жена прочтёт его мысли, поспешно ответил:

– Да так, ерунда, в одной статье попалось. Спасибо, мой генерал.

Он иногда называл жену генералом, чтобы польстить ей и подчеркнуть её значимость. А для окружающих это выглядело милой шуткой. Он снова взял папку и начал перелистывать сухие, как пергамент, страницы с распечатанным на матричном принтере текстом. Вероятнее всего, в его руках был печатный вариант рукописи какой-то книги. Он бегло пробежал преамбулу, в которой говорилось о достоянии русской культуры, об авторских правах, о мистике, выходящей за пределы юриспруденции. Всё это было настолько непривычно, что Горбачёв недовольно поморщился.

Какая к чёрту концепция? Один из помощников Президента докладывал, что некие умники придумали свою «концепцию глобализации», которая якобы должна объединить все народы мира вне зависимости от их национальных культур и ошибок исторического прошлого. Кроме того, он вспомнил недавний доклад гебешников про директиву Совета Национальной Безопасности США, якобы направленную на развал СССР. Но мнения специалистов разделились: кое-кто считал, что это банальный информационный вброс, правда, некоторые отнеслись к этому вопросу серьёзно.

Разбираться со всем этим, тем более вникать в суть каких-то сомнительных директив и концепций было совершенно некогда. Союзе разваливался буквально на глазах: война в Осетии, война в Карабахе, прибалты отделились, за ними грузины. Ко всему ещё и Борис воду мутил со своим референдумом. Наверняка и мартовский митинг на Манежной за отставку президента был организован с его подачи, да и шахтеры на рельсах…

В этот момент раздался непривычно резкий сигнал селектора. Президент вздрогнул от неожиданности и нажал кнопку.

– Михаил Сергеевич, к вам академик Яблонский, – донеслось из динамика.

Горбачёв поморщился.

– Раиса, это ты пригласила Яблонского? – спросил он громко, а про себя подумал: «Или этот выскочка сам припёрся?»

– Да, Миша, Георгий только что вернулся из Лондона, и я решила, что тебе будет полезно с ним встретиться.

«Конечно полезно, кто бы сомневался? Никакого вреда, кроме пользы!» – зло подумал Горбачёв.

– Спасибо, Раиса. – Повернувшись к селектору, он снова нажал кнопку. – Передайте Георгию Алексеевичу, пускай заходит.

Пошарив под столом ногами, он нашёл свои модные туфли и принялся их натягивать, мысленно чертыхаясь и проклиная всё на свете.

Глава 1. Ключ

Случается, что, желая спрятать вещь, снимают доску со стола или другой подобной мебели, выдалбливают в ножке углубление, прячут туда вещь и помещают доску на старое место. Для той же цели служат иногда ножки кроватей.

Эдгар А. По

6 августа 1982 года

Эта необычная история началась с того, что Алекс Ковалёв, программист одного из ленинградских КБ, вернулся из очередной командировки. В этот же день он должен был снова уезжать, и у него было несколько часов между поездами, чтобы передохнуть и взять кое-какие вещи для предстоящей работы. Но попасть в свою квартиру на улице Рубинштейна, где он проживал вместе с младшим братом, ему не удалось. Выяснилось, что он умудрился где-то потерять ключ от входной двери, а брата, как назло, дома не оказалось.

Почесав затылок, Алекс спустился на пролёт между этажами и прямо на подоконнике разложил всё содержимое дорожной сумки. Ключа не было. На всякий случай он даже снял и перетряхнул старенькие потёртые кроссовки – безрезультатно.

Ждать брата бессмысленно – двадцатилетний юноша, вкусивший все прелести студенческой жизни, мог сутками не появляться дома. Что же делать? Не ломать же в самом деле дверь, тем более, что это не так уж просто сделать? Может попытаться проникнуть в квартиру через соседний балкон? Плохой вариант. И тогда Алекс решил тряхнуть стариной.

Он постарается вспомнить, чему его учили на лекциях по объектной материализации, и прямо здесь и сейчас материализует дубликат ключа по памяти. По крайней мере, попытается это сделать. Риска никакого, а при успешном исходе у него окажется полноценный дубликат, которым можно будет не только отпереть дверь, но и запереть её перед уходом, если брат к тому времени ещё не вернётся.

Однако главная проблема заключалась в том, что материализацией вещественных объектов он не занимался несколько лет, а «обмат» – так они в студенчестве называли пожалуй самый сложный предмент на кафедре визуализации и материализации, всегда давался Алексу с огромным трудом. И через двадцать минут он понял, что переоценил свои возможности – те скромные навыки, которыми он когда-то обладал, похоже, утеряны безвозвратно. Нет, с памятью у него всё было в полном порядке – и расположение зубчиков, и бороздочки на ключе он помнил до мельчайших подробностей. И трёхмерная визуальная копия ключа была почти идеальной. Но визуальным образом замок не откроешь, а те нелепые подобия дверных ключей, которые появлялись на подоконнике в результате материализации, выглядели настолько халтурно, что их стыдно было даже брать в руки, не то что совать в замочную скважину.

Алекс вздохнул и устало закрыл глаза. Ну что же, не всем дано. Тимур Геворкян, к примеру, подобную задачу решил бы одним щелчком пальцев, а Михалыч даже без щелчка, одним движением брови. Магистры, они могут и не такое. Но зато им никогда не придумать образ гномика Кеши, забавного персонажа, которого Алекс когда-то визуализировал для младшего братишки, лежавшего дома с ангиной. Случайность это или нет, но после Кеши братик сразу пошёл на поправку. Способность включить выдумку и фантазию тоже дана не всем, и по многомерной визуализации в Китежградском информационном институте у Алекса всегда было «отлично». Он с лёгкостью мог визуализировать самые смелые технические идеи, которые потом находили своё материальное воплощение в умелых руках кбшных технологов и инженеров. Прижавшись спиной к прохладным кирпичам оконного проёма, он с улыбкой вспоминал, как прямо здесь, во дворе своего дома, где сейчас стучат костяшками доминошники, визуализировал в пять раз уменьшенную копию сверхзвукового стратегического бомбардировщика. Это происходило глубокой ночью, когда все спали. Все, кроме вечно не пересыхающего соседа, который стал невольным свидетелем этого чуда. После этого он бросил пить. Визуализация – мощный инструмент.

Но всё это лирика. Проза жизни состояла в том, что ему, магу третьей степени, Алексею Ивановичу Ковалёву так и не удалось материализовать малюсенький ключ от дверного замка собственной квартиры. Он уже начал придумывать алгоритм спуска по верёвке с верхнего балкона, как из открытого окна дома напротив донеслись фортепианные аккорды. Алекс тут же сообразил, что это значит, и стал поспешно складывать вещи обратно в сумку.

В доме напротив жил молодой оболтус по прозвищу Фагот, с которым его младший брат Полуэкт Иванович Ковалёв учился в «бонче», институте связи имени Бонч-Бруевича. Несколько лет назад Фагот со своими приятелями организовал в этом доме что-то наподобие студии звукозаписи, где они стали частенько устраивать музыкальные тусовки.

Дело было так. Родители Фагота переехали в один из новых ленинградских спальных районов, а старую квартиру неосмотрительно оставили на попечение своего любимого отпрыска. А тот, воспользовавшись предоставленной свободой, первым делом превратив родительскую квартиру в общагу. Не простую общагу, а музыкальную – он стал сдавать одну из комнат своим знакомым, студентам консерватории имени Римского-Корсакова. Сюда, как магнитом, потянуло разнообразных питерских музыкантов, как профессионалов, так и самоучек, а также простых любителей современной музыки. Вся эта околомузыкальная суета вокруг некогда тихой и спокойной квартиры, которую тут же окрестили «студией Фагота», стала раздражать большинство соседей, но в конце концов всем пришлось смириться с тем, что рок-н-ролл жив.

Как говорили наимудрейшие, не можешь побороть – организуй, и кто-то из недовольных соседей предложил молодым музыкантам получить официальный статус музыкального клуба. Что и было сделано, но с рядом ограничений. Первое: отсутствие жалоб жильцов-соседей, второе: чистота в подъезде и третье: запрет на употребление спиртных напитков во время музыкальных тусовок, называемых сейшенами или попросту «квартирниками».

Такие концерты, во избежание нарушения первого условия, как правило, проходили в будничные дни и заканчивались ближе к вечеру. К сожалению Алекса, третье условие практически не выполнялось, и частенько после таких тусовок младший брат, который был непременным их участником, возвращался домой навеселе.

Бывают дни, когда опустишь руки, и нет ни слов, ни музыки, ни сил…

Характерный голос исполнителя Алекс узнал сразу. Он вспомнил, что перед командировкой брат ему рассказывал о предстоящем приезде в Питер самого Андрея Макаревича – руководителя набирающей обороты «Машины времени». Музыкант собирался посетить студию Фагота, а значит Полуэкта следует искать именно там.

И я хотел идти куда попало, закрыть свой дом и не найти ключа…

Застёгивая сумку, Алекс усмехнулся. Песенные слова очень удачно описывали сложившуюся ситуацию, но вопрос с ключом всё-таки решен. А вот что делать с этой горсткой бракованных дубликатов, похожих на кучу игрушечного металлолома? Он сгрёб всё это безобразие в пригоршню и, пробормотав простейшее заклинание, швырнул через окно, успев вовремя щёлкнуть пальцами. Кусочки металла превратились на лету в разноцветных бабочек и подхваченные прохладным ветерком бесшумно разлетелись в разные стороны. «Оказывается, есть ещё порох в пороховницах. Да и экологичненько так получилось», – подумал Алекс, выходя из парадного.

Дождавшись когда стихнут последние аккорды слегка расстроенного рояля, он торопливым шагом пересёк двор, заскочил в парадное напротив и позвонил в дверь.

Дверь приоткрылась, и оттуда высунулся сердитый Фагот. По его решительному виду было понятно, что он готов дать отпор любому, кто посмеет выразить недовольство шумным сборищем.

– Алекс, ты? – С подёрнутого юношеским пушком румяного лица Фагота, тут же сошло напряжение и тот приветливо улыбнулся. – Заходи! У нас сегодня праздник, Макар с ребятами приехал. Так сказать, велкам ту зе пати! – долговязый Фагот вежливо посторонился, освобождая проход в квартиру. Треньканье гитар, звон стаканов, смех и весёлый шум, доносившийся из комнаты, говорили о том, что собравшиеся уже давно перешли к нарушению третьего условия.

– Нет, спасибо. Как нибудь в другой раз, я только с командировки. Пол у тебя?

– Здесь, конечно. Может, всё-таки заскочишь, так сказать, с корабля на бал?

– Так сказать, сенкью вери велкам, – Алекс усмехнулся. – С корабля на бал не получится, мне на другой корабль через три часа. Позови брата, пусть на секунду выскочит.

Полуэкт, который с детства обладал неплохими музыкальными способностями, так и не смог убедить родителей отдать его в музыкальную школу. Они посчитали, что их младшему отпрыску будет полезней заниматься шахматами, и он остался без музыкального образования. Но после смерти родителей Полуэкт решил наверстать упущенное и по самоучителю освоил шестиструнную гитару. А в старших классах страстно увлёкся рок-музыкой и стал поигрывать в школьном, а затем в институтском вокально-инструментальном ансамбле.

Как и подобает приличным рок-музыкантам того времени, Пол Ковалёв носил длинные волосы. Длинные насколько, чтобы не разозлить майора с военной кафедры. А ещё он пытался отрастить усы. Усы росли очень плохо, и Полуэкт время от времени их сбривал. Сегодня он был со свежими зачатками усов, в шикарной футболке с какой-то надписью на английском и в крутых, потёртых особым образом, расклешённых джинсах. На выход в люди он обычно надевал круглые, тёмные как у кота Базилио, солнцезащитные очки.

– Какие люди! Надолго? – взглянув поверх очков на брата, спросил Полуэкт.

– Не волнуйся, не помешаю, – подмигнул брату Алекс. – Я буквально на пару часиков, а затем снова свалю на неопределённый срок.

– Куда на этот раз?

– В Казахстан. Слушай, дай ключ от нашей квартиры, я свой категорически потерял. Кстати, не помнишь, где лежит дубликат?

Младший брат протянул заветный ключ.

– Держи. А дубликат ты сам куда-то заныкал, я не в курсе.

– Ладно, поищу. А надолго тут у вас?

Полуэкт пожал плечами.

– Кто ж его знает? Вечер обещает быть томным.

– Ну ты особо не расслабляться. Надеюсь, пиво с портвейном больше смешивать не будешь?

– Не ори, – младший брат непроизвольно оглянулся. – Я взял аскезу. Временно. Короче, если меня не дождёшься, занеси ключ сюда.

Лето в Ленинграде не часто радует горожан жаркими деньками – как правило, это одна-две недели в июле. А в августе, по устоявшимся климатическим традициям, начинается ленинградская осень. В этот августовский день осенью ещё не пахло, но прохладный ветерок прозрачно намекал, что она уже не за горами.

В квартире, куда Алекс наконец-то попал, было душно, и первым делом он распахнул настежь окна. Вместе со свежим ветерком, который начал вытеснять затхлость холостяцкого жилища, в квартиру ворвались ритмичные звуки ударных и бас-гитары, доносившиеся из студии. А вслед за ними влетела большая муха. Пометавшись по комнате, она вылетела в прихожую и уселась на плакат «Роллинг Стоунз», гордость братовой коллекции. Алекс был поклонником классического джаза, и «роллинги» для него ровным счётом ничего не значили, но он не любил мух и стал искать что-нибудь подходящее, чтобы выгнать проклятое насекомое наружу. На глаза попалась газета, вчерашний номер «Ленинградской правды». Скрутив её в трубочку, Алекс повернулся к плакату. Но мухи там уже не было.

– Страшно тебе, скотина? Правильно, бойся – правды все боятся. Ну что же, живи, пока я добрый.

Жуя дляблое печенье, чудом завалявшееся на кухне, он пошёл в свою комнату и уселся за рабочий стол. Первым делом он придирчиво осмотрел хаотично разбросанные там предметы. Беспорядок, царивший на столе, только на первый взгляд казался хаосом. На самом деле каждая вещь представляла собой часть понятной только хозяину комнаты Системы. Переставлять с места на место предметы, перекладывать бумажки и прикасаться к проводам, которые длинными жгутами, словно разноцветные лианы, спускались к столу, было категорически запрещено. Даже технически грамотному младшему брату позволялось далеко не всё.

На одной из таких гирлянд, на проводе от осциллографа болталась зажатая «крокодильчиком» бледная картонная перфокарта от ЭВМ. На ней полуисписанным фломастером было нацарапано: «Я у Фагота. Борщ и котлеты в новом холодильнике»

Оценив юмор брата, который кроме яичницы ничего не умел готовить, Алекс улыбнулся. Он пошарил рукой под столешницей и щёлкнул тумблером – где-то под столом ровно загудел трасформатор. Стоявший на небольшом возвышении полуразобранный телевизор «Юность» зашипел и зярябил чёрно-белыми помехами.

– Ну что, малыш, не знаю, как ты, а я соскучился, – ласково произнёс Алекс.

Со стороны могло показаться, что он разговаривает с телевизором. Но на самом деле он обращался к электронно-вычислительномой системе, в которой полуразобранный телевизор выполняла функцию дисплея. Домашний компьютер с разноцветными кнопками находился рядом на столе и больше походил на дорогую детскую игрушку, но это был полноценный агрегат, на котором можно было программировать. Официально компьютер именовался тоже по взрослому, Зэт Икс Синклером.

– Пообщаемся с тобой, дружище, но в другой раз. Сейчас не до тебя.

Алекс щёлкнул ещё одним переключателем – телевизионное шипение прекратилось, и из динамиков раздались знакомые позывные «Международного обозрения», которое как раз началось по первому каналу.

Рассказ об очередных ядерных испытаниях, которые чуть ли не еженедельно проводились в штате Невада, был прерван неожиданным появлением мухи. Осмелевшее насекомое сначала проползло по телевизионному экрану, а затем перелетело на фотографию Полины, любимой женщины Алексея Ковалёва, которой он недавно сделал предложение.

– Да что же это такое?! Изыди, дрозофила! – Алекс был возмущён такой наглостью и потянулся за газетой.

Муха, почуяв опасность, поспешно метнулась в коридор и скрылась в соседней комнате.

– То-то же. – Он переключил «Юность» на второй канал, где шёл «Сельский час». Бравый председатель колхоза обсуждал с корреспондентом тонкости продовольственной программы, недавно принятой на очередном пленуме ЦК КПСС. Оба сходились во мнении, что эта программа, разработанная по инициативе нового члена Политбюро Михаила Горбачёва, должна волшебным образом наполнить разнообразной и вкусной едой прилавки магазинов.

– Ещё один программист-материализатор, – усмехнулся Алекс.

Он выключил телевизор и принялся изучать газету. Пробежав несколько передовиц, посвящённых трудовым и политическим будням советского народа, он наткнулся на статью, которая сразу же привлекла его внимание. Статья была примечательна тем, что её написал закадычный друг Алекса, его старый школьный приятель по прозвищу Никитос. Популярный в питерской культурной среде журналист Никита Голубев работал в солидном ленинградском издательстве и публиковался в других печатных изданиях под псевдонимом Ник Голуб. В последнем номере «Ленинградской правды» вышла его новая статья. Это был своеобразный ответ на антисоветский выпад известного французского славяниста-советолога Никиты Струве. Капиталистический тёзка Никитоса в одном из западных журналов в очередной раз полил грязью Советский Союз, а Ник Голуб написал свой «ответ Чемберлену».

Алекс от всей души улыбался, читая, как в свойственной ему ироничной манере Никитос развенчивает беспочвенные доказательства бездуховности «хомо советикуса», как убедительно он доказывает читателям, что советский человек, в отличие от западного обывателя, наоборот, является человеком трезвомыслящим и высоконравственным. И что система образования СССР нацелена на воспитание всесторонне развитых личностей, а то, что пишут о нас на Западе – клевета и ложь. Статья была настолько обширной, что не поместилась в одной газете, и окончание должно было выйти в сегодняшнем номере «ленинградки».

Клевета француза на Советский Союз была очевидной, однако Алексу было трудно представить Никитоса, легкомысленного повесу, веселого балагура и любителя выпить в образе гневного обличителя капиталистического строя. Даже несмотря на то, что Никита вырос в семье известного партийного деятеля, он всегда отличался скептическим отношением к коммунистической идее, особенно в политических дискуссиях, проходящих здесь, на улице Рубинштейна.

Дотянувшись до телефона, Алекс набрал номер Захара, их общего с Никитой приятеля, психолога по образованию. Он хотел поделиться с ним впечатлением от никитосовских рассуждений о нравственности и этике. Захар не брал трубку, и Алекс решил, что тот со своей семьёй уже успел укатить на дачу. В отличие от своих школьных приятелей, Псих – так называл его Никитос, был женат

«Интересно, если для холостяков выходные это выходные, то для людей семейных выходные это семейные праздники? Или те же трудовые будни, только ещё более тяжёлые?» – Переосмысливая своё холостяцкое прошлое и примеряя на себя потенциальное семейное будущее, Алекс теперь всё чаще задавался подобными вопросами.

Но прямо сейчас его интересовали два насущных и взаимосвязанных вопроса. Ему было интересно узнать как Ник Голуб закончит свои рассуждения, а для этого нужно сбегать в ближайший киоск «Союзпечати» за свежей газетой. Но перед этим, желательно найти дубликат ключа, который он куда-то сунул.

Его опыт программиста подсказывал: чтобы найти правильный алгоритм решения какой-либо заковыристой задачи, нужно на некоторое время перестать о ней думать. Решение обычно приходит само собой. Устроившись поудобней в старом уютном кресле, он вытянул ноги и расслабился. Из окна доносился очередной хит «Машины».

Двадцать лет – немалый срок, и ты за двадцать лет поймёшь,

Что такое тьма и что такое свет.

Через двадцать лет забудут люди, что такое ложь,

Если только с ними что-то будет через двадцать лет…

Да, казалось бы так и есть – двадцать лет огромный срок, и бессмысленно заглядывать в будущее, которое непредсказуемо меняется. Он и сам так считал до тех пор, пока не разобрался с законом Времени, который ему пришлось изучать в китежградском институте. Теперь Алекс как никто другой чувствовал неудержимое приближение новой информационной эпохи и старался быть к этому готовым. Его беспокоило только одно: младший брат. Алексу казалось, что Полуэкт напрасно теряет время. Время, которое можно использовать более разумно, чем бессмысленные клубные посиделки, разбавленные хмельными напитками, но поучать брата он не собирался. Разберётся сам со временем.

Мысленно улыбаясь сложившемуся каламбуру, он незаметно для себя погрузился в сладкую дремоту. В таком состоянии Алекс пробыл всего ничего, но этого времени ему хватило для того, чтобы получить необходимый прилив сил и энергии. В его пробудившееся сознание, как в распахнутое окно вернулись запахи и звуки окружающего мира. Из фаготовой студии доносились космические переливы синтезатора и тягучее, словно из другого измерения, мурлыканье слайд-гитары.

Я был вчера в огромном городе… городе… городе… городе…

Где совершенно нет людей… людей… людей… людей…

Необычный, похожий на эхо, звуковой эффект заставил Алекса прислушиваться к словам:

И в каждом доме вместо окон… окон… окон… окон… окон…

Я видел только зеркала… зеркала… зеркала… зеркала…

Песню про хрустальный город он уже слышал и раньше, просто не задумывался над её философским смыслом. Некий человек блуждает в лабиринтах зеркального города и на какое-то время утрасивает связь с реальностью. Миллионы собственных отражений он поначалу принимает за жителей огромного мегаполиса. Они похожи друг на друга как две капли воды и дружно кивают ему в ответ, когда он с ними здоровается. А после того, как человек покидает волшебный город, тот моментально становится безлюднм… Забавная аллегория. Наверное, так оно и есть – людям свойственно считать реальностью то, что проникает в сознание сквозь хрустальную призму их собственного восприятия. Но как часто они ошибаются! Особенно те, кто не подозревает… о существовании Зазеркалья!

Алекс резко поднялся в кресле. Что и требовалось доказать! Капельку расслабился – и задача решена! Он вспомнил, куда спрятал запасной ключ. После смерти родителей, когда они с братом затеяли перестановку, он устроил из магического Зазеркалья своеобразный сейф, куда убрал всё самое ценное. Туда же отправился и дубликат ключа. Более того, именно с помощью Зазеркалья он сейчас запросто материализует последний экземпляр «ленинградки», и это избавит его от похода в «Союзпечать».